Ты пахнешь весной.

Потухающее солнце освещает своими лучами мою тесную, как и сотня других в этом доме, комнатушку. Я слышу шаги соседей, которые эхом отражаются от стен, столь пустых, как очередная бутылка алкоголя. Слова крутятся в голове и переплетаются, заставляя повторять их вновь и вновь, сидя в углу. Я не знаю как стал таким… И знать не хочу. Мое тело поднимается, оказываясь невыносимо тяжелым, бутылка бьётся о пол. Я оглядываю комнату в поисках неизвестно чего и словесный вихрь, снова закрутившийся у меня в голове сбивает меня с ног., Непонятные фигуры, когда-то бывшие моими кроватью и небольшим темным креслом, танцуют, словно кучка чертей на моей  могиле… Дьявольских созданий разганяют вибрации и последующиая за ними песня Green Day. Снова поднимая свое тело я направляюсь в сторону уже обыкновенного кресла, нагоняя повторяющийся третий раз припев, усердно просящий убить гребанного диджея. Музыка все громче и громче вбивается в сознание отчего я чуть было не разбиваю телефон к чертовой бабушке, когда все наконец стихает и кому-то на той стороне надоедает ожидание. На потемневшем экране высвечивается «Фрэнк» и вновь потухает. Эх… Фрэнки…       Как ты можешь терпеть меня… Не будь я словно в тумане мне бы, вероятно, стало жутко стыдно и больно оттого, что я не взял трубку. Ты, верно волнуешься.  Но мне плевать и мои мысли обвалакивает белая пелена неведения. У тебя постоянно холодные руки. А ты всегда говорил, что мои слишком теплые. Я слышал голоса в голове, а ты говоришь, что не слышишь уже ничего.      На самом деле ты просто не слушал… Глупый… Глупый Фрэнки. У тебя есть ключи от моей квартиры, но ты принял их за ключи от моего сердца и каждый раз приходя сюда ругаешь за бардак, словно мать, но смотришь своими милыми, по-детски чистыми глазами. Ты думаешь, что имеешь право читать мне нотации. Глупый… И вот опять ты, словно самая прекрасная жертва, стремишься прямо в очаг моей коварной ловушки. Находишь меня, будто когда-то терял. Ты считаешь мой алкоголизм привлекательным, а страсть к курению  меланхоличной. Я бы убил тебя. С большой радостью, поверь. Потому что ты слишком прекрасен для этого грешного мира. А может потому, что мне плевать. Ты то и дело мелькаешь перед моими глазами, то заправив вечно смятую кровать, которая забудет о сием благодеяньи уже через ночь, то поправив шторы ужасного и неподходящего в интерьер цвета, но которые нравились тебе всегда, то матерясь на разбитую бутылку. Ты удивительно мило поправляешь челку и прикусываешь пирсинг напевая что-то под нос. Это, кажется, та песня, на диске, который все еще пылится в проигрывателе. Мы танцевали под нее и пили кофе со льдом и сиропом, и курили. Это было лето. Мы были собой. Мы могли быть собой. Ты садишься на корточки и заглядываешь мне в глаза, а я скалюсь в ответ и впиваюсь в твои губы, покусывая твою нижнюю и пытаясь проникнуть языком глубже, чем стоило бы. Ты морщишся от привкуса алкоголя. Ты такой невинный… Усердно пытаешься сделать из себя того, кем не являешься, но пить и курить тебе явно не идет. Ты и сам это знаешь. -Мы же просто друзья, да? — я смеюсь в ответ. -Конечно. А после этого мы перестали быть просто друзьями. Мы целовались под дождем, ненавидели всех, кроме друг друга и ездили на старой машине отца под Лану Дэл Рэй. -Фрэнк Энтони Томас Айеро Младший, хотите ли вы официально стать моим парнем? — Ты робко киваешь. А потом твоя мать находит нас голыми в твоей кровати. -Я люблю тебя, Джерард ебанна в рот Уэй. — Я не могу сказать того же. А сейчас ты скрещиваешь ноги у меня за спиной и плевав на кончающийся в легких воздух берешь инициативу на себя и мнешь мои губы. А я не знаю чувствую ли я к тебе что-то. Я бросаю тебя на кровать, на удивление нормально до нее дойдя. Иногда я считаю тебя ангелом, а иногда самой грешной потаскухой потому что ты уже раздет и жадно трахаешь себя пальцами, одновременно разрывая пакетик смазки. Ты пахнешь сиренью. Ты пахнешь весной. Даже несмотря на то, что сейчас осень. Я оставляю новые метки поверх еще не заживших засосов. Прокусываю нежную бледную кожу и слизываю солоноватую кровь. Ты любишь показывать то, что ты мой, хотя я не считаю тебя своим. Иронично. И я смеюсь. Смеюсь про себя. Смеюсь над гребанным тупым  миром, над собой, над всем. Но ты не слышишь этого. Твой разум слишком затуманен, чтобы увидеть монстра, который убивает тебя изнутри. И имя ему — «Джи». Ты кричишь его имя когда кончаешь. Фрэнки, пора бы запомнить. Я оставляю влажную дорожку на твоем позвоночнике. Поглаживаю твои бедра. Но тут же резко сжимаю их, входя на всю длину. Тебе это нравится. Я усмехаюсь. Тебе нравится кричать. Ты слишком эмоциональный, Фрэнки. Я случайно прохожусь по простате и ты кричишь еще громче хотя, казалось, куда громче. Ты слишком сильно стонешь. Я слышу, как соседи за стеной матерят меня. Я слышу крики детей. А ты пытаешься дотронуться до себя. А я вбиваюсь в тебя сильнее, лишая тебя и себя остатков рассудка. Ты опять кричишь и изливаешься на свежезаправленную тобой же кровать. И я за тобой, накрывая тебя своим телом, словно мать на войне, защищающая своего ребенка от вражеских пуль. Ты улыбаешься мне. Ты надеешься на взаимность в любви. Ты думаешь секс ее проявление.            Глупый…                      Глупый Фрэнки…