Без названия

Ребенок Филиппа поймал его на выходе из малой гостиной. - Вы очень заняты сейчас, мистер Барроу? Томас подавил снисходительную усмешку и вежливо ответил, что всегда может выкроить для мистера Кроуборо минуту-другую. Александр, как обычно смущенный и трогательно-озабоченный, сообщил, глядя в пол: - У отца возникли проблемы. Вы, наверное, слышали? Касаемо Филиппа Кроуборо Томас точно знал две вещи: поток невнятных и пугающих писем наконец иссяк, а Филипп отбыл на один из европейских курортов «для поправки здоровья». Томас плевать хотел на самочувствие Филиппа, но ему нравился его сын, потому, выражая свое сочувствие мистер Барроу был почти что искренен. Хотя, выражая надежду на скорое возвращение герцога в родные пенаты, повторял про себя: «Пускай бы ты застрял в своей Европе месяцев на шесть. Или еще лучше: останься там навсегда». Александр вздохнул: - На самом деле, отец не покидал Англию. - Вот как? – у Томаса невольно екнуло сердце. Молодой человек поднял на дворецкого полный страдания взор: - Проблемы начались еще там, в Америке. Отец пристрастился к совершенной гадости, и чем дальше, тем… Томас припомнил брошенную вскользь фразу о «чудесных средствах» и с некоторым трудом подавил желание похлопать молодого человека по плечу. Пускай он действительно сочувствовал стоящему перед ним мальчику, подобная фамильярность была неуместна. Александр Кроуборо снова потупил взгляд и принялся ломать пальцы: - Никто не знает, только мисс Бренсон, от нее у меня не может быть тайн… Знаете, мистер Барроу, я впервые видел леди Алису, моя мачеху, в слезах. - Все настолько плохо? – уточнил Томас, понизив голос. - Отец теперь в частной клинике, в графстве… Он просил передать вам, что будет рад, если вы его навестите, - молодой человек выдавил из себя подобие улыбки. – Сейчас ему как будто чуть полегче; по крайней мере… Он как-то обреченно взмахнул рукой. Томас не придумал ничего лучше банального: - Крепитесь, мистер Кроуборо. - Я стараюсь, - печально ответил тот. Какое-то время Томас задумчиво смотрел ему вслед. - Ты что же, поедешь? – уточнил Том Бренсон, выслушав новости. - Я разве похож на идиота? – высокомерно ответствовал Томас. Бренсон ответил загадочной улыбкой. Томас действительно намерен был последовать собственному совету, который он дал однажды мисс Бакстер в схожей ситуации. Тем не менее, спустя три недели, убедившись, что Бренсон благополучно уселся в автомобиль и отбыл в сторону вокзала, Томас уличил минуту и попросил у сэра Роберта два дня выходных. Навестить в больнице старого друга, пояснил он. Покупая в кассе билет, и позже, в поезде, Томас пытался понять, за каким, собственно, дьяволом, он все же затеял эту поездку. То ли из мазохистских побуждений, то ли с целью потешить собственное больное самолюбие, насладившись видом Филиппа в смирительной рубашке? Ответа он так и не нашел, но успел навоображать разнообразных ужасов, благо времени у него было в избытке. Все оказалось куда приятней, чем Томас думал. Солидное здание красного кирпича, увитая плющом кованая ограда, подчеркнуто вежливый персонал, стерильная чистота и почти уютная тишина в пустом коридоре. «А чего ты хотел, Томас?, - кисло думал он, шагая за миниатюрной сестрой милосердия. – Это ведь не муниципальная лечебница, здесь держат исключительно состоятельных психов…» Комната для посещений радовала глаз ослепительной белизной гладких стен и надежно привинченными к полу столом и двумя стульями. Осеннее солнце дразнящее подмигивало сквозь зарешеченное окно. Миниатюрная сестра бесшумно испарилась, оставляя Томаса наедине со скудной обстановкой. Он рассеянно повертел в руках шляпу и присел на краешек одного из стульев. Как ни крепился Томас, как ни убеждал себя в том, что ему давно уже наплевать, где-то в глубине души он все-таки ощущал нечто, похожее на тревогу. Незамеченная ранее белая дверь, совсем не та, через которую вошел Томас несколькими минутами ранее, отворилась без намека на малейший скрип. Никаких смирительных рубашек – пижамные штаны в бело-синюю полоску и теплый халат. Если бы не дюжий молодей, придерживающий Филиппа под локоть, Томас наверняка бы испугался. Но санитар, усадив подопечного на свободный стул, отошел в дальний угол и оперся плечом о стену, сложив руки на широкой груди. - Выглядишь отвратительно, - заметил Томас, и ничуть не покривил душой – вид у Кроуборо действительно был так себе. Филипп изрядно похудел, халат, явно привезенный из дому, болтался на нем, словно на вешалке; темные круги под запавшими глазами и подергивающая правая щека довершали не слишком респектабельный образ. Филипп медленно положил руки на стол и сказал хриплым голосом: - Ты все-таки приехал, - и после долгой паузы: - Спасибо. Томас дернул плечом: - Понять бы еще, за каким чертом я это сделал. Филипп слабо улыбнулся. - Скорее всего, просто хотел убедиться, что в этом заведении тебе наконец вправили мозги, - как бы там ни было, но щадить Томас никого не собирался. Кроуборо глянул исподлобья: - У меня не было шансов, так? Томас протянул скептически: - Неужели только теперь дошло? - Знаю, я вел себя отвратительно… - Не то слово. - Наверняка напугал… - Ты? Меня?! Не смеши, Филипп. - И то, что ты заявился к Алисе, было, наверное, единственным в данном случае… - Твоя законная фурия была прекрасна в праведном гневе. К слову, давно хотел спросить: она тебя часом не бьет в воспитательных целях? Филипп поднял на него взгляд, достойный побитой собаки. - Томас, прошу тебя. - О милосердии? Тогда ты не совсем по адресу. Томас понимал, что его заносит, что он перегибает палку и бьет лежачего, но остановиться оказалось трудно. Пришлось даже прикрыть глаза и сделать несколько глубоких вдохов, чтобы хоть ненадолго унять поток этой мелочной мстительности. - Для чего ты позвал меня, Филипп? – спросил он сухо, кое-как справившись с собой. - Хотел извиниться, - ответил Кроуборо, и щека его неприятно подергивалась, а отощавшие пальцы нервно постукивали по крышке стола. - Что ж, извиняйся, - злобно прищурился Томас. Внезапно Филипп перешел на едва различимый шепот: - Я ведь любил тебя, Томас. Любил. Это было не так сильно, как украденные письма, но все же ощутимо. Томас призвал на помощь всю свою язвительность: - Должен заметить, ты выбрал весьма небанальный способ, чтобы показать мне это. - Признай, Томас: в то время мы оба были хороши. Можно сказать, стоили друг друга. - Предположим, - Томас поморщился, - что ты прав. Как бы там ни было, я не желаю больше ворошить прошлое. - Хорошо, - Филипп сглотнул. – Не будем ворошить. Я просто хочу, чтобы ты знал. - Теперь знаю. Тебе полегчало? - Наверное… - Филипп вдруг рванулся вперед, норовя ухватить Томаса за руку, и только повелительный оклик санитара не дал ему осуществить свое возмутительное намерение. – Скажи, я ведь угадал? У тебя действительно кто-то… Томас поднялся, сжав губы. - Думаешь, я настолько глуп, чтобы делиться подобным с тобой? Рот Филиппа скривился в подобии торжествующей улыбки. - Значит, это правда. - Значит, ты еще больший псих, чем о тебе думают. Прощай, Филипп. От всей души желаю тебе избавиться от этой твоей дури. Санитар словно бы нехотя отлип от стены, готовясь вернуть подопечного в надежные недра клиники. - Томас, - позвал Филипп отчаянно. Тот обернулся – с неохотой. «Я любил тебя, Томас» - одними губами. «Поди ты к черту, Филипп» - точно таким же манером. Он не остался на ночь в симпатичной деревушке по соседству, как планировал перед поездкой. Пришлось, конечно, поскандалить на вокзале из-за экстренной замены билета, но, в конце концов, Томас добился своего. Понемногу расслабляясь под мерное качание поезда, он думал о том, что будет дома до возвращения Бренсона. И ни о чем больше.