А можно, я буду вести себя... плохо?!

На Олимпе, на земле и под землей все были абсолютно уверены, что Владыка Аид ничего не боится. Собственно, чего может бояться тот, кто под плохое настроение поддает Церберу под хвост и бросает мимоходом Танату: «Хватит перья по всему Эребу раскидывать. Линяешь — замену подыщи!» Все, как это бывает в большинстве случаев, ошибались. В мире таки существовало то, чего властитель мертвых боялся до икоты, до зубовного скрежета и до озноба, от которого не спасал огонь Флегетона*. Творческих порывов своего младшенького — Громовержца Зевса. Каждое проявление творческого зуда державного братика заставляло Аида браться за сердце, подолгу сглатывать или на худой конец просто ежиться — как повезет. На сей раз Владыка поперхнулся. Отставил в сторонку кубок с нектаром, задумчиво глядя на развеселого Гермеса. Кашлянул пару раз и медленно уточнил: — Что-что я должен сделать? — Украсть себе жену, — радостно озвучил Гермес на всю комнату, то есть, на весь чертог. Иных помещений во дворце Аида по странной прихоти архитектора не водилось. — Дочку Зевса и Деметры, Кору, которая сейчас собирает цветочки где-то на Элевсине в компании нимф. Владыка Аид немного подумал и облек свой вопрос в краткую и верную форму: — На кой? — Да вышло как-то, — в невинных глазенках посланца богов плескалось кристальное сочувствие. — Просто Зевс на пиру вдруг вспомнил, что ты не женат… единственный из Владык… Вот и решил тебе дочку в жены отдать — раз уж есть свободная. А что красть — так традиция же! Вот дядя Посейдон — он свою жену на колеснице увез, а папа к Гере кукушкой заявился… У Аида язык чесался ляпнуть что-нибудь про «вот и совсем кукукнулся», но на провокации он не велся еще с Титаномахии. — Я не об этом. На кой-мне жена-то?! Молодость губить… — Э, дядя, ты же того…старший? — И? — Аид, наматывая на палец седую прядь, одним взглядом изложил короткий философский трактат на тему духовной молодости. — Да ведь того…жена…счастье… Очередной взгляд изложил трактат подлиннее — о счастье в семьях Зевса и Геры, Посейдона и Амфитриты. Гермес поперхнулся доводом. — Наследники? — робко предположил он. Черные глаза подземного Владыки метнули последний трактат — с пару пудов весом. О сложных взаимоотношениях Уранидов и их наследников**. Гермес понял, что по-хорошему с дядей не справиться. — А иначе папа грозил, что наведается к тебе в гости!!! Аид, который только-только успокоился и даже приласкал взглядом верный шлем-невидимку на столе, подскочил. — Один? — Нет, с семейным визитом. Знаешь, Гера там…детишки. Ну, Арес, Аполлон, Артемида… Дионис-этот новенький, недавно объявился, заодно и познакомитесь… Афродита еще, конечно… Уже на имени Геры Владыка был в таком правдоподобном ужасе, что Гермес понял: миссия выполнена. После того как он помянул Афродиту, Аид тихо дрогнул челюстью и под нос уронил: — Олимп упру, чтобы только этого не допустить. Говоришь, Элевсин? Ладно. И поднялся, решительно призывая к себе верный шлем. Гермес, блаженствуя, обмахивался широкополой шляпой: все шло в точности, как он предчувствовал. Ради спасения своего мира дядюшка…ну да, Олимп упрет. — А с тобой можно? Посмотреть, как все будет? Аид нетерпеливо дернул плечом. — Да что там смотреть, дела на две минуты. Девку украсть — это ж не колесницу Гелиоса увести. Шлем на голову, ее — башкой в мешок, рот только заткнуть — и… — Э-э, дядя… Уже почти надевший шлем Аид тренированным нюхом почуял, что речь опять идет о творческой фантазии Зевса. — Ну? — Вообще-то он хочет, чтобы ты это сделал…красиво. Коридоры черного дворца в кольце Флегетона опустели едва ли не мгновенно: здесь умели угадывать настроение своего Владыки на расстоянии. — Чего он хочет?! Гермес пожалел, что не может увековечить лицо Аида на фреске. — То есть, понимаешь, аэдам же надо о чем-то петь! А о свадьбах и прочих любовных историях они просто обожают истории, а если женишься сам ты… — Не мой стиль. Царь подземного мира мерил собственный чертог рваными шагами. Каждое слово он сопровождал взмахом шлема-невидимки, который так и был зажат в ладони. — В песни…выпячиваться…не мой стиль! Действовать открыто — с моим именем? Я не солдат — я лазутчик! Разведчик! Да я…за всю Титаномахию засветился только раз — в истории о том, как мы одолели Крона… — Кстати, а как вышло-то, что засветился? — полюбопытствовал Гермес. Аид, скрытность которого не вошла в века только потому, что он сам категорически не хотел туда входить, досадливо махнул рукой. — Да шлем с меня слетел уже после победы, а рядом какой-то аэд оказался…быстроногий. Он помолчал, переживая давнее фиаско. Песнь о том, что именно он, пользуясь невидимостью, выкрал отцовский серп во время финальной битвы, доставляла Аиду искренние страдания. Ведь так же замечательно без него все выходило — Зевс, Посейдон, великие, победили. Нет, приплели, сволочи. — Вот заодно и в песнях наследишь, — робко хихикнул Гермес. — Придумай что-нибудь громкое — возьми с собой Цербера! Нет? Света не переносит? Тогда Гекату — головы у нее все равно три. Или, ну не знаю, у тебя тут есть драконы? По кислой физиономии дядюшки наверняка можно было сказать одно: включать свою фантазию Аид не намерен. К ней он вообще прибегал только когда дело касалось кар и казней… — Ну, тогда можешь как Зевс — кукушкой или…зябликом. Здоровый черный зяблик с… Приложив разошедшегося племянничка жгучей тяжестью взгляда, Аид шагнул к двери, буркнув: — Придется брать пример с Посейдона. Где там моя колесница? Дочь Деметры, некую Персефону, ждал очень большой сюрприз. Сюрприз, как положено всем явлениям такого рода, явился неожиданно и почему-то в полдень. Заскучавшая от песен, венков и хороводов Персефона как раз отвязалась от надоедливых нимф и набрела в одиночестве на особо красивый нарцисс… Не успела она дотронуться до цветка, как земля под ногами разверзлась, раздалось лошадиное ржание, в глаза блеснуло золотом, а в следующий момент дочь Деметры уже болталась на колеснице, придерживаемая чьей-то твердой рукой. С выпученными глазами и свисающим из руки выдранным с корнем нарциссом. Внизу с потрясающей скоростью проносилась то земля, то вода, над головой прыгала колесница Гелиоса с заинтересованным хозяином, а непосредственно над ухом недовольный голос бубнил: — Переть через половину Эллады после похищения…вместо того, чтобы в тот же разлом…да меня потомки слабоумным посчитают! — Похищение? — крутнулась оживленная Персефона. — Где?! — Сидеть! — рявкнул в ответ грозный глас. — То есть, леж…висеть! — Аид установил юную богиню в более определенном положении и с удовольствием определился: — Стоять! — Все сразу?! — И молчать! Обладатель грозного голоса, черных глаз и роскошной мощной хватки добавил вслед пару слов, которые дочь Деметры прослушала с восхищенно приоткрытым ртом. И поспешила запомнить. Пока золотая колесница шла над пенными бурунами моря, юная Персефона успела надежно схоронить в складках хитона бедный нарцисс, догадаться, что похитили-таки ее, одним глазом и искоса (потом двумя и в упор) рассмотреть своего похитителя и торжественно поздравить себя с тем, что да — хоть не Аполлон, но зато и не Гефест! И вообще, седые пряди на угольно-черном смотрятся очень неплохо. И да, борода у него еще вся черная, значит — не совсем старый. И — о! — а жаль, что погони нет. Вышло бы драматичнее. Ананка-Судьба была милостива к Персефоне в этот день. Погоня объявилась в тот самый миг, когда земля перед колесницей Владыки Аида разверзлась во второй раз. Одна из приставучих нимф оказалась все же слишком приставучей. Да еще и героической: выскочив откуда-то из-под колес (так вот что за мусор за колесницей болтался!), она храбро кинулась следом в пропасть, вопя по пути: — Не твое — и незачем брать! Ты на кого руки поднял?! Да Деметра тебя… — последующие слова Персефона выслушала с приоткрытым ртом и тайной обидой: а при ней нимфа только пела… Колесница летела в пропасть, увлекаемая четверкой скакунов. Нимфа летела рядом просто так, на собственной тяге, сыпала угрозами, проклятиями и очень возмущалась, что ей не отвечают. Спустя пару минут полета Владыка Аид наконец сжалился и разомкнул губы. Нимфа вытянула шею. — Выступ! — предупредил царь подземного мира, натягивая вожжи своей квадриги***. За спиной послышался смачный бяк, сопровождаемый длинной и витиеватой тирадой из лексикона сатиров. У нимфы средств быстрого поворота не было. Персефона решила, что Ананка наконец услышала ее мольбы и начинается веселье. Нужно было посмотреть — может, оно еще и продолжится… При виде дверей спальни она с любопытством встрепенулась. Владыка Аид, не особо церемонясь, сгрузил девушку на кровать, помянул недобрым словом братовы идеи и подпустил во взгляд дозу мрачности, которой обычно хватало для усмирения любых пирушек среди чудищ в Стигийских болотах. — Сидеть здесь, — предупредил он. — Не пить, не есть. Все время реветь. Будешь себя хорошо вести — через несколько дней отпущу назад к матери. Расчет был верен: похищение явно видели (ну, как минимум старый сплетник Гелиос), Деметра — бешеная мать, горы свернет, заставит Зевса вернуть ей малютку… И никаких гостей — условие выполнил, украл, кто ж виноват, что пришлось вернуть… И никакой свадьбы! Свобода, суды, казни, партии с Танатом в кости… В расчете зияла только одна прореха: Персефона. Дочь богини плодородия окинула глазами темную комнату с кучей украшений (светильники в виде золотых черепов были особенно колоритны), припомнила вечно трясущуюся над ней мамашу («Надень сегодня гиматий потеплее, милая! Нимфы говорили — тебе улыбнулся Аполлон, не бойся, теперь он будет улыбаться кому-нибудь другому!»), задрожала губами и умоляющим шепотом осведомилась: — А можно…можно я буду вести себя плохо?! Застонать Аид позволил себе только когда отошел от спальни на порядочное расстояние. «Дочь в отца», — мелькнула непрошенная мысль… Несколько дней волшебным образом превратились в пять с лишним месяцев. Деметра сначала как-то подозрительно долго разбиралась, кто украл ее дочь, с дотошностью ростовщика опрашивала всех кругом божеств и упорно не желала обращаться к Гелиосу… Гермес строил заговорщицкие рожи, Геката, приставленная к юной Персефоне, при виде Аида закатывала глаза с видом: «Дружок, ты не отвертишься…» Персефона посадила в мире мертвых нарцисс. Сразу же, как в первый раз удрала из спальни. Полбеды — посадила, но ведь заставила прорасти и рассеяться! Проклятая нарциссовая полянка не выпалывалась ничем, вызывающе золотилась у самого Флегетона, но это еще было только начало… — Какой румяный персик! Желание чем-нибудь подкрепиться у здорового организма молодой богини оказалось просто запредельным. Три головы Гекаты не успевали следить за Персефоной, и Аиду пришлось подключиться самому… В шлеме-невидимке, конечно. Когда он в очередной раз появлялся из пустоты и выхватывал у нее еду из рук со злобным шипением: «Сказано — не жрать!!!» — Персефона распахивала ресницы и улыбалась как дорогому гостю. Иногда давила на жалость: — Но мне очень хочется… А может быть, немножко нектара? — Если ты возьмешь хоть что-нибудь в рот в моем мире — ты будешь навсегда считаться его частью! Зря он это ляпнул. Кажется, она воспрянула. Иногда Аиду казалось, что если дочь Деметры не найдет, чем закусить во дворце — она сжует пару асфоделей. Ну, или простынь. Хуже стало после третьего месяца, когда она с детской непосредственностью заговорила с ним о решении Деметры. — Она хочет, чтобы я стала девственной богиней. Как Афина или Артемида… — А ты? — А я не хочу. Сказано было с такой пламенной решимостью, что Флегетон вокруг дворца потух на полминуты — от зависти… Аид тоже потух. Когда понял, к чему это было сказано. Выхватывать из рук у Персефоны еду и питье и следовать за ней постоянно стало гораздо сложнее из-за ее очевидного решения раз и навсегда покончить с тем, что грозило ей обетом девственности. То есть, с самой девственностью. Теперь он не только отнимал еду — он еще и закутывал обиженно хлопающую глазами богиню в шкуры, в плащи, в хитоны — ну, словом, что там попадется. И рядом не задерживался — а то ведь вцепится, обнимет, а потом открутиться от свадьбы будет в разы сложнее… От шкур, плащей, хитонов и прочего, что мешало демонстрировать свои прелести, Персефона избавлялась с поразительной быстротой. Каким образом она выбиралась из всех комнат, куда он ее запирал (в Тартар, правда, не пробовал, а стоило бы), — осталось тайной. К тому времени, как Деметра наконец разобралась и нашла средство давления на Зевса — всеобщий голод — Аид чувствовал себя хуже, чем после Титаномахии. Когда в Эребе наконец-то объявился Гермес с приказом Зевса вернуть Персефону безутешной матери… Это был первый случай, когда Владыка Аид хотел кого-то облобызать. Дочь Деметры покидала подземный мир в слезах — первых со дня похищения. За колесницей валили толпы друзей и обожателей, которых Персефона успела себе приобрести незнамо когда. Каждый второй старался сунуть на дорожку милой богине фруктов, нектара — или кусок мясца, причем, не всегда понятно, чьего конкретно… Попытки пресекались взглядом и двузубцем Аида. Персефона вздыхала и старалась ненавязчиво оголить плечико. Сил на полноценные проводы у него не осталось. Неподалеку от выхода старший сын Крона почувствовал, что валится с ног, махнул рукой вслед своей колеснице и побрел во дворец… Холостяцкий покой был отвоеван, аэды в упоении строчили песни об ужасном похищении и триумфальном возвращении, Зевс был доволен, что опять устроил бучу — словом, наступило всеобщее счастье… Конечно, как всегда — ненадолго. Персефона все же ушла не просто так. Безудержно ржущий Гермес прибыл в аид как раз когда суды были закончены, а Владыка предвкушал долгую ванну с благовонными маслами и добавлением самой капельки воды Леты — так, блаженное забытье на пару часов. — Она успела съесть несколько зерен граната, — торжественно возвестил Гермес. — С дерева, которое у самого выхода растет… Это ведь не только твой символ, но и знак нерасторжимого брака? В общем, на Олимпе тебя ждут– поздравлять. Аид посидел несколько минут, обратившись в подобие статуи самому себе. Потом примерился к флакону с водой Леты. Потом тряхнул основательно поседевшей за несколько месяцев гривой и решил драться до победного. Аид-невидимка все же остался верен себе. Многие песни сложили о коварном похищении Аидом юной Персефоны… Но ни единая лира не вякнула о том, как его уламывали жениться. — Плевал я на гранаты! — Брат! — стучал скипетром Зевс. — Я ведь отвечаю за соблюдение законов, ты помнишь? Я ведь могу и молнией! В ответ следовало сжатое, но насыщенное экспрессией предложение о том, как Зевсу стоит поступить со всеми его молниями. Богини краснели. Аполлон почему-то мечтательно хихикал. — Я буду грустить без моей дочурки! — явно издеваясь, завывала Деметра. — Оставьте ее со мной хотя бы на три месяца, а то я опять… — Нет! — Брат, имей совесть! Если она будет восемь месяцев в твоем царстве, а четыре — с матерью… — Нет! — Как держится… — завистливо вздыхал Посейдон. — Шесть месяцев! Половина на половину, — предложила мудрая Афина. — Нет!!! — Не наглей! — возмутился Зевс. — Полгода без жены! Да я о таком мечтать не могу-у-у… — Пять, — предложила суровая Гера, наградив державного супруга божественным и ревнивым щипком. — В Тартар! Страсти грозили разнести Олимп. Дюжина в полном составе колотилась об упрямство Аида, как прибой о скалы — неизменно спотыкаясь об один и тот же ответ: — В Тартар! Колесница Гелиоса покатилась к закату, а аргументы плавно склонились к лексикону сатиров, когда Владыка Аид почувствовал, как на его руку легла чья-то ладошка. Маленькая и очень знакомая. — А если четыре месяца? — спросила Персефона, заглядывая ему в глаза. — Это ведь совсем немного. А восемь месяцев я буду на поверхности с мамой, и не буду навещать тебя, если ты не захочешь… Очередное «В Тартар» застряло в горле Аида и не полезло наружу. Это же гранат, — подумалось вдруг. Клятва и все такое. И губы у нее будто испачканы гранатовым соком. Или это кажется — из-за ореола медного цвета волос? Медные, переходящие в золото, — всполохи в зеленых глазах… И носик миленький. — М… — через силу выдавил из себя Владыка. У него постыдно порозовели скулы (то есть, можно сказать, что он побагровел) и чуть-чуть сбилось дыхание (в его понимании это значило — задыхался). — Н-ну, если четыре…ладно, переживу… Зевс опустился на трон, вытирая лоб пурпурным гиматием. Положение обязывало изречь что-нибудь мудрое и величественное, но сил осталось только на банальное «Выпьем!» Пререкаясь на последовавшем пиру с младшим братом по поводу своей грядущей свадьбы («Никаких аэдов!!» — «Но там будет Аполлон, а он тоже сочиняет песни!» — «Вход только без лиры!»), Владыка Аид тайком посматривал на свою будущую жену. Четыре месяца — это немного. Это, кажется даже, совсем немного. А восемь месяцев она будет на поверхности и не будет навещать его, если только он не захочет… Уверенности в том, что он этого не хочет, у Аида не было никакой. Примечания: * Флегетон, Пирифлегетон — огненная река подземного мира. Опоясывала остров, на котором стоял дворец Аида. ** Ой, натурально, нехорошие были отношения. Крон оскопил и сверг своего отца Урана. Трое сыновей Крона во время войны с титанами (Титаномахии) одолели своего отца, разрубили его на части и сбросили в Тартар. Аполлон как-то ввязался в заговор против Зевса… *** квадрига — четверка лошадей в упряжи