***
— Сколько нам тут ещё торчать? — Эйдан прикрывает глаза, втягивая сладковато-фруктовый дым кальяна. Его плотные кольца витают в небольшой комнатке, ажурные окна которой плотно закрыты, что не позволяет разбавить молочное марево свежим воздухом. Возле Эйдана сидит миловидная девушка со смуглой кожей, игриво наматывая его золотой локон на пальчик. Лёгкие нити бисера съехали, оголяя её бёдра. Такие же блестящие алые нити бра скрывают небольшую упругую грудь. — Он обещал быть в жаркий час, — монотонно отвечает Дэймон, явно не переживавший о том, что все их планы летят псу под хвост. Он медленно делает затяжку дурманящего дыма и так же медленно, бережно, тонкой струйкой выпускает его в стеклянную чашу, наполненную ярко-пурпурным чаем. А потом протягивает её второй девушке, сидящей перед ним на коленях с арфой. — Скажи, какие часы, когда здесь светит солнце, не жаркие? — Эйдан улыбается, перехватывая тонкое запястье спутницы и невесомо касаясь его губами. — Они прелестны, жаль, ничего не понимают на английском. — Когда Хэдвиг сказал о брони в каком-то захудалом хостинге я, было, расстроился, но услуги мне тут определённо нравятся. Да и кормят сносно. Без телика я проживу, — Дэймон подаётся вперёд, подцепляя кончиками пальцев толстую и длинную косу, перекинутую через плечо девушки. Бубенцы, вплетённые в волосы, отзываются тихим перезвоном. Полные губы юной красавицы складываются в улыбку, и Дэймон, не задумываясь, проводит по ним большим пальцем. Замерев на секунду в нескольких дюймах у её лица, он вдыхает её сладкий запах, но отстраняется назад, не позволяя себе даже думать о большем. — С таким же успехом ты мог оставаться в Саутгемптоне, — Эйдан откидывается на спинку софы, мягко опуская руки девицы, которая всё норовит его приласкать. — La, — заправив кучерявую прядку за миниатюрное ухо девушки, он отрицательно качает головой, стараясь чётче произнести арабское слово. — Простите, господа, я задержался, — в двери входит высокий жилистый мужчина преклонных лет, поглаживая седую бородку. Сняв белую шляпу, он слегка кланяется в знак приветствия, улыбаясь. — Хэдвиг! Мы уже решили, ты нас бросил, — Дэймон поднимается с диванчика и пожимает протянутую руку. Хочет сказать что-то ещё, но замирает с приоткрытым ртом. За спиной Хэдвига стоит молодая девушка. Она смущённо опускает глаза, сцепив руки перед собой на миниатюрной сумочке. Её вьющиеся волосы убраны назад и спрятаны под широкополую белую шляпу, перевязанную жёлтым бантом из атласной ленты. — Знакомьтесь, моя девочка — Клео, — Хэдвиг, не глядя, протягивает руку дочери, подзывая. Хэдвиг уже не молод, и братья всегда чувствовали в нём отцовское начало. Оба тянулись к нему, прислушиваясь. Но не ожидали, что у него и правда есть дети. — Ты… ты не говорил, что у тебя есть такая красивая дочь, — Дэймон хочет взять руку подошедшей к отцу Клео в знак приветствия, но она делает полшага назад, сдержанно улыбаясь. — Это моя средненькая, — в голосе Хэдвига слышатся гордость и нежность. — Старшая, Неф, уже вышла замуж и ожидает первенца, а младшая, Хат, слишком непоседлива. Представляете, сбежала с геологами куда-то, бросив учёбу и семью! — Мне кажется, это не самое подходящее место для молодой девушки, — Эйдан, смущаясь, проходится ладонью по волосам на затылке. Хэдвиг, глянув на дочь, улыбается, покачав головой: — Она бывала и не в таких местах. Не обольщайтесь, под этой личиной скромняги прячется настоящая бестия, — погрозив парням в шутку кулаком, Хэдвиг просит двух красавиц, развлекавших братьев, удалиться, после чего жестом предлагает всем присесть. — Простите, что так долго томил ожиданием, но я хотел быть уверенным в том, что скажу сейчас, — начинает Хэдвиг, при этом глядя на дочь, которая устроилась в кресле, положив шляпку на удобно закинутую ногу на ногу. — Мы приехали сюда только потому, что ты объявился так внезапно, рассказывая о зацепках в деле отца, — произносит Эйдан. Братья в один миг меняются в лицах. Они любят Египет всей душой с детства, но в этой поездке изучение древних богов их интересует меньше всего. Единственная причина, по которой они здесь, расследование дела об исчезновении отца, которое спустя столько лет выплыло на свет. — Знаю, поэтому мне так трудно рассказать вам обо всём. Джон был мне очень дорог. Наша страсть к Египту началась ещё с колледжа, но он, подававший столько надежд, избрал кривую дорожку… — Изучение мифов кривая дорожка? — усмехается Дэймон, исподтишка изучая молчаливую Клео. — Лженаука, мой мальчик, вот кривая дорожка. Джон не хотел изучать, он хотел подтверждать мифы и легенды. Он поверил в то, во что не стоило. Местные не прощают переменчивых натур, — Хэдвиг опускает голову, протирая круглые стёкла очков. — Что ты хочешь этим сказать? — Эйдан бросает взгляд на Дэймона, пытаясь найти в его лице подтверждение своим мыслям. — Он нашёл их, жрецов, и ушёл с ними в город-миф — Хамунаптру, — из внутреннего кармана светлого пиджака Хэдвиг достаёт старое, потрёпанное временем фото, и протягивает его Эйдану. — Оно сделано в небольшом поселении через несколько месяцев после официального исчезновения Джона. Эйдан сжимает край фотографии сильнее, чем следует, от чего она немного мнётся. На фото видет рослого, широкоплечего мужчину в компании людей, которых нельзя как-то идентифицировать из-за плотной красной ткани, которой они укрыты. На фоне находится здание, судя по всему, единственное крупное в поселении. В стеклянной витрине на широко развёрнутой газете чётко видно число: двадцать второе сентября тысяча девятьсот девяноста седьмого. — Так он… жив? — Дэймон вздрагивает, его голос звучит сипло. — Нет, мальчики, у нас есть весомые доказательства обратного, — Хэдвиг поднимается и медленно подходит к Дэймону, опуская руку на его плечо. — Мне жаль. — Что именно?.. — Останки Джонатана Харпера в Хамунаптре, — Клео не даёт договорить Эйдану, перебивая. — В городе мёртвых? Впрочем, не важно, чем именно вы считаете это место, мы должны увидеть его кости. — Да, это священный город мёртвых. Пристанище жрецов многих культов. Как вам известно многие боги были связаны со смертью и хаосом, — Клео поднимается вслед за отцом и, подойдя к Эйдану, достаёт из сумочки небольшой блокнот размером с ладонь. Настолько ветхий, что Эйдан невольно испытывает трепет, какой бывает при находке древностей. Открыв первую страницу, Эйдан застывает, едва касаясь нескольких строк кончиками пальцев, и после молча, не глядя, протягивает блокнот брату. Они могли не верить в Хамунаптру, но сомневаться в словах о находке тела отца им не приходится. Дэймон читает имя, узнавая его почерк. Перевернув блокнот, он открывает задний форзац, откуда выпадает небольшое фото женщины с двумя золотоволосыми мальчуганами на фоне бескрайнего песчаного моря. — Мы не смогли ничего вывезти оттуда. По правде говоря, для этого нужно больше людей, а это значило бы огласку. Мы не готовы пока делиться этим открытием с миром, — Клео закрывает сумку с характерным щелчком и присаживается на стеклянный столик перед Эйданом, упираясь в него руками. — Для нас это не важно. Город мёртвых с его богами всего лишь красивые сказки, до которых живым нет дела, — Дэймон продолжает разглядывать блокнот и крошечное фото, нежно касаясь вещей пальцами. — Дэй прав. Нам не нужны богатства из легенд или слава — только мёртвые, — Эйдан плотно сжимает губы, сев на подлокотник дивана рядом с братом. Он давно не видел его слёз и теперь они обжигают сильнее полуденного солнца. — Мы ещё поговорим о том, как можем помочь друг другу. Завтра утром мы выдвигаемся небольшой группой. Присоединяйтесь, я помогу с транспортировкой останков Джона, — Хэдвиг замолкает, разглядывая братьев. Приподнимает руку, словно хочет коснуться Эйдана, но, передумав, подаёт Клео жестом сигнал на выход. Клео мягко кивает отцу и, уходя, задерживается рядом с Эйданом всего на мгновение, касаясь его ладони и незаметно оставляя ему клочок салфетки. Эйдан сжимает его, но мысли его заняты не симпатичной девушкой, а братом, не способным оторвать взгляд от их детского фото. Дэймон не обращает внимания на уход Хэдвига и Клео. В его руках подрагивают фотография и старый истёртый блокнот. Весь вечер братья проводят в номере, перекидываясь короткими фразами, понятными только им. Так было всегда, сколько они себя помнят. На раскопках в Фивах или в путешествиях с караванами они были предоставлены сами себе и между ними установилась прочная, нерушимая связь. Эйдан видит, нет, чувствует, что Дэймон оказался не готов к рассказу Хэдвига. Он сам не был к этому готов до конца, но чего они ожидали? Никто из них и сам не знал, чего именно. Возвращаясь в Египет после стольких лет, они, как дети, мечтали о чуде. Мечтали ощутить ту зыбкую, волшебную атмосферу из воспоминаний, какая бывает при мыслях о давно ушедшем, тёплом времени. Дэймон слишком обеспокоен и расстроен, погружаясь глубже в свои мысли, пока в итоге полностью не отгораживается от брата. Эйдан знает, что ему нужно время. Просто переварить мысли, выпустить пар, побыть одному. Дэймон терпеть не может, когда его потаённое видит кто-то другой, даже старший брат. Потому Эйдан вспоминает про клочок салфетки. На город опускаются сумерки, принося с собой лёгкую, долгожданную прохладу. Эйдан, в который раз вглядываясь в раскалённое марево на горизонте, сравнивает пески с золотом. Для него Египет всегда ассоциировался с золотом. Его пирамиды и храмы, песчаные барханы и яркое солнце, легенды и золотая кровь богов. В отличии от Дэймона он верит в большее, чем желает показать. Эйдан знает, что брата Египет захватывает не так, как его. Для Эйдана Египет нечто большее, чем просто связь с отцом и прошлым, в котором они были опьянены эйфорией. С другой стороны, Эйдан понимает, что это их «счастливое детство» пусть и было действительно счастливым, сейчас всего лишь источник грусти и сожаления. Будучи детьми, они были так привязаны к отцу, так увлечены его страстью, что теперь, возможно, не до конца осознают своё собственное настоящее, предпочитая жить в каком-то подобии ловушки для жертвы. И Дэймон, несмотря на возраст, очень хорошо чувствует себя в ней. Но Дэймон вовсе не такой. На самом деле. Дэймон словно жидкое золото — стремительный, сверкающий, яркий. Вокруг него всегда лёгкий свет, ореол тепла и любви. Он обладает внутренней силой и стержнем, несмотря на импульсивность и, порой, несдержанность характера. В отличии от него себя Эйдан всегда сравнивал с разноцветными камнями в том золоте: занимает своё место, с которого его не так легко сдвинуть, не разрушив что-то вокруг. Он точно знает, чего хочет, во что верит и чем рискует. — Зачем ты хотела меня видеть? — Эйдан останавливается у арки с резными колоннами некогда большого дворца. Днём тут было множество туристов, но с наступлением темноты все предпочли оказаться вдали от унесённого временем храма. — Ты не догадываешься? — Клео сидит спиной к Эйдану в чёрном полупрозрачном платье, усеянном мерцающими камнями. — Я не привык к таким свиданиям, — медленно обойдя её, Эйдан останавливается напротив собеседницы. Её тёмные волосы аккуратно ниспадают по загорелой коже плеч, глаза ярко подведены на манер египетских цариц, предплечья, запястья и пальцы украшены многочисленными браслетами и кольцами из золота с символикой смерти и птиц. — Тебе не нравится этот вид? Или смущает недавнее знакомство? — Клео едва улыбается и Эйдан чувствует, как перехватывает дыхание. В лицо бьёт лёгкий ветер с запахом корицы и солнца. — Не люблю, когда не понимаю происходящего, — он сглатывает, рассматривая тёмную радужку, бурлящую, рассекаемую светлыми нитями и постепенно полностью поглощаемую искрящимся золотом. — Не тревожься, понимание ничего не даст, — Клео поднимается, мягко касаясь колючей щеки маленькой ладонью. — Расслабься, и мы повеселимся. Эйдан хочет отстраниться, чувствуя, как земля уходит из-под ног, но Клео льнёт ближе, впиваясь короткими ноготками в его затылок и накрывая губы своими.***
— Он не вернулся этой ночью, — тонкие пальцы Дэймона скользят по отросшим золотистым прядям, осыпая пепел зажатой между ними сигареты. — Ты беспокоишься о нём так, словно Эйдан ребёнок, — Хэдвиг выглядит усталым, рассеянно набивая курительную трубку табаком. — Он никогда не исчезал вот так. Оставлял записку или предупреждал, — Дэймон с силой вдавливает окурок в гранёную пепельницу, наблюдая как от неё поднимается едкий дымок. — Даже не взял бумажник… — Мне неприятно это признавать, мальчик, но твой брат, похоже, сбежал с моей дочерью, — Хэдвиг отходит от резного окна и опускается на низенький потрёпанный диван, где ещё вчера восседала одна из девушек-птичек в красном бисере. — Вздор! — Дэймон резко вскидывает голову, сверля Хэдвига гневным взглядом. — Эйдану не было интереса до девушек даже в Англии, а тут, в его мечте и подавно. — Они с Клео чем-то похожи. Их страсть может объединять, а безумие сподвигнуть на самые отчаянные поступки, — задумавшись, как бы между прочим, роняет Хэдвиг, словно и не отдавая отчета словам. — О каком безумии идёт речь? Думаете, я не знаю брата? — Жить с человеком бок о бок всю жизнь ещё не значит знать его. Ты не чтец душ, — Хэдвиг терпелив, но в голосе слышится тяжесть, словно он разговаривает с надоедливым взбалмошным ребёнком. — А вы, стало быть, чтец? — Дэймон усмехается, не в силах унять оглушающий пульс. — На своём веку я повидал не мало тех, кто при свете солнца и луны имели два лика, — Хэдвиг наконец прикуривает, выпуская изо рта густой дым. — И был таким как ты — не видел того, что хранят мои родные, и скрывал что-то сам. — Вы говорите нелепыми и пустыми загадками, а у меня нет времени слушать. Я точно знаю — с Эйданом что-то стряслось, — Дэймон с каждой прошедшей минутой чувствует, как нарастает ощущение тревоги. Дэймон сам до конца не понимает, что собирается сделать. Обойти все местные бары? Бордели? Храмы? Куда ещё мог пойти Эйдан? Или, возможно, Хэдвиг прав, всё куда прозаичнее, и Эйдан сейчас спит в обнимку с красавицей-дочерью профессора в каком-то номере после бурной ночи? — Клео увидела в твоём брате страсть, которую не замечал ты, и я готов поклясться и поставить на кон что угодно — они ушли в город мёртвых, — Хэдвиг хватает за руку поравнявшегося с ним Дэймона, заставляя посмотреть его в лицо. — Если я правильно понял, то до него несколько суток езды, и зачем бы им отправляться туда одним, если можно было подождать несколько часов и отправиться со всей группой? — Дэймон начинает догадываться о чём-то, чего ещё не понимает до конца сам. Мысль ускользает от него, дразнит, переливаясь перламутром, как жемчуг на дне кристально чистого моря, но оставаясь недосягаемой. — В них живёт дух мятежников и первооткрывателей. Разве тебя не будоражит возможность ступить на неизведанную землю, разделяя чувство восторга с близким по духу и привлекательным человеком? Заняться любовью в храме самой смерти? Или, может быть, страсти? — Хэдвиг определённо знает о чём говорит и отлично видит, что Дэймон находится в полнейшем замешательстве. Дэймон и правда не может понять. С одной стороны, всё очевидно. Эйдан — молодой мужчина, имеющий свои слабости. Конечно, брат не делился с ним всем и у него были свои личные мечты, желания и представления. В конце концов противоположный пол его привлекал, пусть и в меньшей степени, чем Дэймона. Может быть Хэдвиг прав?.. — Доверься мне, мой мальчик. Твой брат сейчас в порядке, как никогда прежде, — не отпуская Дэймона Хэдвиг встаёт и медленно направляется к выходу, подхватывая по пути дорожную сумку парня. — Нас ждёт миф!***
Первое, что удаётся вспомнить за несколько часов в темноте, полной шорохов и резких приторных запахов, напоминавших Дэймону разлагающуюся плоть, это длинная дорога по пескам и охвативший его восторг с появлением солнца. Группа состоит из пятнадцати человек, но она разбита на подгруппы. Все члены экспедиции встретились в определённом месте, откуда уже сам Хэдвиг показывает дорогу. Хамунаптру ещё не видно, когда экспедицию накрывает ночь, и Хэдвиг предлагает перевести дух перед самым великим открытием в жизнях большинства присутствующих. Дэймон просыпается ещё до рассвета. Его одолевают непривычное нетерпение, трепет и волнение. Хэдвиг тоже не спит. Кажется, он не спал всю ночь, разглядывая что-то в темноте. Эта ночь была непривычно густой, затянутой облаками и превращающей всё вокруг в непроходимые чёрные стены. Хэдвиг задумчиво молчит и Дэймон не настаивает на разговорах. Им обоим есть о чём подумать. Дэймон по-прежнему не может до конца успокоиться, довериться Хэдвигу, который, в свою очередь, наверняка думает о дочери. Однако, чем светлее становится небо, тем более беспокойным выглядит Хэдвиг, пока наконец, в первых солнечных лучах на горизонте не появляются расплывчатые очертания, постепенно приобретающие форму. Окрашенный, словно отсветами костра, город приковывает взгляды. Утекшее сквозь века время даёт о себе знать. Некогда величественные врата разрушены — лишь обломки торчат над песком, как иссушенные кости. Камень выщерблен ветрами, краски и золото осыпались, обнажая нутро города — смерть. И всё же Дэймон стоит и не верит в то, как постепенно, будто из ниоткуда, перед ним появляется громада, которая стояла здесь ещё со времён великих фараонов, когда магия была жива, когда верили в богов. В этот момент ему кажется, что он смотрит на мир глазами отца. Он стоял на этом самом месте, смотрел на этот величественный в своём посмертии город и готовился сделать первые шаги в историю. Но есть у них одно различие: Дэймон полон решимости, несмотря ни на что, вернуться из Хамунаптры домой. Процессия уверенно следует за Хэдвигом. Он точно знает, куда идёт, а Дэймон без конца оглядывается по сторонам в надежде заметить мимолётное пребывание брата среди этих руин, не видя, как медленно позади него растворяются в никуда люди. Хэдвиг останавливается у центральной пирамиды, служившей некогда храмом таинств. В отличии от большинства наблюдавших за появлением города из песка и солнца он не похож на того, кто находится здесь всего лишь второй раз. Сосредоточенный, скучающий, явно о чём-то переживающий Хэдвиг походит на хищника, вдруг понявшего, что теперь добыча — это он. — Вы были уверена в том, что они здесь, — Дэймон теребит лямку походного рюкзака, каждую минуту поправляя и без того нормально лежащие волосы. Сомневается в правильности своего выбора. — Они здесь, можешь мне поверить, — не то страх, не то усталость отражаются в усмешке Хэдвига. За пару часов с рассвета он, кажется, постарел на несколько лет, и Дэймон не может понять причины. — Что именно даёт такую уверенность? Клео всех своих парней водит в такие эксцентричные места или она делилась планами? Вход в пирамиду преграждает большой каменный монолит, который с трудом сдвигают несколько рабочих. Когда он оказывается бережно опущенным на землю, Хэдвиг кивает в пустоту, на дне которой едва теплился свет: — Все ответы, мой мальчик, там, и даже больше, чем ты можешь себе представить. Лёгкий жест рукой и Дэймон спускается. Чем ниже он, тем сильнее запах ладана, сладкой гнильцы, корицы и жгучего перца, смешанного с мускусом. Он не успевает привыкнуть к темноте, как дорогу начинают освещать ярко горящие факелы. Стены и краска на них, иероглифы, чёрный мрамор и золото, запах масла и его капли на держателях — всё выглядит так, словно древние египтяне — жрецы — ушли отсюда всего несколько часов назад. Коридор ведёт всё ниже, пока они не оказываются в небольшом, но просторном помещении. Оно совершенно пустое, за исключением стеллажей по обе стороны, в которые вложены острые пики, а стены, потолок и даже пол расписаны насыщенными цветами. Впереди виднеется дверь. Точнее шов в стене. Дэймон не успевает заметить, что именно делает Хэдвиг, но с лёгким стуком камень выдвигается вперёд и отъезжает в сторону, открывая проход. Второе помещение оказывается значительно больше. Наполненное разной утварью, золотыми и глиняными горшками, каменными столами и хирургическими инструментами. Всё это располагается по краям, а в центре стоит не то алтарь, не то церемониальное ложе, к которому ведут ступени. — Эйдан?! — Дэймон в изумлении смотрит на брата, приподнявшегося на локте и едва прикрытого алым шёлком. За его спиной, как львица, сидит Клео, и в момент, когда Дэймон видит её, кто-то накидывает мешок и бьёт его по голове чем-то тупым, до дрожи в ногах и темноты перед глазами. Последнее, что он успевает увидеть — сверкающий нож у горла брата в тонких руках любовницы. После пробуждения проходят часы. Во всяком случае так кажется Дэймону. Сквозь плотную ткань мешка невозможно разглядеть хоть что-то, а во рту за то время, что он был без сознания, появляется кляп. Дэймон всё ещё не может поверить в происходящее. Ладони и голени затекают, тело бросает то в жар, то в холодную испарину. Он не может понять ни происходящего, ни, что важнее, где Эйдан. Тихие шорохи и шёпот на древнем языке раздражают, а от приторно сладкого запаха начинает тошнить. Одна минута течёт за другой, и Дэймону чудится, что звон в голове нарастает, сводя с ума, пока в один момент резко не обрывается. Мешок с его головы оказывается сорванным, а кляп бесцеремонно вытащенным. Перед ним стоит один из многочисленных рабочих, а позади него, скрестив руки, находится Хэдвиг. Второе, что бросается в глаза — алтарь. На нём, опущенный на колени, в одних белых брюках сидит Эйдан, с завязанными за спиной руками и по-прежнему с кляпом во рту. — Мне правда жаль, мальчики, что всё оборачивается именно так, — Хэдвиг отдаёт команду, и двое мужчин подхватывают Дэймона под руки, перетаскивая в изголовье алтаря. Отсюда он видит, что на другой стороне в полу находится впадина, как для бассейна. Она сияет начищенным до блеска золотом в свете десятка факелов. — Зачем? — Дэймон смотрит на брата, который пытается развязать верёвку, что-то нечленораздельно мыча, а затем переводит взгляд на Хэдвига, который выглядит неимоверно уставшим. — Я искал вас с Эйданом много лет. Сначала мой отец, а до этого его отец, затем я ещё с юных лет искал подобных вам. Это оказалось не так просто. До вашего отца мне удалось найти всего одного человека, в ком текла их кровь. За всю жизнь два человека — это ничтожно мало для достижения цели, — Хэдвиг тянет руку к Эйдану, но не касается его, когда тот дёргается, словно животное, лишённое клыков и когтей, но готовое вцепиться в горло врагу. — Ты просто спятил. Чего ты хочешь? — паузы между словами затягиваются. Дэймон не может говорить из-за распирающих его злобы и страха за свою жизнь и за жизнь брата. — Когда всё закончится, ты поймёшь, что я вовсе не спятил. Мы, люди, думаем, что супер сила — это возможность летать, убивать противника взглядом-лазером или ползать по стенам, выпуская из рук паутину. Но если я скажу, что вы с братом обладаете настоящей супер силой? Что, если все люди ошибаются, и настоящая сила не у пришельцах из космоса? Она в вашей крови, и имя ей — Боги, — Хэдвиг достаёт из-за пояса тонкий кинжал с самоцветами, вплавленными в золото, и аккуратно опускает его на край алтаря. — Это ты, а не отец, занимался псевдонаукой, не так ли? — Дэймон и сам не знает, чего пытается добиться, беспомощно выкрикивая вопросы. Видимо, отсрочить неизбежное. — Отчего же? Нет, псевдонаукой занимались мы оба, но он открыто, а я нет. Мне жаль говорить, но ваш отец был лишь пешкой, — Хэдвиг снова отдаёт команду и перед братьями разворачивают бесцветный свёрток. Они видят в нём кости, и ни у кого не возникает сомнений в том, кому они принадлежат. — Ты… ты убил его? — Дэймон рывком подаётся вперёд, но лишь падает на живот. Засыпанные песком глаза жжёт, и ему кажется, что всё в этой комнате начинает рябить. — Поверь, я не хотел убивать его. Это не входило в мои планы, — Хэдвиг невесомо оглаживает останки друга и тяжело вздыхает. — Это моя ошибка, Дэймон. Ещё в юности, как раз, когда познакомился с твоим отцом, я наткнулся на след одной семьи, ведущей своё начало от великих Богов древнего царства. И по ошибке решил, что Джонатан был их потомком, но нужным мне человеком оказалась Эвелин… Она умело запутала следы и сначала я даже думал, что потерял нить, но потом мне удалось снова выйти на неё. Но тогда я не сомневался, что это был Джонатан. Ушло несколько лет на подготовку, чтобы добыть всё необходимое, разыскать новых жрецов, убедиться в том, что каждое слово, произнесённое сегодня, будет сказано верно, и вот Джонатан здесь. Ещё немного и я увидел бы его — Божество! Но Джонатан упал замертво, истекая почерневшей кровью, и бился в конвульсиях. Тогда я понял, что допустил страшную ошибку, но как? И тогда все несостыковки, все странности сошлись в понимание, что мне нужна была Эвелин. Я отправился на поиски. Мне срочно нужна была или она, или кто-то из вас, хотя вы были ещё слишком юными для обряда, но лучше было держать вас при себе. Прибыв в ваш дом, я увидел, что вы исчезли. Ваша мать якобы искала Джонатана, хотя прекрасно знала, что случилось, и в панике заметала следы, путая ищеек и пряча вас. Должен признать, что мои поиски длились долго. Я глупец и дурак! Хэдвиг раздосадовано пинает крупную кость Джонатана и сжимает кулаки. — Я не мог и подумать, что она вернётся домой… Искал где угодно, поняв, что она бежит, но не в самом очевидном месте! Эйдан пытается вырваться, спрыгнуть с алтаря, но его удерживает крепкий темнокожий мужчина, и Хэдвиг оборачивается к нему, качая головой. — Обещаю, тебе не будет больно, и никто не причинит тебе вреда. Ни один волосок не упадёт с твоей головы — ты ценный сосуд. Хрупкий и священный. — Если мы одинаковы, то возьми меня. Эйдан мало похож на хрупкий и ценный сосуд! — стараясь отшутиться, Дэймон понимает, что это глупо, но от беспомощного вид брата сердце сжимается, грозя разорваться от страха на множество кусков. Прежде чем Хэдвиг успевает ответить, из открывшегося в другой стене прохода появляется Клео. Братья с удивлением наблюдают, как жрецы склоняются перед ней, и Хэдвиг опускается на одно колено, приветствуя. Это определённо Клео: её черты угадываются в этой египетской красавице. Тонкие линии хны покрывают обнажённое тело, а лёгкая золотая сетка чуть выше щиколоток изящно сидит на бёдрах, прикрывая интимные места. Прямые распущенные волосы аккуратно спадают по спине до лопаток. Яркие золотые тени украшают веки, дополненные размашистыми стрелками. — Эйдан сочетает в себе уникальный набор, что делает его подходящим сосудом. Каждый бог уникален и, несмотря на кровь в ваших венах, не каждый станет хорошим вместилищем. Ты подойдешь для других, возможно, но золотая кровь и тьма в твоём брате — сочетание, подходящее Хаосу. Клео, не касаясь, очерчивает скулу Эйдана, который старается что-то произнести, но из-за кляпа слов не разобрать. — Ш-ш, — Клео так же, не прикасаясь к лицу, проводит ладонью перед глазами Эйдана, будто желая закрыть их. — Ты недостаточно идеален и, возможно, мой муж найдёт кого-то получше со временем, но ты подходишь мне. Этой ночью я получила все нужные доказательства. — Вы все совершаете ошибку! Это безумная идея! Никакое божество не придёт, и вы бессмысленно и беспощадно убьёте человека! — Дэймон пытается подняться с колен, но стоящий позади него мужчина грубо давит на спину, заставляя снова осесть. Клео оборачивается, разглядывая Дэймона. Покачивая бёдрами, подходит ближе, улыбаясь, и после недолгой паузы качает головой, наигранно вздыхая: — О, мой милый, мой очаровательный мальчик. Ты ещё не понял, кто я? Имя мне Нефтида — я богиня рождения и смерти. Сегодня ты увидишь, как в этот мир войдёт мой муж, неся за собой хаос. — Ты больная лгунья, а не богиня, — Дэймон усмехается, рассматривая девушку перед собой. — В Хэдвиге, видимо, нет волшебной крови, не так ли? Так откуда бы ей взяться в его дочерях? Великое совпадение? Нефтида снисходительно улыбается, обернувшись к Хэдвигу, и тот безошибочно толкует её взгляд. — Моя жена, ушедшая из жизни на пятом месяце беременности, так и не подарив долгожданного сына, была одной из вас — потомком богов, носительницей капли золотой крови. Мои дочери почли за честь отдать себя богам, кроме Хат. Она, как и Эвелин, скрылась, — Хэдвиг запинается, после чего переводит взгляд на Эйдана. — Ваша мать бежала вместе с девочкой. Моя душа болит от того, что им помогла Хатшепсут. — Я сразу подумал, что ты фанатик-фетишист. Кто называет своих детей именами цариц? — Дэймон готов поверить в происходящее, но понять причин не может. — Зачем тебе это? Хэдвиг улыбается уголками рта, тихо выдыхая: — Ради бессмертия. Боги умирают, когда в них перестают верить. И чтобы остаться богами, они для начала растворятся среди нас, а я получу плату — вечную и счастливую жизнь. Тошнит, а картинка перед глазами слегка дрожит, расплываясь. Дэймон вспоминает дым кальяна и юных прелестниц. Будто бы он всё ещё там, и это всё мираж, наваждение сладкого восточного дурмана. — Это просто бред… — Хватит лирики! — Нефтида повышает голос, откидывая упавшую на лицо прядь. — Он ждёт. Как по команде жрецы приходят в движение. Нефтида отступает, пропуская мужчин. Образовавшийся круг начинает тихо гудеть. Всё тот же охранник оттаскивает Дэймона за его линию. Дэймон видит, как широко раскрываются глаза Эйдана, когда тот замечает Нефтиду, вводящую молодого, сильного осла в гудящий круг. Но Нефтида не успевает войти в круг, Эйдан с рёвом бросается к брату, а затем, на ступени, кубарем скатываясь с них. Он пытается отпихнуть от себя мужчин, вырваться из их хватки, пнуть больнее или ударить головой. Ему всё равно, лишь бы освободиться. Дэймон понимает, что Эйдан ни на что не рассчитывает, кроме как отвлечь внимание. Нож на краю алтаря скинут вниз, и Дэймон делает вид, что тот упал в золотую яму. В то время как сам бросается вперёд, накрывая нож своим телом. Если бы Эйдан не отвлёк окружающих попыткой побега, то ничего бы не получилось. Лишь усиленное сопротивление Эйдана, пытающегося раз за разом упасть с алтаря и необходимость его держать, позволяют Дэймону незаметно разрезать верёвки на запястьях. Круг жрецов восстанавливается. Четыре стражника окружают алтарь. Гул голосов усиливается. Разрезая верёвку за ближайшей колонной, куда удаётся отползти, Дэймон видит, как в круг входит Нефтида. Как один из жрецов преподносит ей новый кинжал, как Хэдвиг не отрывает взгляда от Эйдана. Дэймон слышит голос Нефтиды, но не понимает ни слова. Она уверенно держит напуганное животное, громко выговаривая слова на мёртвом языке. По началу Дэймон воспринимает всё как представление, устроенное фанатиками, готовыми за свои идеи убить, но после что-то неуловимо меняется. Становится трудно дышать, что-то сжимает грудь. Воздух неприятно саднит сухостью глотку и будто поднимается мелкий песок, царапая кожу и попадая в глаза. С каждым словом жар в помещении возрастает, обжигая лёгкие. Короткий визг и на алтарь брызгает тёплая кровь. Эйдан, продолжавший метаться, затихает. Осев на колени, безвольно опустив руки и голову, он кажется пустым, потерявшим сознание. Дэймону удаётся перерезать последнюю верёвку. Оставаясь на полу, подбирает под себя ноги, готовый в любой момент сорваться с места. Только бы знать, когда настанет этот момент. Крепко сжимая в руках кинжал, ждёт. Нефтида тихо и неразборчиво шепчет, капая на ступени алтаря кровью убитого осла. Когда она поднимается, оказавшись на последней, чтобы начертить ещё один символ, Эйдан вздрагивает. Эйдан резко выпрямляется, раскинув руки, прогибается назад и запрокидывает голову. Из груди вырывается стон. Дэймон видет, как Эйдан сжимает кулаки, как вздуваются его вены, как из носа медленно стекает кровь, пока Нефтида, тянет к нему руки, присев на алтарь и продолжая что-то шептать. — Беги! — Эйдан хрипит, едва превозмогая происходящее с ним и, словно из последних сил, умоляя брата, предчувствуя, что не сможет справиться. Эйдан вцепляется в пряди золотых волос, наклоняется и упирается головой в пол, надрывно всхлипывая. Дэймон видит каждый позвонок, выступающий на спине брата. Видит, как двигаются кости в его теле, как тянутся мышцы, как краснеет и лопается кожа. — Беги! — Дэймон больше не узнаёт его голос, слыша глухой вой зверя. Наблюдая за происходящим с братом, Дэймон дрожит. Не сдерживая слёз, неразборчиво шепчет мольбу о прощении и начинает пятиться. Сначала медленно, не смело, не отрывая взгляда от разрушающегося тела, пока не понимает, что всё кончено, увидев мелькнувшие окровавленные кости. Бросившись к выходу, Дэймон задевает один из столов, со звоном роняя всё содержимое. Но не останавливается ни на секунду, прорываясь через остолбеневших людей. Охрана стоит вокруг алтаря и жрецов. Простые рабочие не пытаются препятствовать ему, прикованные к месту страхом. — Схватите его! — кричит Нефтида, но сама не двигается с места, смотря в спину Дэймону. — Он не спрячется от меня, — глубокий низкий голос больше не походит на звонкий юношеский голос Эйдана. Нефтида оборачивается и видит стоящего на коленях мужчину. Целого и невредимого. Его волосы у корней окрашены алым, а глаза наполнены красным золотом. — Сет, — голос Нефтиды дрожит. Робко протянув руку, она касается лица супруга, бога войны и песчаных бурь. — Я ждала тебя. Сет в упор смотрит на Нефтиду без тени улыбки, пока его пальцы не касаются её шеи, сдавливая. Она вцепляется в его руку, широко распахнув глаза, и лишь тогда его губы растягиваются в улыбке. — Не ты будешь первой, чья кровь прольётся в этом мире. Но если я буду ждать вновь так долго, то ты никогда не вернёшься, — склонившись ещё ниже, он прижимается к её губам своими, словно ставя печать, смазывая второй рукой хну. — Нефтида. За стенами бушуют ветра, хлестая песчаной плетью по камню, пряча за поднявшейся стеной солнце. Под каменными сводами раздаются пронзительные крики людей. В пустыне поднимается буря, готовая принять первую кровь.