Жестокая фея

      Отчаяние. Отчаяние поглощает разум, терзает душу, что находится в таком юном и хрупком теле. Сияет, как выразился бы он. Для него. Чтобы потом сожрать, разорвать на кусочки. Невыносимо бороться с этим отчаянием в одиночку. Невыносимо видеть, как ему все равно. Еще немного и… совсем немного, и тогда… Что тогда будет? Есть ли вообще конец отчаяния? Тихий смешок срывается с его уст, смотрящего куда-то сквозь дверь запертой комнаты. Неужели посмел ослушаться и оставить его совсем одного в темноте? Дрожь собственного тела ощущается так сильно, как и в тот момент, стоило ему впервые призвать «фею». Рон — фея. Руки сами собой тянутся ко рту, дабы скрыть рвущийся наружу смех. Почему он смеется? Потому что это забавно? Возможно, частичка забавы здесь есть, но сколько правды в этой фразе? Рон — никто иной, как та самая «фея», благодаря которой он живет. Жестокая «фея», когти которой так болезненно сжимают его душу…       С того самого момента его сердце постепенно оплетала паутина. День, когда у него получилось призвать потустороннюю силу, которая оказалась слишком уж огромной для его слабых рук, стал для него роковым. Можно ли влюбиться только потому, что кто-то находится рядом с тобой и без тени сомнения выполняет приказы, хоть и не все? Драко смог через это пройти. Ему казалось, что, будь Рон рядом с ним каждую секунду, он обретет истинную любовь, но… Что значит любовь для демона? Может ли полюбить тот, у кого и чувств толком нет? А эмоции? Его эмоции он никогда не видел в истинном их проявлении.       Они олицетворяли собой жадность. Рон был жаден до вкуса чужой души, совершенно забыв о том, что у него уже есть тот, кто с нетерпением ждет, пока его когти вонзятся в черный омут прогнившего существования Малфоя. Неужели этого было мало?       «Что я сделал не так? Почему не заслужил твоей любви?»       Веки устало опускаются, скрывая за собой его серого цвета глаза, в то время как руки снова безвольно падают на кровать. Драко сейчас был похож на брошенного ребенка. Нет. Он и был брошенным ребенком, пытаясь отчаянно бороться со своим страхом темноты. Если закрыть глаза, то станет еще более невыносимо утопать в этом отчаянии совсем одному. Ресницы уже давно намокли от слез, быстро стекавшим по его щекам, а в голове возник только один вопрос:       — Неужели… тебе мало? — голос его дрогнул, пока тот осознавал сказанное им в данный момент. И вновь тихий смех, такой ироничный и переполненный грустью. — Неужели тебе мало того, что у тебя есть? Ты отвратителен!       Голос его сорвался, последнюю фразу он прокричал, схватившись тонкими пальцами за свои волосы, сжимая их. Было непонятно, кому именно в данный момент были адресованы его слова: Поттеру или же, Уизли. А может, самому себе? Никто не мог предугадать его эмоции, но, кажется, именно сейчас они нашли отклик. Сломленный отчаянием, жаждущий внимания и любви, Малфой вытянул руки вперед, в надежде наткнуться на опору. Наверное, сейчас он был бы рад даже почувствовав кончиками пальцев ткань одежды Пэнси. Однако, вместо этого вцепился пальцами в до боли знакомый черный фрак, широко распахнув глаза, уставившись на дворецкого, державшего в руках подсвечник. Клод такой же, как всегда. Равнодушный, ни капли не заинтересованный в чувствах Драко. И все равно Драко тянулся к нему.       — Я — бабочка. Я был той бабочкой, которую ты поймал, Рон. А ты совершенно не умеешь отвечать за своего хозяина. Ничтожный дворецкий. Самый лучший для меня, — тихо смеется фальшивый граф, прижимаясь щекой к его животу и вновь закрывая глаза. И снова темно, только теперь уже не страшно, когда чувствуется рядом родное тепло. Страх остается только в том случае, если во сне он снова покинет комнату.       — Оставайся со мной до утра. Не смей мне перечить. Не смей больше бросать меня одного в темноте.       — Да, Ваше Высочество.