Часть 1
10 июня 2022 г. в 11:12
Он не может спать. И я понимаю это не потому, что он снова стоит у входа в мою камеру; я заметила это некоторое время назад, когда тёмные круги под его глазами углубились, а воздух, заряженный беспокойством, увенчал ореолом его голову. Это чудо, что он может продолжать выполнять миссии и возвращаться с них живым.
И вот он вновь здесь. Всегда приходит в одно и то же время: спускается по лестнице, а затем мгновение колеблется, будто задавая неозвученный вопрос: «Не против, если я останусь?», и, поскольку всё, что произносится — молчание, он проходит к клетке и садится, приваливаясь спиной к прутьям. Как только он устраивается там, то смотрит мне в глаза пару секунд и чуть склоняет голову вперёд.
Так он здоровается со мной.
Я могла бы уйти. У меня всегда была возможность пресечь эти поздние, ночные визиты. Почему-то я всегда остаюсь.
Этот раз отличается от предыдущих. Я это чувствую. Он выглядит менее спокойным. И если это не лунный свет забавляется с тенями, я могу даже сказать, что вижу нотки печали в его глазах, намёк на напряженность в его широких плечах. Я придвигаюсь ближе, насколько решётка позволяет мне, и вижу, что была права. Обычно он осторожен в таких вещах, чаще всего я даже не могу представить, о чём он думает. Неужели я плохо наблюдаю? Возможно ли, что это в первый раз, когда он показывает свои чувства? Или же он неуклюжий лжец?
Не могу решить. Что ж, он точно выглядит не совсем уверенно.
Движение выводит меня из мыслей — он ложится на спину, касаясь плечом холодного метала моей тюрьмы, его здоровый глаз смотрит на небо над головой. Он выглядит уставшим. Таким уставшим. Часть меня сочувствует ему — та, что заставляет меня молчать. Другая — испытывает лёгкое презрение и нечто вроде злорадной радости. Я вздыхаю. Я ложусь рядом с ним.
Иногда он приносит свой проигрыватель и кассеты, и мы слушаем музыку до самой зари. В такие моменты он выглядит столь расслабленным; у него есть страсть к музыке, граничащая с одержимостью, зашедшей так далеко, что он крадёт записи из лагерей и объектов, на которые проникает. Это смешно. Его подчинённые подшучивают над ним. Никто не позволяет себе смеяться.
Сегодня ночью мы слушаем далёкий шелест волн, как те поднимаются и обрушиваются на холодные, стальные балки. Нам хорошо. Между нами не существует такого понятия, как «неловкое молчание». Да и что бы мы сказали друг другу? По сравнению с этим, не найдётся более подходящих слов — все они покажутся пустыми и ненужными.
Его рука касается моей. Он смотрит на меня. Его морщины углубились. Я так сильно хочу его ненавидеть. Я хочу, чтобы он дал мне повод презирать его. Я хочу, чтобы он дал мне повод нарушить молчание.
Пальцы, сжимающие мою ладонь. Дёргающийся в слабой улыбке уголок рта — только для меня одной. Я всё ещё хочу его ненавидеть.
Но я не могу.