Трудности перевода 2

      Волновался ли я о том, что Коля не вернется? Да, очень. Я боялся, что та ночь была для него лишь отвлекающим маневром, что он ответил на мои чувства, чтобы втереться в доверие, ослабить мою бдительность, и легко убежать вместе со своим экипажем. А ведь я действительно за все эти годы успел его полюбить. Поверил ли он мне? Действительно ли он тоже любил меня?       Вопросы в моей голове пролетали один за другим. Пролетали, путались, давили на меня, пугали возможными ответами. Я бы, наверное, свихнулся, но мои размышления прервал стук в дверь. — Betretet! (Войдите!) — громко сказал я.       В кабинет вошли несколько солдат. — Von den vier geflüchteten Tankern das ist es gefangen. Kommandanten, (Из четверых сбежавших танкистов вот этого поймали. Командира) — последнее слово Тилике, стоявший впереди, буквально выплюнул.       Он вывел в центр комнаты Колю всего в крови и грязи. Чего мне стоило не броситься к нему, обнять, прижать к себе и никому не отдавать, спрятать от этого жестокого мира, от войны. Но я не шелохнулся, вида не подал, что этот человек мне очень дорог и что я рад его видеть. — Was soll ich mit ihm machen standartenführer Yager? (Что прикажете с ним делать штандартенфюрер Ягер?) — Lassen Sie uns, ich kümmere mich um ihn, (Оставьте нас, я сам с ним разберусь) — как я сейчас был благодарен своей подготовке за то, что научила меня полностью скрывать мои эмоции.       Ведь, как минимум, очень странно бы выглядело — далеко не последний солдат рад видеть пленного. Хотя это можно было бы оправдать тем, что я рад поимке хотя бы одного из сбежавших.       Солдаты отдали честь и вышли из моего кабинета. Как только дверь за ними закрылась, я подошел к Коле. Он поднял на меня взгляд и радостно шепотом сказал: — У нас получилось, Клаус. Они ушли.       Сколько азарта, счастья и радости было в его глазах, я бы смотрел в них вечно. Притянув Колю к себе, я крепко его обнял, хотел поцеловать, но меня прервало его тихое шипение. — Was passierte? (Что случилось?) — обеспокоенно спросил я. — Плечо зацепили, — все также тихо ответил парень.       И как я не заметил на левом плече сквозную дыру? Врача вызывать было нельзя, я взялся обрабатывать рану сам. Благо, пуля прошла на вылет, и все нужное у меня в кабинете имелось.       Достав бинт, вату и спирт, я разложил все нужное на столе и усадил Колю напротив. — Надо потерпеть, — на корявом русском произнес я. — Да все нормально. И не такое пережил.       Часть слов я не понял. Печально все-таки, что нас разделял языковой барьер. Надо бы русский подучить. Отбросив лишние мысли, я аккуратно снял с парня кожанку. И где ты ее взял? Темную рубашку под ней осталось только выбросить.       Протерев руки спиртом, я вытер грязь с кровью вокруг раны и приложил проспиртованную ватку. Пока я обрабатывал эту, можно сказать, дырку в плече, от Коли было слышно лишь тихое шипение. Он привык к боли.       Конечно, три года в концентрационном лагере мало кто выдержит. Регулярные пытки, порки кнутом сводили большинство людей в могилу.       Как же мне надоела эта война. Я не хотел в этом всем участвовать, у меня не было выбора. Либо я солдат, беспрекословно подчиняющийся высшим чинам, либо я предатель и, следовательно, труп.       Я хотел мира, поэтому сейчас дослужился до такого звания, чтобы мне никто не смог приказать выстрелить в пленного ради доказательства верности, а в нужное время я встану на сторону победителя.       Сейчас уже понятно, что русские одержат верх. Или же это было очевидно лишь для меня?       Возможно, многие меня назовут крысой, узнав о моих планах, отдадут под суд, расстреляют или повесят. Но сейчас я понимал, что еще чуть-чуть и мне тоже надо будет отсюда бежать.       А пока я буду прятать у себя Колю. Теперь мне хотя бы есть, куда идти и за кем. Я знаю, что потом Коля так же спрячет меня у себя. Да, он, как гениальный стратег, наверное, уже догадывается о моих планах. И после его возвращения, я уверен, что он меня не бросит. Я уверен в том, что парень действительно отвечал взаимностью на мои чувства.       Все эти мысли пролетали в моей голове, пока я перебинтовывал парня. Теперь на его теле будет еще один шрам, еще одна отметина войны. Наконец закончив с раной, я развернул Колю к себе лицом.       Он улыбался, смотря на меня. Как бы я хотел навсегда сохранить эту улыбку на его лице и в своем сердце. — Danke, — произнес парень.       Как сильно я хотел рассказать обо всех своих планах, чувствах, страхах, о своей жизни, о том, как она перевернулась, когда в ней появился ты, но я был более чем уверен, что ты меня не поймешь. Или… — Du kennst Deutsch gut? (Ты хорошо знаешь немецкий язык?) — с надеждой спросил я. — Wir haben ihn in den Kursen unterrichtet. Nicht perfekt, aber ich kann Deutsch sprechen, (Нам на курсах преподавали его. Не идеально, но я могу говорить на немецком) — гордо произнес он.       Моей радости не было предела. Я крепко обнял парня, чуть не плача от счастья. — Ай-ай-ай! Schmerzhaft. (Больно.) — Tut mir Leid, aber ich kann mich nicht mehr zurückhalten, (Извини, но сдерживаться я больше не в силах) — прошептал я парню в губы и накрыл их своими.       Коля сразу же ответил, левую руку он прижал к груди, а правой обнял меня. Я улыбнулся сквозь поцелуй и аккуратно уложил парня на кровать. Как же мне сделать так, чтобы по минимуму задевать плечо? Я перевернул Колю на правый бок и лег перед ним. Парень по прежнему улыбался.       И все-таки было как-то досадно от того, что он знает мой язык, а я его — нет. Вот везде я найду минусы, ведь надо радоваться тому, что есть.       Одной рукой Коля за галстук притянул меня к себе и прошептал: — Wenn du es nicht kannst, dann halte dich nicht zurück. (Не можешь, так не сдерживайся.)       Я ладонью провел вниз от груди к животу, немного помял бедро, пробрался под ткань потрепанных запачканных штанов. Реакция парня меня завораживала, он закрыл глаза и медленно и судорожно втягивал воздух.       Его крайняя плоть уже начала твердеть. Пройдясь по ней пару раз вверх-вниз, я услышал немного сдавленный стон. Коля прикрыл ладонью нижнюю часть лица. Его рука дрожала, так мило. — Du kannst dich auch nicht zurückhalten, ich will deine Stimme hören, (Ты тоже не сдерживайся, я хочу слышать твой голос) — тихо произнес я, убирая ладонь парня от его лица.       Резко стянув с парня штаны, я поднялся с кровати, достал все ту же склянку и навис над Колей, сдвигая его ноги в сторону. Русский молча наблюдал за моими действиями.       Я нежно провел кончиками пальцев от лодыжки до бедра, вылил немного смазки себе на ладонь и ввел внутрь парня один палец. Коля от неожиданности вздрогнул и протяжно простонал. Свободной рукой я массировал уже твердый член русского.       Тот по прежнему прижимал левую руку к груди, а правой стягивал и комкал простынь. Парень стонал все громче с каждым добавленным пальцем.       Наконец, вытащив из него уже четыре пальца, я, услышав немного разочарованный стон, медленно и аккуратно вошел в парня. Для удобства одну его ногу я закинул себе на плечо. — Ай! Ich bin Panzersoldat, kein Turner! (Я танкист, а не гимнаст!) — возмутился Николай.       Я лишь усмехнулся и сделал первый толчок. Возмущение на лице русского сразу сменилось на наслаждение. А недовольного тона в голосе словно и не было. Очередной громкий стон разлетелся по кабинету.       Одной рукой я придерживал ногу парня на своем плече. Нежно гладил ее, целовал, иногда слегка прикусывал и продолжал вдалбливаться в русского. Как же приятно! Изредка я кончиками пальцев проводил по шрамам на теле Коли, до которых дотягивался. Отметины от кнута на спине парня уже начали затягиваться. Скоро они тоже станут шрамами, станут памятью о прошедших днях. — Аах… Клаус… Bitte, schnell… (Прошу, быстрее…) — отрывисто просил парень.       Такой милый и такой развратный. Я не стал его мучать, он и так уже многое вытерпел. Стоило мне ускориться как парень снова сквозь стоны выкрикнул: — Ich…Jetzt… (Я… Сейчас…)       Парень уткнулся в подушку, чтобы заглушись рвущиеся наружу громкие стоны и кончил. Мне хватило еше пары толчков, чтоб последовать за парнем.       Я медленно вышел из него, прикрыл глаза, немного отдышался и посмотрел на Колю. Он тоже пытался восстановить дыхание. И снова на его лице эта улыбка. Вот бы она никогда его не покидала.       Какой он красивый, когда не измучен пытками. Когда он вот такой, влюбленный, довольный.       Пока я любовался парнем, мое дыхание постепенно восстанавливалось, пульс приходил в норму.       Вытерев все «следы разврата», я почти обессиленный лег рядом с парнем, накрыл нас тонким одеялом и обнял его. Мы долго так молча лежали, любовались друг другом, иногда Коля прерывал нашу «игру в гляделки» поцелуями, такими разными. Какие-то получались пылкими, страстными и даже грубыми, какие-то — спокойными и нежными. А я и не сопротивлялся.       С ним я чувствовал себя так спокойно, словно и не было никогда этой войны, этих кровопролитных сражений. Почему-то я был уверен, что Коля сейчас чувствует себя точно так же.       Вдруг раздался стук в дверь. — Als ob der Mann zu seiner Frau kam, und Sie hat einen Liebhaber. Kohl, geh in den Schrank. (Как будто муж пришел к жене, а у нее любовник. Коля, иди в шкаф)       Я быстро помог парню подняться и спрятаться, накинул рубашку и спешно натянул штаны. — Betretet! (Войдите!) — громко произнес я, подходя ближе к двери, чтобы не было видно того, что творилось на кровати. — Bitte entschuldigen Sie mich, (Прошу извинить меня) — в кабинет вошел Тилике, — Übersetzer Anna Yartseva nutzte die Erlaubnis, außerhalb des Lagers zu gehen und kam nicht zurück. (Переводчик Анна Ярцева воспользовалась разрешением выхода за пределы лагеря и не вернулась.) — Verstanden, Sie können gehen. (Понял, можете идти.)       Солдат отдал честь и удалился. И что же мне с тобой делать? Я потер глаза. Вдруг мою талию обвила рука. Я развернулся и увидел Колю. — Du mieser Kerl! Alle, die er mitgenommen hat? (Ах ты паршивец! Всех, кого смог, с собой взял?)       Парень лишь улыбнулся в ответ, произнеся чуть виноватое «упс».