Внезапное

Убывающий тонкий месяц над Судзураном как золотой глаз небесного дракона. Красная точка в темноте — глаз дракона поменьше, земного, прирученного. — Серидзава? — вопрос-узнавание. — Почему ты не... дома? Хотел спросить «...не с Тацукавой», но вовремя перестроился. Идзаки умеет думать и почти никогда не косячит по-крупному. Ладно, Генджи не в счет. — А ты чего? — дракон смотрит так, будто уже видит в голове Идзаки ответ. Приручишь такого, как же. — Ничего. — Долгих полминуты Идзаки решает, уйти или остаться, и в итоге — остается. Не то чтобы идти некуда. Просто от всего этого не уйти. — Ты знаешь, почему Такия перевелся именно в Судзуран? — Сволочь, знает, куда бить. Идзаки тоже знает. — По той же причине, по которой Тацукава сменил школу? Красная точка раскаляется. — Никогда не чувствовал себя так. Только когда ему делали операцию. Понимать, что от тебя ничего не зависит, и ждать. Это паршиво. С тобой так бывает? Или у тебя все по плану? Нет, Серидзава, твой чертов Тацукава у меня не по плану. И мой чертов Генджи тоже. Нельзя предвидеть цунами и пожар. — Я знаю, как это бывает, — говорит он вслух. — Так и думал. — Красная точка чертит в еще теплом, быстро полнящемся сыростью воздухе мгновенную дугу. — Что будем делать? Так оно прежде и порой случалось — Серидзава спрашивал, Идзаки отвечал. Расчетливый ум — и уважение в глазах лидера школы, право на которое Идзаки в буквальном смысле выбил для себя и которое потом не дрогнув, променял на кучу проблем и бешеный взгляд из-под спутанных волос. Никто другой не умел смотреть с видом победителя, едва держась на ногах. Генджи — мог. Но, сдается Идзаки, на Тацукаву он смотрит совсем не так. Это задевает. Это бесит. Это невозможно не принимать в расчет. И вместо логичного «поговорим», «подождем» или «напьемся» он неожиданно для обоих отвечает: — Давай уедем. — Что? — в голосе Серидзавы изумление. Идзаки улыбается в темноте. — Давай уедем. Куда-нибудь на побережье, дня на три. Со мной как раз рассчитались за одну подработку, хватит снять какую-нибудь хибару. — И что мы там будем делать? — кажется, Серидзава все еще не воспринимает идею всерьез. — Я — спать. Смотреть что-нибудь. Пить. Ты можешь ловить рыбу, если захочешь. — А потом ты будешь слишком пьян, а я пойму, что не каменный, и мы трахнемся. — Возможно. А возможно, я не буду пьян. Или — возможно, — ничего не будет. Не хочу ничего планировать. Не в этот раз. — Я никогда не планирую. Пустое. — Толку-то. Все равно в итоге мы оба здесь. Идзаки вспоминает о причине, по которой оба здесь, и когти небесного дракона снова стискивают грудь — ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни закончить нелепый разговор. Он устал жить в этой нечеловеческой хватке. Ему нужна передышка, глоток воздуха между погружениями. — А знаешь что, — говорит вдруг Серидзава, — я люблю рыбачить. А твои советы всегда были дельными. Это почти не удивляет — что его голос заставляет небесного дракона чуть разжать лапу, и Идзаки наконец может сделать вдох.