Я сверху

— Нет, — твердо ответил Чимин и поплелся дальше разносить еду и напитки, оставив ошарашенного отказом Юнги одного за стойкой бара в кафе, где подрабатывал после учебы. Глаза отрешённо уставились перед собой, а желваки на скулах болезненно забегали. Наверное, прямолинейность Юнги не всегда была уместна и не часто играла выигрышную роль, как сейчас. Он не с этого хотел начать разговор. Сперва надо было хоть как-то задобрить официанта, чтобы он не злился за опоздание. Иии… подобный вопрос, скорее всего, был слишком резким и шокирующим на первый взгляд, возможно, на второй и на третий, он был бы не менее шокирующим, но к чему эти сопливые прелюдии, спрашивал себя Мин. Он не мог их терпеть так же сильно, как и когда ему отказывали. Плюс ко всему, он понятия не имел, как именно стоило озвучить подобную «просьбу». Вкратце, ситуация была объяснимой и не такой пугающей, как могло выглядеть со стороны. Он — Мин Юнги, самый чистокровный актив начиная от густых лохматых черных прядей и заканчивая плотной кожаной косухой, натянутой поверх тонкой белой футболки, прекрасно подчёркивающей его широкие плечи и неоспоримую магнетизирующую харизму. Все в универе знают, как именно любит Мин Юнги и нетерпеливо ложатся под него, изнывая от обжигающей ласки горячего старшекурсника. Времена, когда его старались подмять под себя давно прошли и все заканчивалось одинаково: звание доминанта закреплялось за ним. Никто и геем его не называл: Мин Юнги только насаживает — это аксиома. Ну, а то что Пак Чимин, новенький мальчишка с первого курса факультета иностранных языков, один раз всадил ему по пьяне, на ссаной вечеринке Намджуна, ничего не значит, да и никто об этом не знает, а если узнает, то откинется от безудержного смеха в ближайшую больницу, потому что «Пак Чимин выебал Мин Юнги». Обхохочешься ведь. К тому же, больше таких ошибок не повторялось и каждый раз, вспоминая неделю нывшую задницу, было обещано не повторяться. Однако, в этот самый момент, Юнги до сих пор не верил, что добровольно, без капли спирта в крови и даже намека на угрозу жизни и смерти, решил нарушить данное себе обещание. И во что ещё больше не мог поверить, так это в то, что чертов Пак Чимин взял и отказал ему. Вот так просто. В уютной кафешке, располагающей к себе тёплыми оттенками причудливых желтоватых ламп, к вечеру был наплыв посетителей. Юнги отчаянно пытался словить беззаботно улыбчивого официанта в перерыве между заказами. Разговоры за столиками позади не умолкали. Светлая макушка Пака скрылась за дальним концом зала и Мин перестал его высматривать. Нервозность потихоньку нарастала. Юнги всеми силами старался сдерживать свою вспыльчивость, чтобы не спугнуть упрямого парня ещё больше, но мотив чересчур слащавой мелодии, играющей в заведении на повторе около 10 минут, почти сломил его. Чимин вернулся с пустым подносом и, напрочь игнорируя сверлящего его взглядом Юнги, начал вновь расставлять пустые чашки на поверхности плоского предмета. — Я добровольно предлагаю трахнуть себя, а ты мне отказываешь? — зло прошипел Юнги, до сих пор не осознавая, что это предложение вырвалось из его уст. За стойкой кроме них никого больше не было, что позволило придать словам достаточно яркую окраску. Руки Чимина, со звоном столкнувшейся друг о друга посуды, дернулись, и он, поставив чашки перед собой, тяжело вздохнул и поднял свои уставшие глаза на Мина. Если удавалось скрыть свое ужасное состояние от посетителей, то натягивать маску с глупой улыбкой перед Юнги Чимину совсем не хотелось. Правильнее сказать: было невозможно с улыбкой реагировать на такое шокирующее заявление. Только молча глотать воздух и стараться держать себя в руках. — Ты писал ждать себя после занятий, но не пришел. Я чуть не опоздал из-за этого, — проигнорировав вопрос, упрекнул Чимин, уперевшись руками о край столика и выжидающе глядя на брюнета. Юнги перевел взгляд на лежавший рядом с собой телефон. Экран засветился, уведомляя хозяина, что зарядки совсем не осталось и время близится к 6 часам вечера. Юнги долго решался на этот шаг и не собирался отступать или зря тратить время, ни свое ни Чимина: он правда готовился встретиться с младшим и опаздывать или вовсе не приходить на встречу, совсем не входило в его планы. Стал бы он так заморачиваться, чтобы в итоге струхнуть: Мин пошел на слишком огромные жертвы, выпрашивая чужой номер. Парень, кажется, его звали Ким Тэхён, не считал себя другом Чимина, скорее святым отцом, сыном и духом непорочнейшего Пака, но точно не бестфрендом. Он никак не соглашался давать ему чиминов номер, аргументируя свою позицию тем, что это является изменой, и что он напрочь отказывается позволять «какому-то шлюховатому старшекурснику» порочить имя своего невинного собрата. Юнги от накипевшей злости чуть не выплюнул заносчивому голубоволосому бесу в лицо всю правду о том, что его драгоценнейший и чистейший из ныне живущих Пак Чимин, буквально забрал его мужскую невинность, факт которого не делал его человеком непорочным, но, к счастью, вовремя остановил себя от этой опрометчивой затеи. На упрямого Тэхёна нашлась своя управа. В душе поселилось чувство, что парень с самого начала их разговора задумал торговаться с ним. Другого объяснения тому, как быстро он озвучил свои условия, у Юнги не было. « — Обнаженная фотка Чонгука и я даже готов промолчать о нашем разговоре, — деловито выложил Тэ, лишая Юнги дара речи. Миловидная темноволосая девушка, которая сидела за партой, недалеко от Тэхёна, ловким движением высыпала свои учебники в сумку и пулей покинула библиотеку. Юнги аж побагровел от стыда и злости. — Я что, блять, по-твоему дрочу на него? Откуда они у меня? — Я на Чимина тоже не дрочу, но у меня есть, — ехидно улыбнулся Ким. » Юнги не нуждался в этой информации. И думать о том, почему у Тэхёна вдруг имеются обнаженные фотографии Чимина, было последним, что его могло интересовать в этой жизни. Он стёр из памяти навеянный образ голого парня, так же быстро, как и фотографию Чона с телефона, после того как раздобыл и отослал ее. Но фотографию Чимина, которую Тэхен прислал в ответ, вместе с номером, в «качестве подарка», он почему-то удалять не стал. Юнги и открывал то ее лишь пару раз, чисто из любопытства, однако этого оказалось достаточно, чтобы она плыла перед глазами в то время, как он мастурбировал. Всего раз он позволил себе это и ещё долго не мог с чистой совестью и нормальным оттенком лица взглянуть на себя в зеркало. Вот и сейчас Юнги залился краской, воспроизведя в памяти изгиб неоспоримо гибкой спины Чимина и его упругие полные бедра. Проклятый Ким Тэхен. — Мог бы не ждать, если опаздывал, — подметил, разозленный на Кима, Юнги, без капли сожаления в голосе, чем заставил губы светловолосого официанта недовольно поджаться. Чимин был заметно разозлен чужому тону (знал бы, чем именно он был вызван, отнесся намного снисходительнее), но старался успокоить себя. Глупая злость и обида была лишней с его стороны. Что еще ему стоило ожидать от человека, который за все время их «знакомства» вел себя так, будто Чимин — это крошечная незаметная пылинка рядом с ним: вроде ты живёшь, зная о ее существовании, но совсем про нее не вспоминаешь и не замечаешь, а когда она вдруг даёт о себе знать, то, лишь чихнув, отгоняешь ее от себя ещё дальше. Стоило, наверное, выгнать наглого парня, сославшись на то, что его могут уволить из-за лишней болтовни, если застукают над пустой тратой времени. Озвучь он это, Юнги бы сразу ушёл, Чимин знал это. Мин и сейчас готов был уйти, лишь бы не доставлять куда больше проблем своим присутствием и разговорами, если бы Чимин намного убедительнее показал ему свой отказ, а не как сейчас: ставил все под сомнение. Оставалось чётко и доходчиво озвучить, но…никто его пока не застукал, а Юнги никогда больше трёх слов в предложении, адресованного ему и не употреблял. К тому, что его посылали, Чимин привык давно и перестал лезть к брюнету со своими чувствами, но то что происходило сейчас выбивало из колеи. Сегодня Юнги сам пришел к нему, и лишать себя редкого общества старшего совсем не хотелось, пусть и требовалось немного времени, чтобы поразмыслить обо всем случившемся.  — Мне надо работать, — сонно потер глаза Чимин и обернулся к полкам, где красивым рядом стояли прозрачные баночки с разными специями. Он потянулся к одной из них, отчаянно стараясь достать ту, что была заполнена темно-красными переливчатыми травами. Юнги с ленивым смешком наблюдал за жалкими попытками младшего дотянуться до верхней полки, пока его глаза невольно не опустились на красивые округлые бедра, что были стянуты темной тканью рабочих брюк, идеально подчёркивая их привлекательную форму. Чимин довольно улыбнулся покрасневшим щекам старшего, успев поймать взгляд Мина, когда тот резко перевел свои потерянные глаза куда-то в сторону. По мнению Чимина, это была самая очаровательная черта в Юнги, когда он: непрошибаемый и хладнокровный с виду, сразу терялся, стоило его смутить или поймать с поличным, как сейчас. В такие моменты проявлялась его мягкая и нежная сторона, которая, в действительности, составляла девяносто девять процентов всего Мин Юнги, и Чимин не понимал, как другие не замечали в нем этого, вешая на столь хрупкое создание лживые ярлыки. — Можешь пялиться, если так нравится, — между делом произнес Чимин. Не хотелось, чтобы старший чувствовал неловкость рядом с ним. Все безрассудно влюбленное существо Чимина готово было огородить его от любого намека на дискомфорт, но отказаться от любимого удовольствия смущать хёна, ощущалось наравне с предательством. Гордость, которая окутывала от мысли, что только он способен вызвать у Юнги подобные эмоции, переполняла и этот факт безумно льстил. Если его каждый раз отталкивали и не замечали, обрывая любую надежду на хоть малейший шанс обидным «пошел на хуй», то почему он не имел право пользоваться таким маленьким милым сокровищем? Смущенный Мин Юнги — это искусство, которым можно любоваться вечность. Послышалось невнятное бормотание и Чимин застыл на месте, вырванный из своих мыслей чужими резкими извинениями. Он не сразу понял к чему они относились и были ли это действительно извинения, быть может, он переутомился. — Что? — само собой вырвалось от удивления. Юнги все еще отказывался смотреть в глаза и судя по тому, с каким трудом ему удавалось выговаривать слова, он был серьёзен. — Не заставляй меня повторять, Чимин. Карге по истории было как-то срать, что я иду на секс тебя уламывать. — Ты пьян что ли? Сначала оттрахать себя просишь потом извиняешься. — Ты можешь просто выслушать меня? — все же взглянул на него Юнги. — Но я не хочу, — громче, чем следовало бросил Чимин. Он подошёл вплотную к стойке и, встав на носочки, потянулся через столик к лицу хёна, тихим медленным шепотом продолжая: — Ты расскажешь мне причину, из-за которой хочешь, чтобы я сделал это и она меня точно разочарует. Мне нравится думать, что сам Мин Юнги наконец признал то, что хочет меня. Хочет меня в себе, — наблюдая за мягко покрасневшими щеками, продолжал он, стараясь не показывать каплю своего довольства, — а я, вот так взял и отказал ему. Дай умереть счастливым, хён. Мин ловким движением ухватился за чужой темно-красный галстук и притянул к себе парня ещё ближе. Так, что кончик носа Юнги, едва щекотал чужое ухо. Чимин заметно сбавил обороты, почувствовал твердое давление на своей, стянутой тканью, шее. Все же подавлять и навеивать страх Юнги умел лучше всех. Чимина убедили в этом стаи мурашек, принесшихся по спине. — Ты не ломался так в первый раз, когда сделал это, что же сейчас медлишь? — В первый раз? А разве мне это не приснилось? — напомнил Чимин старшему его же слова. Настало время теперь Юнги недовольно поджимать губы. — Чего ты хочешь? — Хочу, — ответил блондин, высвобождая свой галстук из цепкой хватки чужих пальцев и выпрямляясь, — чтобы ты перестал, наконец, считать, будто трахал я тебя только раз. И ещё… попроси прощения. — Ждёшь извинений за то, что ты воспользовался мной, когда я был пьян? — с наигранной жеманностью спросил Юнги. Первую часть предложения он решил упустить и не обдумывать. — Это кто кем воспользовался? — слабо улыбнулся Чимин. Юнги старался игнорировать навеянную грустную нотку в его голосе. Он до сих пор ничего не помнил о той ночи и признаться, даже не хотел вспоминать. Рано или поздно ему бы пришлось с этим столкнуться, и вечно бегать от этого было очень глупо и бессмысленно, но сейчас он пришел не за этим. — Я извинюсь и ты согласишься? — с недоверием поднял бровь Мин. — Ты извинишься и я тебя выслушаю. Попробуешь меня убедить, — поправил Чимин, пододвигая к хёну белую кружку с ароматным свежим кофе. Юнги задумался над словами Чимина и старался решить, как именно стоило рассказать о своей проблеме, потому не сразу обратил внимание на напиток, пока приятный запах не начал ласкать нос. — Я не заказывал. — Я знаю, — бросил Чимин, в который раз подхватывая поднос и выходя из-за стойки. — Можешь подождать меня у черного выхода, если надоест слушать эту дурацкую песню. Я скоро закончу. Юнги вновь проводил светлую макушку взглядом и после всмотрелся в свое темное отражение в кружке с кофе. Совесть слегка покалывала, напоминая Мину каждый раз, когда он обидно посылал Чимина или игнорировал его. Интересно, почему его ещё не возненавидели? Мин был почти уверен, что Чимин вот-вот пошлет его и ему не придется совершать ещё больше ошибок, чем успел наделать до этого. Его не только не послали, но и угостили горячим кофе. Заботливость младшего, проявляющаяся в подобных мелочах вымораживала. Юнги не понимал, почему он такой, но старался убедить себя в том, что Чимин так добр со всеми и дело лишь в его сраном великодушии. Определённо, так и есть, это же Чимин.