***
Утро. Что обычно думает девушка, когда золотые лучи, ласково коснувшись щек, пробегают по кончикам медных ресниц, когда сквозь приотдернутый полог из открытого окна доносится легкий запах цветов и пение птиц, когда веселые соседки, которые вчера еще прятались от Филча по темным закоулкам с парнями, сейчас еще только начинают просыпаться, радостно жмурясь и обнимая мягкие подушки? Правильно. В такое теплое, весеннее утро в голове могут быть только позитивные мысли. Вот и у меня они вполне соответствовали тому сладостному предвкушению новых событий и волшебных открытий, которые только и ждут, когда я до них доберусь. Я была готова к чему угодно, но утро умудрилось превзойти себя и лимит моей фантазии…***
- Ослепла? Ты не видишь куда идешь, грязнокровка?! – рыкнули откуда-то сверху. А утро так прекрасно начиналось. Буквально порхая над землей, я не шла, а летела в главный зал на завтрак. Сегодня была пятница, за окном сияло солнце, на завтрак должны были приготовить мою любимую рисовую кашу с малиной – разве жизнь может быть более прекрасной? Нет, разумеется, обязательно какой-то длинноволосый, блондинистый, длинноносый, сероглазый к… красавец соизволит не просто опустить тебя на землю, но припечатает сверху так, что никакой Филч потом не отскребет. – На меня ты чего вылупилась? Лучше бы под ноги так смотрела. Хотя, о чем это я? Гриффиндор – это диагноз. Туда берут исключительно тех, у кого в голове даже одуванчики не растут, ибо не из чего. Отойди с дороги уже, встала. – На этой лирической ноте меня совсем не по-аристократически отшвырнули в сторону, впечатав со всего размаха в стеклянную витрину с вазой. Раритет исключительной красоты, подаренная Годриком Гриффиндором Салазару Слизерину в день открытия Хогвартса. Примечательна эта ваза была тем, что фарфор, зачарованный китайскими мастерами, отказывался подчиняться любому магическому воздействию, поэтому ваза-близняшка, почившая пять лет назад, покоится в кабинете директора за дверью с надписью: «Утилизации не подлежит». Слегка покачнувшись, стеклянный купол вместе с китайским даром под ошарашенные взгляды учеников и похоронные вопли преподавательницы магловедения, мисс Додж, с «легкой» руки Малфоя и грациозности моей… кхм, спины полетел на пол. - Вандалы! Бессовестные! Вы хоть понимаете, что натворили! – верещала мисс Додж, размахивая носовым платком. – Это была бесценная ваза! Ваши жизни стоят меньше, чем она! – все сильнее распалялась многострадальная. - Да как Вы… - попытался что-то вставить побледневший слизеринец, да кто ж ему позволил. - Помолчите, мистер Малфой, – из-за колонны выплыл весьма некстати вернувшийся из Министерства Магии Дамблдор. – Вы сейчас не в том положении, чтобы спорить. Все, что Вы скажете… - …будет использовано против Вас, – вырвалось случайно у меня, после чего мгновенно захотелось поменяться с вазой местами. - Практически. Любые комментарии только усугубят ваше положение, говоря «ваше», я имею ввиду и Вас, мистер Малфой, и Вас, мисс Эванс. – Голубые рентгены прожигали насквозь, теперь я понимаю почему Сириус и Джеймс, попавшиеся на полетах на метлах после отбоя, предпочли отмывать каптерку с личными вещами Филча, чем идти на допрос к директору. - Но, сэр, я же не виноват, что мисс Эванс под ноги не смотрит. – А голос-то какой елейный, а взгляд-то, агнец позавидует. - Ты же ее сам толкнул, – вылетело откуда-то из толпы, собравшихся, зевак. - Мистер Малфой и мисс Эванс, за нарушение школьного спокойствия, за порчу ценнейшего раритета, за пререкания и… - …за неподобающий вид, - вставила свои пять центов мисс Додж. - Благодарю. С каждого факультета снимается по 100 баллов, а в наказание вы оба после ужина будете вручную склеивать эту вазу, благо тут есть что склеивать в отличие от ее сестры. Мисс Додж, прошу Вас, обеспечьте молодежь подручными средствами и свободным классом. – Смерив нас с Малфоем самым строгим взглядом из всех возможных, Дамблдор, плавно развернувшись, направился в сторону своевольных лестниц. - Рыжая, если бы ты только могла представить, как я тебя ненавижу! – припечатал длинноволосый поганец, когда студиозы, лишившиеся бесплатного цирка, во главе с Эмилией Додж влились в главный зал, оставив нас наедине. - Это все из-за тебя, это тебе вечно места мало. Не пытался свое эго сворачивать? – не оставшись в долгу, я вернула благодушную любезность слизеринцу и, расправив помявшуюся юбку, присоединилась к остальным на завтраке. Каша с малиной ждать не будет.***
Какое отвратительное утро: солнце, которое так и норовит просочиться своими глупыми лучами в каждую дырку, заполошные птицы верещат так, словно их пытают, а еще этот Харвис, безмозглая старая сова. И почему ее не сдуло куда-нибудь на север по дороге? Вот нужно ей было притащить это премилое письмецо от отца. «Разлюбезный сын мой… бла-бла-бла… Вы уже достаточно взрослый, чтобы отвечать за свои поступки… бла-бла-бла… грязнокровый темномаг… кружок прихлебателей… позор роду Малфоев, что Вы, сын мой, оказались замешаны…». - Да тьфу на тебя, чтоб ты еще понимал?! Скомкав пергамент, я от всей души зашвырнул его в окно, пристрелив весьма метким инсендио в полете. Пусть горит. Подумаешь, сходил на импровизированное собрание, которое организовал Макхорни. Подумаешь, зачитал парочку обращений Лорда. Подумаешь, попался на глаза Дамблдору декламирующим запрещенную «Кровь Мандрагоры». Он ведь даже баллы не снял, а только минут двадцать погундел о моральных устоях современной молодежи и отправил помогать Хагриду в качестве наказания. «Позор рода Малфоев…». Кто бы говорил? Ведь это не я спалил кабинет директора Диппета, не я сломан любимую «Комету-250», за которую заплатили баснословные деньги, не я поджег невообразимо пышные юбки и панталоны ненавистной тетушки Мейбли. Кто еще позор? Зажевал обиду конфетами, которые так любезно оставил на своей прикроватной тумбочке Тоби Тримпли. Совершеннейший чудак, но с ним всегда легко и весело. Хоть кто-то не ждет, что я буду изображать великого наследника рода Малфоев. С самого детства всем было наплевать на то, что я хочу, куда я хочу, что мне нравится, что нет. Малфой? Значит веди себя соответствующе. Только поступив в Хогвартс и оказавшись в поезде, найдя пустое купе, я с наслаждением представил, что на целых семь лет буду предоставлен сам себе. Плевать, что на лето придется возвращаться домой, отец ненавидит летний Мэнор и каждый год старается убраться подальше на север. Подозреваю, что там у него есть другая семья, мать-то он никогда с собой не брал, как и меня. Год в школе, лето дома без отца – это величайшее блаженство. Тогда-то я и встретил Тримпли. Курносый, зеленоглазый метаморфенок с синими волосами. Он так задорно смеялся, там уморительно шепелявил и обаятельно улыбался щербатым ртом, что не проникнуться просто было нельзя. Он стал мне настоящим другом. Искренний и непосредственный. Только он знал, что на самом деле я обожаю Вивальди, что по субботам беру уроки скрипки в Хогсмиде, что ненавижу накрахмаленные, помпезные наряды, что каждое лето сбегаю в какой-нибудь магловский городок, в котором провожу целый день. Но главное – я безумно, до одури, до дрожи обожаю одну невыносимую, вечно позитивную, вечно лучащуюся любовью ко всем и всему, рыжеволосую зазнайку Эванс.***
- Ну, господа вандалы, добро пожаловать в кабинет магловедения, – мисс Додж, покачивая своими весьма внушительными формами, утянутыми во все, что только могло утягивать, вплыла в святую святых. Это был единственный кабинет во всей школе, в который ученики, исключая только особенно проникшихся или же посвященных, как я, тащились, как на эшафот. Особенно весело было наблюдать за метаморфозами на лицах слизеринцев, когда они улавливали своими аристократическими носиками запах старины и вечности, пыли и кипяченого молока с ватрушками. Их авторитет наверняка падал, а карма мгновенно портилась, стоило им переступить порог кабинета грязнокровой свалки, как они же его и называли. - Прелестно, – скуксился Люциус Хитромо… Хитролицый, словно ему предстояло убирать навоз, а не склеивать предмет искусства. - Вы что-то сказали, мистер Малфой? – Хотя Эмилия Додж прекрасно все слышала и могла бы не переспрашивать, но все студенты знали, что ей доставляет особое удовольствие уличить нерадивых болтунов, даже если они сидели на самом последнем ряду. - Да ладно Вам, сэр. Относитесь к сей экзекуции, как к проверке Вашей выдержки. – Ну не могла я не поддеть его, уж больно кислый вид у него был. - А тебя, Эванс, - произнес так, словно таракана раздавил, - вообще никто не спрашивал. - Да где уж нам уж, – хихикнув в кулачок, я откинула волосы с лица и переключилась на изучение наглядных пособий, которых тут было представлено великое множество. Длинные стеллажи от потолка до пола были заставлены различными диковинками, как считали маги, раритетом, как считали те, кто вырос среди подобных достижений творческой мысли. Утюги всех видов и форм, чайники, лампочки, молотки, печатные машинки, даже щипцы для завивки, фотоаппараты, видеокамеры, которые не работали, но привлекали особый интерес, прялки и пяльцы, кастрюли, коллекции монет различных стран и годов, полное собрание сочинений классики, зарубежной и не очень, книги по истории, книги по домоводству и кулинарии, кухонная утварь, перья и чернильницы, ручки и карандаши, краски и мольберты, циркули и глобусы, карты и карты, и карты, и карты. Кто-то даже сделал отдельный шкаф, который был окружен со всех сторон магическими щитами и ловушками и стоял по центру класса, поскольку внутри были представлены различные виды оружия, огнестрельного и холодного, метательного, стрелятельного и убивательного характера. Что-то нам разрешалось трогать, что-то просто смотреть. Здесь было столько всего интересного, почему же так мало магов это понимает? - Вот вам, мои несравненные, специальные средства, – практически медовым голосом пропела мисс Додж, выкладывая на первую парту баночки с сильно-вечно-моментально действующим клеем, кисточки, тряпочки, губочки и прочее. - Это косметика что ли? – выдал неподражаемый Малфой, повертев одну из баночек с клеем в руках. - Угу, ты попробуй себе ресницы этим намажь, эффект загляденье, уверяю, – сквозь смех только и смогла выдавить я. Ну что за балда? Уловив явный подвох в моих словах, Малфой поставил обратно, одарив меня в ответ стенопробивающим взглядом. - Мисс Эванс, ну как не стыдно. А Вам, мистер Малфой, следует лучше учить теорию. Это же первый курс. Значит так, спецсредства я вам выдала, вот тут пирожки и тыквенный сок, хотя лично я считаю, что посидеть ночку голодными вам не повредит, но директор со мной не согласился. - На столе мирно стояла корзинка с едой, источая сладкий аромат яблок и корицы. – До утра вам нужно будет склеить эту бесценную вазу, вернув ей былой облик, все ясно? Я вас закрою, чтобы мысли о побеге даже и не зарождались в одной светловолосой головке. – Чудесная женщина, уже за одну эту фразу в адрес того-не-будем-показывать-пальцем-кого я готова склеить еще три таких вазы. - Как это закроете, а если мисс Эванс или мне потребуется… - Ручной труд укрепляет дух, а потому все низменное становится бренным, – выдала Конфуций в юбке. – Потерпите, – решила добавить Эмилия Додж, заметив, что ее изречение задержалось на стадии принятия и зависло на этапе обработки информации. – За сим оставляю вас в тишине и спокойствии, трудитесь. – И прошелестев многослойными юбками, мисс Хранительница тайн мира маглов испарилась, щелкнув в замочной скважине заклинанием, а еще через секунду дверь, на которую так вожделенно смотрел Малфой, явно планируя побег, растворилась, став стеной. - Это еще что за… она издевается? - Нет, Малфой, она просто очень хорошо тебя знает.***
- Да куда ты лепишь? Эванс, ты и правда без глаз? – уже минут десять рычал слизеринский узурпатор. – Я же сказал над синей полосой, а ты… - Взял бы и сам приклеил раз такой умный. Это синяя полоса, кто еще слепой, а? – Кажется, и я начинала терять терпение. Что он о себе возомнил? Великий гончар нашелся. - Это зеленая! - Синяя! - Зеленая! – срывался на визг Малфой. - Синяя! - Син… тьфу ты, зеленая! - Хоть розовая! Малфой, уже одиннадцатый час, а мы дальше середины не продвинулись. Пусть уже будет тут, по размеру подходит, – хлопнув по столу ладонью, устало выкрикнула я. – Клей уже свой кусок. - А ты мне не указывай тут, – конечно же, за мистером якалкой должно быть последнее слово. Прожевав себе под нос возмущательства, я схватила свою кисточку и с остервенением стала мазюкать ей очередной кусок. - Эванс, что ты творишь? – вновь влез несносный златовласка. - Пресвятые мерлиновы колпачки для усов! – вскрикнула я так, что даже хрустальные балерины в шкафу напротив испуганно звякнули. – Что опять? - Ты куда собралась клеить горлышко, которое намазала? – самодовольно профырчал Малфой. - На голову тебе, оставишь ты меня уже сегодня в покое? Что ты ко мне прицепился? Хватит уже каждое движение комментировать. – А меня продолжало распалять, хранилище терпения трещало по швам, еще хоть один звук из слизеринского района… - Но… - А-а-а! – то, что случилось в следующую секунду, я плохо помню, словно пеленой заволокло разум. Очнулась лишь, когда хрустальная люстра, жалобно скрипнув, рухнула с потолка и прямо на край одной из парт. И началось. Подломившаяся ножка парты, отлетев в сторону, задела этажерку на которой возвышалась импровизированная пирамида из хрустальных кубиков. Падая, этажерка зацепила край мраморной подставки, на которой изгибалась полуобнаженная дева с арбузом, которая качнувшись подтолкнула один из шкафов. Пролившийся град из чугунных утюгов довершил цепочку, а потом по инерции стали падать остальные шкафы, как доминошки. Финальным аккордом был рухнувший портрет Аристотеля, висевший над преподавательским столом и наблюдавший весь ужас вакханалии, творившейся тут. Стало так тихо, что я даже боялась пошевелиться. Развалины Помпеи, посреди которых возвышается стол с уцелевшими трудами наших очумелых ручек. - Да, Эванс, - протянул ошарашенный Малфой, - кажется, пора сделать перерыв на пирожки.***
Н-да, Эванс выдала по-гриффиндорски. Это ж надо было так бахнуть ступефаем, чтоб разгромить целый кабинет с хламом. Вот это девушка. Такая коня не просто остановит, нет, она его с землей сровняет… прямо горящей избой. А ведь такая хрупкая, нежная. Пф, видимость. Интересно, а чего она так притихла? Пар выпустила, все? Даже пирожок не ест. - Эванс, ты его загипнотизировать пытаешься или дырку прожечь хочешь? – осторожненько решил разрядить обстановку. Разрядил на свою голову. Тихонько всхлипнув, Лили вдруг уронила пирожок на пол и, прижав кулачки к глазам, разразилась новой стадией – истерикой. - Эй, ты это, - новый взрыв рыданий, - ну перестань, я пошутил же. – А в ответ только протяжный вой. Ну и что теперь делать? Я же никогда не сталкивался с рыдающими девушками. Может ее водой окатить? Нет, воды нет, а душу из тыквенного сока она вряд ли обрадуется. Треснуть, точно! Нет, на этот курносый одуванчик у меня рука не поднимется. Думай, Люциус. - Эва-а-анс. – Еще хуже, она теперь дурниной заревела. Додж, чтоб на тебя утюг свалился, вот не закрыла бы нас тут, я бы в больничное крыло сбегал за пустырником. Что же делать… Может, если на нее подуть, она успокоится? Попробовал. Затихла, но на секунду, а потом еще громче заплакала. Ладно, Малфой, давай беспроигрышный вариант. Поравнявшись с мисс картофельное поле, я резко выдохнул, вздернул ее за плечи и поцеловал. Как там пишут в книгах? Голова закружилась, табун бабочек завязали кишки узлом? Бред. Я чувствовал только, как сердце замерло, пропуская удары, как дрожащие руки упираются в грудь, как губы, соленые от слез, сначала сжимаются в знак протеста, а потом… а потом она ответила. Я даже сам себе не смел поверить. Она сама скользнула руками вверх, обвив ими меня за шею, и ответила на поцелуй. Не оттолкнула, не ударила, не взорвала школу ко всем прародителям, она ответила. Не знаю сколько мы так стояли. Казалось, что мгновение, мимолетное и неуловимое. А и неважно, я и на такое не смел надеяться. - Малфой, – прошептала Лили, открывая удивленные, нет, ошарашенные глаза. – Малфой, что это было? - Ничего, курносая, ничего. – Я опустил ее руки, одернул пиджак и отошел в сторону. – А чего ты ревешь и ревешь? Есть мешаешь.***
Какой смешной. Думал, надел привычную маску безразличия, и я ничего не пойму? Только я же чувствовала, как бьется его сердце, как учащается дыхание. Я же видела, как он смотрел на меня, стоило нам оторваться друг от друга, словно ребенок на рождественский подарок. И сейчас он так трогательно трет раскрасневшуюся щеку. Малфой, и почему же ты такой странный? Хмыкнув своим мыслям, я опустилась на поваленную подставку для статуи и жалобно посмотрела на пирожок, который теперь был весь в пыли. - На, тут еще много пирожков. – Люциус, хмурясь чему-то своему, протянул мне корзинку, полную ароматной сдобы. - Слушай, - прожевав кусок пирожка с яблоком, задумалась я, - а что же теперь делать-то? Ведь утром придет Додж, ее же удар хватит от этих руин Помпеи. - На наше счастья все, исключая злосчастную вазу, можно починить репаро. Давай жуй уже быстрее, иначе до утра мы не успеем, а еще этот пазл собирать.***
Утро настало непозволительно быстро. Мы еле-еле успели привести кабинет в порядок, напихав воскресшие шкафы-стеллажи реанимированными пособиями. И плевать, что фарфоровый слоник №4 не должен стоять рядом со сковородкой, в пятом часу это уже неважно. Устав, как рабы на галерах, мы рухнули посреди сверкающей новизной комнаты. Послать что ли бутылку огневиски профессору Флитвику? Если бы он не заставлял меня тренировать это проклятое репаро до дрожи в суставах, то сегодня был бы последний день моей жизни. Даже представлять не хочу те изощренные пытки мисс Додж, которым бы подверглись мы с Эванс, явись магловедка с утра пораньше. - Малфой, спасибо тебе большое. Знаешь, - она на секунду задумалась, наверняка подбирая слова, - ты все же не такой засранец, как говорит Сириус. - Вот уж спасибо тебе, Эванс, – подобрала так подобрала, ничего не скажешь. - Подожди. Я хотела сказать, что всегда знала, что ты просто на людях стараешься держать марку, а на самом деле ты же неплохой парень, Люциус. Ладно давай доклеим уже вазу, скоро Додж придет. И пришла. Стоило мне обмазать свежесобранный пазл закрепителем, как на стене вновь проявилась дверь. - Ну, мои золотые, как тут у вас дела? Ах, какая прелесть. Какие же вы молодцы, она у вас получилась даже лучше, чем была. – Пока на нас продолжал сыпаться град из сахарной похвалы, я украдкой покосился на Лили. В голове до сих пор звучали ее слова. – Что ж, вы славно потрудились, поэтому можете идти в свои гостиные отдыхать. Повезло вам, что сегодня выходной.***
Мы медленно ползли по коридорам еще сонной школы. Руки и ноги отказывались двигаться быстрее после тех трудочасов, которыми мы развлекались всю ночь. Лили уже откровенно клевала носом, я захлебывался очередной волной зевоты. Но все равно было как-то светло на душе. Впервые за много дней я был рад утренним лучам, которые проникая сквозь витражные окна, окрашивали стены и пол невероятными радужными цветами. Я проводил Лили до самой башни, боялся, что она могла уснуть где-то по пути, хотя, если быть честным, я просто не хотел с ней расставаться. И когда уже думал уходить, она вдруг коснулась моей руки, легонько так, словно ветерок подул. - Малфой, я, знаешь, что хотела. Может, если ты не будешь против, то... - …мы сходим завтра куда-нибудь, – сказали мы почти синхронно. – Я не против, Эванс, – просияв, ответил уже только я. Она же улыбнулась и, клюнув меня в щеку, скрылась за лестничным поворотом. - Спокойного тебе утра… Лили.