Полетели на Север

Птенец. Вот первая мысль, которая посетила Тормунда Великанью Смерть при первом взгляде на Джона Сноу. Совсем мальчишка, с печальными глазами и почти девичьим лицом. А волосы! Как же хотелось намотать их на руку и… Но нет, к этому мальчику нужен другой подход. Осторожно, шаг за шагом, как выслеживаешь добычу. Усыпить бдительность, а потом… вцепиться и не отпускать. Убить любого, кто покусится на его мальчика птенчика. Вот только мешало два факта: Игритт, чтоб ей собственной стрелой убиться, нашел же парнишка в кого влюбляться, вертит им как угодно, лепя из него невесть что, а тот и слова не говорит, наивный дурачок. И волчара, который не доверял и рычал, стоило мужчине подойти к птичке ближе необходимого. Вот только сам Сноу тянулся к нему, искал контакта и какой-никакой, а защиты. И ему ничего не оставалось как помочь мальчику понять их. То, что этот парень его не убьет, Тормунд понял сразу. Он видел как этот несчастный рыдал над убитой Игритт и сам вывез ее в лес для похорон. А теперь он просил помощи. В глазах плескалась боль и усталость, а еще он едва заметно дрожал. — Что Ворона, холодно? — усмехнулся мужчина. Джон не ответил и лишь посильнее закутался в плащ. И метнул колкий взгляд. В этот момент сын вольного народа понял что попал в плен. Он в рабстве этих глаз и их обладателя. Он что-то говорил, Тормунд отвечал невпопад, смеялся и глупо шутил, всеми силами стремясь не разорвать визуальный контакт. Чем больше они говорили, тем жарче в груди разгоралось пламя, а руки так и чесались потрогать крепкие мышцы, огладить плечи, зарыться в кудри и не отпускать. Кандалы упали на пол с тихим звоном. Они смотрели друг на друга и одичалый все же рискнул и неожиданно поцеловал Джона. Сноу как-то испуганно выдохнул в поцелуй. Не отстранился, но и не ответил. Просто посмотрел в глаза цвета неба и нахмурился. Пригладил волосы и вышел из комнаты. Тормунд догнал его на выходе. Мужчина смотрел на звезды, словно выискивал что-то далекое и потерянное. Одичалый осторожно опустил руку на ладонь Лорда. Мужчина вздрогнул, но руки не отнял. Наоборот, осторожно перевернул ее и аккуратно сжал пальцы. После этого они не говорили до самого Сурового дома. И только там, когда вихты чуть не сожрали Сноу он прокричал его имя. Мужчина с громким рыком прорвался через лезущих ходоков и практически за шкирку вытащил паренька из засады. А потом его убили. Его же соратники. Закололи и бросили на снегу. Одичалый растолкал всех столпившихся и замер. В луже крови лежал его Вороненок. Где-то рядом завыл Призрак. А Тормунд Великанья Смерть не позволял никому притронуться к телу и сам отнес его в одну из комнат. И только там, опустив юношу на стол, дал волю эмоциям. Кажется он сломал огромный шкаф, стулья и стол. Но это было не важно. Не спас, не уберег, не защитил. По щеке скатилась горькая слеза. Питомец Джона подошел и взглянул на него. В красных глазах было что-то вроде сочувствия. Огромный белый волк потерся об него и заскулил. Мужчина присел на колени и погладил зверя по морде. — Не бойся, я тебя не оставлю здесь. — проговорил он с нежностью, на которую только был способен. Казалось, что волк понимал его. У него чесались кулаки убить тех, кто сделал это. Лишь бы забрать тело, сжечь как положено, а потом можно мстить. Он вырвет убийцам руки и языки и будет любоваться как они корчатся в агонии. В планы вмешался бывший вор Давос. Когда пришла Женщина с волосами цвета крови и сказала что вернет Сноу, то поцелованный огнем был готов отдать свою жизнь. Когда его Вороненок сделал первый вдох, именно Тормунд был тем, кого он впервые увидел. Это рыжий одичалый шутил над размерами копья бастарда, заставив того покраснеть. Но именно ему Джон поведал что видел после смерти, рассказал о чувствах, которые бушевали в груди и о тяжелых мыслях, которые исчезли, стоило победителю Великанов вновь поцеловать маленькую Ворону. На этот раз мальчишка ответил, с жаром и страстью, присущей молодому и пылкому сердцу. У одичалого пело сердце, когда его смелый лорд повесил заговорщиков, хотя и предлагал казнить их иным способом и, ко всему прочему, хотел сделать это лично. А затем в Замок прискакала еще одна рыжая. Только уже сестра Джона. Если бы можно было забыть, то он бы забыл и минуту когда на Джона понеслась конница, и когда его едва не задушили в адской давке, и как он разбивал лицо ублюдку, занявшему его дом. Как страшно было вспомнить возвращение на Север и смерть огромного дракона. А уж как рыжему одичалому хотелось забыть миг, когда жизнь пронеслась перед глазами! Дракон рушил Стену, кричали люди, выли Ходоки. Когда они встретили Скорбного Эдда и заорали друг на друга. И как был сладок миг, когда он буквально снес Короля Севера и сжал его в объятьях, поцеловал желанные губы и сказал: Если это наша последняя ночь, то я трахну Джона Сноу без всяких простыней. Попытка осадить наглеца ни к чему не привела, а вылилась в самую сладкую ночь в их жизни. У Сноу голову срывало лишь от поцелуев, а от умений Тормунда тело плавилось и требовало большего. В ту ночь, когда мертвые едва не победили, а Джона едва не сжег дракон, они нашли друг друга в одной из комнат. Его Вороненок цеплялся за него, выл и стонал. Одичалый держался и делал все, чтобы страх ушел. Хоть чуточку. Хоть немножко. А потом была страшная ночь и битва с самой смертью. А когда наступило первое утро победы, пришло осознание, сколько жизней унес бой. Маленькая и смелая девочка, убившая Великана, парень, спасший Варга от Короля Ночи, сотни солдат и воинов с юга, Одичалые. Сколько костров горело в то утро, страшно вспоминать. На руках поцелованного огнем умерла Огненная жрица, что-то говорившая о предназначении его птички. Ее костер горел особенно ярко. Но мужчине не было ее жаль. Вор без пальцев рассказал, что ради мнимой победы, она сожгла маленькую девочку. Законы Одичалых были суровы, но убивать ребенка? Он не понимал этого и не хотел понимать. Что это за бог, раз требует жертвовать безвинным ребенком? В прошлом, Тормунд Великанья Смерть захотел бы это забыть. Но сейчас, лежа на груде меха и поглаживая по груди своего Короля за Стеной, хотелось лишь благодарить всех Богов, что Сноу наплевал на Драконью Королеву, напомнив, что уговор был лишь о помощи от вихтов, большего бастард Нэда Старка не обещал. Недовольная женщина была готова сжечь непокорного сюзерена, но ей не позволили выжившие, которые напомнили девке Таргариен, что помощь Северу была её инициативой и никто не просил её этого делать. Винтерфелл не склонит колено перед ней и никогда больше не откликнется на каприз Железного Трона. Отныне их дом был свободен и они отправились за Стену, искать новые места для Вольного народа. Тормунд вел выживших, но он был не один. Они признали своим лидером Белого Волка, Ворону, победившую холода. И хоть многие были недовольны решением Сноу, тот настоял на своем. — Я столько времени прожил среди вас. Вы считаете меня своим. Меня любят ваши женщины и дети. — говорил он, кутаясь в шубу. Поцелованный огнем усмехнулся. — А что насчет мужчин? — поинтересовался Убийца Великанов. Джон лишь рассмеялся и развернулся в объятьях своего мужчины. — Меня любит один муж. И мне этого хватает с лихвой. — сказал он, хитро щурясь. Одичалый подозрительно окинул шатер взглядом и снова уставился на бывшего Дозорного. — И кто он, позволь спросить? — произнес он, приподнимаясь с ложа. Бывший бастард фыркнул. — Он убил Великана, был мужем медведицы, он спас меня от Белых Ходоков, он поцелован огнем и имя ему — Тормунд Великанья Смерть! — произнес Король за Стеной, приподнимаясь с груды меха и падая обратно в приступе громкого смеха. — Хитрая ворона. — прошептал Одичалый, притягивая к себе Джона для нового поцелуя. Целовать его — как никого другого. Нет такого человека, который мог бы сравниться с мальчиком из Ночного Дозора. — Безумный рыжий дикарь. — не отстал от своего супруга Сноу и ответил на ласку. Целовать его — все равно что танцевать с солнцем. Его пламя не сжигало его, в отличие от Дейнерис, которая была Драконом в полном смысле этого слова, мужчина нужен был ей без остатка, целиком и полностью. С Тормундом было не так, его огонь согревал, дарил тепло и нежность. Руки были крепкими, они обещали надежность и безопасность. Если ради этого нужно было отказаться от всего, то Джон Сноу сделал бы это снова и снова. Только ради того, чтобы любимый человек мог назвать тебя своим, по праву.