Утро добрым не бывает?

      Никто не в праве диктовать, как нам жить и как нам умереть, — к сожалению эту простую истину профессор зельеварения усвоил чуть позже, чем следовало бы.       Идти по следам других людей — это значит как минимум поставить их интересы выше своих собственных, и не это ли происходило с ним всю его жизнь? Интересы отца, в которые не входили ни жена с задатками талантливой ведьмы, ни сын с ещё более выраженными способностями. Отец хотел обычной жизни, не той, где можно летать на мётлах над полем для квиддича и исследовать свойства чешуи виверны, а той, где пивнушка с друзьями-алкоголиками по вечерам и ставка в несколько мелких монеток на воскресных скачках.       Потом были интересы Лорда, тогда, когда он ещё был способен не пугать до холодного пота на лбу, а заинтересовать в своём мировоззрении, убедить в истинности своих идей и вести за собой к своим идеалам. Иногда перешагивая при этом через трупы дорогих для них людей, примерно так, как ему пришлось перешагнуть через труп Лили.       И много-много лет это были интересы Дамблдора; да, он до сих пор отчасти преклонялся перед способностью старика плести интриги, опутывая невидимыми нитями намеченную жертву до тех пор, пока она не переставала сопротивляться и покорно не шла на жертвенный алтарь ради высоких целей самого Альбуса. Но, мантикора его раздери, иной раз даже окончательно спятивший после своего воскресения Лорд и его милая зверюшка казались Снейпу чуть менее опасными, чем старый паук, любитель лимонных долек и временный хранитель философского камня.       Он всё решил для себя в тот день, когда уже распрощался с жизнью на полу Визжащей хижины, и опять чьё-то решение стало поперёк его собственного. Снейп никогда не интересовался тем, кто и с какой целью решил спасать его, — благодарить там было не за что. Лично он не просил этого делать и, более того, вообще не планировал, чтобы его спасали, но и высказывать претензии считал не особенно-то вежливым со своей стороны, потому просто принял всё как есть и смирился.       Может быть, для большинства война и осталась позади, но только не для него: слишком много он отдал этой войне, так много, что иногда начинало казаться, что в душе больше ничего и не осталось. Будь в Азкабане в те несколько месяцев, что Северус провёл там, дементоры, так они ушли бы голодными: никаких хороших воспоминаний у него попросту не было, если не считать таковыми совместные попойки с Люциусом, что тоже с очень большой натяжкой можно было бы назвать счастливым воспоминанием. Война всегда была и, видимо, уже останется с ним, в его снах, в безобразном рубце на предплечье, где когда-то находилась его Метка, каждый день служившая безмолвным напоминанием о том, кто его хозяин и властелин.       И в глазах Люциуса он видел то же самое, словно смотрел в отражение самого себя: безысходность. Война выжгла их души куда сильнее и глубже чем души тех, кто ещё школьниками попали только под её вторую волну. По крайней мере, и Драко, и Гарри с друзьями и приятелями смогли найти в себе силы как-то жить дальше. Уже шесть лет минуло с того дня, когда он решил умереть, скрючившись на полу после укуса Нагайны.       По дому Люциуса бегал малыш Скорпиус, единственный, кто ещё был способен заставить своего деда хоть иногда улыбнуться, да и у четы Поттеров подрастали два сына, одного из которых непонятно вдруг с чего назвали Альбус-Северус. Вот уж удружил так удружил: мало того, что назвал внука глубоко-не-уважаемого Джеймса его именем так ещё и объединил с именем старого интригана. Ну да что с него взять, если он с раннего детства на голову покалеченный? Его рыжеволосый дружок тоже неплохо устроился: квиддич всегда привлекал Рональда Уизли куда больше, чем знания, и, пожалуй, работа комментатора матчей по квиддичу была для него самой что ни на есть подходящей. Да и его пассии нравилось греться в лучах его славы.       Вот только с маленькой и взбалмошной всезнайкой дела обстояли чуть хуже. Нет, она нашла себе работу в Министерстве и даже на первый взгляд была вполне ею довольна, но судя по тому, что Северус слышал от Люциуса, дела там обстояли куда хуже. Или она оказалась куда более подвержена посттравматическим расстройствам, или её действительно накрыло этой войной сильнее, чем Поттера и Уизли, но, встретив её однажды на каком-то официальном приёме, скучном до одури, но обязательном для всех «героев войны», он увидел тот же взгляд, что и у Малфоя-старшего (или даже у него самого). Отчасти девчонку было даже жаль, впрочем, она уже давно не его студентка и стала совершеннолетней, так что отныне её проблемы — это только её проблемы.

***

      Закрыв двери аптеки, расположившейся в одном из закоулков Косой аллеи, бывший «гроза слизеринских подземелий» и бывший же двойной шпион взмахнул палочкой, меняя привычную мантию на непривычные брюки и тёмно-серое осеннее пальто. Иногда на него нападала ностальгия, вынуждавшая выползать из своей норы, то бишь квартиры на втором этаже над своей аптекой, и пройтись прогуляться по магловскому Лондону. Северус не был приверженцем всего магловского, как ныне покойный Сириус Блэк или странноватый Артур Уизли, но вычеркнуть одним махом свои детские годы, проведённые в Паучьем тупике, он тоже не мог.       Снейп до сих пор помнил каждый дом в этом забытом небесами районе Лондона. Тут не было магазинов с дорогой одеждой и знаменитых ресторанов, сюда не водили туристов, здесь, как и много лет назад, жила лондонская беднота.       Хоть старая ткацкая фабрика, некогда давшая название этому местечку, и закрылась давным-давно, но лучше это место с тех пор не стало. Те же загаженные узкие улочки, пустырь на месте, где когда-то располагался дом, в котором жили сёстры Лили и Петуния, до сих пор стоявший, хоть и изрядно покосившийся его собственный дом, возвращаться в который после войны ему вовсе не хотелось.       Интересовало Северуса сегодня совсем другое место: если пройти по этой улице до самого конца, то выяснялось, что не такая уж она и тупиковая, просто в самом конце упиралась в старое кладбище. Тут, среди растрескавшихся и почерневших от времени надгробий, покоилась его мать. Пусть она никогда не была сильной и даже не пыталась защищать своего сына от пьяного отца, но она была тем, кто искренне любил Северуса, она была его собственным окошком в недоступный для него тогда мир магии. Где-то тут же покоится и Тобиас Снейп, но это уже неважно — после похорон Северус так и не нашёл в себе сил прийти на могилу отца, и сейчас, даже если бы захотел, не смог бы вспомнить, в какой части кладбища находилась его могила. Он пришёл сюда к матери, а не шататься между надгробий в поисках могилы того, кто всю жизнь ненавидел и стыдился его.       Северус уже возвращался к тому месту, где можно было открыть в стене проход к Косой аллее, когда его кто-то окликнул:       — Профессор?       Снейп обернулся, в двух шагах от него стояла Грейнджер, приподняв тёмные очки, в которых впрочем уже и не было особой необходимости: вечернее солнце успело утратить свою слепящую яркость. Он моргнул, раздумывая, как отреагировать.       — Здравствуйте, мисс Грейнджер, — получилось, как он хотел, — официально и сухо, ровно так, чтобы отбить желание общаться с ним дальше. Но, кажется, его бывшая студентка даже не заметила этого.       — Знаете, профессор, это даже хорошо, что я вас встретила, давно хотела обсудить с кем-нибудь понимающим один довольно старинный манускрипт, переводом которого я занималась…       В какой-то момент ему показалось, что в глазах девушки вспыхнули те же огоньки, которые он когда-то привык видеть на своих занятиях. Вместо потухших глаз, не отражавших больше ничего, Северус вдруг снова увидел любопытство и неуёмную тягу к знаниям. Это даже обезоруживало.       — Даже не знаю, уместно ли это в данной ситуации, но если вы столь жаждете обсудить со мной этот ваш манускрипт, то могу предложить пройти ко мне, — мужчина замолчал, понимая, что и так уже ляпнул лишнего.       — Да, это было бы, наверное, удобнее, чем обсуждать его, стоя посреди магловского квартала, — согласилась Грейнджер.       И зачем он только предложил ей это?

***

      Северус всю свою жизнь ненавидел раннее утро. Утро — это время, когда надо было идти в школу, слушая летящие в догонку «и только попробуй принести ещё одно замечание от миссис Беркли, ведьмин выблядок». Утро — это время, когда нужно было спускаться на завтрак под улюлюканье Поттера и Блэка. Утро — это время, когда начинались занятия и он вновь должен был пытаться вложить и в без того с трудом ворочавшиеся мозги кучки балбесов хотя бы самые элементарные знания о зельях и их применения. Когда же он успел полюбить утро?       Повернувшись на бок, мужчина уткнулся лицом в копну кудрявых волос: это он не любил, но смирился, покуда под его боком спала их хозяйка, едва прикрывая свою наготу общим с ним одеялом. Будить Гермиону не хотелось, она и так вчера спать легла далеко заполночь, помогая ему в лаборатории с одним на редкость сложным составом. Но даже если Снейп этого и не хотел, она всё равно проснётся, стоит только ему попытаться встать с кровати. Северус полежал ещё с минуту, вслушиваясь в её тихое и размеренное дыхание, потом откинулся одеяло и свесил ноги с кровати, нашаривая ступнями тапочки, вчера стоявшие где-то здесь.       — С добрым утром, Северус, — сонно проговорила Гермиона, открывая глаза.       Пожалуй, утро он любил — было в этом времени суток что-то тёплое, вселяющее надежду на то, что даже его жизнь не столь уж беспросветна, пока рядом с ним есть тот, кто готов согревать его своим теплом.