***
Бар был проверенным местом. Брок часто проводил там встречи, требующие уютной, почти интимной обстановки и атмосферы строжайшей секретности. — Мы пойдем туда без Стива? — уточнил Баки, с сомнением глядя на кричащую неоновую вывеску. — А ты боишься? — усмехнулся Брок и начал энергично проталкиваться через толпу у входа. Он-то прекрасно знал, что для проверенных клиентов клуб предоставляет небольшие кабинки, из которых можно было наблюдать за беснующимся танцполом, оставаясь в относительной тишине и уединении. — А говорили, что Зимнему Солдату неведом страх. Ты уже большой мальчик, можешь выпить без присмотра родителей. — Чтобы ощутить опьянение, мне нужно очень много алкоголя. Перед насупившимся Барнсом, включившим лучший взгляд из серии — «убью любого», толпа благоразумно расступалась. Бионическая рука была надежно спрятана под толстовкой и перчаткой, а люди все равно инстинктивно держались подальше от его левой стороны. — Но, наверное, мне хочется попробовать, — неуверенно закончил он и осторожно прикоснулся к правому карману Рамлоу, в котором тот всегда носил заряд транквилизаторов. — Если ты подстрахуешь. — Не вопрос! — рассмеялся тот и, бесстрашно приобняв лучшего убийцу Гидры за плечи, вошел в клуб. Они заказали выпивку (очень много, чтобы хватило минимум на восьмерых), перебрасываясь ничего не значащими репликами, преимущественно касающимися убранства зала и мастерства диджея, в котором оба не смыслили ни бельмеса. Первая часть плана — затащить на нейтральную территорию подальше от Роджерса и вручить алкоголь для развязывания языка — была выполнена. Но дальше дело забуксовало. Хоть Барнс добросовестно пил в четыре раза больше, пьянел он все равно медленней, и вместо рассказа о своих проблемах как-то незаметно раскрутил Брока на повествование о том, как же так случилось, что они со Стивом стали жить вместе. Сказал бы кто Броку, что он будет откровенничать с эмоционально нестабильным убийцей, к тому же лучшим другом своего любовника, он бы только пальцем у виска покрутил. Но под пристальным взглядом серых глаз почему-то хотелось быть честным. И, в принципе, хотелось уже быть честным хоть с кем-то. Рассказать то, о чем не знал даже верный Джек. — Я к сорока годам думал — все, миновала меня чаша сия. Внезапная влюбленность, роковая страсть и прочие сопливые глупости. Но Стив, ты же знаешь, он такой… Ведь знаешь? — он горько улыбнулся и окинул собеседника внимательным взглядом. Что бы тот ни совершил, Роджерс всегда будет за него, потому что ближе у него никого нет. И Брок, что ни делай, все равно к такому даже не приблизится. Он не ревновал, только хотел сделать все, чтобы облегчить тому жизнь. — Конечно, кому и знать, как не тебе? Молчание Барнса не напрягало, позволяло собраться с мыслями: слишком внезапно все тогда случилось, слишком сумбурно закрутился их роман. — Когда я в первый раз Кэпа увидел, подумал: вот идеальная машина. Он, наверное, спит в своем костюме, подложив щит под голову, а снятся ему тактические маневры и пропагандистские речи. Баки хмыкнул. Воспоминания еще не до конца вернулись к нему, но что подобные слухи ходили про Капитана на войне, отлично помнил. Стив просто не мог остаться в стороне ни от одного дела, а потому был, казалось, во всех местах сразу, что, конечно, не могло не окутать его образ легендами, доходящими до абсурда. Сам Барнс знал, каким рассеянным мог быть идеальный Кэп, когда увлечен рисованием, насколько плохо готовил и как любил встречать рассвет на крыше, закутавшись по самый нос во все имеющиеся в доме одеяла. — Да мы всем отрядом первые полгода не знали, что он может нормально разговаривать, а не ледяным командирским тоном, — продолжил откровения Брок. — А потом он Мэй на день рождения картину притащил, ее же портрет. Она давно хотела. Как только узнал? И вручал с улыбкой, миленько так смущаясь. Не знаю, — он стукнул по столу кулаком, — наверное, меня с этой улыбки и накрыло. С не плакатной. Обычной такой улыбки. Только… До глаз доходящей. Черт! Да, Баки долго не понимал, как другие не видят красоты Стива? Того, еще до сыворотки. А потом заметил, что только ему Роджерс улыбается тепло и чуть грустно, понимающе или лукаво, ярко, ведь чувство юмора у него было весьма неплохое. И эти улыбки были прекраснее всего на свете. — Но, конечно, даже мысли, что он со мной будет, не было. Дело даже не в том, что он целый символ нации, а в том, что он — свет, — теперь Рамлоу улыбался, словно видел этот непостижимый свет, о котором говорил. — Смотришь на него и веришь. В светлое будущее, в то, что спасти можно всех, что даже самый обычный человек — вот ты, например, — способен на подвиги. Фигня это все, — вдруг обрубил он. — Нельзя влюбиться в икону. Верить можно, защищать можно, умереть ради нее можно, но не любить. По крайней мере, мое чувство гораздо более приземленное. Хорошо, что Брок сам остановился, а то еще пара минут восхваляющих речей — и Барнс бы решил, что Стива надо спасать от фанатика, пока тот не создал секту, поклоняющуюся Капитану. Фанклуб, о существовании которых он недавно узнал из интернета, еще куда ни шло. — С ним легко, — наконец сформулировал Рамлоу. — Когда снимает форму Капитана, разумеется. И в постели сладко, — опрокинув очередную рюмку, он уложил голову на стол, и глаза его стали мечтательными. — Так сладко, что поверить сложно. Баки с интересом посмотрел на Брока. Ему было странно, что эти двое так хорошо уживались в постели. Солдата учили оценивать людей по многим параметрам. И сейчас он бы сказал, что Рамлоу был умелым, нежным и щедрым, но требовательным любовником. И что же нужно было сделать зажатому и робкому Стиву, который никогда на памяти Барнса не интересовался физической стороной любви, чтобы заслужить такую высокую оценку? Смог бы сам Баки впечатлить его? Вот бы проникнуть в голову, похоже, окончательно застрявшему в своих воспоминаниях собутыльнику.***
За полтора года отношений у Брока накопилось достаточно воспоминаний о горячих ночах, ленивых нежных утрах и даже спонтанных жарких днях. Но их первую ночь вместе он все-таки помнил лучше всего. Что тогда стукнуло в голову Фьюри, что он решил организовать корпоратив для празднования Рождества, осталось неизвестным. Но, видимо, это было что-то большое и тяжелое, потому что по всем отделам разослали строжайший приказ: никакой формы, даже парадной, только вечерний костюм. Костюм был. Прекрасно облегающий тело, демонстрирующий окружающим подтянутую фигуру и полное отсутствие живота. Единственным недостатком костюма было отсутствие потайных карманов. И лишенный очень нужных мелочей, которые вечно таскал с собой (нет, ну, а вдруг срочно взрывчатка понадобится стену какую пробить? Или шоколадка для ублажения отдела снабжения? Или резинка для волос Мэй?), Брок чувствовал себя раздосадованным и почти голым. Однако забыл про все неудобства, как только поймал на себе взгляд Кэпа. Тот болтал с Хилл и Коулсоном, доброжелательно улыбаясь и, кажется, даже не пребывая в роли непоколебимого Капитана, но, увидев Рамлоу, застыл. До сих пор Брока кидало в жар от воспоминания о том взгляде, что ощущался на коже как солнечный луч. В нем было удивление, восхищение и горькая нежность. Так смотрят на что-то бесконечно ценное и нужное, которое никогда не будет тебе принадлежать, но уже сама мысль о его существовании делает счастливым. Тогда захотелось делать глупости: начать расстегивать рубашку, прямо там, не стесняясь никого, чтобы во взгляде прибавилось желания, или утащить порозовевшего Роджерса куда-нибудь в укромное место, оттолкнув от него Романову и Уилсона. Но он не решился. Только отсалютовал бокалом, надеясь спрятать свою слишком бурную реакцию. Вечеринка быстро надоела Броку. Присутствие большого количества людей отвлекало от головокружительных мыслей о том, что было бы, решись он… Поэтому он отправился бродить по административным этажам, пока не добрался до комнаты отдыха бухгалтерии. Там было темно и, главное, очень тихо. Поэтому Рамлоу скинул пиджак, развязал весь вечер раздражавший его галстук-бабочку и развалился в кресле, бессмысленно пялясь в окно. Кажется, он задремал, потому что очнулся от довольно громких голосов. Вернее, один голос был громким, полным насквозь фальшивого кокетства и восторга, а второй — тихим, с извиняющимися нотами. Говорили мужчина и женщина. — Осталось совсем недалеко. Вторая дверь справа, — щебетала она. — Вы так любезны. Вы такой сильный, и я так вам благодарна. Мужчина в ответ только невнятно бормотал, но, судя по тяжелым шагам, нес свою спутницу (очевидно, вынужденную) прямо в комнату, где расположился Брок. Осталось неизвестным, какую причину выдумала соблазнительница, чтобы заманить свою жертву, но намерения ее были совершенно прозрачны. И Рамлоу не хотелось участвовать в этом балагане, он не был большим любителем тройничков. Поэтому, когда дверь распахнулась, явив мощную фигуру, в которой без труда можно было признать Капитана Америка, он поспешил обозначить свое присутствие. — О, Стив, ты как раз вовремя, — проворковал он, надеясь, что удалось скрыть охватившую его злость на коварную разлучницу, сделавшую то, на что не решался он сам. — Я уже вино нам приготовил. Для создания атмосферы, — он махнул рукой на столик, на котором действительно стоял бокал вина, и подмигнул. — Ты решил, что втроем будет интереснее, милый? — Сволочь! — ринулась к нему разъяренная женщина, вроде бы Мари из канцелярии, напрочь забыв о том, что изображала пострадавшую, сидя на руках Кэпа. — Это моя… — она осеклась. — Что «твоя», милая? Добыча? Так в охоте действует только один закон: кто успел, тот и съел! — Спасибо, — произнес Стив, когда Мари покинула их, напоследок одарив неприязненным взглядом. — Я не думал, что она… Она просила помочь, сломала каблук, подвернула ногу, нужно было добраться до комнаты со сменной обувью и аптечкой. — И упала она, конечно, прямо тебе на руки. — Нет, — улыбнулся Роджерс, — немного в стороне. Пришлось постараться, чтобы поймать. — Больше рядом никого не было? — Только Наташа. — Эх, Роджерс, лучший тактик и стратег, а такую примитивную ловушку не просчитал. И как Романова тебя с ней отпустила? Хотя стой, она же, поди, и организовала! — Еще раз спасибо, что спас, — Стив на протяжении их разговора стоял у дверей, но потом все же опустился на диванчик напротив. — Я не смог бы остаться в стороне, когда в моих силах было помочь, а как выпутаться из такой ситуации — не знал. — Обращайся. Кстати, ты бы мог выгнать меня, а не ее. Сложившаяся личная жизнь и все такое… — С ней не получилось бы, — твердо ответил Роджерс, не отрывая взгляда от Рамлоу и неосознанно облизывая губы. — Не в твоем вкусе? Предпочитаешь брюнеток? Или думаешь, она в постели не очень? — Я пока не знаю, что предпочитаю в постели, — звенящим голосом уточнил Стив. — Не было шанса попробовать. — Так попробуй сейчас, если я тебя устраиваю, — странный у них был разговор, а напряжение, повисшее в воздухе, вот-вот должно было заискрить. Брок встал и медленно подошел к своему собеседнику, остановившись так, что их колени соприкоснулись. Теперь он нависал над Стивом, опираясь на подголовник дивана. — Я не хочу с тобой пробовать, — выдохнул Роджерс, поднимая руку и касаясь чужих губ кончиками пальцев. — С тобой я хочу всего и на меньшее не согласен. Так что не стоит и начинать. Прости. Сейчас Брок мог бы отступить, потому что это был Стив, и, переспав с ним, нельзя было на утро выставить его из дома без объяснений. Но теплые пальцы с огрубевшими подушечками так хорошо ощущались на лице, что отодвинуться было невозможно. Не тогда, когда голубую радужку в глазах напротив почти полностью затопили зрачки, не тогда, когда ощущаешь прерывистое дыхание на своей щеке, зная, что это ты вызываешь у непоколебимого Кэпа такую бурную реакцию, не тогда, когда сам до безумия хочешь всего, что тебе могут предложить. — Если ты тоже дашь мне все, то можешь хоть клеймо свое на мне выжечь. — Брок, — Роджерс убрал руки, собираясь как следует все обсудить, потому что такие вопросы не решаются в спешке, но был перебит самым примитивным способом — поцелуем. — Потом, — выдыхал Брок между поцелуями, — потом объяснишь мне все права и обязанности сторон. Сейчас же… — он толкнул поплывшего Стива на диван, прижимая сверху всем телом и с восторгом ощущая горячий отклик, — сейчас важнее другое. В глубине души Стив всегда был художником, поэтому ему было мало тактильных ощущений, ему безумно хотелось рассмотреть неожиданно доставшийся ему подарок, о котором он не осмеливался даже мечтать, разве что когда одиночество становилось невыносимым. Небольшое усилие, и вот уже Рамлоу лежит, распластавшись на диване. — Силен! Стив… — Брок снова потянулся за поцелуем, но его с легкостью удержали, а после и вовсе завели руки за голову, зафиксировав в захвате, твердом, но нежном. — Ты такой красивый. — Его рассматривали самым внимательным образом, и столько восторга было в этом взгляде, что каждый нерв било желанием, как током. — Думал, с ума сойду, когда увидел тебя в этой рубашке. Ты хоть знаешь, как она оттеняет твою смуглую кожу? — Роджерс с наслаждением провел носом по видневшимся в расстёгнутом вороте ключицам, а потом по запястьям, на самой границе кожи и ткани. — Я иногда представлял себе, как бы смотрелись твои руки на мне, — интимный шепот горячил кровь, заставляя извиваться в крепкой хватке, пытаясь прижаться ближе, потому что от возбуждения мутилось в голове. Роджерс ничего не делал, только говорил и смотрел, а Брок, который за свою насыщенную жизнь чего только не вытворял в постели, уже готов был кончить. — Стив! Пожалуйста! — Сейчас. Еще минуту, — теперь осмотру подверглись брюки и все, что они скрывали. Или не скрывали, идеально подчеркивая длинные сильные ноги. — Спасибо тому, кто создал тактический костюм таким. Все эти карманы, застежки и ремни хоть немного скрывают тебя. Увидев тебя в таких брюках, я бы не смог сдержаться. — Так не сдерживайся. Стив! — Не здесь. Я не хочу с тобой по-быстрому, наспех, боясь, что могут застать. Может быть, в другой раз. Я хочу быть с тобой в постели. Долго, — вот теперь Роджерс покраснел, словно не он тут нес самую бесстыдную и возбуждающую чушь, которую Брок когда-либо слышал в свой адрес. — И еще я хочу сделать одну вещь, за которую ты можешь меня возненавидеть, но удержаться я не в состоянии. — Ты не можешь сделать ничего, настолько ужас… Аааа! — Брока подхватили на руки и понесли, крепко прижимая к себе. И, пожалуй, встреться им хоть кто-нибудь по дороге до стоянки, он действительно бы возненавидел, а так только еще раз поразился, каким сильным и странно повернутым на нем оказался Стив.***
Утром Брок проснулся в своей постели, хотя сам дойти до дома никак не мог — кажется, они с Барнсом все-таки конкретно перебрали. А Стив, который мог забрать его из клуба в любом состоянии, отбыл в командировку (в его присутствии Брок ни за что бы не решился толкать обожаемого Баки на всякие безрассудства). Смутно Рамлоу помнил, как Барнс тащил его чуть ли не на плече до дома. И еще более смутно их разговор, когда Баки уже бросил Брока на кровать и принялся стаскивать с него штаны. — Ты его сильно любишь? — спросил Барнс, глядя странно блестевшими глазами. — Очень, — ответил Брок, не уточняя, про кого шла речь, потому что присутствие чужих рук, тоже сильных, но так не похожих на руки Роджерса, холодной и обжигающей, вызывало слишком уж сильные чувства. Неправильные чувства. — Я за него жизнь отдам. — Я тоже. Я тоже. Руки исчезли, оставляя после себя пугающую пустоту. И уже на границе сна и яви: «Повезло мелкому, наконец-то». Однако сейчас, в свете солнца, Брок не мог решить для себя, не приснилось ли это ему? Пожалуй, у него были более насущные проблемы. Голова немилосердно болела, а план по выведению затихарившегося Солдата на чистую воду был провален. Нужна была новая стратегия.***
Несколько недель все было тихо. Барнс не разбивал морды, ни свою, ни чужие. Роджерса не посылали в очередные ебеня, так что Рамлоу наслаждался жизнью и близостью любимого человека. Пока в один из дней не вернулся домой на несколько часов раньше обычного. Тренировка сегодня не задалась с самого начала. С утра пораньше Таузиг уронил себе на ногу гантель. А пока Брок бегал с ним в медкорпус делать рентген и оформлять больничный по причине трещины в пальце, Ларсон подрался с кем-то из другого отряда. Выяснять, кто прав, кто виноват, Брок не стал. Прописал профилактических тумаков обоим и ушел разбираться с командиром второго бойца. После чего решил свалить домой, оставив Роллинза за старшего, потому что сил уже никаких с этими идиотами не было. Поубивал бы к черту. К несчастью для морально уставшего командира СТРАЙКа, самый большой идиот находился у него дома. Каждый вторник бывший Зимний Солдат был освобожден от тренировок, потому что посещал психотерапевта. И сейчас он должен был находиться дома и предаваться медитации. На худой конец, готовить ужин для уставших героев. Баки обнаружился в ванной в компании любимого ножа. Брок стоял и в ужасе наблюдал, как тот украшает свою руку очередным аккуратным надрезом в дополнение к имеющимся. Крови с них натекло уже более чем достаточно, но, похоже, останавливаться на достигнутом никто не собирался. Если бы не невовремя пришедший командир, разумеется. Во взгляде Барнса, когда он поднял глаза от потеков собственной крови, которые так вдумчиво созерцал, что не услышал шагов, отразился кромешный ужас и горькое смирение. Он опустил нож в раковину и поднял руки, демонстрируя, что, несмотря на свой внешний вид, вполне вменяем и нападать не будет. — Не говори Стиву, Брок, пожалуйста, — пробормотал он, не делая попыток скрыться. Хотя он бы смог. — Что ты? Зачем? — начал Брок, но тут услышал рычание любимого мотоцикла Роджерса, которое ни с чем не мог перепутать даже в состоянии полнейшего раздрая, в которое его привело увиденное. — Баки! — крикнул с подъездной дорожки Стив. — Пошли в парк, погода отличная. Мгновенно сориентировавшись, Брок метнулся к ванной, заткнул слив пробкой и крутанул краны. На ходу кивнув Барнсу, он почти бегом выскочил за дверь, чтобы успеть встретить любовника еще на лестнице. — Стив! Ты рано. А Барнс ванну принимает, так что отменяются ваши суперсолдатские догонялки в парке. Если хочешь, давай в Старбакс сгоняем вместо этого? За тем ужасным карамельным латте, который вы с твоим отмороженным дружком почитаете за нормальный кофе. Брок постарался как можно сильнее затянуть приветственный поцелуй, чтобы внимание Роджерса точно переключилось с Баки, с которым еще предстояло разобраться. Потому что он собирался оградить Стива от ужасного знания о странных привычках лучшего друга.***
Барнс не пытался избегать Брока. Только вот перестал участвовать в спаррингах, каким-то образом каждый раз увиливая от этой части тренировки. Выглядел он все хуже и хуже, а уж что творилось у него в душе сам черт не разобрал бы, но явно ничего хорошего. Когда Барнс без предупреждения пропал на сутки (Стив чуть не рехнулся от беспокойства), Брок пригрозил его чипировать. Когда бросился в рукопашную, несмотря на приказ не покидать снайперского гнезда, — отстранить от работы (читай, от прикрывания Кэпа). Когда впал в ступор посреди магазина, куда они пришли закупаться на неделю, до седых волос перепугав охранников и кассира, — повез обратно на базу. — Вылезай! — Рамлоу злился. Потому что ничего не понимал. Баки очень мило позавчера провожал Роджерса в длительную командировку, кажется, радуя очередной вспомненной мелочью об их общем детстве, улыбался буфетчице в ЩИТе, даже молча выдержал очередной налет Коулсона с целью получения автографов. И вот теперь такой выверт. — На ринг, быстро! Стоило признать, что Брок никогда не спарринговал с Солдатом. Обычно он был слишком занят, обязанности командира отнимали большую часть времени, и тренировался он либо рано утром, составляя компанию Стиву, либо ночами, когда соблюдавшему режим Барнсу предписывалось спать. Теперь пришло время восполнить этот пробел. — Нож возьми. Ты же любишь свой нож? Вот сейчас и проверим, отвечает ли он тебе взаимностью. Они закружили друг против друга, примериваясь и приглядываясь. Оба с пехотными армейскими ножами, только у Барнса на пару сантиметров длиннее, да гарда чуть более выраженная. Первые выпады прошли впустую. В боевых операциях редко доводилось работать холодным оружием, но, похоже, для обоих ножевой бой был личным фетишем, потому что с каждой минутой применяемые приемы становились все изощреннее. Какое-то время они обменивались ударами, проводя красивые атаки и не менее красиво уходя в оборону, пока в общем-то хорошо понимавший, что против Солдата у него ни единого шанса, Брок не начал замечать, что тот намеренно пропускает удары и уже весь покрыт небольшими царапинами. Чтобы проверить свою теорию, он провел сложную серию, которая, если бы противник был обычным человеком, закончилась бы длинным движением ножа по незащищенной груди. Однако противник обычным человеком не был, и, тем не менее, нож оставил довольно неприятную рану, из которой тут же обильно потекла кровь. Если до этого Рамлоу злился, то теперь он был в ярости. Не щадя ни себя, ни Баки, работая в полную силу, за несколько минут разукрасил того кровавыми разводами, метя все-таки в грудь и плечо, потому что помнил о Стиве. Все привыкли, что Барнс скрывает протез и носит закрытую одежду с длинным рукавом, и вопросов такое поведение не вызвало бы. В конце концов, Брок разошелся настолько, что ловкой подсечкой опрокинул не сопротивлявшегося Солдата на пол и приставил нож к горлу. И только тогда вгляделся в глаза своему спарринг-партнеру. Он знал такой взгляд. Таким на него временами смотрел Стив. В нем билась горячая благодарность и жуткое, раболепное желание сделать что угодно, хоть голым по битому стеклу ползти, лишь бы Брок позволил чуть-чуть побыть рядом. И спокойствие, весь вид Баки говорил о том, что ему сейчас хорошо и спокойно, что недавний срыв остался позади. — Полный отчет, Солдат, — рыкнул твердо решивший добиться ответов Брок увиденную в каких-то документах фразу. — Что за тяга к боли? Или тебе именно кровь нужна? Вставай! Буду тебя перевязывать, а ты говорить. — Когда Солдата создавали, рядом всегда был один человек. — Они дошли до небольшой комнаты, которая использовалась для отдыха во время тренировок. Здесь всегда был кофе и полная аптечка на случай непредвиденных обстоятельств. — Мой первый куратор. — Первый куратор Солдата, — поправил Брок. — Но ты больше не Солдат. — Психолог тоже требует, чтобы я дистанцировался от него. Но слишком уж многое мне от него досталось в наследство, чтобы можно было так просто отмахнуться. — Барнс наблюдал за каждой раной, пока она не исчезала под пластырем, словно вид крови был именно тем, в чем он давно нуждался. — В общем, этот человек мог карать и миловать. По его решению жизнь могла стать невыносимой, но он же мог даровать передышку. — Что он делал? — севшим голосом спросил Брок, мысленно готовясь к самому ужасному. — Первое время были только эксперименты. Они хотели улучшить сыворотку, а для этого нужно было понять, какое влияние она оказала на органы. — Вивисекторы хуевы, — сплюнул Брок, чего-то подобного и ожидавший, но пока не понимавший, при чем тут кровь и спокойствие? — Он всегда подходил перед операцией и говорил, что все будет хорошо, если я буду послушным. И велел наблюдать за всеми действиями. — Баки был благодарен за ладони, которые легли на его щеки, за возможность смотреть в теплые карие глаза, а не на белые стены, всегда окружавшие операционный стол, каждый раз возникавшие перед внутренним взором, стоило ему вспомнить. — К концу все вокруг бывало залито моей кровью. Но чем больше ее становилось, тем ближе был конец, а значит, отдых. И он всегда меня хвалил и кормил чем-то вкусным, когда заживало. — Нельзя все время использовать только кнут для дрессировки, должен быть и пряник, — выдержать доверчивый взгляд серых глаз было непросто. Хотелось сбежать и сделать вид, что в его жизни есть только один суперсолдат. — Еще скажи, что ты был ему благодарен. — Он дал мне ориентиры. — Сволочь он был, бессердечная мразь, в которой не осталось ничего человеческого. Но ведь было что-то еще? — Когда учили выполнять приказы, особенно убивать, то поначалу не давали огнестрельного оружия, только холодное. Не доверяли. Даже лишенный воспоминаний человек не хочет существовать в таких условиях. Куратор всегда был рядом, когда нужно было убить. Следил, чтобы не дрогнула рука, чтобы не появилось желание поступить по-своему или обратить оружие против своих. — Все новобранцы через это проходят. В чем тут соль? — Было такое устройство. Шоковый ошейник, который мог ударить током в любой момент. По воле куратора. И он включал устройство время от времени, чтобы Солдат не расслаблялся. Но однажды… — Что? — поторопил снова зависшего Барнса Брок. — Была одна женщина. Из персонала. Уже довольно пожилая. Она разговаривала со мной. Немного, но временами казалось, что человеческая речь скоро атрофируется. И ее разговоры спасали. — Ты ее убил? — вопрос в лоб, потому что тянуть — делать только хуже. — Куратор дал нож и указал цель. Ошейник бил током за каждые несколько секунд промедления, — прошептал Солдат, которого не спасала уже ладонь, переехавшая на загривок. И он уткнулся носом в плечо Рамлоу, от чего конец рассказа прозвучал невнятно. — Когда кровь из перерезанной шеи перестала течь, куратор снял ошейник. И это означало, что пыток в ближайшее время не будет. — То есть тебе нужно просто посмотреть на кровь, и дело в шляпе? — Броку должно было быть не очень уютно, когда ему в плечо сопел здоровенный мужик, натасканный на убийство, с отборными тараканами в голове. Но почему-то он был уверен, что вреда ему не причинят. — Я пробовал сам, но хватает ненадолго. Пока я был Солдатом, вокруг всегда были люди, и мне нужно, чтобы кто-то другой… И спарринги с твоей командой не помогают. — Он вдруг поднялся, взялся за свой нож и протянул его рукояткой вперед. — Мне так нужно это. Пожалуйста. — Ты хочешь, чтобы я изрезал тебя, а потом сказал, что ты молодец, и ты будешь в норме? — Брок ударил по протянутому ножу, и тот отлетел к стене. — Блядь! Вот просто блядь! Солдат одним движением стек на колени. Последние годы его поза подчинения была — сидя в кресле, но раньше было иначе. Он преданно заглядывал в глаза, всем своим существом умоляя. — Брок… — Нет! Найди себе тематический клуб или еще что-то… — Стив… — Да черт возьми, ему будет больно узнать такое о тебе. Но ты подумай, каково ему будет узнать, что такое с тобой делал я? Да, я эгоистичный ублюдок, но я не хочу его потерять! Баки стоял, опустив голову и безостановочно облизывая губы. Рамлоу был прав, его жесткая отповедь, хоть и больно ранила, была абсолютно справедливой. Следовало подняться и уйти, пока не сделал еще какой глупости. Но разорвать возникшую между ними связь было слишком сложно. Брок мысленно чертыхнулся и подумал о том, сколько раз Барнс, тогда еще Солдат, вот так же стоял на коленях, ожидая не понимания или хотя бы сочувствия, а лишь наказания и новых пыток. Он понял, что не может его так оставить. — Ладно, — пробурчал он, кляня себя за слабость. — Резать я тебя не буду, но спарринги — без проблем. Баки качнулся вперед, испытывая облегчение, и обнял колени Рамлоу, прижимаясь щекой к бедру. Ему было почти так же хорошо, как когда с него сняли электрошоковый ошейник. — Эй! — Брок ухватил Баки за подбородок, заставляя посмотреть на себя. — Только в крайнем случае! — Да, — хрипло ответил тот. — Спасибо.***
К тому моменту, как Стив вернулся из своей поездки, Баки и Брок смогли здорово наладить общение. Общая тайна очень сближала. Теперь они не сидели вечерами каждый в своей комнате в ожидании того, кто вынуждал их жить в одном доме, а собирались в гостиной за просмотром кулинарных шоу и дешевых боевиков, азартно критикуя и то, и другое. Иногда они выбирались куда-нибудь вечерами, в кино или бар, но неизменно возвращались к полуночи, потому что оба еще слишком опасались внезапных приступов солдатизма, как в шутку называл это Барнс («долбоебизма», — неизменно добавлял Рамлоу, которого даже жизнь с Роджерсом не научила сдерживать язык). Тем не менее, они всегда держали дистанцию, по-братски деля кресло и диван в гостиной, а в баре оставляя свободный стул между собой. Потому что Брок видел, какие взгляды украдкой бросал на него Баки, и желал только одного: чтобы быстрее вернулся Стив и проблема решилась бы сама собой. Он, конечно же, не собирался спать с лучшим другом своего любовника. Но временами, особенно засыпая в одинокой постели, представлял, каково бы это было. Потому что Барнс, несмотря на мрачность, перманентную небритость и четыре ножа в пижаме, не считая глока под подушкой, был чертовски красив. И, наверное, был бы нежен, и эта его супер-рука, и блядские губы, которые наверняка призывно распахивались на пике оргазма. На этом Брок обычно фантазии обрывал и начинал дрочить, старательно держа перед внутренним взором образ Стива. И не знал, что за дверью стоит виновник его нелогичного состояния и вглядывается в темноту, до боли сжав зубы и все сильнее вонзая ногти в ладонь живой руки. Не потому, что хочет войти, нет, на такое он никогда не решится. А потому, что хочет услышать больше: стонов и вздохов, шороха ткани и движений кожи о кожу, потому что все бы отдал за то, чтобы посмотреть. Так что возвращению Роджерса они оба радовались, как дети, получившие новогодний подарок. Тем удивительнее было увидеть, что Барнс зазвал едва зашедшего Роджерса поговорить наедине. Конечно, Брок взялся подслушивать. — Баки? Все в порядке? Что-то случилось? — Стив был не на шутку обеспокоен. Он часто звонил домой, но неизменно получал только оптимистичные отклики. — Стив, ты ведь можешь ходатайствовать о том, чтобы мне разрешили жить отдельно? — Тебе что-то не нравится? Твоя комната? Или мы слишком шумные? Расскажи мне, мы все уладим. — Подожди! Чего ты суетишься, мелкий? Ты никогда не был слишком шумным, а я довольно непритязателен. Любая комната всяко уютнее криокамеры, — он пытался разрядить обстановку, но, похоже, только усугубил. — В чем дело, Бак? — Роджерс устало упал в кресло и уронил голову на руки, подавив желание вцепиться в щит. Уж Капитан Америка точно не сломается ни при каких обстоятельствах. — Во мне дело, — вошел к ним Рамлоу, испугавшись, что Барнс сейчас доведет Стива до невменяемого состояния. — Ведь так? — У вас семья, — наконец выдавил тот, глядя с отчаянием и решимостью. — Я не должен вам мешать. — Но, — начал Роджерс, однако был перебит Броком. — Ты можешь оставаться столько, сколько захочешь. И тем не менее, собственная квартира может стать толчком для дальнейшей реабилитации. Как и налаженная личная жизнь, — с нажимом проговорил он, заставив Баки нервно сцепить руки в попытке скрыть дрожь. — Если ты хочешь, Бак, — Стив выглядел совсем несчастным. — Съеду, как только разрешат. Надеюсь только, что командир оставит меня в команде и продолжит все тренировки. — Об этом не переживай, завтра чтобы в шесть утра как штык был в зале. А теперь жрать идите, пока не остыло. — С каких пор у нас тренировки с шести? — встрял Стив, но был остановлен поцелуем и направлен шлепком по мягкому месту на кухню. — У нас индивидуальная, — проворчал Брок, который переживал, что после сегодняшнего объяснения Солдату понадобится моральная поддержка. С чего это его заволновало? Хотел защитить покой своего любовника. И точка! Совершенно не ради чьих-то печальных серых глаз.***
Вылезать из-под бока теплого Стива, в кои-то веки пропустившего пробежку (слишком уж поздно они вчера угомонились, да и месячная командировка может доконать и Капитана Америку), совершенно не хотелось. Но и оставить вероятно невменяемого Зимнего Солдата одного в подконтрольном ему зале Брок не мог. Так что, зевая и ругаясь, он привел себя в порядок и вышел из дома, на пороге отметив, что специальных сверхкрепких беговых кроссовок Барнса на стойке для обуви не было, значит, тот решил добираться пешком, не дожидаясь его. Впервые за время знакомства с суперами посетовав, что сам он сыворотки в крови не имел и после ночи с одним суперсолдатом ему ну никак не улыбалось спарринговать с другим, он сел за руль и направился на базу. Сегодняшний бой шел по другому сценарию. Если в первый раз они оба стремились к контакту, стремясь достать соперника, то сейчас сталкивались только их ножи — четыре на два. И все же Брок смог достать своего противника, положив этим начало целой серии порезов на груди и даже бедрах. — Баки! Брок… — раздалось от двери, и они отпрыгнули друг от друга, как застуканные за дрочкой подростки. Стив проснулся один, почему-то чувствуя себя неуютно, словно во вчерашнем разговоре упустил что-то важное, и решил поехать на базу, сделать сюрприз и поприсутствовать на тренировке. Тем сильнее был шок, который он испытал, увидев своего лучшего друга всего в крови напротив своего любовника. Причем он не раз спарринговал с Рамлоу и, сам будучи суперсолдатом, понимал, что тот не мог довести Баки до такого состояния. А только в единственном случае — если бы Баки не поддавался намеренно, если бы ему это не было по какой-то причине необходимо. — Что происходит? — в его голосе слышались неподдельные ужас и паника. — Сам будешь ему объяснять, — буркнул Брок, поняв, что так неистово защищаемое ими спокойствие Роджерса полетело псу под хвост. — Стив… — начал Барнс, вылезая с ринга и набрасывая на себя брошенную на матах куртку, чтобы закрыть большую часть потеков крови. — Я старался. Правда, очень-очень. Пытался быть Баки, но все еще слишком Солдат. И нужды соответствующие. — Тебе нужно убивать? Драться? Нужно, чтобы в жизни было насилие? — Нет, убивать не нужно. И драться-то не особо. Мне нужно… — Ему становится спокойно, когда его режут, — пришел на помощь отходивший за аптечкой Брок. — Или он кого-то. — Брок мне помог, — выказав долю сопротивления, Баки все-таки позволил снять с себя одежду, чтобы обработать раны. — Ты помнишь, сколько все эти психиатры мне мозги компостировали во время первичной реабилитации? И ничего не добились, а он вот смог за месяц почти привести меня в порядок. Пара спаррингов и пара разговоров. Стив, но я не имею права просить его помогать мне и дальше. И тебя — тоже. Поэтому я и собираюсь жить отдельно. — Ты можешь резать меня, — Стиву было плевать на пораженные взгляды, ему нужно было помочь другу. — На мне все быстро заживает. Можешь не бояться покалечить меня. Бак, — он сел на корточки перед расположившимся на кушетке Барнсом, — я так виноват перед тобой, что не искал тебя тогда и мало уделял времени сейчас, не заметив, что тебе плохо, что это — самое меньшее, что я могу для тебя сделать. — Блядь, — выругался Брок, понимая, что благородный придурок, в которого он имел несчастье влюбиться, опять пытается заткнуть собой все дыры и взять на себя всю вину. — Не… Не нужно. — Я все готов сделать, чтобы ты был счастлив. — А если, — Баки бросил быстрый взгляд на Брока, — если я скажу, что для счастья мне нужен он? Конечно, он и не думал, что Роджерс отдаст возлюбленного, просто надеялся показать, насколько абсурдно последнее заявление. Стив поднял голову и вгляделся в его лицо. Он даже слегка отодвинулся от Баки. Тот увидел, как лицо Стива почернело и весь он ссутулился, разом потеряв и уверенность Капитана, и напористость, и неумение отступать парнишки из Бруклина. Долго молчал, не замечая яростного взгляда, которым смотрел на него предмет их разговора. — Если он захочет, я не буду препятствовать, — мертвым голосом произнес Стив, выдавая всю глубину своей неуверенности в себе: что он может быть кому-то нужен просто так, что его может быть кому-то достаточно. Брок вышел, от души хлопнув дверью. Просто больше не мог находиться в обществе двух больных на голову суперсолдат. — Черт, мелкий! Что ты натворил? Он же тебя любит. И ты с ума по нему сходишь! Немедленно догони его и скажи про свои чувства! — А ты? — Стив все еще сидел, как кувалдой пришибленный, и сил двигаться у него не было. Кажется, он только что дошел до своего последнего предела, потому что его мир в очередной раз был готов рассыпаться в прах. — Я справлюсь. Поверь мне. Я должен справиться сам. А ты иди, догоняй, — Барнс погладил склоненную светловолосую макушку. — Попробуй хоть раз стать счастливым. Но Роджерс остался на месте. — Я ведь был влюблен в тебя, Баки, — вдруг сказал он, повергнув собеседника в шок. — Боялся признаться. Боялся даже думать о самой возможности признаться. Чуть не умер на месте, когда ты упал, — он поднял голову и чуть улыбнулся. — А потом встретил Брока, и вся жизнь перевернулась. Но я не могу быть счастливым без тебя. Только тогда, когда ты вернулся, я понял, что наконец становлюсь целым. — Я ведь не пропаду из твоей жизни, Стиви, — прошептал Барнс, с трудом сдерживая слезы. — Ты можешь приходить ко мне в гости, когда захочешь. И работу я не собираюсь бросать. Кто-то должен прикрывать такого сорви-голову. Но ты ведь и сам понимаешь, что я не могу находиться рядом с Броком. Рядом с вами. — Ничего он не понимает, — Брок вернулся. Конечно, он вовсе не горел желанием разбираться в проблемах двух столетних суперсолдат, но слишком глубоко вляпался в Роджерса, да и Барнс вызывал определенные чувства, чтобы все просто так оставить. — Ты режешь свое тело и обретаешь некоторое равновесие. А он режет свою душу. И сколько бы я ни пытался оградить его от всех невзгод, он все равно найдет повод. Видимо, в этом он черпает свою силу. Именно страдания переплавляются в тот самый внутренний свет, который и позволяет ему быть героем. И за который его любят. Я в том числе. — Брок… — Да, я тебе не признавался в своих чувствах. Не умею я этого. Помолчите! — прикрикнул он на собравшихся возражать суперсолдат. — В общем, не знаю я, как оно дальше все будет, но ты, Барнс, никуда из нашего дома не уйдешь. И если ему для счастья нужны мы оба, то мы оба у него будем. Понял? Тот только молча кивнул и пошел к машине. Второй раз преодолевать весь этот путь пешком у него не было никакого желания.***
Вот так запросто превратиться в счастливую шведскую семью им не светило. Роджерс отменил большую часть работы, взял бессрочный отпуск и включил наседку. Постоянно задалбывал Барнса вопросами о его самочувствии и смотрел глазами побитой собаки, которая все-таки отчаянно надеется, что ей перепадет кость. Барнс от такого сбегал к Рамлоу, который был жутко недоволен ситуацией в целом, потому что из уважения к чувствам Баки, практически откатившегося к состоянию перед началом реабилитации, Стив перебрался в гостевую спальню, лишив таким образом Брока и секса, и своей близости. Отчаявшись добиться хоть какого-то прогресса от двух упертых суперсолдат, Брок уехал на пару дней погостить к родителям Роллинза — лучшего друга детства, а теперь и лучшего зама. Ему нужно было привести мозги в порядок, потому что последнее время он все чаще ловил себя на мысли, что его физически начинает тянуть к Барнсу. Во-первых, тот перестал кутаться в многослойные одежды, которые еще месяц назад не снимал даже в самый жаркий день. Теперь он щеголял в майках или обтягивающих футболках, выгодно обрисовывающих хорошо проработанные и притягивающие взгляд мышцы. Во-вторых, ходил за Рамлоу молчаливой тенью, помогая во всем и несколько неуклюже ухаживая. Не переступая границ, но… волнующе? Жуткое слово, но другого в голову не приходило, потому что, не считая той прогулки на руках у Стива, о Броке никто никогда так не заботился. Кроме матери в совсем раннем детстве. Даже брутальным мужикам, к которым относил себя Рамлоу, очень даже необходимо изредка такого рода внимание. Прекрасно зная свой характер, он решил устроить себе передышку, иначе бы слетел с катушек и наворотил бы таких дел, что куда там Зимнему Солдату. Закинув на плечо небольшой рюкзак, он помахал остающимся и сел в машину к Джеку, настраиваясь на беззаботную жизнь в загородном доме четы старших Роллинзов. — Он вернется, — успокаивающе сказал стоящему на пороге Стиву Баки, кое-как унимая собственное тревожно колотящееся сердце. Вместо ответа тот резко развернулся и, выхватив нож, нанес сильный, но неумелый удар. — Стив! — всполошился Барнс, выставляя металлическую руку для защиты, не предпринимая ни единой попытки напасть или обезвредить противника, только уклоняясь. — Что ты делаешь? Ты же не умеешь! Да ладно тебе, мелкий, брось нож, пока не поранился! Эй! У нас в доме первую помощь хорошо только Брок оказывает. — Я хочу помочь! — горько и безнадежно прокричал Роджерс, снова и снова бросаясь в атаку. — Я не знаю, как еще тебе помочь. Ведь так правильно? Правильно, Бак? Скажи, что я хоть на что-то гожусь, кроме как торговать лицом на плакатах. Ведь я так… — он отбросил оружие и обхватил голову руками, буквально рухнув на пол. Его искаженное болью лицо словно что-то сдвинуло внутри Баки, — так обидел Брока. Пожалуйста, можно хоть для тебя сделать то, что нужно? — Мне больше не нужно такое, — выдавил Барнс. Постоял, зажмурившись и быстро сглатывая, чувствуя, как бледнеют в сознании пытки и убийства, а на первый план выходят воспоминания о Роджерсе, а потом бросился на пол, принимаясь ладонями стирать следы страдания с родного лица. — Мне больше не нужно. Потому что я не Солдат. Я — Баки. И я с тобой, мелкий, я с тобой. — Баки, прости меня. Я не могу… — Стив судорожно вдыхал запах Барнса, уткнувшись носом в шею, и не мог надышаться. Только сейчас впервые со всей ясностью осознавая, что тот живой. — Мне так нужны вы оба. Я бы все отдал, чтобы вы были счастливы, хоть на куски себя позволил бы разрезать. — Не нужно, не нужно тебе себя резать, — Баки не отталкивал. В голове внезапно что-то сдвинулось, виски сжало невидимой пружиной и отпустило — и все вдруг встало на место, будто не было семидесяти лет холода и боли, а они снова были молодыми и глупыми. Хрупкий упрямый Роджерс — защитник справедливости и смешливый жизнерадостный Барнс, готовый ради него на все, готовый защищать его даже от самого себя. — Душа на части рвется от мысли, что могу потерять одного из вас. Прости меня, Бак! — прошептал Стив, делая попытки вырваться из объятий. Он чувствовал себя опустошенным. Руки бессильно соскользнули с плеч друга, потому что, несмотря ни на что, он хотел прикоснуться к нему по-другому. Хотел пропустить темные блестящие пряди сквозь пальцы, хотел погладить каждый шрам на плече, хотел ощутить на себе тяжесть металлической руки и осторожно коснуться губ. Но он отчаянно боялся, считая, что не заслуживает ни своего друга, ни своего любовника, потому что предает их обоих такими желаниями. Но Баки не отпускал, потому что слишком хорошо знал упрямца, ставшего несгибаемым Кэпом задолго до того, как Эрскин ввел ему сыворотку. Если он не настоит на своем, не докажет, что и ему, Баки, Стив необходим как воздух, тот опять возьмется за старое — примет все грехи мира на себя. Может, замкнется или снова попытается героически самоубиться. Баки вспомнил про Брока. А ведь Брок ему этого не простит. Пусть уж лучше даст в морду из-за ревности, чем рыдает на могиле любовника. Баки не выпускал все сопротивляющегося Стива из объятий, лишь прижимал сильнее и осторожно целовал, внутренне приготовившись запихивать поглубже свой внутренний протест: это ведь был его Стиви — лучший друг чуть ли не с пеленок, правда, никогда не интересовавший Баки в сексуальном плане, несмотря на осторожные поглядывания на других парней. Но ничего подобного не произошло. Целовать Стива было сладко. Особенно когда тот немного расслабился и, резко выдохнув, позволил углубить поцелуй. Так они и сидели рядом, нежно и чуть скованно касаясь лица и губ и узнавая друг друга на каком-то совершенно ином уровне, прежде им недоступном. Безмолвно обещая никогда не оставить без поддержки, никогда не отвернуться, что бы ни случилось. Вместе до конца.***
Брок любил загородный дом Роллинзов. Они с Джеком познакомились еще мальчишками, и он временами приезжал погостить на каникулы. А после учебки — во время отпусков. Именно здесь, в небольшом уютном домике с причудливыми ставнями, украшенными изображениями звезд и планет, он собирал себя по кускам после Ирака. А в соседнем доме жила его первая любовь: невысокий сероглазый парнишка, с которым они встречались целый месяц и упоительно целовались на берегу местного озера, а когда пришла пора уезжать, обменялись телефонами, зная, что звонить и грустить не будут. Здесь, сидя за заваленным картами звездного неба столом, он признался мистеру Роллинзу, что предпочитает мужчин, и получил только понимание и полезный совет. Своему же отцу он так и не смог рассказать, так и похоронил его вместе с множеством неразрешенных вопросов и старых обид между ними. А теперь угадайте, куда он отправился, бросив горсть земли на могилу? Так что теперь, встав перед необходимостью принять трудное решение, он отправился в место, где жили только приятные воспоминания, где его всегда ждали и принимали любым. Жестким, гордым, саркастичным, разбитым, уставшим, подавленным и запутавшимся. Первый день Рамлоу решил полностью посвятить Мэри и Джейкобу, которые, если уж совсем честно, отчасти заменили ему родителей, как их сын Джек — брата. Восторгался стряпней миссис Роллинз, флиртовал с ее подругами (самой молодой из них было шестьдесят три), подстриг газон и починил кадку для георгинов. Сделал вид, что действительно что-то понимает в рассуждениях мистера Роллинза о черных дырах, шепотом поделился новостями из жизни Джека, который был скрытен до полной паранойи. И все это сумел проделать с искренней улыбкой и светом в глазах. Только вечером сломался, поняв, что никто не будет отбирать одеяло (Стив по давней привычке заматывался по самые уши, хотя холод после сыворотки ему страшен не был), не уткнется носом между лопаток, не стиснет в объятиях так, что кости затрещат. Не надо было спать в полглаза, чтобы не пропустить момент, когда бывший Солдат, запутавшись в воспоминаниях, откроет окно, чтобы сигануть в ночь с пятого этажа. Одиночество и право подумать, мать его. Брок сидел на подоконнике комнаты, которая негласно считалась его, и пялился на звезды, как влюбленный подросток. Хорошо, что пришел Джек с отцовским виски, а то совсем бы уж мыльная опера получилась. — Страдаешь, командир? — Разве что херней, — криво усмехнулся он, с благодарностью кивнув другу и делая глоток прямо из бутылки. — Суперы натворили чего? — Джек подошел к окну и прижался плечом к плечу, молчаливо демонстрируя, что он здесь и если надо, готов показать кузькину мать и суперам, и самому Фьюри. — Да. Случились в моей жизни. «Да, дружище, я повелся на голубые глаза и охеренные моральные принципы, милую наивную улыбку на самых сексуальных губах и такое сладкое ощущение, что я ему действительно нужен, а в комплекте получил неспособность отступать, доходящую до абсурда, бесконечное чувство ответственности за всю несправедливость в мире и отмороженного дружка, который может за ночь выкосить небольшой город, а на деле не в состоянии выбрать себе еду и определиться с фильмом на вечер, зато испытывает сексуальное влечение к самому неподходящему объекту — ко мне, то есть. Что мне теперь с ними делать? Не могу я отпустить Стива, да и к Баки уже прикипел сердцем — мы в ответе за тех, кого вразумили. И страшно, Джек, знал бы ты, как мне страшно, что только себе и можно признаться, что не нужен им я. Вот и сбежал сюда в надежде, что придет решение, как не остаться вовсе без сердца, попытавшись вместить в него сразу двоих». — Ты разберешься? — после продолжительного молчания спросил Роллинз, будто действительно слышал все мысли Брока. Хотя может и вправду слышал, кто его каменную морду разберет? — Не вопрос, ты же меня знаешь, — дружеское похлопывание по плечу положило конец разговору. Нужно было ложиться спать, если завтра они хотели добраться до города раньше обеда.***
Стоило им выехать на скоростную автостраду, как за ними пристроился огромный мощный мотоцикл пугающе черного цвета. Он угрожающе рычал шестицилиндровым двигателем и всем своим видом обещал кучу проблем. — Командир, — привлек внимание ушедшего в свои мысли Брока Джек, — за нами хвост. — Гони! — коротко приказал тот, едва рассмотрев преследователя: ему были прекрасно знакомы и черная маска на лице водителя, и металлический отблеск его левой руки, и не было никакого желания сейчас с ним общаться. Ни о чем не спрашивая, Роллинз выполнил распоряжение: переключив скорость и ловко перестроившись в другой ряд, рванул вперед. Однако на громоздкой машине — куда менее манёвренной, чем следующий за ними мотоцикл, они не могли далеко оторваться. Так что очень скоро смогли полюбоваться на хищный силуэт пригнувшегося к рулю Зимнего, который оттеснял их к краю дороги, замедляя движение. Рамлоу сгоряча схватился было за пистолет, но быстро передумал. Убивать паршивца, кажется, задумавшего похищение, в его намерения не входило, а повредив мотоцикл, можно было серьезно поранить и владельца. — Командир? — невозмутимо уточнил Джек и, получив кивок, еще увеличил скорость, резко поворачивая влево. Вслед раздались гудки, но когда их волновало чужое недовольство? Тем сильнее было удивление прекрасно умевшего сбрасывать хвост Роллинза (он вообще-то нормативы по экстремальному вождению сдавал), что монструозный мотоцикл снова возник за спиной уже через пару минут. Однако больше попыток вытеснить их на обочину он не предпринимал, сопровождая на почтительном расстоянии и даже отпугивая резкими маневрами некоторых особо нервных водителей, желающих подрезать машину Джека. — Сворачивай на первую же стоянку, — сказал Брок, ему надоело наблюдать пантомиму под названием «почетный экскорт», стоило уже выяснить намерения преследователя.***
— Чего тебе? — угрюмо спросил он у подъехавшего Барнса, дав Джеку знак — не выходить из машины. — Поговорить хочу. — Тот отстегнул маску, просительно заглядывая в глаза и не предпринимая никаких попыток физического воздействия. Чего ради тогда в кевлар вырядился? — Говори, — выплюнул Рамлоу, жадно осматривая Баки и пытаясь понять, насколько тот близок к срыву. Казалось, что не очень, но тот еще в Гидре привык держать морду кирпичом, пока не припечет как следует. — Не здесь, пожалуйста. — Ладно. Поехали. И где только мотоцикл раздобыл? — ворчал он, натягивая шлем и устраиваясь позади Барнса. Плохая была идея, потому что тесный контакт тел ударил под дых, разрядом пройдясь по всем нервным окончаниям. Несмотря на жесткий костюм, полный припрятанного оружия, впивающегося во все места в самый неподходящий момент, и предельно сумасшедшую манеру вождения Зимнего, отвлекающую от ощущений, прижиматься к нему было приятно. Хорошо, поездка была недолгой. Брок успел всего два раза проклясть себя за то, что согласился на такой способ передвижения, прежде чем они прибыли на место. Оказалось, что его сосредоточенно и целеустремленно везли в полузатопленную рощу, в центре которой возвышался гигантский старый дуб, толщина ствола которого поражала воображение. Барнс заглушил двигатель, ухитрившись остановиться на единственном более-менее сухом участке, слез с мотоцикла и направился к дереву, аккуратно ступая по лужам — ни единого плеска, ни единого брызга. Призрак, да и только. Сам Брок подобным стилем передвижения похвастаться не мог, но решил не заморачиваться. Плюхнулся на выступавший из земли корень, задрал голову, некоторое время рассматривая образованный ветвями полог, и наконец обратил внимание на своего спутника. — Теперь понятно, почему нужно было ехать на мотоцикле. На машине сюда просто не проедешь, — прокомментировал он, обращаясь к спине Барнса. Тот стоял практически уперевшись в ствол носом, и растерянно гладил что-то вырезанное на коре. Вроде СР и ББ, сложно было разобрать. — Интересное место, хотя могло бы быть и посуше. Как тут было в тридцатые? — В двадцатые, — глухо ответил Баки. — В тридцатые мы много работали, а потом ходили на танцы, пытаясь забыть о невзгодах. Было уже не до глупостей. — Ну да, ну да. Клятвы в вечной дружбе — это, конечно, глупость. Или что вы тут принесли? — Быть вместе до конца. Но мы оба понимали, что… — Рука, поглаживающая ствол, сжалась в кулак. — Что кроме нас двоих будет еще кто-то. Кто-то, кого мы будем любить. Заботливая, нежная и сильная духом дамочка для Стива и миленькая хохотушка для меня. Ну или если повезло бы и мир перевернулся, то парень для меня. Только вот я не предполагал, что это будет один и тот же человек. — Ты не знал, что он был влюблен в тебя? — Брок не скрывал удивления. Сам он обычно очень хорошо чувствовал направленный на себя интерес, даже очень завуалированный. Даже интерес Стива. — Даже не догадывался. Он ни единым взглядом, ни единым жестом не намекнул. Стив всегда был хорош в том, чтобы жертвовать собой ради счастья других, хотя зачастую сам все надумывал. — О чем ты хочешь мне сказать? — после паузы спросил Брок. — Не зря же ты притащил меня в это болото? — Хотел попросить тебя не оставлять Стива. Он тебя очень любит. Он чуть не рехнулся, когда ты уехал, а теперь боится, что не вернешься. — Что ж он меня не остановил? — за насмешкой Брок прятал свое беспокойство. Роджерс, несмотря на свою славу величайшего героя земли, все еще отчасти был болезненным бруклинским мальчишкой, ничего кроме войны и нищеты в жизни не видевшим, и мог наворотить дел. — Боялся, что тебя делить придется? — Брок, — Баки твердо смотрел в глаза, показывая, что возьмет на себя всю ответственность, примет любое наказание, — я его поцеловал. — И? — разве можно удивляться такому повороту событий? — Ему было плохо. Я не знал, как еще его удержать. — И? — требовательно повторил Брок, добиваясь всей правды. Барнс не стал бы страдать и говорить наедине, если бы не считал себя виноватым, не считал, что предал, хотя никому ничего не обещал. — И мне понравилось. — Непоколебимое спокойствие собеседника выбивало из колеи. Хотелось метаться взад-вперед, как делал молодой Баки из Бруклина перед важным свиданием. Гидра быстро выбила это из Солдата, и он остался на месте. — Хорошо. Рад за вас, — Брок потянул на себя взъерошенного Баки, так непохожего сейчас на Солдата, несмотря на тактический костюм, прижимаясь лбом ко лбу. Он действительно испытал облегчение, узнав, что эти двое договорились, потому что у их любовного треугольника прибавилось ребер. — Ты не будешь ревновать? — прошептал Барнс, завороженно глядя в находившиеся близко-близко желтые глаза. Больше всего сейчас хотелось залезть в голову Броку, чтобы убедиться, что для них со Стивом там еще есть место, как и в его сердце. — К фанатам и фанаткам? Еще как буду. Бесят они меня! К тебе — нет. Не получится у меня. — И что? — вдруг сорвался Барнс, вырываясь и разрушая очарование. — Будем с ним по очереди? Расписание составим? Как думаешь, как скоро его разорвет на части?! Я ведь хочу и с тобой быть! — Тихо ты! — прикрикнул Брок, внутренне собираясь с силами. У всех троих был очень непростой характер, и нужно было набраться терпения, чтобы суметь построить хоть что-то. — Ножа давно в руках не держал? — Поцелуй меня, Брок, — пошел на попятный Баки, который на мгновение прекратил разрываться между виной перед Стивом и влечением к Броку. Один поцелуй, ему так нужен хотя бы один поцелуй, и больше он никогда… — Пожалуйста. И нож мне больше никогда не понадобится. — Только при Стиве. Ты же себе не простишь никогда, никакие порезы не помогут, — Брок поднялся и направился к мотоциклу. Для себя он уже все решил, и желания второй стороны понял, осталось добраться до их третьего. — И я себе не прощу. Так что заводи своего монстра и поехали домой.***
Стив встретил их молча. Долго вглядывался в лицо то одному, то другому, стараясь прочитать что-то, понятное только ему одному. А потом поцеловал Брока, жадно, нежно, как раньше, до появления Баки, почти благоговейно касаясь губ, каждым движением благодаря за то, что тот есть и рядом. Для Брока этот поцелуй был ответом на все его тайные страхи и сомнения, от облегчения хотелось кричать, так что им оказалось легко одновременно, не размыкая губ и не сговариваясь, схватить попытавшегося уйти Барнса, Брок за живую руку, Стив — за металлическую, и притянуть к себе. После они долго ласкали и нежили его, доведя так долго лишенного прикосновений Солдата до полной невменяемости. Тот зажимал себе рот металлической рукой, чтобы не стонать совсем уж жалобно, и все тянулся к Броку, сполна получая обещанные поцелуи и сверх того — возможность касаться смуглой кожи, прижиматься к сильному телу, деля удовольствие и захлебываясь счастьем принадлежности. Баки было несложно доверить свое тело Стиву, который сумел унять свое горькое нетерпение и выдержанную, давнюю жажду и брал его неторопливо и сладко, каждым прикосновением обещая любить и беречь, не требуя немедленных ответных чувств, а лишь надеясь их заслужить. Они уснули в обнимку, переплетясь всеми конечностями. Каждый из них когда-то считал, что создан быть одиноким, что не способен подпустить кого-то так близко, слишком много ужасов было у них за плечами, слишком сложные и неуживчивые были у них характеры, но засыпая на груде одеял — ни одна кровать в доме не была достаточно большой — они чувствовали себя в безопасности и на своем месте. Они чувствовали себя любимыми.