Паузы

Сережа бесится, битый час наблюдая за тем, как Руслан придирается к каждому неправильно уложенному волоску на голове артистов. — Никаких смешков на сцене! Ростик, по тексту давай, по тексту!.. хорошо… Стоп! Заново! Чертов педант, до мозга костей правильный, весь такой серьезный и идеальный, посмотрите на него, господин строгий режиссер. По Сереже, наверно, не видно, как его раздражают все и вся. В особенности, этот тиран в очках и дурацком колючем свитере с горлом и совершенно безвкусными двумя полосками на груди. Ну как ворчливый дед, ей богу! Все знают, если Герасименко надевает этот свитер — жди беды. — За-но-во! — Руслан поправляет микрофон, через него его недовольный голос звучит еще более резко и раздражающе, хлопает в ладоши на каждый слог. Сережа бесится еще больше, у него сил уже нет слышать эту треклятую фразу. Балет, участвующий в сцене с кабаком, едва ли не всей труппой одновременно обреченно выдыхает и возвращается на исходные. Их лица должны выражать беспечность и веселье от посещения питейного заведения, а не ненависть к режиссеру-тирану и желание убивать. Сережа ждет своей сцены, как второго пришествия, а его все нет и нет. Казьмину нормально, он занят чем-то невероятно важным в телефоне и не обращает внимания ни на кого. Федор сегодня вообще какой-то особенно невыспавшийся, даже с ним не поболтать. — Эй, товарищ Герасименко! Может сделаем перерыв? — не выдерживает кто-то из труппы. Крик о помощи, отчаянный и изнеможденный. Товарищ Герасименко занят перекошенными декорациями, поэтому лишь неопределенно машет рукой. Сережа больше не может. Он встает с кресла и собирается выйти, подышать свежим воздухом. — Ты же бросаешь, — не открывая глаз, сонно констатирует вроде как задремавший Федор. — Я на нервах, — сухо ставит точку в их диалоге Сережа и уходит. — Ну, ладно, — в другой день Федор бы прочитал другу лекцию о том, какой он слабохарактерный, но сегодня он сам блещет этим качеством и гордиться тут, по правде, нечем. — Так, — Руслан возвращается в реальность, закончив с декорациями, а это значит, быть новой порции боли. — Даламары, пожалуйста, на сцену, прогоним быстренько… Андрюша! Не спать, потом кофе допьешь. Почему Рейстлин без посоха? Ребятушки, свет! — он поворачивается куда-то назад, умудряясь жестами держать связь со светооператором. — Смолин, Казьмин! — А он отошел, — лениво тянет Саша, не спеша направляясь за кулисы. Лицо Руслана аж вытягивается от неожиданности. — Как отошел? Куда отошел? Где второй Даламар?! Едва живой балет, замученный бесконечным повторением заученных движений спешит сделать вид, что готовится к следующей сцене, не переставая шушукаться и оглядываться по сторонам. — Да он опять за свое, — еще более сонно отзывается Федор и со всей силы трет глаза кулаками. Спать хочется — смерть. Надо бы отнять у Бирина пластиковый стаканчик с дешевым кофе. Мерзким, приторным, больше похожим на какую-то мутную жижу, но все же, кофе. Руслан хмурится, поправляет очки привычным жестом и быстрым шагом идет к выходу. Кажется, кто-то влетел по полной. Сережа всегда делает затяжку с закрытыми глазами. Ему нравится это ни с чем несравнимое чувство, когда вязкий сигаретный дым сначала медленно наполняет твои легкие, обволакивает все внутри, а потом ты его так же плавно выдыхаешь, завороженно наблюдая, как сизые клубы не спеша растворяются в воздухе, унося с собой стресс и проблемы. Да, пытался бросить и не один раз. Нет, не получается. Ну и что. Плевать. Куртка, насквозь пропитанная табачным дымом, небрежно накинута на плечи, в небе кружатся крохотные снежинки, поблескивая в вечернем свете фонарей, меж пальцев зажата тлеющая сигарета, роняя пепел на землю — ну не романтика ли? Сережа мерзнет, топчется на одном месте, переступает с ноги на ногу и не спеша курит. он так заебался, что хоть на стену лезь — Мне тебя уволить? — он так и остается на одном месте с закрытыми глазами, вытянув губы в трубочку и поднеся ладонь ко рту. Недокуренная сигарета в миг исчезает из рук, Сережу аж передергивает от шипящего звука, с которым тушат его единственную радость об урну. Словно ножом по сердцу. — Ты не посмеешь. — Да что ты? Руслан. Ну почему он такой… такой Руслан? Сережа делает глубокий вдох и стиснув руки в кулаки, прячет их в карманы. — Ну и че ты пришел? — не самый лучший способ разбавить напряженную паузу в разговоре с режиссером. — Классно, Сереж, — Руслан в недоумении разводит руками. Просто без комментариев. С каждой секундой рядом с этим человеком все труднее справиться с желанием врезать ему. — Ага. Снова пауза. Руслан и сам не знает, почему не может просто наорать на Смолина, выпустить пар и потащить на репетицию. С этим он сюда изначально и шел. — Я заменю тебя Баярунасом. — Окей. Еще одна пауза. Руслану становится страшно. Руслана накрывает гнев. Руслан требует внимания и он его добьется. — В таком случае, ты уволен. Сережа смотрит на него таким взглядом, что Руслану хочется пустить себе пулю в висок. ну не молчи ты, идиот Секунды тянутся друг за другом невыносимо медленно, Сережа все так же молчит, сверля Руслана убийственно стеклянным взглядом, а тот все никак не может понять, за что же ему ухватиться и где же он прокололся. — Эй, — зачем-то зовет Герасименко, покосившись на друга. Смолин молча вздыхает, вынимает одну руку из кармана и крутит перед носом режиссера неприличным жестом. — Весь день мечтал так сделать, — наконец произносит он, а у Руслана камень с души. — Кстати, идиотский свитер, — средний палец сменяется на указательный и утыкается в грудь режиссера, аккурат между безвкусных полос. дурак, замерзнешь без куртки Герасименко кусает губы, снимает запотевшие на морозе от его собственного дыхания очки и протирает их рукавом. Черт возьми, это самый странный диалог за все время их знакомства. — Тупица, — заключает наконец Смолин. Он снимает куртку и накидывает на чужие плечи, воспользовавшись тем, что режиссер ничего не видит, но Руслан поспешно ведет ими, пытаясь избавиться. — Надень, блять, опять сопли будешь пускать, кутаться в свой дурацкий огромный шарф, сипло кашлять и даже в таком случае пытаться командовать. Бесишь. Руслан возвращает очки на место, укоризненно глядя поверх них на Смолина. Секунда, две. Тот жмется в ледяную стену крыльца, судорожно хлопает себя по карманам в поисках пачки сигарет, ничего не находит и зябко передергивая плечами, дышит горячим паром на заледеневшие ладони, потирая их друг о друга. И вновь повисшую в воздухе тишину нарушает Руслан. — Пойдем внутрь, — он стягивает с себя чужую куртку и Сереже это не нравится. — Хватит курить, пожалуйста. — Я и не курю, — тот фыркает, когда ему возвращают вещь, открывает было рот, чтобы громко возмутиться, но его сгребают в охапку сильные, теплые руки. Сразу становится тепло и уютно, несмотря на непрекращающийся, а даже усиливающийся снегопад. Куртка так и остается висеть на перилах. — Пойдем, пожалуйста, — Руслан утыкается носом куда-то в ключицу, шумно дышит. Хотел ведь наорать, и даже уволить, а вместо этого тискает, как большого теплого кота. — Холодно. — Тупица два, — повторяет Сережа и обнимает Герасименко в ответ. Ледяные пальцы скользят по намокшим от снега русым волосам, слегка приглаживая их. — Ты же меня уволил, разве не так было? — Заткнись, — чужие руки лишь крепче обнимают Сережу. — А поцеловать? — в шутку хмыкает он и в следующую же секунду чувствует на своих губах нежный, совсем не резкий, каким бывает Герасименко, поцелуй. они просто хотели внимания