Я сдаюсь

Прошло, наверное, две недели с тех пор, как мы не общаемся. Две недели, а я до сих пор не понял, что случилось. Она просто собрала свои вещи и ушла. Уехала к маме, к подруге, к другому ебырю.. Нет-нет. Она не такая, она не могла. Она верная, она не могла. Моя Ксюша. Только.. Какая она теперь моя? Прошло, наверное, две недели с тех пор, как я пришел домой просто в ничто после очередных посиделок с друзьями. Три часа ночи, а она сидела на кухне и плакала, плакала, кричала, что не может так больше, она устала. Она такая красивая, когда злится. Самая красивая, глаза были красными от слез, тушь растеклась, смазалась, а она все равно самая красивая. Говорила, что не может так больше. А я был настолько пьян, что ничего не понимал, ничего, что она говорила. Она кричала, а я не слышал, не понимал. Я даже не помню, чем закончилась эта ночная разборка, но утром ее не было. Она забрала вещи ушла. Просто забрала вещи и ушла. А я стоял один посреди квартиры, которая теперь казалась такой пустой. Ничего не помнил. Она не подходила к телефону, не отвечала на сообщения. Я должен был с ней поговорить, должен был извиниться, объяснить, сказать, как люблю и не могу без нее. Я должен был с ней поговорить, а она не подходила к телефону. Прошло, наверное, две недели с тех пор, как я заперся в квартире, оборвал все контакты, начал пить. Я пил постоянно, пил, пил, мне казалось, что это поможет хоть как-то заглушить боль и подавить то мое состояние, в котором я был уже, наверное, две недели. Вот только кто сказал, что это поможет мне забыться? Кто сказал, что это поможет освободить голову от всего, что связано с ней? Я закрывал глаза и видел ее, мою Зануду, ту самую, которой так не хватало, с которой были связаны лучшие моменты моей жизни. Я закрывал глаза и вспоминал. Вспоминал, вспоминал, вспоминал! Мне никогда не было так больно. Я какой-то неправильный Мэддисон. Мне не положено так себя вести, не положено выходить из образа веселого клоуна, который направо и налево шутит шуточки про члены и ваших мам. Но мне никогда не было так больно. Я перестал обращать внимание на то, что когда-то было для меня важно, на тех, кто когда-то был для меня важен. Все, буквально все ушло на второй план. Все, кроме нее. Но для нее на второй план ушел я. Прошло, наверное, две недели с тех пор, как я ушел для нее на второй план. Я уже давно ни с кем не общался. Не хотел никого слышать, никого видеть. И знаете, всем было наплевать. ‘Хорошо, Мэд, будет время - звони’. Я бы позвонил. Но не вам, нет. И только один Хованский не хотел мириться с тем, что я пытаюсь оградить себя от мира и мир от себя. Он не знал, что случилось, я не говорил ему. Но он все равно наотрез отказывался оставить меня в покое, что бы там не произошло. А я делал равнодушное лицо, но в душе был безумно благодарен ему за это. Сейчас мне была нужна поддержка, была нужна, как никогда. Юра звонит каждый день, рассказывает что-то, развлекает меня. Я делаю вид, что мне интересно, что мне важно, но на самом деле слушаю и не слышу. Мои мысли совсем не там, я думаю совсем не о том. Я пью, снова пью, пью еще больше.. И вспоминаю, вспоминаю, вспоминаю! Только бы он не переставал говорить, иначе я совсем сойду с ума, свихнусь на своих воспоминаниях, сойду с ума. Только бы он не переставал говорить. * * * - А он шестерку козырным тузом побил! – я допивал очередную бутылку пива и безучастно кивал, пока Хованский орал что-то на другом конце скайпа. Мы разговаривали уже часа полтора, за это время рядом со мной скопилось приличное количество пустых бутылок, я пил, мы разговаривали уже полтора часа. На самом деле, говорил только Юра. Я честно пытался слушать, честно пытался сделать заинтересованное лицо, честно пытался что-то отвечать и улыбаться, когда Хованский как конь ржал со своих шуточек. С шуточек, которые я не слышал. Я честно пытался перестать думать о том, как Ксюша готовила мне завтраки по утрам, стоя у плиты в моей футболке, о том, как мы дурачились с ней вместе, играли в приставку, смотрели фильмы, лежа в обнимку на кровати. О том, как она плакала в ту ночь. О том, как тоскливо и плохо мне было тем утром, тем самым утром две недели назад. Из этого хаотичного потока мыслей меня выдернуло слово ‘Зануда’, что, кажется, прозвучало где-то со стороны. Я дернулся и уставился в монитор. По ту сторону экрана все еще сидел Хованский. Он выжидающе смотрел на меня, вскинув бровь. Он все еще сидел по ту сторону экрана, а я совершенно забыл о нем. - Что? – я непонимающе посмотрел на друга и поставил на стол уже опустевшую бутылку. - Ты совсем меня не слушаешь? – завопил Юра. – Ты скучный, позови Зануду, с ней и то повеселее будет! Я молча смотрел в монитор, пытаясь понять, что он от меня требует. - Илья. Ты доебал, Илья! – он ныл, как маленький ребенок. А я молча смотрел в монитор. - Ее нет, - наконец смог выдавить из себя пару слов. - А где она? Куда ты ее дел? Ее нет уже две недели! Две недели.. - Уехала. К подруге. - А мне кажется, что ты убил ее. И труп в реку скинул, - Хован снова заржал, как идиот, посчитав свою шутку донельзя остроумной. А я просто сидел и молчал, подумывая пойти взять еще пару бутылок пива. Или чего покрепче. - Илья? Илья! – я поднял глаза на Юру, а он, кажется, всерьез забеспокоился о том, что со мной не так. Если бы я сам знал, что со мной не так.. - Мы расстались, понял?! Расстались! – я психанул. Я психанул, нажал на кнопку ‘завершить вызов’ и поспешил выключить компьютер. Сейчас мне не хотелось видеть даже Хованского. Даже Хованского, которого я вот уже две недели считал своим единственным спасением от одиночества. Наверное, мне все же нужно немного побыть одному. Немного. Я встал из-за стола и, шатаясь, направился к дивану. От количества выпитого меня мутило, я с трудом мог стоять на ногах, меня мутило и заносило из стороны в сторону. Но до дивана я добрался. Молодец, хороший Илья. Я не растянулся прямо на полу, а это уже дорогого стоит, серьезно. Не помню, как я отключился, не помню, как долго лежал и пялился в потолок, мучая себя воспоминаниями, но проспал я долго. Проснувшись часов в двенадцать дня, я первым делом посмотрел на экран телефона. Я все еще ждал, что она позвонит. Знал, что не позвонит, но ждал, потому что такова природа человеческая. Шесть пропущенных звонков? По коже пробежал холодок, а сердце бешено забилось. Нет. Всего лишь Хованский. Это всего лишь мой старый добрый друг Хованский, чтоб его черти драли. Я никогда не был так зол на него. Я никогда не был так зол, хоть и понимал, что он тут не причем, совсем не причем. Он же не виноват в том, что я такой мудак, что собственными руками загубил свое счастье. Глубоко вздохнув, я нажал кнопку вызова. Он ведь и обидеться может, если я ему не перезвоню. А потерять сейчас еще и единственного друга мне нельзя. Никак нельзя. -Ты идиот, - вяло буркнул я, услышав снисходительное ‘Алло’ на том конце провода. -Надеюсь, ты понимаешь, что мое королевское величество в твою Москву не поедет, так что, собирай свои пожитки, и чтобы завтра был у меня! – он даже не стал дожидаться ответа. Это, конечно, в стиле Хованского, но я все не устаю поражаться его наглости. А вот возьму и не поеду. Нет, поеду, конечно. Конечно, я поеду, иначе эта свинья все-таки припрется сама и превратит в хлев мою квартиру. Вяло улыбнувшись своим мыслям, я снова взглянул на экран. Пора бы убрать с заставки ее фотографию. Пора бы.. Я, наверное, никогда не смогу этого сделать. Я чувствую ее, она рядом, она как будто рядом. Мне, пожалуй, немножко легче от того, что она как будто рядом. Как бы ни так! Вряд ли моему выздоровлению способствует то, что я каждый день вижу ее. Вижу ее, не могу забыть ее, не могу отпустить. Не могу. Встаю с дивана и устало бреду в ванную. В таком виде на улице показываться нельзя. Я ведь толком не приводил себя в порядок уже, наверное, две недели. Уже две вечности.. * * * Как только самолет приземлился, и я смог ступить на твердую землю, тут же достал телефон и набрал Хованского. Понятное дело, что в аэропорту он меня не встречал, зачем я ему сдался? Да я и не удосужился сообщить другу, во сколько прилетаю. Он бы все равно встречать меня не поехал. А я бы его встретил. А он не поехал бы. Я не мог и подумать, что все, что мне сейчас было нужно – это глоток свежего воздуха, всего глоток воздуха. В последнее время я не ходил дальше магазина, удобно расположившегося возле моего дома, чтобы купить выпивки. Еще, еще выпивки. Свежий воздух отрезвлял, я начал что-то соображать, понимать, что происходит вокруг. Вряд ли еще две недели назад я мог бы подумать, что буду так рад этому. - Ты где?! – почему он все время так вопит в трубку? Слушать Хованского порой было просто невозможно. Такие страшные звуки, наверное, издают только дельфины, летучие мыши, носороги в брачный период, быть может. Не знаю. А какие звуки издают эти блядские мыши? Готов поспорить, что это что-то ужасное. Даже не хочу знать. - В аэропорту, буквально только что прилетел, - ответил я. Гораздо бодрее, мой голос уже не был похож на стоны умирающего зверя, как пару дней назад. Всего глоток свежего воздуха, понимаете? Невероятно. - Скорее тащи свою жирную задницу ко мне, давай. И выпить, выпить захвати! – бросил трубку. Когда он перестанет так делать? Иногда наше общение напоминает мне соревнование, целью которого является отключиться первым. Юра всегда выигрывает, а я всегда бешусь. Прерывать разговоры на полуслове, задавать вопросы и не дожидаться ответов, эта игра в одни ворота, когда он перестанет так делать? Знает же, что я бешусь. Он любит это. Поймал машину, назвал адрес, попросил водителя выпустить меня около близлежащего магазина. Накупив алкоголя на приличную сумму, я сунул руки в карманы пальто и поспешил к дому Хованского. Весна весной, а на улице было довольно холодно, зябко, что ли. Даже пара десятков метров показались вечностью, а когда я добрался до места назначения, волосы уже взмокли от моросившего дождика. Тот самый подъезд, тот самый этаж, та самая дверь. Я был здесь уже не раз, все как на автомате, как к себе домой пришел. Нет, только не к себе домой, только не в эту квартиру, только не туда, где все напоминает о ней, о нас. Все, я же пообещал себе не думать об этом. Я пообещал себе, что хорошо проведу время с лучшим другом, мы напьемся просто в ничто, он поможет мне забыться, он меня отвлечет. Сейчас надежда только на него. То ли Хованский уже ждал меня, то ли он в какой-то момент сошел с ума, а я и не заметил, но дверь в квартиру видеоблоггера была не заперта. Никогда за ним такого раньше не наблюдалось, нет, только не за ним. А быть может, какие-нибудь грабители пришли и убили моего Юрку? Нет-нет-нет, только не сегодня, сегодня он мне еще нужен. - Ах ты пидарас! – слышу крик по ту сторону двери. Ан нет, жив мой дружок. Да и кому придет в голову грабить этого придурка? У него ведь и взять нечего. Осторожно просовываю голову внутрь. - Да мамку я твою ебал, школота позорная! – Хованский сидит за компьютером. В Доту играет, не иначе. И снова ругается с очередным школьником. Как ему только не надоедает? Как только не надоедает его соседям? А вообще, игрок из Юрки посредственный. Сколько я его знаю, столько он пытается научиться прилично играть, да вот только все никак. В Доту его сделает любой Игорь Линк. Нет, не то, чтобы я так рьяно ненавидел Игоря Линка, просто делать из этого цыгана ничтожество уже вошло в привычку. Мне вообще не нравилось, что Хова с ним общается. А самому Хованскому Линк нравился. И тут уж ничего не попишешь. - Юра! – прохожу в комнату и закрываю за собой дверь. – Юр! Поворачивает голову в мою сторону и расплывается в довольной улыбке. - Где ты, хуесос, так долго лазил, я тебя заждался весь. Сейчас, погоди, – снова отворачивается к экрану и делает самое серьезное и сосредоточенное лицо. - Нахуй пошел! – в конце концов, видеоблоггер психует и отключается от игры. Снимает наушники, отодвигается от стола. Я к тому времени уже успеваю раздеться и присесть на диван, выжидающе глядя на друга. - Ну, привет, что ли. * * * - И как ты только себя до такого состояния довел? Почему сразу мне все не рассказал? – Хованский доставал из сумки бутылки, изредка глядя на этикетки, и никак не мог перестать возмущаться из-за того, что он все всегда узнает последним. Про Ксюшу он ничего не спрашивал, как ничего не спрашивал и о том, почему мы поссорились. А я вообще не отвечал на его вопросы. Я просто бродил по комнате, спотыкаясь о Юркин хлам, и вообще не отвечал на его вопросы. - Поесть у тебя совсем ничего нет? – я добрался до холодильника. Не знаю, чем питался мой друг, но в холодильнике повесилась мышь, и не одна. Если бы я с собой ничего не принес, то мы, наверное, подохли бы сегодня с голоду, как те мыши. Закрыв дверцу, я вздохнул и уселся на диван. - Ты ко мне пить пришел или есть? – он аккуратно расставлял бутылки на столе. – И так жирный, пидарас, обойдешься. Кажется, все готово. Хован с улыбкой уселся в кресло и протянул мне бутылку пива. - Градус нужно медленно повышать, а-то.. - Давай без этих особенностей национальной попойки! – я возмущенно прервал его. – Заткнись и бери бутылку, я к тебе пить пришел, а не разговаривать, - попытался спародировать Юрку. Не совсем удачно, кажется. Сколько бутылок мы выпили? Я уже не в состоянии сосчитать. Мы пили, пили, виски, коньяк, прямо из горла, наперегонки, на брудершафт. Я уже совсем слабо соображаю. А Хованский, кажется, дошел до той кондиции, когда принято цитировать Кафку, рассуждать об экономике страны и философствовать о жизни. Он сидел с таким серьезным выражением ебла, которое не снилось ни одному политику на телеинтервью, не говоря уже о том, что он минут сорок как рассказывал мне о смысле жизни, нашем месте в этом мире, о девушках, о любви, об отношениях. Так внимательно я, наверное, никогда никого не слушал. А он все рассказывал. - Слушай, - он вдруг внимательно посмотрел на меня. – Быть может, дело совсем не в Ксюхе? - Что ты имеешь в виду? - Я хочу сказать, возможно, вся твоя депрессия вовсе не от того, что тебя Ксюха бросила? Быть может, дело не в ней, а в том, скорее, что ты просто не хочешь оставаться один? Боишься, быть может, быть один? – он говорил слишком уж серьезно. Так серьезно, что я на самом деле задумался. - Херню какую-то порешь, честное слово, - наконец смог выдавить я, подняв голову и посмотрев на экран компьютера сквозь стекло давно опустевшей бутылки. - Как знаешь, - Хованский улыбнулся и развел руками. И мы снова пили. Мы пили, много пили, водку, вермут, из горла, наперегонки, на брудершафт. На брудершафт. Не знаю, зачем мы это делали. Юра целовал меня, отстранялся, смотрел в глаза и корчил рожицу в похотливой улыбке. Я только смеялся и обнимал его, так, кажется, положено пить на брудершафт. Но в какой-то момент поцелуй продлился чуть дольше, чем было нужно. Хованский приобнял меня и, улыбнувшись сквозь поцелуй, прикрыл глаза. Я резко оттолкнул его, пролив немного горючей жидкости из бутылки на пол. Да и сам я, кстати сказать, чуть не свалился на тот самый пол. Ноги совсем не держали. - Охуел?! – я уже с трудом мог разговаривать. – Юра, блять, ты когда-нибудь доиграешься! Он откровенно ржал, глядя на то, как я бешусь. Гейские шуточки Хована давно уже всех достали, но такого он себе никогда не позволял. - Да вы, батенька, совсем уже никакой, - влоггер отобрал у меня бутылку и поставил ее на стол. – Хватит с вас, пожалуй, на сегодня. - Все нормально, - попытался возразить я, но Юра не хотел слушать. - Давай, ложись, - он заставил меня лечь на диван и выключил свет в комнате. Кое-как прибрался, пошуршал какими-то бумажками, что-то подвигал. Вот ведь самое время наводить красоту в квартире, не правда ли? Лег рядом. - Спи, пьянь подзаборная, - Хованский поцеловал меня в лоб и, улыбаясь, опустился на подушку. Отвернулся, натянул на себя одеяло. Кажется, он сразу уснул. Я вздохнул и тоже закрыл глаза. Только нормально поспать мне не дали. Я резко вдохнул и проснулся. Проснулся, наверное, от того, что на меня кто-то смотрел. - Что тебе? – я потер глаза руками. Юра смотрел на меня с какой-то совершенно сумасшедшей улыбкой. Опираясь на одну руку, другой он гладил меня по волосам. Он просто гладил меня по волосам и молчал. - Совсем рехнулся? - я попытался убрать его руку и отодвинуть от себя друга. - Илья.. Нет.. – берет мою руку в свою и наклоняется ближе. - Что ‘нет’? Что ты.. – Хова не дает мне договорить. Он наклоняется совсем близко и касается моих губ своими. Уверенно, настойчиво касается моих губ своими. - Да ты что, пидарас, делаешь?! Блять, Хованский, сука, убери от меня руки свои! – меня захлестывают эмоции. Я плевать хотел на соседей, плевать хотел на тонкие стены в квартире, я откровенно ору на друга и пытаюсь столкнуть его с себя. Не получается. Я бы никогда не подумал, что Юра настолько сильнее меня. Он смотрит как-то обеспокоенно, как будто сомневается, смотрит на меня несколько секунд. И вдруг наклоняется, мягко целует меня в шею. Запрещенный прием. Я теряю контроль. Я сдаюсь.. * * * - Серьезно? Нет, погоди, серьезно? Да это же для телок придумали! Это.. Это как вообще? - Ладно, все, успокойся. А что я сделаю? Тут уж я не виноват! - Я был о тебе лучшего мнения, дружище. Или как мне теперь тебя называть? Слушай, может, теперь ты и мне отдашься, раз такая тема пошла? - Юра, блять, ты просто внеземной долбоеб. Я тебе вообще больше ничего не скажу. - Ладно, ладно, я молчу. Дальше-то чего было? Не знаю, почему я рассказал об этом Хованскому. Не знаю, почему я рассказал об этом именно Хованскому. Но я всегда считал его лучшим другом. Кому, если не ему? Кому, если не лучшему другу рассказать о том, как ты наконец развел на секс девушку, которую так долго добивался. Это была наша первая ночь с Ксюшей, это была лучшая ночь в моей жизни. Само собой, наутро я просто обязан был похвастаться тем, как все прошло. Только вот почему я посчитал хорошей идеей рассказать о том, как меня развезло от Ксюхиного поцелуя в шею. Не знаю, что за хуйня такая со мной приключилась, но я как будто умер и родился заново. Трижды. Настолько это было необыкновенное ощущение. С тех пор прошло немало времени. И вот теперь я лежу на диване в квартире своего лучшего друга, совершенно не могу врубиться в то, что происходит, и не могу поверить.. Он это запомнил? Он на самом деле запомнил тот разговор? Почему? Как будто у Юры уже тогда были на меня какие-то планы. Стоп! Какие еще планы? Что за херню он творит? - Слезай с меня, поц курчавый! – сопротивляюсь. Правда, уже не так активно, но сопротивляюсь. Хованскому не нравится. Он сильнее сжимает мою руку и затыкает меня поцелуем. А я.. Что? Я инстинктивно отвечаю, чуть подаюсь вперед. Черт возьми, Илья, что ты творишь? Юра улыбается. Я даже в полумраке вижу, как он улыбается. Закрываю глаза, позволяю другу углубить поцелуй. Он отстраняется, снимает с меня футболку, снова прижимается ко мне губами. А мне уже и вовсе наплевать, я на все согласен. Наверное.. Снова целует меня в шею, спускается ниже, ниже, еще ниже, не пропускает ни миллиметра кожи. Его рука ложится на пряжку моего ремня, а ко мне начинает возвращаться здравый смысл. Я не думал, что все зайдет так далеко. Приподнимаюсь, пытаюсь остановить Хову. Он недовольно рычит, резко хватает меня за волосы и возвращает в прежнее положение. Нет уж, я на такое не подписывался, я на такое не согласен. - Ладно, Юра, все, хватит! – пытаюсь возобновить попытки сопротивления. - Заткнись, - мне кажется, что еще слово, и он меня ударит. Все еще держит меня за волосы одной рукой, другая успешно справилась с ремнем и ширинкой. Не знаю, как мне реагировать, что мне делать. Просто лежу и не могу шевельнуться. Мне все кажется настолько нереальным.. Хованский стягивает с меня штаны и боксеры, приподнимается, раздевается сам. За 40 секунд, как в армии учили. Юрка же не служил в армии, правильно? Да о чем я вообще думаю?! Он снова хватает меня за волосы, заставляет подняться. Входит резко и полностью. Я не знаю, как мне удается сдержать крик. На глазах выступают слезы. Хованский наклоняется ко мне, проводит языком по шее, шепчет на ухо что-то успокаивающее. Двигается медленнее. Теперь он словно пытается не сделать мне больно. Почему? - Прости, - касается губами моих плеч, пытается гладить по волосам. Его дыхание неровное, поцелуи короткие и быстрые. Я, кажется, уже привыкаю к ощущениям, мне уже не так больно. Начинаю тихо постанывать. Юра понимает, двигается быстрее, быстрее, еще быстрее. До чего же странные, непривычные ощущения. Меня можно понять. У меня никогда не было секса с парнем. Да я и подумать никогда не мог, что опущусь до такого. А самое страшное то.. Самое страшное то, что мне начинается нравиться. Сейчас я готов отдать все, что угодно, только бы он не останавливался. Только бы он продолжал, только бы не отпускал меня, только не сейчас. Пытаюсь двигаться навстречу Хованскому, мы как-то сливаемся в едином ритме. Ненадолго. Уже через несколько секунд меня накрывает волна наслаждения. Я тихо вскрикиваю и.. Резко вдыхаю и просыпаюсь. Стоп. Снова? Пытаюсь понять, что только что произошло. Рядом мирно дрыхнет Хова, а я сижу на кровати и пытаюсь отдышаться. Не могу поверить, что это был.. Что? Сон? Что за хуйня такая еще? Пытаюсь понять, что только что произошло. Мне приснилось.. Что я.. Переспал с Хованским? С ума сойти, я переспал с Хованским. В своем собственном сне. Наверное, мне должно быть противно от одной мысли об этом. Но ничего подобного, нет. Я только яснее понимаю, что.. Я не отказался бы от этого и наяву. Что с тобой не так, Илья? Понимаю еще кое-что. Я понимаю, что.. Люблю? Люблю этого придурка, что лежит рядом? Совсем умом тронулся. Со мной, конечно, всякое бывало в этой жизни, но нет, только не это. Я на самом деле что-то чувствую к нему. Что-то чувствую и понимаю это так ясно, как блядский божий день. Неужели мне нужно было пройти через эти две недели Ада, через расставание с Ксюхой, через запой и депрессию, чтобы понять, кто мне на самом деле нужен? Не-не, все не так. Я запутался. Совсем запутался. Смотрю на Хову. Он так мило улыбается, что-то бормочет во сне. Я влюблен. Я, может, и сумасшедший, но я влюблен. Опускаюсь на подушку и осторожно обнимаю это чудо. Закрываю глаза. Завтра я скажу ему, должен сказать. Боюсь его реакции, боюсь, что он не поймет. Но я не буду держать это в себе, он должен знать. Возможно, это конец нашей дружбы. Возможно, он просто закроет на это глаза. А возможно.. Завтра я скажу ему, все завтра. Спокойной ночи, Юра. Спокойной ночи.