...

Перед глазами знакомая картинка. Она выучена и, как лучшее произведение искусства, никогда не сможет надоесть, потому что это же само то, что отражает всю бесконечность несовершенства. Но вот только, «несовершенство»—это не про него. Чонгук, облокотившись на косяк двери, смотрит на то, как Тэхён в десятый раз сбивается с нот, но упорно продолжает напевать, потому что это его песня. Его ноты, его идея, это его душа, история, которая будет рассказана. Кажется, он слышал, что в пять утра люди делают выбор, но в четыре часа люди живут перед этим самым выбором. Тэхён сидит и играет, вокруг него хаос, волосы его растрёпанны, а руки отточено «шагают» по клавишам, создавая мелодию и напевая себе под нос самым бархатистым голосом, который только и слышал Чонгук. Парень репетировал, он, кажется, и не замечал младшего, но взгляд того только и был направлен на губы старшего. На то, как они двигались, на то, как их прикусывали. Откидываясь на спинку кресла, Тэхён заводит руки за голову, устремляя взгляд на потолок, а затем слегка улыбается. —Иди, пропустишь репетицию,—не переводя взгляд, продолжая улыбаться, сказал Тэхён,—ну же, Чонгук-и, иди. Я скоро приду,—теперь парень смотрит на младшего, все также откинув голову назад, что и без такого делая глубокий вырез на рубашке ещё глубже. Такое ощущение будто бы, не было ничего в этом мире, в этот момент, кроме их двоих. Чонгук стоял и смотрел на хёна, чувствуя, как сердце наполняется необъяснимым теплом, а также как оно заходит в бешеный галоп, стоит только устремить взгляд на шею, на ключицы, которые выпирали под миндальной кожи. Это все начинало как-то странно действовать на парня, он просто не мог больше и секунды стоять рядом с Тэхёном. Это было в первый раз. Чонгука прошибало разрядом, который выше двухсот двадцати вольт будет. Ноги подкашивались, а дар речи постепенно уходил. Не долго думая, он попрощался и пошёл выяснять, что это только что было. —Хён, что мне делать?—обеспокоено спросил Чонгук у Джина, который сидел и работал над новой композицией. Возможно он его отвлекал, но больше не к кому было идти. —Ты про что, Чонгук-и?—не отводя взгляд от монитора компьютера, спросил Джин. —Я...я не знаю, что со мной,—плюхаясь лицом вниз на кровать, проговорил тот. Было бы это в первый раз, он бы справился, но когда это происходит изо дня в день, мешая тем самым просто разговаривать с Тэхёном, вот что становилось странно. Ведь он единственный, кто нужен Чонгуку. —И как я тебе помогу?—все так же не отрываясь от монитора компьютера, спросил Джин. —Я в последние время не могу находится с Тэхёном в одной комнате,—на выдохе произнёс он. —Оооо, вот оно что,—разворачиваясь лицом к Чонгуку, Джин пытался скрыть добрую улыбку. —Что «что»?—надеясь на то, что хён не понял его, Чонгук уже собирался искать другого с кем можно поговорить, но... —Ты видел его сегодня?—приподняв бровь, спросил тот. —Да, но почему ты спросил это с такой интонацией?—приподнявшись на локтях, спросил Чонгук. —Просто я думал из-за глаз-сердечек плохо видно,—развариваясь при этом слегка усмехаясь, проговорил Джин. —Всмысле, «глаз-сердечек»?—не унимался парень,—что ты имеешь ввиду? —Чонгук-и, ты слишком плохо скрываешь свои чувства.... —Так проблема в другом, я не знаю, что я чувствую,—падая на подушку, проговорил тот. Среди всего того хаоса, который творился вокруг них, он никогда себе не позволял оставлять Тэхёна одного, да тот, и никогда не желал одиночества. Но что делать, если старший просто выводит из себя. —Это понятно всем кроме вас самих,—откидываясь на спинку кресла, начал Джин,—только не отрицай того, что ваши отношения выше, чем просто дружба... —Но мы и вправду друзья,—уверено произнёс тот, но эта мнимая уверенность в словах сразу же слетела, когда он увидел, как усмехнулся старший. —....вы и секунды без друг друга не можете. Хоть бы скрывали чувства нормально, но для меня, самое непонятное, почему вы их скрываете? Почему, Чонгук, ты краснеешь, каждый раз, когда Тэхён хватает тебя за руку и тащит в свою сторону? Почему пытаешь её отнять, когда мы рядом? Ты серьёзно считаешь, что кто-то из нас сможет с уверенностью сказать, что вы друзья,—вздыхая и при этом потирая переносицу, Джин понимает, что сидеть тут должен Джун, но он все равно отводит взгляд, чтобы младший не смущался ещё сильнее,—что ты боишься? Почему делаешь все, чтобы не быть полностью счастливым? —Я боюсь своих чувств к нему,—тихо, так чтобы никто не слышал, проговорил Чонгук, теребя при этом край своего худи,—ты думаешь, что такой как Тэхён скрывает свои чувства?—задав риторический вопрос, парень сам усмехнулся своим же словам,—мне страшно, что ему будет больно. Что если, он не сможет выдержать такого давления со стороны? Я не смогу смотреть на то, как его будут медленно ломать чужое мнения... —Он сломается быстрее, если ты не перестанешь скрывать чувства.... Словно не слыша слов старшего, Чонгук решает выдать все, что так долго его тревожит. —Я не могу без него и дня. Возможно, я просто слишком привязан к нему, а возможно нет. Но знаешь, для мальчика, которому было пятнадцать лет, который был совершено одинок в другом городе, Тэхён был единственный, кто мне улыбнулся в тот день. Среди десятки людей я видел лишь одну квадратную улыбку, которая согрела, а может, наоборот, смогла растопить такое ощущение, что все фальшиво, что не для кого стараться, если они ничего не видят дальше своего статуса,—тяжело вздыхая, парень находит слова, но вот даются они нелегко,—ты знаешь, что его глаза меня не раз воскрешали,—горько усмехается,—я в прямом смысле, когда я лежал на холодом полу после очередной тренировки, он всегда приходил и заставлял меня улыбаться. Знаешь, как?—он делает паузу, но не для того, чтобы вспомнить, а для того, чтобы стук собственного сердце перестал гулко отдавать в голове,—он подходил к безжизненному телу, клал мою голову на колени и рассказал обо всем, что содержал тот или иной день. Он говорил без остановки, а я, закрыв глаза, просто впитывал его голос. Это действовало сильнее, чем болеутоляющее. Он лечил словами,—повисает пауза, потому что нечего сказать, Чонгук не может описать собственные чувства, он боится, всегда боялся.—Черт. —Все, либо ты встаёшь, этакий макне, либо я сам тебя принесу к Тэхёну,—строго начал указывать старший,—ты.... я даже не знаю, что сказать,—отворачиваясь, ища слова, но явно их не находя, он начинает злиться,—если я возьму и запишу все твои слова, то, боже упаси, чтобы люди этого не прочли, потому что это чертова история любви убьёт половину населения страны,—нервничая, Джин встаёт и начинает мерить компоту шагами,—почему ты не закончил,—удивленно спросил он,—хотя стой.... —Потому что мне страшно,—не отрывая взгляда от своих рук, сказал младший. —....ты должен это сказать ему сам. —Что!?—почти соскакивая с кровати, кричит тот,—Хён....я не могу...не сейчас. —Чонгук-и, когда ты собираешься ему признаться. Хватит только украдкой и вскользь говорить о том, что любишь его. Скажи это, смотря ему в глаза, потому что, насколько бы Тэхён не был самоуверенным и жизнерадостным, каждую ночь я волей не волей слышу, как он не может уснуть, а иногда ему настолько становится одиноко, что он даёт волю слезам. Что ты для него всегда хотел?—держа его легонько за плечи, смотря в глаза, спросил тот. —Ты знаешь,—не отрывая взгляд от пола, пробормотал тот. —Что ты для него всегда хотел? —Счастья. —Ты для него единственный синоним к этому слову. Так ,пожалуйста, поживи для себя, плюнь ты на мнение, поверь, вдвоём, вы чёртовы романтики меня в могилу сведёте, конечно, но вы вдвоём, смотря в глаза друг другу ломаете мир своей любовью,—приподнимая младшего за подбородок, Джин видит, что капли слез застыли в глазах,—просто доверься тому, кто прожил на этом свете дольше. —Сказал, как будто тебе сто лет. —Эй, не смей преувеличивать мой возраст,—строго заявил он, но быстро смягчился, когда увидел проблеск улыбки на губах макне,—поверь, Тэхён никогда в жизни тебя не оттолкнет. —Но... —Так давай без всяких «но»—разворачивая и толкая того на выход, начал Джин,—насколько мне известно, а тебе известен его график лучше, то сейчас он должен быть прямо напротив меня,—выталкивая того наружу, крикнул в след старший,—благодарностей не нужно,—а затем он последний раз помахал ему рукой, улыбнулся и захлопнул перед его носом дверь. —Хён, открой,—долбя кулаком по двери, начал Чонгук, но... —Гуки?—спросил знакомый голос, при этом, Чонгук уверен с точностью на сто процентов, Тэхён наклонил голову набок, тот всегда так делает. —Черт,—одними лишь губами произнёс младший, прислоняя лоб к прохладной древесине. —Что ты тут делаешь? У тебя же тренировка,—подходя ближе, спрашивает парень, медленно кладя руку на плечо Чонгука, от такого, кажется, обыденного движения тот вздрагивает, вызывая у Тэхён ещё больше вопросов. Не в силах заставить голос перестать дрожать, а руки успокоиться, Чонгук решает схватить старшего и завести в его же комнату. Но сил все также нету для того, чтобы обернутся. Собирался с мыслями младший долго, потому что перед ним Тэхён. Парень видно, что только что пришёл с тренировки. Его красные губы, от постоянных покусываний, манили с каждый разом все сильнее, но взгляд Чонгука бегал, то к собственным рукам, то к любому предмету в комнате. Он не мог заставить себя смотреть в глаза старшему. —Чонгук, с тобой все хорошо, ты не заболел?—подходя ближе, спросил Тэхён, но его значительно удивила реакция младшего: тот отшатнулся. —Тэхён... я должен тебе, в кое чем признаться,—голос у того натянутый, парень всеми силами пытается, чтобы он не дрожал. —Так это ты съел мои печенья!? —Что... —Чонгук-и, я бы поделился, но зачем надо было.... —Нет, нет,—машет головой,—я хотел о другом сказать,—громко вдыхая воздух, парень готовиться,—может ты присядешь? Тэхён прислушивается и садиться на край кровати, наблюдая за тем, как Чонгук медленно проходит к подоконнику и облокачивается на него так, чтобы перед взором старшего возникла только спина макне. —Что заставляет твое сердце замирать?—прикрыв глаза, чтобы сосредоточиться, начал говорить Чонгук. Он не ждал, что Тэхён будет вообще отвечать, но тихо: «а, что?», заставило задуматься о том, а правильное ли решение парень выбрал сейчас. «Живи для себя, плюнь на мнение других»—слова сразу же эхом отдаются в голове. Может стоит?—есть много вещей, которые помогают мне забыть о том, что мир—не сказка. Порой, знаешь, смотришь на то, как капли дождя равномерно омывают землю, вдыхаешь запах, и замираешь. Правда, не можешь выдохнуть, петикор действует немыслимо. Он успокаивает. Так вот, о чем это я,—потирая переносицу, продолжил тот,—знаешь,—усмехается,—что одна единственная вещь, которая ломает меня—твои губы, но они так чертовски манят,—Чонгук слышит, как парень замер, кажется, Тэхён перестал двигаться,—но, пожалуйста, знай, что..... —Чонгук—голос хриплый от долго молчания,—я не понимаю, что.... ты хочешь этим сказать,—нервничая, спрашивает старший. Голос твёрд, но тело прошибает дрожь. —Тэхён, я влюблён в тебя,—на выходе самым тихим голосом произносит младший,—знаешь, перед тем, как что-то случиться дальше, позволь мне кое-что дополнить. Я, кажется, был создан для тебя. Правда, как бы глупо это не звучало, но,—парень замирает, когда в ответ слышит тихое: «это не глупость».—но, моё сердце всегда будет принадлежать тебе. Сколько был людей я не встречал на свете, но ни один в мире не понимал меня так, как это делаешь ты. Твоя улыбка—самое ценное для меня. Черт, да я даже каждый раз вздрагиваю, когда слышу от тебя столь знакомое: «Я люблю тебя, Чонгук-и», потому что не могут выдержать. Сердце вырывается из грудной клетки. Позволь,—опуская взгляд вниз,—позволь, спросить тебя лишь об одном,—минутное молчание длится, кажется, вечность, но вскоре парень слышит хриплое: «о чем угодно» и окончательно замирает,—ты хоть раз говорил те слова с прямым значением? Тэхён молчит, потому что правду сказать боится. Ему кажется, что свои словами он только хуже сделает для Чонгука, но не ответить тот не мог. —Ты про те слова, которые я сказал тебе в день рождение?—хрипит, но продолжает,—или может о том, когда я назвал тебя «своим»? Или на песке было написано, что я буду любить тебя вечность, ты думаешь, я хоть раз шутил? Я каждый чертов раз наделся лишь на то, что ты расценишь это, как шутки, ведь тогда легче будет сказать правду. А ты и расценивал,—горько усмехается,—но я никогда не возьму их обратно. Ты единственный, который понимает меня, понимает, каково когда тебя называют «странным», но я никогда не слышал такого слова от тебя. Ни при нашей первой встречи, ни до сей поры. Может это потому, что,—в воздухе повисли слова, которые застряли в горле: «потому, что я безоговорочно влюблён в тебя»,—потому, что ты другой. Ты—опора для меня. Если я буду падать, ты поймаешь. Да про что я говорю, боже, когда ты во время выступлений смотришь мне в глаза, кажется, весь мир перестаёт существовать. Для меня есть только ты. Один во всей вселенной,—парень затихает: не может сдерживать ни дрожь, ни слезы,—поэтому, пожалуйста, Чонгук, никогда не сомневайся в моих словах, произнесённые в твой адрес, они—моя единственная правда. «Что ты для него хочешь? Счастья»,—снова память напоминает о главном, о самом важном в мире. Но Чонгук так сильно боится, настолько сильно, что ему кажется он упадёт в обморок. Но он боится не слов, а услышать со стороны Тэхёна всхлипы. Поэтому ни долго думая, не поднимая взгляд, он быстро садится на другой край кровати, но расстояние между ними стремительно сокращается, потому что младший не выдерживает такой пропасти. Парень легонько берет ладонь Тэхёна в свою, не решаясь смотреть тому в глаза, и слегка сжимает её. За его действия отвечает тело, а не мозг, потому что как можно объяснить, то что он медленно ведет большим пальцем по щеке старшего, вытирая влагу. —Пожалуйста, не плачь,—еле шевеля губами, попросил Чонгук. Но в ответ он получил лишь глаза полные надежды. Тэхён смотрел выжидающий, а также он боялся. Возможно, а может точно, он также боялся своих чувств, слов, действий. Но, как и первый, для него важнее, сделать «его» счастливым. Чонгук не мог больше выдерживать такой близости, и снова, доверяя импульсу телу, подался вперёд, ощущая, какие же на вкус эти великолепные губы. «Твои касания были подобны удару молнии. Они пробивали до боли, но это была боль равняющаяся с адреналином, тогда когда сердце скачет от возбуждения, каждая клетка моего тела напрягалась, когда твои губы проходились по шеи, оставляя после них россыпь меток любви. Меня било настолько беспощадно и резко, что твои руки, гуляющие по моей спине, лопатках, являлись единственным источником равновесия. Из тело вышибало дух при каждом твоём «ещё», но оно безоговорочно слушалось. Твои касания были подобны пламени в чертогах ада, да, мне кажется, та температура не смогла сравниться с тем, что ощущало мои тело после твоих кратких поцелуев. Ты для меня был подобну самому страшно—прекрасному явлению природы».