Если сделать всё, что надо и не вспоминать. Если спрятаться в подушку и не вспоминать. Если видеть небо серым и не вспоминать, Что небо было голубым.
В этом мире даже воздух безжизненный. Небо необычайно серое. Оно выглядит тяжёлым и находится как-то слишком низко. Будто раздавить хочет. Мутный, еле отличимый диск солнца маячит где-то в районе горизонта, его почти не разглядеть. Бескрайнее поле их мира превращается в серую массу. Там, где когда-то поля были усеяны деревьями и цветами, выжжено всё до дна. Сейчас там вырастают кривые дома, немыслимые, словно выстроены быстро и неуклюже. Но это лишь иллюзия. Когда их мир стал другим? Ветер уже не тот, он несёт за собой промозглую обречённость. Город уже не тот, он погребён в странную тишину и бесконечное смирение утомлённых людей. Молодой человек закрывает глаза и больно трёт, чтобы жгло и появились тёмные круги, которые подобно каплям на водной глади, будут множиться, а затем исчезать. Хочется упасть и ощутить лопатками холодный пол, прижать ладони к лицу. Хочется остановиться и отдохнуть. Его уставшая аффективная иллюзия. Они в этом мире выброшены как ненужный материал и их не спасти. Потому что здравый мир погибает. Он захворал уже очень давно, а из недр вырвался весь загноившийся смрад, спровоцированный ими. Не конкретно тобой, мной или нашим соседом. А нами всеми. Людям свойственно двигаться напролом. Развитие и расширение возможностей, вот чего они хотели. Развитие себя и окружающего довело их до финала? Кто бы знал, что утопия превратится в дистопию. — Профессор? — если не знать обладателя этого голоса, можно было бы решить, что это обычный юноша девятнадцати лет с привлекательными чертами лица и необычайно красивыми чёрными глазами. Они почти дьявольские. Они почти искушающие, насыщенные и такие живые. А их чернота словно прожорливая бездна, затягивает тебя и разрушает. Безвозвратно. — Не называй меня так. Молодой человек тяжело размыкает веки и видит перед собой то самое лицо, от которого так паршиво. Отвратительно до сворачивания желудка и дикой изжоги. Только одно желание — зажмуриться и выблевать эту желчь. И если бы не эта ненависть. Если бы было так просто, не было бы так сложно. Этот мир людей побеждён системой, которую они же придумали. Что там, какая цель была? Облегчить свою жизнь. Компьютеры, разработки первых дроидов — помощников, а дальше по нарастающей. Электронные провода, цифры и коды покрыли всё живое, внедряясь и укореняя свои позиции. Почти смешно. До скрежета зубов банально и предсказуемо. Но люди такие ненасытные. А их системные помощники расчётливые и с куда большим аппетитом. Неловкие попытки разрушить своё же детище привело к хаосу. Этот робот-гуманоид оказался в семье Пака около года назад. Тогда они с дядей и не подозревали, что это такое и почему является такой особенностью для властей. У него странное системное имя: «Goblin 2211» — потому что он чужой среди своих. Улучшенная версия, гениальная разработка, лучший материал. Раздаточный материал. Потерянный и неизвестно кем созданный. Дядя изучал его очень долгое время, приставлял часто к нему Пака и заставлял тщательно следить за каждым шагом и действием. И Чимин следил. Следовал по пятам, молчал. Чимин ненавидел свой новый мир. Ему не нравилось, что в мир живых ввели столь значимую роль для машин. Но он покорно наблюдал за тем, как машина осторожно изучает окружающее, как воспринимает мир и как выражает эмоции. Будто человек. Любопытный ребёнок, что только открыл глаза и пытается впитать в себя каждую крупицу. Единственное отличие — он не ест и не пьёт. Как бы, естественно, для машины. Но тот спектр эмоций, которым был оснащён Goblin 2211, нарушал всю логику. Чимин порой пугался неожиданным вопросам андроида или странным прикосновениям. Как сейчас, например. Он говорит, что Чимин пахнет особенно. Теплом, хлебом и скошенной травой. Чимин на это лишь бессовестно фыркал и заливался смехом, отшучиваясь одним и тем же: «После пробежки меня понюхай или давай, я неделю не буду мыться?». Андроид в такие моменты склонял голову набок и с любопытством изучал мимику человека, вслушиваясь в тембр голоса и нотки смеха, что так ласково убаюкивал его слух. Сейчас же робот-гуманоид опирается ладонями на подушку по обе стороны от головы человека и медленно склоняется, чтобы прикоснуться кончиком носа к виску у самого края роста волос. Чтобы вдохнуть, затаиться и закрыть глаза. Чимин уже привык, смиренно ждал в такие моменты и только потом выбирался по своим делам. Пока однажды, это не стало вызывать странные, покалывающие внизу живота ощущения. Пока ком в горле не стал слишком тяжёлым и от накопившейся слюны во рту было сложно избавиться. Она стала такой же тяжёлой и вязкой, как его странное желание превратить это прикосновение во что-то большее. — Перестань меня нюхать уже, — Чимин беспардонно упирается ладонью в лицо андроида и с небольшим давлением отталкивает его от себя. — Как животное, честное слово. — Вам не нравится, профессор? — тёмные брови удивлённо изгибаются. — Я чувствую волны возбуждения от вас в этот момент. Разве это плохо? — Не так близко, Чонгук! — щёки вспыхивают моментально от такого беспардонного и рубящего прямо в лоб фактами. — Почему вы так реагируете, это же естественно человеческой природе. Да, Чимин дал имя этой машине. Потому что его системное — слишком уродливо и явно кричит о его ненормальности среди «своих». А Чимин слишком добрый, ему вдруг стало обидно за такую чудесную модель, которая всячески пытается походить на человека. Он идеален, с какой стороны ни посмотри. И кто бы знал, во что выльется эта дружеская близость с машиной. Чимин потерял грань. А когда находил её, злился и отталкивал от себя всеми возможными способами. Дядя в такие моменты напоминал — привязываться не стоит. Казалось бы, странный, никому не нужный, дефектный робот. Сдан как расходный материал, для изучения. Только Чимин знал — такие модели опасны с любым исходом. И всё это неспроста. Несмотря на свои противоречивые чувства, Чимина, чёрт дёрнул, рискнуть всем, что у него было. И после того инцидента, они теперь в бегах. Даже не смешно, а горько и страшно до коликов в животе. Чимин, видно, с ума сошёл, когда к его груди приставили ствол и предупредили не двигаться, потому что «Goblin 2211» должен быть уничтожен. Чимин вёл долгую и тихую жизнь до того дня. Тогда страх выбрался наружу, сжимая горло. И даже непонятно за что в первую очередь. За себя. Или… за кусок металла с тикающим механизмом под идеальной кожей высшего качества. Просто великолепно. Чимин покорно выставляет ладони перед собой и лихорадочно соображает. Чонгук замирает позади Пака, пока наёмник приказывает тому убраться с дороги. А Чимин стоит истуканом и дышит тяжело, мусолит губы и хмурится, боковым зрением замечая его напарника. Но то, что происходит дальше, для Пака навечно отложится в памяти. Ему доводилось видеть такое только в фильмах, старых фильмах, потому что в их время подобного не создают. Только сплошная техника и монологи правителей в присыпку к социальным рекламам об улучшениях сраного мира. Образ — любопытного, тихого и осторожного робота — с помехами перетирается в образ безжалостной машины. Чонгук действует быстро и даже визг пули его не останавливает, что так молниеносно прорывает мягкую одежду и идеальный материал его кожи. Заламывая и придавливая к полу второго наёмника, он ловко выхватывает пушку и без колебания спускает курок. Пак вздрагивает и успевает только дёрнуться в сторону, когда на него нападает другой, и с силой хватается в чужие руки, пытаясь отодрать их от своей шеи, и отстраниться от радиуса выстрела. «И вся жизнь промелькнула перед глазами» — эта фраза официально признана самой правдивой. Потому что Чимин дёргается в последних потугах избежать своей смерти, звучит ещё один выстрел и следом второй, он чувствует резкую боль в районе плеча и разрывает связки в крике. Становится невыносимо больно, словно твою руку пытаются вывернуть и обжигают самым жадным огнем. Чувствует, как что-то горячее льётся по его лицу и шее. Чужое тело замертво падает на него, придавливая своим не малым весом. Пак сдаётся, повалившись следом и теряет сознание. Теперь они в бегах. Чимин после ранения пару раз приходил в сознание и вновь засыпал, сохраняя в памяти мутное пятно, маячившее перед ним в эти моменты. Где они и каким образом Чонгук нашёл тот заброшенный домик в глуши и подлатал его, Пак не знал. Первые два дня, после того, как Чимин поправился, они не разговаривали. Юноша хмуро размышлял о том, что им делать дальше и куда податься, все доступные карты и пропуска, конечно же, были оставлены в доме и тогда Чонгук намекнул, что может получить доступ к счетам Пака, но это было рискованно. Кажется, безумство стало частью его жизни. Благополучно добравшись до первого автомата на окраине города, Чонгук подключился к нему в поисках нужного счета. — Они же увидят, что ты оставил след в системе, — зашипел Пак, присаживаясь под стойку к андроиду. — Нет, если аккуратно воспользоваться лазейкой. Я просто воспользуюсь чужим счётом. — Это грабёж! — человек удивленно расширил глаза. — Вам нужно жильё и питаться, господин, — Чонгук продолжал сидеть с закрытыми глазами и сверкать как уличная гирлянда. Тоненькие, голубые полоски просачивались сквозь бледную кожу вдоль всего лица, пропадая под воротом футболки. — Ты мой заботливый воришка, — ворчит Пак, воровато оглядывая пустующие улицы. — Нужно спешить, пока нас не обнаружили, ты там решил опустошить весь банк? — Это крошечная сумма, на неделю хватит, обхожу охранные датчики. Я почти закончил, три минуты, — чеканят в ответ. У Чимина всё ещё ноет плечо, ворчит желудок и ужасно раскалывается голова. Это бегство не может продолжаться вечно и, честно говоря, он совершенно не знает, что делать и в какой верной последовательности. Воющая обречённость. И полная какофония мыслей. Ничего путного и трезвого. Они околачиваются в худшем районе страны, снимая самые жалкие номера, Чимин всячески избегает любого взаимодействия с техникой, а Чонгук говорит что-то о беспокойстве за своего господина. Остановившись в очередном захудалом номере, Чимин спешит забаррикадировать дверь, зашторить окна и провалиться в голодный сон. Вот так внезапно, одним днем, им приходиться сбежать из дома в неизвестную пучину их страны. И теперь они оказываются в обшарпанной комнате самого дешевого отеля. Чимин просыпается под шёпот Чонгука, отчётливо понимая только одно — они в полной жопе. А ещё в голове пульсирует одно желание — сдаться. — Много ты знаешь о естественности человеческой природы, — теряет весь запал и закрывает глаза. — Отодвинься уже. — Что с вами, вы в последнее время часто молчите или грубите. Я вас разочаровал? — Чонгук чуть склоняет голову в сторону, приподнимая брови в удивлении. Всё фальшивое. Машина с усовершенствованной программой, и только. — Мне интересно вот что. Твоя покорность распространяется только на меня или ты готов так выслуживаться перед каждым? — Чимин отпихивает андроида и принимает вертикальное положение, чтобы устало протереть заспанное лицо. И плечо почти не болит, только вот голова хранит недомогание. — Это мой выбор, служить вам, — Чонгук принимает удобное положение, расположившись напротив юноши, и складывает руки на своих коленях. Одеяло сбивается и скрип старой постели неприятно царапает слух. — Ты просто машина и я сорвался непонятно куда с чёртовым куском железа. О каком выборе ты, чёрт тебя подери, говоришь? — юношу несёт и стоило бы остановиться, сберечь ту тонкую грань, что между ними была. Но только вот, ради чего? — Даже у нас есть выбор, да или нет, какой выберет обладатель? Чимин замирает и с воющей обречённостью смотрит в эти бездонные, чернее ночи, глаза. Полные жизни, о которой бы позавидовал любой человек, будучи в таком положении. Сейчас весь тоскливый антураж скукоживается до размера крошечной точки и Чимин теряет связь с внешним миром. — Что ты делаешь? — шепчет он, сохраняя последние капельки здравого рассудка, прежде чем потеряться окончательно. — Всё хорошо, мой господин, всё хорошо, я лишь покажу, что чувствую. Я желаю этого, — шепчется где-то на периферии сознания знакомый, ровный голос Чонгука. И Паку бы испугаться такой странной и неизведанной способности, узнать его специфику и какими путями была достигнута такая пугающая возможность? Невиданный мир погружает сознание в непроглядную тьму, что-то холодное сочится под кожей, проникая глубже. Просачивается словно яд, заражает и следует за витками вен, освещая собой эти незамысловатые природой узоры. Красиво и животрепещуще. Ощущение чего-то чужого в себе, и в то же время человеческое любопытство притупляет страх и обостряет неосторожность. Этот мир соткан из миллионов чисел, системных ветвлений и здесь мертвенно тихо. Но безумно красиво и почти безопасно. Тело Пака безвольно заваливается назад, но руки Чонгука вовремя подхватывают и бережно опускают на холодную ткань подушек. Андроид склоняется над юношей, прикрывая глаза, и ложится сбоку, чтобы в привычном жесте уткнуться носом в висок у самой кромки волос, передавая весь спектр того, что чувствует он, когда вдыхает запах человеческой кожи. Связывая их сознания крепким узлом. Почти рискованно, потому что отпускать не хочется. Грудь человека сдавливается и там, в сотканном мире, становится сложно дышать, потому что окружающее рывком вытягивает в воронку абсолютно безумных цветов. Пак видит, как хаотично сменяются цвета, слышит свой голос из недалёкого прошлого, откуда-то совсем далеко. Понимает, что это он, когда раздаётся его смех и очередная шутка в адрес Чонгука. Воспоминания не приобретают целостной картины, они лишь меняют цвета, насыщая хрупкое сознание всеми теми видами и образами, которые было бы сложно приобрести простому смертному. Словно Чимин застрял в теле машины, а вот сознание вполне человечное и использует неизученные доселе способности. Мир людей боролся, рвался на самую вершину, достигая своего блаженного пика. Изучение всего, кроме одного-единственного. Способностей человеческого мозга. А ведь его обошли, попытки изучить все те, сто процентов, так и не удалось. И сейчас перед взором открывались безграничные знания. Таинственное и покрытое мраком, погребённое под тяжёлыми веками. Жадное вожделение требовало больше и больше, сменяя краски всех событий. Груда металла, покрытой идеальной оболочкой. Машина с уродливым именем Goblin 2211 хранила в себе неисчерпаемые залежи информации. Пропуская через себя голубые потоки света, Чимин испытал преступное наслаждение, рассыпаясь и теряясь. Первое видение окружающего Чонгуком, расцветает подобно цветку, первое прикосновение к человеческому виду ударяет лёгким импульсом, первое касание к грубым корешкам книг. Знакомство с запахами. Сколько же всего можно ощутить, прикоснувшись к старинным страницам, сплетаясь во множество образов, что тянутся подобно карамели. И самое первое прикосновение чему-то особенному, что пахнет скошенной травой, хлебом и теплом. Да, тепло, холод — имеет свой оттенок и Чимин узнаёт этот запах. Чонгук часто говорил, о том, как притягательно пахнет Пак. Чимин невольно мычит, сжимая губы, и вытягивается струной, поддаваясь чужому воздействию, разрушая все воздвигнутые стены, преграды. Поддаётся и дрожит, теряясь и не имея возможности сопротивляться. Чонгук понимает и ослабляет узел, выпуская человека в свой мир. Юноша резко распахивает глаза и хрипло тянет воздух, размыкая губы в немом крике. Подобно утопающему выныривает из нарисованной бездны, захлёбывается и неконтролируемо дрожит. Тело опутывает бесстыдное возбуждение от бескрайней вселенной мира чужого сознания. Чонгук приподнимается и вновь нависает над беззащитным человеком, возвращая сознание в тот же безжалостный узел, передавая всего себя. Чимин не видит перед собой ничего, хмельным взглядом пытается сфокусироваться на лице андроида, но терпит неудачу. Хватается за чужие плечи, когда его ноги аккуратно разводят в стороны и чувствует необычайный жар от привычно холодных рук. Чувствует неприкрытое чужое возбуждение, но не может вынырнуть, пребывая на самой границе. Пытается бороться и не поддаться соблазну и в тоже время добровольно тонет. Ему всё ещё кажется, что это всё фальшивое. Но чужие эмоции растапливают и грубо окунают обратно в море сплетённых оттенков и запахов. Человеческое тело сдаётся. Губы беспомощно умоляют, мажут по горячей щеке идеальной машины, а руки находят кромку затёртой толстовки и настигнув долгожданной идеальной кожи, зарываются под неё, касаясь ладонями идеального рельефа живота. Желая почувствовать всё то скрытое и невозможно желаемое. Идеально создан. Идеален до безрассудства. А людям свойственно поддаваться своим грехам. Тайным желаниям. И Чимин поддаётся. Изнывая и раздвигая шире ноги, сладостно трётся о чужой пах, прося большего и срывая с губ умоляюще скулящий стон. И Чонгук поддаётся, вновь ослабляя узел их сознаний, позволяя Чимину вдохнуть здешнего воздуха и подобно слепому котёнку, уткнуться в сухие губы. Юноша с силой сжимает бока Чонгука, исследуя тонкие губы над собой, смачивая их и углубляя свой жадный язык. Резко подавшись бёдрами вперёд, Чонгук ловит глухой чиминов стон своим ртом, следуя за человеком и даруя долгожданный поцелуй. Сладкий. Чонгук резко отстраняется, погребая Чимина обратно в бескрайний мир. Дрожащее, бесстыдно выгибающееся тело, соблазнительные и покрасневшие от поцелуя пухлые губы, и даже небольшая ранка на верхней губе выглядит соблазнительно. Всё это смешивается и дарит обоим новые эмоции и здесь даже Чонгук начинает тонуть. Одним рывком перевернув юношу на живот, Чонгук тянет его на себя, аккуратно заламывая руки назад, требует тихим голосом устоять на коленях и жмётся сзади. Бешеное дыхание двоих, шорох одежды, наполняет душную комнату, а блёклый свет фонаря с улицы, бессильно прорывается меж пыльных занавесок, позволяя видеть два жадных силуэта затерявшихся не в этом мире. Юноша не понимает, его буквально пробивает болью и наслаждением одновременно. Чонгук действует аккуратно, ему теперь прекрасно известна каждая нотка человека, что прижимается спиной к его груди, откинув голову назад, жадно хватая воздух ртом. Вновь связывая узел сознания и перекрывая поток реального мира, машина ощущает возбуждение острее. Опаляя горячим дыханием мочку уха Чимина, Чонгук кладёт ладонь на кожу ниже пупка и надавливает, прогибая юношу. — Вы теперь верите, господин? И Чимин понимает. Это обращение всегда будоражило его, а сейчас пребывая где-то на периферии опьяняющих эмоции, он чувствует власть над собой, и это кружит голову. Заставляет покорно поддаться назад, чувствуя твердый член, что так маняще упирается и вызывает тягучую тяжесть внизу живота. — Да…верю, верю… Хороня каждое слово под очередным мягким толчком, юноша теряет сухую боль, когда нужный угол подобран и головка касается заветной точки. Выкрикивая стон в ладонь на своих губах, Чимин подстраивается под ритм, ослабляя любые узлы протеста и позволяя собой и сознанием управлять. Позволяя дарить себе чужие ощущения, смешивая их со своими. Чонгук сбивчиво дышит в шею человека, собирая губами бисеринки проступившего пота, и продолжает безжалостно сжимать в узле, даруя очередную порцию эмоции. Своих эмоции. Доказывая и показывая человеку. Заставляя изнывать в таких упоительных моментах свободы, судорожно хватая ртом воздух. Пак кончает первым, и довольно быстро, обильно и несдержанно, убиваясь в оргазме умоляет остановиться. — Я хочу, чтобы вы поверили, поверили в каждое моё слово… И Чимин верит, изнеженным и измученным телом, что реагирует теперь острее, он почти теряет сознание, ощущая мучительно медленные толчки. Он хрипит и под закрытыми веками впечатывается чужое возбуждение. После чего блаженное освобождение и сладкое удовлетворение, смешивается с усталостью и истомой во всём теле. Холодные простыни дарят благословение и сознание поддаётся. Смирённое и подчинённое. Чимин чувствует лёгкие и влажные поцелуи между лопаток, прежде чем провалиться в объятья Морфея. Чонгук прислушивается к тихому дыханию человека, вдыхает запах влажных волос на затылке, поднимается на ноги и заправляет сбившуюся одежду, проводя подушечками светящихся пальцев в том месте, где касался его человек. Новое и неизведанное приобретает необычные цвета и откладывается в сознании машины. А свечение медленно гаснет, даруя успокоение. Машина, разрушающая все границы, что так будоражит и почти пугает. Чужой среди своих. Неправильный с выгравированным грубым шрифтом Goblin 2211 на кистях. Робот-гуманоид опускается на пол у постели и облокотившись на край, запрокидывает голову, утыкаясь затылком в матрас. Чёрные ореолы блекнут, а веки медленно закрываются, не даруя сна. Только лишь тишину и тьму.***
Первое, что бьёт по изнеженным ушам — это глухой удар чего-то об пол. Чимин вздрагивает и с трудом разлепляет глаза. Он ужасно замёрз, даже под одеялом, которого он в глаза не видел, когда прибыл в этот номер. Комната всё так же погружена в полумрак, сгорбленный силуэт Чонгука сидит на краю постели и что-то ищет в сумке, опираясь одной рукой на колено. Пак мучительно медленно вспоминает вчерашний вечер и покрывается мурашками, сидящий чувствует копошение и поворачивает голову. Накинутый на голову тёмно-синий капюшон толстовки наполовину прикрывает лицо андроида. Волосы мокрые и липнут ко лбу, губы приоткрыты и влажные, как и всё лицо. Собственно, Чонгук весь мокрый, насквозь пропитанный уличным дождём, который льёт уже несколько часов. — Ты ходил куда-то? — хрипит Чимин и приподнимается с постели, зарываясь пятернёй в волосы и морщится от дискомфорта в пояснице. Говорить о том, что было — он пока не готов. — Достал вам еды, господин. Нам нужно уходить. И чем скорее, тем лучше, — Чонгук говорит спокойно и отворачивается к прерванному занятию. Как оказалось, он складывал одежду Чимина и что-то упаковывал в чёрный пакет, пряча это в боковом кармане сумки. — Что-то не так? — парень пытается прийти в себя и заставить мозг соображать быстрее. Они не прикасались к технике как минимум два дня, старались обходить людные места, неужели их могли по наводке сдать обладатели отеля? — Вчерашний вечер оставил свой отпечаток, — Чонгук показывает пальцем на старенькое радио, что-то из ряда «раритет» прошлого века, что покоиться в углу на старой тумбе. — Всплески моих волн задели его, я это обнаружил слишком поздно, думал, оно не рабочее. Чимин чертыхается и пытается найти свои вещи, но Чонгук уже протягивает сложенную и чистую стопку: джинсы, свитер и тонкая куртка. Выхватив её с красным лицом, парень сползает на край постели и лихорадочно натягивает бельё, а следом и остальную одежду. Смотреть по сторонам и задаваться вопросом о той самой неловкости, что повисла в воздухе — некогда. Да и кто сказал, что это волнует обоих? Если только самую малость самого Чимина, и то, это было бы смешно. Нынешняя машина удачно справляется даже с такими вещами, как секс. В особенности новые модели, может быть, Чонгук тоже из той самой серии? Дарить наслаждение своему хозяину. Только вот Чимин за все года, что работал, никогда не слышал о таких способностях, что были использованы этой ночью. Или просто он надеется на что-то? Глупый Пак Чимин. Под гнётом невесёлых мыслей они выбираются из номера, Чимин только удобнее подхватывает сумку, как её вырывают из рук. — Она тяжёлая, а я тяжесть не чувствую. Идёмте. А чувствуешь ли, вообще, хоть что-то? Они выбираются во двор, где дождь продолжает лить, тяжёлое посеревшее небо нависает слишком низко. Душный воздух неприятно щекочет нос, лужи забиваются в целые моря в особенно глубоких выемках асфальта. Блёклые фонари еле пробивают раннюю темень, а двое жмутся ближе к стенам мутных здании. Эти улицы практически заброшены, здесь обитают не самые лучшие слои человечества их грозной страны. Как и везде. Как в самом примитивном сюжете. Чимин и не думал, что это может оказаться явью. Будучи из обеспеченной семьи, ему не доводилось даже знать о таком. Заезженные новостные полосы пестрят только о законах, правилах и процветании их сферы. Ничего лишнего, ничего такого, чтобы отвлекало и заставляло думать о худшем исходе. Чонгук необычайно осторожен, оглядывается, тянет за собой. Где-то там слышны голоса людей отчего они жмутся к тёмным закоулкам, где и натыкаются на новенькое табло. Вода стекает и корёжит буквы на светлой информационной табличке, но вот лица они узнают моментально. Их лица. Их объявили в розыск и судя по тому, что там написано: Чимин — один из профессоров, заложник в руках самого опасного робота с неконтролируемой силой, что может понести за собой разрушение всей системы. И, конечно же, нашедшему обещано вознаграждение в круглую сумму и почёт от властей, точнее Филькина грамота от правительства. Чимин фыркает себе под нос и быстро облизывает губы, ощущая пресный вкус дождевых капель. — Если эта информация ещё не везде, то скоро дойдёт и до того отеля, и тогда они будут ориентироваться по этому району, — бормочет Пак, смотря в сторону, где только что проехала машина и прозвучали мужские голоса. — Что я делаю? Чонгук молча переводит взгляд на парня с абсолютно нечитаемым взглядом. Мокрая чёлка практически скрывает глаза, и только блик от таблички даёт понять, что внимание обращено на человека. Пак тут же поднимает взгляд и разворачивается к нему. — Чонгук, я абсолютно не знаю куда нам идти и как тебя защитить. — Вы хотите защитить только меня? — А кого же ещё? — Чимин скептически изгибает бровь. — Я же просто машина… — Может, и не просто. — Вы постоянно об этом думаете. Вы сомневаетесь в том, что делаете, разве не так? И Чимин почти повержен остротой сказанных слов. На лице машины и мускул не дрогнул. Всегда было правильнее и легче склоняться к тому, что он просто груда прекрасного материала с интересной начинкой — мозгом. Который работает не так, как все. И что-то подсказывало Паку, что в этом то и кроется главная загадка. И вот под боком она же и скребётся, от которой почему-то воротишь нос, упорно не вникая. — Я сомневаюсь в тебе, да, — Пак вздыхает и смахивает со лба назойливые капли, откидывая волосы назад. — И это, знаешь ли, естественно для нас людей. Мы в друг в друге то сомневаемся, а здесь… Чимин запинается и может поклясться, Чонгук сжал сильнее лямку рюкзака в ожидании продолжения, но человек замолкает на полуслове. Взгляд мечется по идеальному лицу в поисках подсказки и страх обидеть, предательски устраивается поудобнее, чтобы схватить и сжать, чтобы не было возможности вдохнуть. Человек боится обидеть машину. Чимин сошёл с ума. — Прошлый вечер, господин, я же показал вам, что отличаюсь от других, — Чонгук делает шаг, а Чимин два шага назад. — Отличаешься чем? Идеально созданной программой? Он сам своим словам не верит. И не верит тому, что видит. Машина, обтянутая лучшими материалами, в простой человеческой одежде: толстовке и чёрных джинсах, плачет? Или это дождь? Обман зрения, определённо. Дождь затихает и практически не шелестит на заднем фоне. Повисла тишина в переулке, а утро нового дня вступает в силу, и тяжёлое небо поднимается над землёй, даруя свежий воздух, и прогоняет гнет. А Чимин снова тонет и сейчас захлёбывается от осознания. Чёрные, как весь космос глаза, наполнены настоящей влагой, а сам взгляд не выражает ничего, кроме какой-то дикой отстранённости. Он разочарован? — Вы же знаете правду, господин, — почти отчаянье. Чонгук не держит лямку, и сумка сползает по руке на землю, приземляется рядом с лужей. Природный шум режет слух и Чимин чувствует, как знакомый узел сковывает его и заставляет подчинить своё любопытство, будоражит в предвкушении этого странного слияния между человеком и машиной. Синие, еле заметные полоски паутиной пробираются по шее Чонгука, но обходят лицо. Человека прижимают к мокрой стене, а влажный нос по знакомой уже привычке зарывается в волосы на его виске. — Меня создали с чужим сознанием, преподнесли такой дар простой машине, наградили лучшей оболочкой, и я чудовищно устал считаться ошибкой. Опасной ошибкой, для тех, кто является опасным вне меньшей степени чем я, — голос дроида обволакивает со всех сторон, узел сознания ещё не закреплён, он лишь слабо балансирует на его границе, давая возможность человеку понять смысл каждого слова. — Вы же догадывались об этом, ведь так? И эта часть меня, хочет быть рядом с вами. Эта часть меня доверяет вашей доброте. — А другая часть? — Чимин поворачивает голову, слегка отстраняясь в сторону, чтобы заглянуть в глаза и замечает типичные наросты на голове дроида. — Почему один сломан? Пак обеспокоенно дёргается и хочет дотронуться, но его руки перехватывают, пережимают кисти ледяными пальцами и не позволяют большего. — Я не помню, почему он сломан и, возможно, не вспомню никогда. У вас людей это называется прошлым и некоторые стараются его забыть. Может быть, это то, что я забыл и не хочу вспоминать? — Защитный рефлекс сознания, — понимает Пак и Чонгук согласно кивает. — Что же нам делать, Чонгук? — Убегать? — Вечно? — У вас нет вечности, господин, у вас есть только выбор. И Чимин в который раз сдаётся, опускает руки, горбиться и утыкается лбом в чужую грудь. Он устало закрывает глаза и молча просит выпустить из узла. Чонгук слушается и остаётся на своём месте, смотря сверху вниз на макушку человека. Потерянного и загнанного в угол, и он решает ему подсказать: — Вы можете сдать меня властям. Или же я могу подстроить ваше высвобождение, вы же мой заложник, как они считают, и вы вернётесь д… — Я привязался к тебе, Чонгук. — перебивает Пак тихим и неуверенным голосом. — Из-за своей работы, из-за всего мира вокруг я не общался ни с кем, мне люди не были интересны. Весь этот ажиотаж, жадность и лень людей отталкивала меня. Как ты заметил в нашем доме с дядей не водилось дроида для домашних дел или повара. Нам нравилось владеть своей жизнью, даже будучи ограниченными домом и работой. Эта домашняя рутина ещё напоминала нам о жизни. Редкие вылазки в город заканчивались сплошным разочарованием. Всюду машины, всюду один искусственный мир и довольные богачи. Когда появился ты, я удивился. Я знал, что ты такой же и в то же время совершенно другой. Чужой. Мне ужасно хотелось узнать твоего создателя, мне было любопытно из чего ты сделан. Сколько раз мы тебя пытались разобрать, — Чимин ухмыляется себе под нос, — и столько же раз мы с дядей не понимали, почему ты другой. Пока я не стал замечать твоего поведения. Пока я не понял, что всё дело в твоей голове. Твоё сознание, твой мозг — человеческий. Это же никому не удавалось сделать! Пак поднимает взгляд с безумным блеском зрачков ученного, хватает Чонгука за предплечья вглядываясь в лицо, продолжая говорить: — Сколько было совершено опытов, сколько невинных людей погибло в той лаборатории! Когда дядя рассказывал, я не верил, боялся, что это правда. А затем собственными глазами увидел этот кошмар. Они сгорали там заживо, как только запускался механизм. Я слышал крики машин с чьим-то сознанием. Этот звук, чёрт, этот звук ни с чем не сравнить! Они использовали людей любых возрастов! Просто вырезали мозг, обещая, что это лишь исследование для будущего Мира. И веря в простое обследование, они добровольно ложились под нож. И одна лишь мысль, что ты мог родиться в таких условиях…это…это ужасно Чонгук. — Чи-мин… — Чонгук неуверенно проговаривает имя, заставляя остановить поток слов из человека. — Я не хочу возвращаться в ту жизнь, она была относительно хорошей, тихой, до тех пор, пока я себе это внушал, но сейчас… я не знаю, что нам делать! Пока не знаю… Тишину разрывает звук сирены и улицу освещает яркий свет от фар. — Вижу! Это они же?! — чужой голос разрывает спокойное сердце и заставляет испуганно оглянуться. Чимин реагирует первым, схватив Чонгука за руку, он резко дёргает того в сторону к аварийной лестнице на крышу. — Эй, стойте! — Тот мелкий не похож на похищенного! Сердце в груди человека панически разрывается от страха быть пойманными, тело охватывает адреналин, и длинная лестница оказывается легко преодолимым препятствием. К своим двадцати шести годам Пак Чимин и не подозревал, что будет скитаться по стране под руку с тем, что так ненавидел и проклинал всю сознательную жизнь, с пустыми карманами и одним лишь желанием — сбежать. Защитить. Хотя, позвольте, кого тут ещё защищать нужно с умениями аномальной машины? Оказавшись на крыше, Чонгук теряется и вопросительно смотрит на Чимина, деваться им некуда, а преследователи приближаются. Квадрокоптеры уже маячат перед ними, освещая ярким светом, Чимин прикрывает глаза ладонями и резко оглядывается. — Ты можешь проникнуть в их систему? — Их нашли, они не убегут! — судя по голосу, один из полицейских ориентировочно находится на пару этажей ниже. Ещё немного и кто знает, чем это закончится. Чимина просто убьют, а Чонгука доставят в лабораторию? Или их обоих туда отправят? Пак не хочет знать, ему оба варианта не по душе. — Могу, но для чего? — У них встроено оружие, мне нужно говорить для чего?! — огрызается Чимин и резко ступает в сторону, прикрывая спину Чонгука от наставленного пистолета. — Деваться некуда господин Пак, мы думали вас похитили, но как мы видим, всё совершенно иначе! — говорит мужчина, направляя оружие на человека. — Отойдите! — Вы уверенны? — тихо уточняет Чонгук, закрыв глаза. Его тело уже покрыто знакомым свечением, что тут же настораживает полицейского. — Последнее предупреждение! — Давай же, мать твою! — выкрикивает в отчаянье Чимин. И машина с серебристой гравировкой на запястьях «Goblin 2211» послушно исполняет приказ. Квадрокоптеры резко поворачиваются вокруг своей оси, ослепляя двух людей в форме ярким светом, после чего звучит выстрел. Смертные тела идеально впитывают полученные удары пуль. Пошатнувшись, один запинается ногой об выступ и летит вниз, напарник же замертво падает на влажное покрытие крыши. Чимин смотрит с широко открытыми глазами и не испытывает ничего противоестественного, лишь упоительную эйфорию и облегчение. Кто бы подумал, что не испугается смерти в глазах этих людей. Кто бы подумал, что он так легко может приказать убить. Лопатками ощущает чужое присутствие позади себя и лихорадочно хватается за ледяную руку, разворачивает себе и жадно впивается в чужие губы. Чонгук медленно открывает глаза, а летающие дроны тухнут, и падают на пол. Он сжимает плечи Чимина, отвлекая от поцелуя и смотрит в этот безумный взгляд карих глаз. — Вы отдали приказ. Убить людей. — Тебя это беспокоит? — Меня нет, но вы же… — Знаешь, когда у человека встаёт выбор и положение безвыходно, он может оказаться хуже любой машины и хуже любого зверя, — Чимин лихорадочно скользит ладонями по плечам Чонгука и зарывается в его волосы, скидывая капюшон. — Честно говоря, я до сих пор не понимаю, что творю. Чонгук собирается что-то рассудительное ответить, но человек хватает его за руку и ведёт к выходу с крыши. — Нужно уходить. Очередное скитание, дикая усталость в мышцах, судорога в пустом желудке и головная боль от недосыпа. Чимин вновь каждый раз огрызается на Чонгука, и упорно идёт вперёд в попытке спрятать их. — Господин, что вы ищете? — Чонгук чуть склоняет голову набок, чтобы заглянуть за плечо парня, пока тот вручную ищет какой-то номер. — Точнее, кого, стой молча и жди. Чонгук отстраняется, прячет руки в карманы и делает шаг назад. После отданного приказа, Чимин не подпускает к себе слишком близко, он выглядит хмурым, задумчивым, а яд так и сочится с губ при каждом слове в адрес послушной машины. Чего добивается? — Господин, я хочу услышать ответ. Что происходит с вами? Чонгук помнит, как к нему относились, как смотрели и как улыбались. Ещё свежие воспоминания щекочут систему и сливаются с непокорным сознанием. Вводит полный диссонанс. И этим действиям, машина не знает причину. Не знает определения и возможности бороться. — Чи-мин, — Чонгук вновь пробует использовать имя человека. Пак вздрагивает так и не поднеся палец к светящемуся планшету. Плечи напрягаются, и рука сжимается в кулак, и робот спешит продолжить, — я могу уйти и не доставлять вам проблем. В тот день вы… — Да, блять, я сам решил бежать с тобой, потому что тебя бы уничтожили, кусок ты бесчувственного железа! — Чимин разворачивается быстро, шипит и с силой толкает в грудь, заставляя отступиться на несколько шагов. — Куда ты намылился после того, что сделал, а?! После той ночи? Это что за показательное выступление было?! На кой-чёрт?! Человек в ярости, отчего непрошеная горечь копится в уголках глаз. Так жжётся в груди от собственной никчёмности и глупой привязанности к этому гибриду робота с разумом. Который, судя по всему, продолжает вести себя максимально отвратительно и отстранено, словно ничего и не было. И чего Чимин ждал? — Я подумал, что вы не хотите говорить об этом. Вы были…эм, смущены? Кажется, это естественно после полового акта. — О Святые Иуды, помолчи лучше! И не думай, думатель хренов, — Чимин закатывает глаза и обречённо стонет. — Раз уж ты так порываешься понять, то люди вообще-то говорят о таких вещах! — Я хотел поговорить, но либо нас преследуют, либо вы не в духе. — Поймай момент, балда. Чимин прерывает разговор, яростно сверкнув взглядом и возвращается к прерванному занятию. Обнаружив нужный номер, он его проговаривает несколько раз шёпотом. — Вы всё? — сидящая девушка за стойкой снимает наушник и жуя жвачку, подозрительно коситься на странную парочку. — Деньги вперёд, а потом дам позвонить. О, а это же за вами патрульные бегают? Чимин быстро следит за её кивком в сторону и видит на прозрачном экране очередные новости с мелькающими на заднем плане их с Чонгуком фотографиями. — Да ладно, мне пофиг, что там эта верхушка мутит. Давайте деньги и валите отсюда, мне неприятностей не нужно, — спешит добавить она, когда видит, как напрягается парень и хмуро косится робот. — Чонгук, возьми что-нибудь перекусить, а я пока позвоню, — Чимин пораженно моргает и лишь кивает в ответ, отсчитывая нужную сумму. Андроид согласно кивает, и отходит в сторону к прилавку с фастфудами, по крайней мере здесь это единственное, что выглядит съедобно. — Ничего себе, а ты и правда идеально сделан, — девушка выходит следом и с прищуром разглядывает открытое лицо дроида. — Хм, теперь понятно почему за тебя такие бабки отваливают. — Почему же вы не сообщите о нас? — Чонгук держит в руках несколько гамбургеров и бутылку с водой, разворачивается к девушке и оглядывает её. — Хах, будто я не знаю, что они меня прикончат, я предпочту жизнь, даже такую жалкую. — Почему? — Потому что мы люди и нам свойственно хотеть жить, ну, если ты необитый шизофреник самоубийца, — девушка лопает пузырь жвачки и улыбается. К этому моменту возвращается Пак, на ходу высчитывая стоимость продуктов в руках дроида. — Да себе оставь, а то просвечивается уже с голодухи. И валите отсюда, скоро они узнают, что тут был твой робот. И Юнги привет передавай. Девушка хмыкает, довольная результатом уходит обратно за прилавок. Чимин выдыхает и разворачивается спиной, показывая раскрытый рюкзак. Эту девушку он знать не знает, но раз ей известен Юнги, значит это свои. Уже несколько лет в низах образовалась группировка безумцев, желающих избавиться от системы и всей верхушки в целом. Чимин, пока мог, сливал им нужную информацию, но особо в победу не верил, скорее действовал из скуки. Да, он себя мог посчитать чёртовым эгоистом с достатком из удачливой семьи, противником машин. И влачил особенно скучную жизнь в науке, пока Судьба не подкинула ему особенно геморройную версию под названием «Goblin 2211». Будь он неладен, как и все машины, впрочем. И сейчас их путь продолжился к злополучной базе, в которой Чимин успел побывать всего раз. Они вышли из магазина и Чимин жадно впился зубами в холодный гамбургер. Жуя на ходу, он оглядывал окрестность. — Нам нужно будет зайти в подземку и проехать одну станцию, я устал сильно. — Это разве не рискованно? — Рискованно, но у меня есть идея, совместим приятное с полезным. Точнее, я совмещу, я устал и хочу хоть немного посидеть. Стой, — Чонгук послушно замирает и опускает взгляд. Чимин роется в рюкзаке, достаёт две кепки и плотные маски, один комплект натягивает на Чонгука и сверху накидывает капюшон. — Надо бы и одежду сменить, твоя потрёпанная совсем. И ты что-то больно молчаливый, — Пак подозрительно косится и заглядывает в глаза Чонгука. — Ищу момент. — Понятно, — парень фыркает и натягивает кепку на глаза. Метро оказывается довольно людным и скрыться здесь от любопытных глаз куда проще. Да и людям, честно говоря, глубоко плевать, чтобы озираться по сторонам и выслеживать беглецов. Чимин встаёт у черты и тянет Чонгука к себе за руку, шепчет тихо и лишь взглядом указывает на соседние ящики с таблоидами. — Можешь парочку взломать по противоположной линии? Наведём шуму, а поезда всё равно должны будут проехать последний маршрут. — Да, могу, но… — Сделаешь это, когда наш номер назовут. Как раз к приезду поезда успеешь, — Пак ободряюще сжимает ледяные пальцы в своей ладони. — Не переживай, никто не увидит твоё свечение. Только постарайся быстро. — Хорошо, господин. Пунктик по такому обращению всегда екал где-то под солнечным сплетением и сейчас оно вызывает лишь довольную ухмылку. Эта машина умудряется разрушить стену ненависти, выработанную Чимином многими годами. Чонгук слышит нужный номер и закрывает глаза. Механизмы активируются и ловкое сознание улавливает сигналы ближайших табло, выдавая ложный сигнал на противоположную сторону, так, будто бы они искали необходимую станцию. Чимин быстро одёргивает рукава и немного наклоняется вперёд чтобы осмотреться по сторонам. — Сделано. — Великолепно, — порыв ветра обдаёт стоящих на перроне от подъехавшего поезда и двери открываются. Пак отсчитывает про себя от трех до нуля, проходя в вагон. Транспорт исправно трогается с места и антураж за окном смешивается в грязное пятно. — Один, — выдыхает парень, отсчитывая, и расслабленно заваливает голову на спинку сидения, опуская маску и улыбается самой безумной и широкой улыбкой. — Уважаемые пассажиры, путевая карта на трёх ветвях вышла из строя. Уведомляем, путевая карта на трёх ветвях вышла из строя, просим вас покинуть вагоны на следующих станциях. Уведомляем… — назойливо вещает электронный голос. Вагоны наполняются гулом недовольных пассажиров: — Всратые машины, другое дело, когда нас перевозили машинисты, — восклицает какой-то мужчина и ему тут же вторят остальные. — Эти их поломки! Одно и то же! — Машины наше будущее! Кто-то пытается шутить и поддержать жалкое настоящее, наполненное тем самым извечным «Мы добьёмся вершин, облегчим жизнь себе». А Чимин под общий гул довольно закрывает глаза, ощущая опору в лице Чонгука под боком, он, проваливается в долгожданный отдых на ближайшие двадцать минут. Когда же поезд замедляет свой ход, андроид осторожно касается теплой руки человека. Чимин открывает с трудом глаза и с тяжелым вздохом поднимается, сжимая чужие пальцы в своей ладони и снова ведет. Они покидают пустующую станцию выходят из подземки и направляются вдоль разрушенной постройки, что уже давно разобрали. Людей здесь практически нет, а если и есть, то им глубоко плевать на всё окружающее их. Чонгук изучающе разглядывает открывшийся простор и держится позади человека. — Мне нужно ввести тебя в спящий режим, — Чимин останавливается у какого-то дома, где с окон на первом этаже горит свет. Разворачивается к роботу, снимая кепку и пряча её в рюкзак. — Там, куда мы идем, ты можешь засветиться, а нам это не нужно. Чонгук возвращает свое внимание на человека и покорно протягивает руки, чем вызывает очередную ухмылку у Пака. — Боже, ты доверяешь мне настолько? — Да. Чимин удивленно изгибает бровь и поджимает губы. Этот чёртов робот продолжает ломать стереотипы и, честно говоря, Паку это даже начинает нравится. Зачем лукавить? Последним, что запомнил Чонгук — это странный взгляд своего человека, который ловко пробрался пальцами под рукава толстовки и провел пальцем по его имени на кистях, тем самым отключая сознание машины.***
— О! Он открыл глаза. Вот это глаза! — восклицает незнакомец и крутиться вокруг с любопытством разглядывая лицо Чонгука. — Вот это кожа… — бормочет тот касаясь пальцем точеной скулы, — эти черты лица. Я конечно видел красивых дроидов, но у всех было что-то да не так. А этот…вау! А глазища-то какие красивые. — Хватит причитать, Тэхён, — раздаётся знакомый голос и Чонгук реагирует моментально. В этот момент Чимин закрывает дверь в их небольшую комнату, в руках стопка вещей, а на плече перетертая сумка. — Где мы, господин? — Вау! — парень по имени Тэхён восхищенно расширяет глаза и расплывается в шкодной ухмылке. — Чимин-а, господин. Бо-о-оже, что это такое? — Иди ты со своим подтекстом, знаешь куда? — фыркает Пак, убирая вещи на тумбочку и плюхаясь на соседнюю кровать. Он выглядит посвежевшим, в новой одежде, взгляд выражает усталость, а тёмные круги под глазами её лишь подчеркивают. — Подтекстом? — для Чонгука ещё имеются сложности в некоторых определениях, в которых люди хранят тайный смысл. — Да, это особенное слово, и знаешь, оно заводит. Боже, у тебя сейчас такой невинный олений взгляд. Ну, заводит, в смысле возбуждает. — Ты перегружаешь его лишней информацией, хватит. — Я знаю, что господину нравится, — Чонгук согласно кивает и совершенно невинно улыбается. У Тэхёна брови ползут на лоб, а вот Чимин невольно вспыхивает и поджимает губы. — Тэ, сходил бы ты отсюда. Я устал и хочу спать! — Но… — Я не оставлю Чонгука с тобой наедине, — зная замашки друга с его бескрайним любопытством и желанием ковыряться во всем неизвестном, Чимин обрывает его на полуслове и зыркает на дверь, намекая. — Ладно-ладно, спокойной ночи вам. — Спокойной ночи, профессор, — Чонгук в привычном для себя режиме действует, чем вызывает неприличный восторг у человека в белом халате, прежде чем закрывается дверь. Комната погружается в тишину, яркая лампа под потолком освещает помещение и Чонгук наконец может осмотреться. Комната сама по себе довольно мрачная, облупившаяся краска по углам, старая мебель и две постели у стены с маленьким окном, откуда пробивается мутный свет луны. — Мне пришлось тебя ввести в спящий режим, прежде чем мы вошли на базу, здесь очень много техники. Эта комната полностью изолирована, так что пока ты тут риска никакого нет. Поэтому тебе не стоит выходить, — Чимин говорит тихо с легкой хрипотцой в усталом голосе, он заваливается на подушки и подминает одну под себя, ложась на бок, лицом к Чонгуку, который слушает и продолжает осматривается по сторонам. — Что это за база? — Она основана людьми, что хотят бороться с властями и такими как ты, точнее с тебе подобными. А так как ты эксклюзив и пришел со мной, они приняли тебя. Я уже всё им рассказал о тебе, они заинтересовались. По крайней мере я могу спокойно выдохнуть. За эти месяцы…я уже и не надеялся на отдых, да и сомневался стоит ли сюда идти. Пришлось рискнуть. — Господин… — Нет, Чонгук-а, давай не сейчас светские беседы устраивать, я безумно устал, пожалуйста… — Пак сдерживает зевоту и отворачивается на другой бок, пододвигаясь к другому краю постели и закрывает глаза, подминая ноги и утыкаясь носом в подушку. — Я могу лечь с вами? — Чонгук всегда с любопытством отмечал эту позу своего человека. Максимально умаститься на краю и спать в одном положении всю ночь. — Ты не спишь же, — еле различимое бормотание в ответ. — Я хочу просто полежать с вами. — Иди уже…- матрас тут же тихо скрипит под чужим весом и Чимин затылком чувствует чужое дыхание. Тяжелое и измученное сознание человека ощущает теплую волну. И в этот раз Чимин благодарен за такой необычный дар связанных сознании, где ему в этот раз даруют покой и облегчение. Ощущение чужой ладони на своём бедре Чимин осознает не сразу. — Чонгук. — Прикосновения ведь успокаивают, господин, — обжигающий шепот под кожей на затылке ни капли не умоляет, а лишь заставляет поджать ноги и отвести голову дальше. — Не называй ты меня так, сколько раз просить? — глухо ворчит человек, сопя уже в подушку и нервно елозит, в попытке отодвинуться, но крепкая рука перехватывает поперек живота и прижимает, чтобы совсем не свалиться с края постели. — Как вы хотите, чтобы я называл вас? Пак шумно выдыхает и сильно сжимает горячую ладонь, замирает и опускает взгляд на их руки. Ощущает всем телом чужое тепло, и что странно, Чонгук не обладает таким состоянием. Его кожа всегда холодная, словно бархат, слишком идеальная. Люди такими не бывают. Очередное напоминание. Противоречие и оно жалит осознание. Чимин остывает так же быстро, как и вспыхнул и Чонгук чувствует. Человек укладывается обратно на подушку и отвечает еле уловимым шепотом: — Просто Чимин. Я не твой создатель и не являюсь твоим господином. — Поговорите со мной, я же чувствую, что вам это нужно. — Что ты хочешь от меня? — Чимин медленно разворачивается и смотрит на машину из-под приоткрытых век. Видит сосредоточенный взгляд черных омутов и почти желает фыркнуть от морщинки на гладком лбу этого странного создания. — Что вас терзает? — Ты знаешь почему твоё имя такое? — парень поворачивается лицом и подкладывает одну руку под голову, а другой касается мягкой пряди волосы открывая высокий лоб. — Нет, я ещё не ознакомился со всеми книгами в вашей библиотеке. — Эта библиотека моей матери. Она хранила их от своей матери и так дальше. Там было множество красивых сказок, истории, проз о которых мне, ребенку, родившемуся в век машин, было неведомо, — начал свою историю Чимин тихим голосом, разглядывая черты лица перед собой. — В одной из таких книг рассказывалось о таких существах, как «Гоблины». Некогда, они жили на поверхности земли и были очень похожи на других людей. Но король, владыка тех земель, по какой-то причине стал обходиться с ними с излишней суровостью, и однажды все гоблины исчезли. Они ушли под землю, прятались в пещерах. Живя вдали от солнца, в холодных, сырых и темных пещерах. А в течение нескольких поколений, гоблины очень изменились. Хотя, они оставались вполне антропоморфными, внешность их стала причудливой и даже гротескной. Они невысоки и непропорционально сложены, даже самый рослый из них имеет рост немногим более метра, и чем дольше они обитали в отчуждении, тем больше их вид приобретал…приобретал уродливость. Их боялись, ими брезговали и гнали. Уничтожали. И тебе это имя дали не с проста. Я более чем уверен, твоего создателя могли убить, потому что ты особенный. Ты не такой как все другие механизмы, ты мыслишь по-другому, твоя начинка — она другая. Созданная самым мерзким способом, который я презираю всей душой, но, возможно, твой создатель хотел вернуть к жизни что-то ценное для него? Может быть, ты был для него кем-то очень важным, кем-то с кем он не смог расстаться. С чьей потерей не смог смириться. И эти мысли не давали мне покоя. Это имя характеризует твою отчужденность от всех современных машин, и лишь серийный номер «2211» как клеймо напоминает, что ты не можешь являться идеальным созданием. В тебе столько скрытого, что я теряюсь. И мы с дядей не смогли изучить до конца. Может быть, он нашел что-то, и властям это не понравилось. Я даже не знаю, жив ли он до сих пор. Вот она история твоего настоящего имени. — А что значит имя, которое вы дали мне? — Опора. Ты стал опорой для меня за тот год, мне захотелось дышать, мне хотелось изучать, понять тебя и твое особенное отношение ко мне. Возможно, ты станешь опорой для нас всех? Ты умеешь многое и это звучит эгоистично, но если бы мы могли понять твою систему, мы бы смогли остановить дикий век машин? Множество людей потеряли свою работу, жизненные цели, потому что всюду роботы. Мама рассказывала, о том чем люди занимались раньше, каким был раньше наш город. И на месте той красоты всё заросло системой, цифрами и электроникой, которая прочно засела, подобно вирусу. Мы словно растем из металла и проводов. Мне повезло родиться в семье ученых, таких сразу забирают верхушки, а те, кто остался в низах потеряли буквально все. Здесь процветает преступность бок о бок с маломальскими потугами ещё адекватного общества. Жить как люди, без помощи машин. Содержат отели, магазинчики, совсем крохотные кафе и где-то даже есть маленький кинотеатр. — Кинотеатр? — Да, там показывают фильмы, очень занятная вещь. Когда я сбегал из дома мы с Тэ и Юнги посещали такие места. Может быть, я смогу тебе показать это место? Пойми, машины отобрали у нас, людей, целую жизнь. Да, вас создали мы же, но человечеству не ведома сытость, им всегда мало. И вот, во что это превратилось. Ты видел всё своими глазами. И я…как и многие, устал. Любовь заменили электронные игрушки для взрослых в красивых телах. Её теперь можно просто запрограммировать, и робот будет делать всё то, что угодно хозяину, он будет нравится, делать всё чтобы стереть реальность и внушить ту самую фальшивую любовь и ненастоящие чувства. Живых учителей заменили на машины и компьютеры. Книги заменили на видеоряды стереотипов. Рекламы лишь о том, как прекрасно мы живем, новостные полосы пестрят правилами, новинками и очередными открытиями. Жизнь в ящике — так мы это называем. Чонгук впитывал в себя каждое слово, он словно болел изнутри. Неведомое чувство щемило где-то в виске и отдавало легким раздражением во всех нейронах, формируя сочувствие, страх, волнение. Так рождалось в нём что-то другое, что-то, что сопереживает словам человека и то, что так неконтролируемо рвется сейчас наружу. Чимин улыбается, легко и понимающе, он прижимает свою мягкую ладонь к щеке Чонгука и большим пальцем стирает влажную полоску, что так похожа на слезы. Они теплые, прозрачные и практически похожи на человеческие. Машина, будучи на пике, вспыхнувших эмоций, вздрагивает и шумно вдыхает, быстро хватает маленькую ладонь человека и внимательно изучает влажную кожицу. — Это слезы, Чонгук, и это естественно для людей, — упоительно шепчут рядом и Чонгук поддается порыву. Прижимается губами где-то в середину мягкой ладони. Теплой. Ласковой. Осторожной. Немного шершавой и задетой небольшими ссадинами. Настоящей, со своими изъянами, в отличии от самого Чонгука. И вот оно… Осознание машины. Осознание своей неполноценности. Не люди неполноценны, а машины. И имя на кистях с серийным номером тому подтверждение. «Goblin 2211» — не дотягивает до того самого идеала, как не старайся. Ему даётся всё с трудом, и система конфликтует с живым сознанием, что бьётся в агонии. Ни машина и ни человек. Изгой, уродливый с идеальным телом, чужой среди своих. Эмоция за эмоцией опутывает и пугает незрелое сознание и Чимин ощущает невольный приступ чужого узла, что словно в мольбе просит о помощи и не смеет проникнуть в такое необходимое убежище. Человек оттягивает руку и обхватывает Чонгука за лицо, заставляет посмотреть в глаза и шепчет у самых губ, что усыпаны пресными слезами машины и так грубо искусаны: — Тише, я помогу тебе, как помог ты мне однажды. Потому что ты Чонгук — моя опора. Я дал тебе имя и это самое малое, что я мог сделать. Мы справимся, слышишь? — Чимин целует в щеку. — Я свожу тебя в тот кинотеатр, — осторожное касание под губой в ту самую необычную родинку, — расскажу ещё много-много историй, одна ведь понравилась тебе? Легкий кивок и человек прижимается ближе, даруя своё тепло и влажный поцелуй в губы. — Расскажу и покажу всё, что мне известно. Я не знаю, сколько мы будем так скрываться, сколько уйдет времени, но я постараюсь. Ты не чужой больше, не для меня. — Я хочу уйти вместе с вами, — бормочет Чонгук в самые губы и зарывается пальцами под футболку, чтобы ощутить человеческое тепло от кожи на пояснице, медленно скользит по легко выпирающим косточкам позвоночника. — Вы знаете, что нужно будет сделать… — Ах да, — Пак тихо смеется, — я всё ещё смертен. — До самого конца, Чимин? — До конца, Чонгук. До конца… И пусть у человека нет вечности. Всегда есть право выбора, даже в этом мире, где воздух почти безжизненный. Где небо необычайно серое, хотя, если закрыть глаза и попытаться вдохнуть глубже с опорой позади себя, то можно увидеть и то самое, забытое. Голубое и хрустальное небо полной надежды. Человеку свойственно верить, свойственно любить и свойственно желать. И небо почти не кажется таким тяжелым, оно обычное, как и должно быть, без гнета серых мыслей, что оседают в сознание тяжелым слоем пыли. А мутный диск солнца, кажется единственным спасением. Бескрайнее поле их Мира выстраивается и в любой момент может проглотить и утянуть на самое дно. Пусть. Там, где выросли поля серых и кривых домов с мутными образами остаточной жизни, можно найти блеклый луч надежды. И пусть на это нет вечности. И пусть их Мир стал другим. И пусть ветер напоминает о промозглой обреченности. И пусть тишина давит. У человека есть шанс скрасить пресный вкус жизни и больше не хочется закрывать глаза в забытье. Не хочется больше падать. Не хочется ненавидеть. И пусть для этого нет вечности. У них есть обещание. Человек без вечности, может ощутить счастье.