Flight CZ-986

Различные шоу, турне, номера гостиниц... все как будто издевались над уже изрядно измотанным Хёкком. К сожалению, отнюдь не физически - морально. Парень, как и в прежние времена, вновь чувствовал себя не в своей тарелке, хотя, в отличие от когда-то юного и неуверенного Ли Хёкдже, был в силах скрывать это. Однако те же чувства порой выдавали с головой. Сонмин, ещё до возникновения Super Junior ставший ему близким другом, давно будто следил за каждым движением парня, пристально, чуть прищурив свои выразительные глаза. Именно он был инициатором их фансервиса, в самый неподходящий момент, незаметно и осторожно, дотрагивался до самых чувствительных точек, вызывая в уставшем теле сильную дрожь. Прятал улыбку на красивых губах, но продолжал мучить. Лучший друг словно всегда знал, как на самом деле относился к нему Хёкдже, но действовать начал лишь с некоторых пор. Знал... и изводил, как мог. Как же всё странно. Ведь они оба дружили уже столько лет, держались рядом, особенно во времена стажёрства, будто два выпавших из гнезда птенчика, как бы сентиментально это ни звучало; жались друг к другу, ища помощи и спасение. И что теперь? Годы и популярность многое изменили, дружба канула в лету, как и беспомощность этих двоих. Хёкк и раньше замечал в действиях Мина наигранность: тот был кем угодно, но только не добродушным милашкой, коим его видели и считали почти все. Поначалу Ли Сонмин даже в родной, казалось бы, группе умудрялся придерживаться данного ему образа. Может, просто стёрлась граница между фальшью и искренностью, но некогда лучшего друга Хёкдже больше не узнавал. Интересно, с каких пор он перестал замечать, как отстранение Мина плавно переходит во всё чаще и чаще возникающий с ним, Хёкком, фансервис? «Друг» не упускал возможности схватить в охапку, с силой прижать к себе, сделать перед тысячами фанатов вид, что целует шею, на деле едва касаясь кожи теплотой изящного бантика губ. Ненароком обжигал сорвавшимся с них горячим вздохом... Парень был уверен, что сходит с ума. Давно жившая в его сердце, но чисто платоническая любовь к некогда самому близкому человеку находила подпитку и неминуемо преобразовывалась в нечто совершенно иное. *** - Что ты делаешь? - Больно? - Я не просил меня трогать. Я лишь пожаловался на усталость, только и всего. - Ну-у, я же учился массажу, ты знаешь. Помогу снять напряж... - Просто не прикасайся ко мне. Самолёт. Одиннадцать тысяч метров над землёй. Два часа полёта. И десять абсолютно вымотанных парней; плюс остальные пассажиры, но это уже не так важно. Менеджеры расположились где-то в начале салона, остальных разместили по центру. Хёкку же выпала перспектива сидеть едва ли не наедине с самым непредсказуемым для него сейчас человеком, на пару некогда самым близким. Полёт проходил ровно, и внутренности Хёкдже, до этого будто скрученные в замысловатый узел, когда стальная птица делала удивительно плавные повороты, наконец, успокоились. - Как ты достал. - Что, прости? - Ничего-ничего. Спи. Главный танцор Super Junior медленно выходил из себя, даже не понимая, что именно его так напрягает. Да, он и предположить не мог, что у Мина на уме, а заодно зачем понадобилось тому лезть со своим массажем. Ну сказал об усталости, и что? Сразу необходимо тянуть свои тонкие и аккуратные пальчики, куда не просят? К горлу подступил комок. В голове отчётливо возникла картинка, где Мин, опустив глаза, обрамлённые пушистыми, чуть подрагивающими ресницами, проводит своими хрупкими на вид, но на самом деле сильными пальчиками по телу, останавливается на пряжке ремня, нарочно задевая чувствительную кожу... - Хёкки? Тебе плохо? Парень осознал, что сидит с прикрытыми глазами и часто дышит. Мягкий тембр больно врезался в воспалённый странным желанием мозг. Ловко поставленный голос: с нотками беспокойства, такой слащавый, но абсолютно ненатуральный. - Иди к чёрту, - устало выдохнул Хёкдже, поднимаясь с сиденья. - Д-да... что на тебя нашло? Печальный взгляд тёплых, с искорками, глаз, скользнув снизу вверх, остановился на лице. Внутри танцора что-то резко оборвалось: подобного ощущения не было даже при выполнении самых сложных движений. Назло он смотрел сверху вниз с вызовом. Глаза оставшегося сидеть на месте парня вновь прошлись по его телу, вызывая рой мурашек, и на секунду замерли на ширинке узких джинсов. Словно слабый разряд тока. Хёкк заметил, как на идеальной, но бледноватой коже появляется румянец. Мило... было бы, однако с головой выдали искорки в глазах, что внезапно вспыхнули пламенем. Взгляд резко изменился, в нём отражалось некое превосходство, такое, что инициатор их немого конфликта почувствовал себя жертвой. И Хёкку это совершенно не понравилось. - Пошли. Сам того не ожидая, Хёкдже, так и не услышав ответа, схватил под локоть в общем-то не сопротивляющегося парня и поволок его к выходу из салона с пассажирами. - И куда мы? - обманчиво спокойный шёпот. - Всё равно. Мимо прошла стюардесса, бросив удивлённый взгляд на парней. Действительно, о чём Хёкдже думал, а главное, что собирался делать? Ответ так и не пришёл, поэтому парень совершил первое, что пришло в голову: подошёл к двери туалета и, прежде чем друг успел среагировать, затолкнул того в помещение, втиснувшись следом. Сонмин вздрогнул от изумления, но Хёкк, не обратив внимания, дёрнул защёлку, поставив её в положение «Заперто». - Ты соображаешь, что делаешь? - А ты? Места было чересчур мало, парни стояли слишком близко, неотрывно вглядываясь в лица друг друга, на которых фактически ничего не отражалось. Лишь чуть расширенные зрачки каждого выдавали эмоции и то, что могло впоследствии произойти. Хёкк не выдержал первым: его тело окончательно прижало Мина к умывальнику, а руки скользнули на чужую талию. - Считай, что я создал нам уединённую обстановку, чтобы, наконец, поговорить, - ехидным шёпотом вымолвил он, замечая в глазах старшего всё те же недобрые искорки. Они вспыхнули и в мгновение растворились в чёрном омуте потемневших глаз. - Разве что-то не так? - мягкий тембр спокойного голоса сильнее затуманивал и без того подёрнутое сладостной пеленой сознание Хёкдже. - Представь себе. - Я не в том настроении, чтобы на меня орали. - И не собирался. Крошечное помещение было слишком тесным для них двоих. Левое колено младшего вклинилось между бёдрами Мина, а сам парень лишь плотнее прижался к нему, чуть возвышаясь. Сонмин хотел было протиснуться мимо, но безрезультатно. - Что ты творишь. Это был не вопрос. Скорее тихий обречённый шёпот. Хёкдже, всматривающийся в любимое лицо, впервые за долгое время находившееся настолько близко, не сразу почувствовал, как его холодных рук коснулись чужие тёплые, а затем резко скинули с талии. Кулак старшего взлетел вверх, и парень получил несильный удар под рёбра, которого, однако, хватило, чтобы окончательно потерять установленный над ситуацией контроль. - Ты глупый, Хёкки! Самый настоящий болван! Хочешь поговорить? Да пожалуйста. Не знаю, с каких пор тебе стало наплевать на нашу дружбу, но мне, между прочим, было обидно, когда ты даже не спросил, почему я ушёл! Я честно пытался не думать лишнего, охладеть к тебе, но лучшим решением оказалось всего-навсего держаться подальше. Думал, свихнусь, начал выплёскивать копившиеся внутри эмоции, и не на ком-то, а на тебе, ну как... Он вдруг замолчал так же резко, как начал. Наступила пауза, щёки друга горели, а сердце Хёкка бешено стучало. - Послушай, Мин, - начал было Хёкдже. - Нет. Это ты меня послушай. Я... Вдруг помещение тряхануло, швырнув их обоих в сторону. Самолёт попал в зону турбулентности, не иначе. Чтобы удержать равновесие, Хёкк вцепился пальцами в предплечья старшего. - ... никогда, слышишь, никогда... Сонмин оттолкнулся от раковины и, каким-то чудом не упав, поменялся с Хёкком местами, теперь прижимая его всем телом к холодной поверхности. Стальная птица продолжала трястись и покачиваться, преодолевая воздушные ямы и вынуждая пассажиров, например, самого Хёкка, невольно хвататься за сердце и сильно нервничать. Однако, велико было желание услышать Мина, и парень напрягал все силы, чтобы стук крови в ушах не помешал пропустить важные для него слова. - ... не относился. К тебе. Как. К другу. Лёгкие броски вверх и вниз постепенно сходили на нет, и парни, закрытые в тесном помещении, наконец, разомкнули затёкшие пальцы, до этого отчаянно сжимавшие ткани курток. Сонмин опустил голову и опёрся обеими руками о раковину умывальника, находившуюся сзади Хёкдже. Его волосы пахли чем-то горьковато-пряным. Хёкк поглубже втянул воздух, по-прежнему не веря в то, что сказал старший буквально пару минут назад. - Как давно? - ему странно было слышать свой глухой голос, будто звучавший издалека. - Давно - и только это важно. - Также. - Прости? - Я говорю... - произносить слова отчего-то было крайне тяжело. - Также. Мин поднял голову, заглянул в глаза, даже гораздо глубже. Замер на несколько секунд. Недоверчиво улыбнулся уголком губ, отчего слегка прищурились выразительные глаза. - Правда. Улыбка исчезла, лицо приобрело выражение серьёзности, а чёрные как уголь зрачки с каждой последующей секундой, приближаясь к радужке, расширялись. Завораживающее зрелище, от которого Хёкк не в силах был оторваться. Дыхание вмиг сбилось, и грудь начала вздыматься всё чаще. - Жарко? - непривычно хриплый голос окончательно затуманил сознание, заставляя вздрогнуть. Хёкк задохнулся. - Тепло. Чужие руки легли на талию, скользнули вниз и обхватили ягодицы. Одно движение - и теперь их разделяла только одежда. Сквозь ткань Хёкдже чувствовал его тело, подавшись чуть вперёд, прильнул к губам, с трудом веря, что Минни действительно отвечает. Друг, хотя друг ли теперь, коротко прикасался мягкими губами к подбородку, шее, скулам, вырывая из приоткрытого рта Хёкка тяжёлые вздохи. Намерение, с которым он схватил Мина и поволок в неизвестном направлении с пассажирского места, вновь вспыхнуло в сознании, теперь затопив разум бесповоротно. И невозвратимо. Хёкк помог старшему, когда тот приподнял его и с тихим шипением посадил на край умывальника. Поцелуй из невинного прикосновения превратился в нечто неистовое, и, возможно, виной тому была теснота. Она окружала, давила, создавала видимость того, что никто и никогда не узнает о том, что произошло между ними двумя; что парни надёжно скрыты от чужих глаз. Хёкдже сильнее прижимался к Мину, сминая его плечи, тот скользил руками по спине, забирался под мешавшуюся одежду, царапая горячую кожу. Один страстный поцелуй за другим, пока дыхание не заканчивалось - и всё по новому кругу. Они оба не могли припомнить, когда в последний раз делали нечто настолько безрассудное и желанное одновременно. Куртки, ненужные и лишние, валялись на полу. Хёкк повторял про себя снова и снова, что происходящее между ними - чистое безумство. Но разве всем нам порой не хочется побыть безрассудными, делая то, чего мы так сильно желаем и хотим? По телу Хёкка, от тянущего комка в самом низу живота и выше, волнами проходило возбуждение. По венам текла разгорячённая адреналином и влечением кровь. Сонмин подцепил край кофты младшего и, потянув, медленно стянул с его тела. Ещё одна вещь, брошенная на пол. Они остановились, смотря друг на друга затуманенным взглядом и тяжело дыша. - Что мы делаем? - Не поздновато задавать такой вопрос? - Самое время. - Ты слишком долго и настойчиво сводил меня с ума своим фансервисом, - Хёкк притянул Сонмина обратно и горячо зашептал в ухо. - А, между прочим, кожу после прикосновения твоих губ потом целый день словно жгло. Мин издал тихий смешок, и младший, секунду назад взвинченный, вдруг расслабился. Может, так надо? Ища ответы на свои вопросы в карих, до ноющей боли в груди родных глазах, Хёкк чувствовал собственное бешено бьющееся сердце. Чёрные омуты стали ближе, и парень почувствовал, как нижнюю губу аккуратно прикусили. Глаза закрылись сами, и бездонная глубина чужих исчезла, освободив место ощущениям. Ноги были широко раздвинуты, и Хёкдже ничего не мог с этим сделать. Горячая на ощупь ладонь заскользила по поверхности живота, звякнула пряжка ремня. Звук расстёгивающейся молнии эхом отдавался в ушах, стыдливо горели щёки: было настойчивое ощущение, что кто-то их слышал, слишком тихим казалось крошечное помещение. Хёкк остановил старшего, схватив руками запястья, и тот под его взглядом легко освободился, пристально глядя, начал пуговицу за пуговицей расстёгивать на себе рубашку. - Мне остановиться? - слова противоречили язычкам пламени, горящих где-то в глубине зрачков, а также плавным движениям, с которыми пуговицы слетали одна за другой. - Даже не думай, - прохрипел Хёкдже. Жар чужой кожи, такой ощутимый, находился непозволительно близко. Младший невольно уткнулся носом в изгиб шеи. Он бы сомневался в реальности происходящего, но прохладная рука в душном проёме джинсов никак не ассоциировалась со сном. В своих фантазиях Хёкк нередко говорил Мину, что давно к нему что-то чувствует, а затем, несмотря на сопротивление старшего, целует, и тот начинает отвечать. А то, что происходило сейчас, в мечтах сдерживалось и возникало нечёткими образами, редко, обрывочно, но до дрожи сильно. Его плечи вдавились в зеркало позади. Сонмин стаскивал с бёдер узкие джинсы и нижнее бельё. Мешала теснота. Никто из них и не думал останавливаться. Хёкк, испытывая дикое волнение, смешанное с накалённым до предела возбуждением, чувствовал мокрый холод раковины под ягодицами и распространяющийся жар в нескольких сантиметрах перед собой. Тело старшего пылало. Хёкк, подавшись вперёд, провёл кончиками пальцев по животу, идеальным бёдрам, проглотив едва не сорвавшийся с губ приглушённый стон новым поцелуем. Пульсирующий жар в ладони странно комбинировал с ледяной поверхностью умывальника. Рука дрожала. Он никогда не делал этого другому мужчине. Однако стоило посмотреть на подрагивающие ресницы Мина, чуть приоткрытый рот, бледный изгиб шеи - и хотелось продолжать, чтобы увидеть ещё. Именно такого Сонмина: запретного для чужих глаз. Вновь открытые глаза оказались почти чёрными, если бы не застилавшая их пелена. Руки Хёкка завели назад - значит, нельзя продолжать. На лбу его выступил пот, как только он почувствовал тянущие подёргивания. Тревоги и сомнения словно стёрло горячей шершавой губкой из памяти. Стало на всё наплевать. А осудить себя можно было и потом. Множество женщин делали для Хёкка и больше, так почему именно сейчас это казалось для него иным? Оно и было иным. Какая-то непрочная неумелость была в этих скудных неловких движениях, которые сильнее распаляли. Парень шумно выдыхал, вздрагивал всем телом, полностью теряя над собой контроль. Он вонзил пальцы в плечи старшего, и звуки собственных коротких стонов эхом отдавались в ушах. - Дальше..? - Дальше. С тихим стоном Сонмин удвоил свои усилия, затем руки заскользили по бёдрам, аккуратные короткие ногти слегка царапали кожу, доводя до грани. В голове загорались и тут же гасли яркие вспышки. Хёкк кусал губы, но не торопил Мина. Рука оказалась между разведённых ног, и чуткие пальцы теперь бесконечно медленно поглаживали особо чувствительную кожу. Волны возбуждения проходили по телу дрожью. Хёкдже непроизвольно сжался, задышал чаще, мысли уплывали из головы, оставляя вместо себя застилающий туман желания. Пальцы перестали мучить, проникая внутрь. Парню пришлось прикусить костяшки на правой руке, чтобы не застонать в голос. Но Мин явно и не думал останавливаться на этом, начиная ощутимо двигать, входить глубже. Дискомфорт смешивался с наслаждением, и последнее затопляло собой всё до краёв. Хёкка бросало в жар, дрожь в теле только нарастала, что он уже сам зашептал, требуя большего. Движения ласкающей руки, иногда резкие, бесцеремонные, вдруг исчезли. На остро возникшую боль Хёкк отреагировал со свойственной ему выдержкой: закинул голову назад, прикусил нижнюю губу, но не произнёс и звука. Мин двигался осторожно, нерешительно, и младший понял, что не ему одному страшно. Может, неуместная в подобной ситуации нежность к близкому человеку переполняла душу Хёкдже. Не обращая внимание на адский дискомфорт, он сделал плавное движение бёдрами, подаваясь навстречу. Сонмин, заметив это, проник глубже, рвано входя в податливое тело. Боль скрылась за возникшим с удвоенной силой наслаждением. Хёкк едва не задохнулся, уткнулся лбом в плечо старшего, двинув бёдрами назад и немного вниз. Температура между ними заметно увеличилась. Взмокшая чёлка Мина прилипла ко лбу, обжигающие шею парня вздохи вырывались на пару с тихими стонами красивого, мягкого голоса. Сонмин ускорился, и его рваные движения слились в один поток удовольствия, пеленой застилавшего разум Хёкдже. Словно вскипающая всё это время кровь плавила напряжённый и измотанный организм. Если бы не прикушенная нижняя губа - стоны переросли бы в крик. Глаза закатились сами собой, когда острая волна удовольствия прошла по нервам, ударяя в мозг. Чересчур хорошо, что даже просто подумать о чём-либо - непростительно. Напряжение, разряды удовольствия сменило приятное и спокойное томление. Хёкк не сразу осознал, что ощущение дискомфорта исчезло. Его голова лежала на плече Мина, он ощущал, как тяжело вздымается грудь старшего. Танцор попытался сомкнуть дрожащие бёдра, и когда застонал, старший обнял его, прижав к себе. Он гладил руками по спине. Кажется, что-то тихо говорил. Сладкая истома наполнила собой каждую клеточку тела Хёкка, и тот дал себе буквально минуту, откладывая неминуемый момент обдумывания всего того, что уже и невозвратимо произошло. На горле Минни хрупко дёрнулась жилка. Превозмогая усталость во всём теле, Хёкдже оторвался от него и взглянул в давно родное лицо. Он смотрел мимо улетающих глаз старшего, которые выдавали, что тот сейчас испытывал примерно то же, что и Хёкк. Руки его действовали не очень уверенно, когда он помогал младшему натянуть на взмокшее тело джинсы и мятую кофту. - Все сейчас спят, может, тебе лучше первым пробраться на своё место? - Думаешь, нас никто не слышал? - с улыбкой произнёс Хёкк. - Вроде как надеюсь. Глаза Сонмина засветились. Сколько лет Хёкдже не видел этот его взгляд, адресованный именно ему. Сердце защемило в груди. - Мы попытаемся скрыть, что к нам вернулась не только наша былая дружба, но и принесла с собой нечто большее, - Мин выглядел озабоченным. - Я буду рядом. - Это не так уж и страшно... скрывать, - облегчённо выдохнул Хёкк, чувствуя волнение после слов Сонмина. Старший с улыбкой следил, как Хёкк поворачивал задвижку. Когда дверца закрылась, парень откинул голову назад и ощутил, как по щекам текут слёзы. Они теперь вместе. Он будет рядом. Ведь он пообещал.