Que tengo miedo tenerte y perderte despues

— Всё, пришли, алкоголик несчастный. Не ударься смотри. — Ты так говоришь, будто я на ногах стоять не могу. Я отлично дошел до дома сам и прекрасно себя чувствую, иди нахуй, — отвечает Миша и тут же с грохотом валится задницей на полку с обувью в попытке снять с себя кроссовки. — ...я специально это сделал, чтобы смешно было. Руслан закрывает глаза и считает до трех. Миша встает, пошатываясь, и виновато стягивает кроссовки, поочередно наступая себе на пятки. — Прости за полку, я завтра сам починю. — Ты-то починишь, конечно, — Руслан борется с секундным желанием начать прибивать эту полку завтра с самого утра, пока Миша ещё спит, но всерьез эту мысль не думает. Слишком уж недостойно и мелочно. — Спать пойдем, горе луковое, пока ты ещё что-нибудь в квартире не разнес. — Да прекрати, я не настолько пьяный! — Ты это полке моей скажи. Руслан знает, что Миша не настолько пьян (по крайней мере, не настолько, как мог бы быть) — Руслану просто нравится его подкалывать. Выражение лица у Миши вдруг из насупленного становится встревоженным: — Ты же так ничего и не поел! Руслан неопределенно пожимает плечами. После съемок в «Баре» они втроем с Киром ездили в ресторан. Руслану не хотелось наедаться на ночь, поэтому он слегка поклевал салат из баклажанов с мясом, надо сказать, довольно сытный и вкусный, но, видимо, для Миши это всё ещё расценивалось как «ничего». — Дай я тебя покормлю, что ли... — не дожидаясь возражений Руслана, Миша направляется на кухню. Руслану ничего не остается, кроме как вздохнуть и отправиться за ним следом. — Миша, ты в двенадцать часов ночи готовить собрался? Успокойся и давай спать уже ляжем, — Руслан заходит на кухню и, видя, как Миша гремит кастрюлями, понимает, что вечер планирует подзатянуться. Миша на это усмехается: — Я, может, и не справляюсь с обувью прямо сейчас, но сварганить болоньезе на твоей кухне я смогу, даже если буду без сознания. Удивительно, но это действительно так: Миша довольно уверенно достает посуду, моет оставленные после завтрака ножи, вытаскивает чудом завалявшийся где-то в недрах морозилки пакетик с фаршем и кладет его в микроволновку на разморозку. Руслан даже не знал, что у него в морозилке был фарш. Когда-либо вообще. Миша уже ставит кастрюльку с водой на огонь, уверенно шинкует лук, и Руслан хочет заметить, что ему ещё несколько дней нельзя макароны жрать, тем более на ночь, но решает, что ладно уж. Всё равно он сегодня нарушил режим и немного выпил — сможет и полуночные спагетти с соусом пережить. Хоть Миша с виду уверенно обращается с кухней, Руслан всё равно не садится за стол, предпочитая находиться рядом: протирает столешницу, моет посуду, переставляет какие-то баночки на полках. Чтобы в случае чего быть готовым ловить летящие тарелки, сковородку с соусом, самого Мишу. Миша молчит, Руслан тоже не находит тем, чтобы разбить эту тишину. Несмотря на привычные домашние звуки, под аккомпанемент которых обычно так уютно молчать, эта тишина натянутая, тревожная. По комнате очевидно топчутся слоны. — Они же теперь все меня ненавидят, да? Вспомнишь слона... — Не знаю, о чем ты, Миша, но могу точно сказать, что никто тебя не ненавидит. — Ты знаешь, о чем я. Я… не очень хорошо помню, как всё прошло, но точно знаю, что напился и вел себя как мразь последняя... Руслан молчит, давая Мише выговориться. — Испортил всем настроение, испортил шоу. Стыдоба какая. Ещё и выворачиваться начал. Лучше бы и правда отрубился, до того как… про маму, это самое. Миша стоит, потупив взгляд в деревянную досточку для резки. Глаза у него сухие. — Просто, ну… на стриме, ты же был там, когда... Был. — Был. — Вот… остальное ты знаешь. Руслану очень тяжело дается происходящее, невероятно тяжело дается этот разговор. Но, очевидно, не так тяжело, как Мише. — Ты хочешь поговорить об этом? — Я... — Миша механически счищает кожицу с ошпаренных помидор, будто совсем трезвый, и только заплетающийся язык его выдает, — ...не знаю, если честно. Я хочу, да. Но я не могу прямо сейчас, понимаешь? Я хочу… мочь об этом поговорить. Если это имеет смысл. Одна помидорина всё-таки выскальзывает у Миши из рук и катится по направлению к Руслану, который ловко подхватывает её и протягивает Мише обратно. Когда тот тянет свою руку в ответ, Руслан не уверен, может ли он погладить её прямо сейчас. Руслан в принципе не уверен, что делать в подобных ситуациях. Ему через несколько дней тридцать, а он так и не научился тому, что нужно делать и говорить в моменты, когда человек перед тобой стоит обнаженным нервом и ищет утешения. — Как-то так. Просто это было уже семь лет назад, нужно как-то двигаться дальше, но… я не могу отпустить. Это ебет меня постоянно. Я хочу уже, чтобы легче стало, но в то же время знаю, что заслуживаю того, чтобы мучиться, потому что я, очевидно, по жизни хуйня на палочке. А вот ты точно не заслуживаешь слушать гонево про мертвую маму от пьяного тела, которое вот-вот расплачется. — Я сам решу, чего заслуживаю, а чего нет, — Руслан всё-таки дотрагивается до Миши и разворачивает его лицом к себе. — А ты не заслуживаешь страдать, не говори ерунды. И никто тебя не ненавидит. Руслан пытается поймать его взгляд, но Миша на него не смотрит. — Если ты захочешь об этом поговорить — мы поговорим, потому что мне важно, чтобы у тебя всё было хорошо, если ты этого ещё не понял за пять лет отношений. Миша молчит. — Я люблю тебя и мне не всё равно. Миша молчит ещё немного, а потом робко тянется к Руслану, и тот обнимает его в ответ. Уж этот жест Руслан умеет считывать правильно. — Прости, я что-то совсем расклеился. Спасибо, Руся. Что возишься со мной. Я бы на твоём месте охуел бы уже мои бредни слушать. — Я компенсирую это собой. Думаешь, я не знаю, насколько невыносим? Поэтому мы и вместе: ты, я, Даня. Потому что можем сосуществовать рядом дольше получаса. Особенно рядом с моим поганым характером. Миша прячет лицо у него на плече. — Да ну тебя, ты не такой хуевый. Не говори так. — Вот видишь, как это со стороны звучит? Они стоят обнявшись ещё немного, и Руслан чувствует, как стянутая пружина внутри него начинает раскручиваться. — А как думаешь, кто бы ей больше понравился: я или Даня? Руслан выпаливает это быстрее, чем думает. — Я думаю, ей бы больше понравилось, если бы я женщину домой привел, — Миша поднимает на него теплые глаза, улыбается, и Руслан мысленно выдыхает. — Но если так прикинуть, то определённо ты. — Странно, — Руслан выпускает его из объятий и Миша возвращается к готовке. — Твоя сестра, вроде как, Даней больше очаровалась. — Ну, то сестра. У мамы и систер вообще мало чего общего между собой было, в плане характера и вкусовщины. В какой-то степени, я даже больше на маму похож, чем она. Хотя бы вот этим, — Миша демонстрирует ему лопатку, слегка покачивая ей и забрызгивая кафель каплями от соуса, а потом возвращается к помешиванию. — А она всегда хотела, чтобы я был кем-то вроде тебя, наверное: умным, собранным, решительным, сильным. Возможно, её бы обрадовало, что хоть я таким и не стал, но хотя бы завел себе хахаля с нужными параметрами. — Ты поэтому со мной встречаться начал? — Да. А ещё потому, что у тебя большой член. Если компенсировать, то во всём. — Мне приятно, но мы опять вернулись к комплиментам через самоуничижение, завязывай. — Пау-пау. Никакого хейта, тупо факты. — Поговори мне тут, — Руслан щипает Мишу за бок и тут же дергается, чтобы поймать, потому что Миша подскакивает и как-то неудачно подворачивается. А потом пьяно хихикает: — Всё ещё в говнишко слегонца. — «Слегонца», как же. Но всё ещё недостаточно, чтобы ты спел тогда, в баре. Кстати, почему ты так и не? Было бы прикольно. — Да ну его нахуй, эту песню. Она меня на Кубе ещё заебала, играла из каждого утюга. — Твоя отмазка работала бы, если бы ты перед началом съемки сам не выбрал её из нескольких вариантов. Миша отворачивается. Что-то очень интересное происходит в его сковородке, такое, что он даже глаз не поднимает. — Я хотел. Я даже пел, на самом деле. Стреманулся в самый последний момент, зассал, поэтому пел тихонечко. Татьяна всё равно лучше пела, а я бы по-любому петуха дал. — У тебя офигенный голос. Мне-то не ври. Оба замолкают, и Руслан, наконец-то, садится за стол дожидаться их позднего ужина или раннего завтрака, тут как посмотреть. Тикают часы, Руслан в какой-то момент начинает барабанить по столешнице им в такт, а потом пальцы как-то сами собой начинают подбирать и настукивать ритм. Недолго думая, он берёт в руку телефон и подрубает блютус. Слышится низкий звук включения ДжиБиЭлки, стоящей наверху на холодильнике, а потом из колонки начинает доносится гитарный перебор. — Блядь, Руслан, ну хорош уже. — Да ладно тебе. Помнишь, как было классно на Кубе? И что классного было в этой песне? — Я помню, что там ром стоил девяносто рублей и что мы двадцать четыре на семь были в говно. И только поэтому я тогда согласился. Воспоминания о Кубе мягко всплывают в памяти, и уже сложно сдержать улыбку. Руслан продолжает: — Ничего не поменялось, получается. Только ром здесь стоит не девяносто рублей, а девятьсот, и что здесь мы вряд ли сделаем это на людях. Хотя там, в баре, признайся, что тебе хотелось. Мне — да. Миша смотрит на него скептически, и тогда Руслан встает. — Без подкола: позволишь пригласить тебя на танец? Скепсис в глазах Миши сменяется чем-то, что Руслан не знает, как описать. Он в этом не силен. И Руслан не верит в седого мужика на облаке, а значит и в бессмертную душу не верит, но когда он видит этот взгляд, то что-то необъяснимое внутри — всё, что есть доброго и светлого в Руслане, каждое его нежное чувство тянется навстречу. Миша вкладывает свою ладонь в протянутую ему руку и делает шаг вперед.