***
В маленькой спальне свежо и немного прохладно из-за легкого сквозняка, проникающего через приоткрытое окно. Он медленно скользит по и без того холодному полу, забирается на теплую постель и касается голых лодыжек одного голубоглазого парня, чуть щекоча их. Спящий и видящий очередной сладкий сон Чуя буквально сразу же поджимает ноги под себя, желая спрятаться от холода, и сильнее кутается в свое любимое огромное пуховое одеяло так, что теперь только его рыжая макушка видна. Пухлые розовые губы, на которых обычно красуется довольная ухмылочка, сейчас сложены в тонкую полосочку, не давая и малейшего намека на улыбку, а очаровательные голубые глаза, порой поражающие своим холодом и жестокостью, спрятаны под опущенными веками и сомкнутыми густыми ресницами. Чуя спит, уткнувшись носом в подушку и стиснув ее в своих крепких объятьях, как вдруг тихий звон разрезает одинокую тишину, словно бы сквозь пелену дремы доносясь до парня. Сонливость отступать все никак не желает, а потому отчаянно борется за свои права, хотя звон в ушах все же становится чуть громче. Прошло чуть меньше минуты, как все вокруг снова погрузилось в привычную тишину. Разлепив заспанные, но все равно не менее красивые от этого глаза, Чуя, сразу же ощущая, как у него пересохло во рту, нехотя отрывает голову от подушки, слегка приподнимая ее, совсем немного выползает из-под накинутого не только на тело, но еще и наголову одеяла и тут же прислушивается, очень надеясь на то, что этот самый непонятный звон ему просто напросто приснился. Минута полнейшей тишины, весьма неожиданно воцарившейся во всей квартире, вызывает у рыжего некое удовлетворение в еще сонном взгляде и радостную улыбку, которая тут же расползается у него на лице в виде высоко приподнятых уголков розовых губ. Уверенный в том, что этот звон действительно слышался ему во сне, а не наяву, он в наслаждении прикрывает глаза и возвращает голову обратно на подушку, тут же стискивая ее в своих объятьях, уже готовы провалиться обратно в сон.Его счастье длится очень недолго, потому что этот противный звон раздается вновь.
Не успевший еще провалиться в сон Чуя вдруг понимает, что все это происходит в реальности, а не где-то там, в далекой стране снов. А когда до него все-таки доходит понимание, что этот самый «непонятный звон» исходит от его дверного звонка, и вовсе утыкается лицом в подушку, от чего на какой-то момент становится невыносимо жарко и трудно дышать, и, как можно громче измученно простонав в нее, проклинает и материт всеми известными ему нецензурными обзывательствами стоящего сейчас за дверью человека, который приперся к нему в такую рань и теперь безжалостно насилует его дверной звонок своим блядским пальцем, который Накахара ему обязательно отгрызет. Сегодня наконец-то наступил долгожданный выходной, которого обладатель очаровательных голубых глаз так ждал. Он грезил о нем чуть ли не с самого понедельника, когда только началась рабочая неделя, а на него уже свалилось столько обязанностей по работе. От безысходности и усталости ему всю неделю, вплоть до вчерашнего дня, хотелось выть, словно волк на луну, а порой и вовсе на стенку лезть, лишь бы спрятаться или просто нахрен свалить куда подальше от этого всего, но он мужественно терпел. Терпел, представляя, как в свой единственный выходной будет нежиться в теплой незаправленной кроватке до самого обеда, а потом все же удосужится оторвать свою ленивую попку от подогретого ею же места, и также лениво поплетется на кухню готовить себе завтрак. И вот теперь, когда оглушающая трель дверного звонка уже на протяжении нескольких минут эхом разносится по всей небольшой двухкомнатной квартире, его мечте не суждено сбыться. А все из-за того, что один стоящий за входной дверью человек оказался очень***
В коридоре оказывается еще холоднее, чем в спальне. Тихо шаркая босыми ногами по холодному полу, Чуя, невольно съежившись и вжав голову в плечи, сильнее кутается во впопыхах накинутый вязаный кардиган, который он еле как откопал в недрах огромного шкафа, и активно продумывает у себя в голове все те возможные ругательства, которыми он наградит нагрянувшего гостя. Прямо посреди порога валяются небрежно брошенные лакированные ботинки, которые рыжий снял еще вчера вечером, вернувшись домой с работы. Ему тогда было глубоко наплевать на привычную аккуратность из-за ломящей тело усталости, просто хотелось поскорее упасть на что-нибудь мягкое, желательно, чтобы это был диван или же кровать. Зато сейчас, запнувшись о них и чуть не упав, Чуя проклинает свою лень и невнимательность, потому что еще бы немного, и он бы точно впечатался лицом в железную дверь и сломал себе нос или скулу. Тихо шепча ругательства себе под нос, Чуя подходит к двери вплотную и, положив одну руку на дверную ручку, а вторую — на замок, делает максимально серьезное лицо, после чего резко замирает, собираясь с духом.Вдох — выдох. Ну, все, сейчас он ему все выскажет.
До сих пор не убирающий палец со звонка высокий шатен собирается снова нажать на него, но неожиданно раздавшийся щелчок заставляет его резко замереть, а тонкие губы дрогнуть в легкой улыбке. Резко распахнув входную дверь, разозленный не на шутку Чуя, лицо которого сейчас больше напоминало свеклу или же спелый помидор, открывает рот и уже собирается начать орать благим матом, высказывая этому ублюдку все, что о нем думает, но стоит ему заметить приветливую улыбку и***
Окно открыто до сих пор. Легкий сквозняк скользит по полу, делая его еще более холодным, и снова касается голых лодыжек. Чуя морщится, жалея, что не может сейчас завернуться в теплое одеяло с головой, хмурит брови и поджимает пальцы на ногах, но продолжает аккуратно перебирать стопку из футболок, сложенных на полке в шкафу. Штаны, которые он может дать Осаму, чтобы тот их надел и больше не ходил в мокром халате, он уже нашел, а вот с футболкой оказалось сложнее. Ее Чуя до сих пор ищет, потому что буквально каждая следующая оказывается маленькой для высокого шатена со спортивным телосложением. Нет, Чуя вовсе не тощий, по сравнению с Дазаем, просто он сам по себе гораздо меньше, следовательно, и размер у него другой. Тихо выдохнув и чуть отстранившись от шкафа, Чуя разминает затекшую спину и решает немного передохнуть. Все-таки стоять в скрюченной позе не очень удобно, даже для человека, имеющего такой низкий рост, как у него. Проходит около минуты, и Накахара решает вернуться к своему занятию. Осмотрев все имеющиеся на одной из полок футболки, но так и не найдя нужной, он решает посмотреть на другой, но есть одно «Но». Эта полка расположена выше, и до нее, в силу своего маленького роста, рыжий уже не может так легко дотянуться. Отбросив мысль о том, чтобы принести сюда табуретку, Чуя решает, что и стоя на носочках вполне сможет дотянуться.***
Прохладная вода касается разгоряченного тела, и сонливость практически сразу как рукой снимает. Мелкие прозрачные капли медленно стекают по обнаженной коже, тем самым вызывая легкую волну приятных мурашек. Осаму, стоящий под душем, зажмуривает глаза и подставляет лицо под мягко бьющие струи воды, не переставая улыбаться. Наконец-то он может расслабиться и выдохнуть, ощущая как долгожданная бодрость, до этого борющаяся с усталостью и противной сонливостью, медленно подступает все ближе, окутывая со всех сторон. То ли от хорошего настроения, то ли от еще непонятно чего ему вдруг хочется смеяться. Заливаться исходящим прямо из грудной клетки радостным хохотом так, чтобы потом еще долго болели щеки и живот, как и губы от не сходящей с них улыбки. Медленно проведя руками по лицу, Осаму поджимает слегка подрагивающие губы и шумно выдыхает через нос. Что это с ним? Почему так хорошо на душе? Ничего ведь такого не случилось. Это ведь самое обычное утро.***
Слегка мятая черная хлопковая ткань приятно облегает до сих пор влажную после недавнего душа бледную кожу. Сжав в кулаках самый край едва доходящей до пупка футболки, Осаму не сильно оттягивает его и без особого интереса разглядывает изображенную на футболке морду серого волка. Взгляд у нарисованного зверя хищный, в какой-то степени устрашающий. Животное пусть и нарисовано, но все равно выглядит весьма реалистично. — Знаешь, Чу, — неуверенно начинает мужчина после недолгого молчания и в тот же миг переводит растерянный взгляд на собственное отражение в большом зеркале напротив, — по-моему, твоя одежда мне немного маловата… Все тот же взгляд медленно скользит по обнаженному животу, покрытому множеством мелких мурашек, и опускается ниже, плавное переходя на широкий пояс серых спортивных штанов. Тугая резинка неприятно врезается в узкие бедра, а мотня жмет в промежность настолько неудобно, даже немного болезненно, что ее то и дело хочется оттянуть. — Если не нравится, можешь снять, — стоящий у шатена за спиной Чуя фыркает и, показательно отвернув голову, скрещивает руки на груди. — Между прочим, тебя никто не заставлял ее надевать. Ты сам согласился. — Верно, — протянув первый слог, едва заметно кивнул головой Дазай и обернулся, чтобы взглянуть на рыжего своими хитрыми, искрящимися глазами. По одному лишь его взгляду можно легко понять, что он что-то задумал. — Так, может, ты поможешь мне ее снять, а, Чуя? Аккуратные рыжие брови в тот же миг сползли к переносице, а руки безвольно повисли вдоль тела. Нахмурившись, Чуя устремил на Осаму недоверчивый взгляд и сделал маленький шаг назад, к стене, когда не менее хитрая улыбка очертила тонкие губы соседа. — Тц. Иди в задницу, ты и сам отлично справишься, — цыкнув язычком, Накахара продолжил маленькими несмелыми шагами отступать назад до тех пор, пока не уперся спиной в стену позади себя. — Я могу считать это предложением? — тихо усмехнувшись, Осаму, вплотную подходит к своей «жертве» и упирается обеими руками в стену, расставляя их по обе стороны от рыжей головы, лишая ее обладателя возможности бежать. — Очень надеюсь, что ответ — да. Волна крупных мурашек, пробежавшихся по нежной коже на задней стороне шеи до самого загривка, оказывается мало приятной. Чуя невольно сглатывает подкативший к горлу ком и, не разрывая длительного зрительного контакта с глазами коньячного цвета, вжимает голову в плечи. — Хрен тебе, — набравшись смелости, дрожащим голосом шумно выдыхает он и сильнее прижимается к стене спиной. Где-то в глубине души парень все еще надеется, что сможет убежать от тянущихся к нему похотливых лапищ, хотя прекрасно понимает — ему не сбежать. Ловушка, в которую его загнал Осаму, захлопнулась. — Брось, я ведь вижу, что тебе тоже этого хочется, — мурлыкнув, Дазай трется кончиком носа о нос голубоглазого и трепетно целует в уголок мягких губ. — Скажешь, что я не прав? Поджав губы, Чуя отводит задумчивый взгляд в сторону и прекращает любые попытки сопротивления. В прочем, он не так уж и расстроен своим нынешним положением. Наоборот, какой-то частичкой себя даже рад, что все складывается именно таким «интересным» образом. — Твоя взяла, Осаму, — усталый вздох слетает с приоткрытых губ, а бледные дрожащие веки медленно опускаются на глаза, — давай сделаем это. Сказать, что Дазай доволен — ничего не сказать. Улыбка от уха до уха украсила его симпатичное лицо, а щеки покрылись легким румянцем от медленно накатывающего возбуждения. В штанах что-то опасно дернулось и уперлось в ширинку, заставляя шумный вздох покинуть горячий рот через сжатые зубы. Мужчина неторопливо, чтобы ненароком не спугнуть свою загнанную в угол добычу, перемещает прохладные ладони со стены на узкие бедра, бережно оглаживая их через плотную ткань домашних шорт. Жар распространяется по всему телу с бешеной скоростью, а сердце в груди бьется все быстрее и быстрее, разгоняя горячую кровь по венам. Кажется, что оно вот-вот выпрыгнет наружу, разорвав грудную клетку и переломав ребра к чертовой матери. Внизу живота скручивается тугой узел, а темное пятно расплывается по светло-серой ткани боксеров. Чуя даже подумать ничего не успевает, как вдруг чужая рука проникает под резинку трусов и грубо обхватывает истекающий смазкой набухший член у самого основания. Осаму ловит первый стон сухими губами и шершавой подушечкой большого пальца размазывает первые капли предэякулята по налившейся кровью головке. Поцелуй получается в какой-то степени грубым, собственническим и до ужаса мокрым. Блестящая в полумраке слюна размазывается по мягкой ярко-розовой коже и стекает по острому подбородку тоненькой ниточкой. Это не вызывает абсолютно никакого отвращения, а, наоборот, лишь распаляет нахлынувшую страсть. Губы обоих чуть дрожат. Осаму целует Чую остервенело, будто в первый и последний раз, беспощадно терзая его сладкие губы своими. Ему почему-то кажется, что если он остановится хотя бы на секунду, то Накахара тут же исчезнет, растворится в воздухе, словно его никогда не существовало. Будто прочитав его мысли, Чуя в тот же момент сам прижимается грудью к крепкому торсу и закидывает ручки на широкие плечи, окончательно сдаваясь и позволяя себя целовать. Легкие начинает жечь от нехватки кислорода уже через каких-то полторы минуты, но даже это не останавливает Дазая. Он лишь сильнее прижимается к разгоряченному желанному телу, бесстыдно исследуя его руками вдоль и поперек. Голова идет кругом, а картинка перед глазами стремительно начинает плыть. Чуя прячет помутневший взгляд под опущенными веками и прислушивается к тому, как висках отдает учащенное сердцебиение. Ему кажется, что он вот-вот упадет в обморок, но придерживающие его за талию крепкие руки заставляют забыть обо всех переживаниях. Еще через полминуты дышать становится совсем нечем. Осаму нехотя разрывает поцелуй с тихим причмоком и, не открывая глаз, касается кончиком носа горящей накахаровской щеки. Дыхание сбитое, тяжелое. Восстановить его получается не сразу, но в конечном итоге мужчине удается это сделать. — Вот бы у меня так каждый день горячую воду отключали, — рвано выдыхает он и невольно расплывается в довольной улыбке, обхватив округлое личико своего рыжего соседа быстро согревшимися ладонями. — Не говори глупостей, Осаму, — Чуя хмурится, пытаясь отдышаться, и бережно обхватывает тонкие забинтованные запястья. — Никто не будет отключать тебе горячую воду только потому, что тебе вдруг приспичило потрахаться. — Жаль, — набравшись сил, Дазай резко подхватывает свою пассию под бедра, заставляя обвить свой крепкий торс ногами, и со всей возможной аккуратностью несет в спальню.— Было бы круто. В спальне невероятно жарко, даже жарче, чем было в ванной. Воздух заметно нагрелся и теперь властно сдавливает легкие. Бешено стучащее в груди сердце пропускает несколько ударов. Хочется открыть окно нараспашку и наконец вдохнуть свежего утреннего воздуха, может, даже поежиться, когда холодок мимолетно пробежится по оголенной шее и заберется под футболку. Растрёпанные после долгого сна волосы путаются в некоторых местах и огненным водопадом растекаются по мятой белой простыни. Чуя тихо охает, когда Дазай немного небрежно кладет его на не заправленную постель, и не может сдержать довольной улыбки. Она расцветает на его припухших губах и заставляет Осаму невольно улыбнуться в ответ. После нескольких секунд абсолютного бездействия, он неторопливо поддается вперед и оставляет несколько невесомых поцелуев у рыжего за ушком. Спускается ниже, к девственно чистой шее, и принимается пятнать ее яркими засосами, оставляя собственнические метки. Чуя до невозможного мило жмурится и закусывает припухшую губу, чуть ли не прокусывая ее до крови. Хочется стонать и просить о большем, но собственная гордость давит на горло, заставляя лишь хрипеть, беспощадно царапая горло, и часто дышать. Все происходящее кажется сладким сном, и голубоглазый в какой-то момент ловит себя на мысли, что просыпаться ему совсем не хочется. Наоборот, хочется, чтобы это никогда не заканчивалось. Длинные пальцы подцепляют самый край домашней футболки и настойчиво тянут вверх. Несколько быстрых секунд, и вот уже ненужная вещица свободно летит куда-то в угол. О ней забывают почти моментально. Осаму вновь припадает к молочной коже на тонкой шее теплыми губами и скользит вниз, оставляя влажную дорожку из хрупких, словно бабочки, поцелуев. Несколько несильных укусов на выпирающих ключицах заставляют рыжеволосого красавца, зажмурившись, запрокинуть голову назад и сжать в кулачке уголок одеяла. Ему до чертиков приятно. Горячий и влажный из-за слюны язык скользит по узкой груди вниз и самым кончиком очерчивает контур потемневшего соска. Шатен осторожно прикусывает затвердевшую бусину зубами, а другую зажимает между указательным и средним пальцем. Именно в этот момент Чуя наконец не выдерживает. Он издает тихий стон и тут же прикрывает рот дрожащей ладонью, густо краснея то ли от стыда, то ли от смущения. Дазаю это совсем не нравится. Тому свидетельствуют нахмуренные брови и недовольный взгляд, которым он одаривает своего любовника. — Не сдерживайся, — шепчет шатен, ненавязчиво убирая ладонь, и целует в висок. — Я хочу слышать тебя, то, как ты стонешь и выкрикиваешь мое имя. — И-иди в задницу, Осаму, — Чуя утыкается лбом любовнику в плечо и шумно выдыхает через плотно сжатые зубы. Он никогда не был любителем поболтать в постели, чего, увы, нельзя сказать о Дазае. — Я уже на полпути к ней, если ты не заметил, — губы последнего расплываются в довольной ухмылке, после чего их обладатель в подтверждении собственных слов смачно шлепает рыжего по упругой заднице. — А теперь заткнись и получай удовольствие. Цокнув язычком, Чуя показательно закатывает глаза и рывком стягивает с Осаму футболку. Хрен теперь тому, а не нежности. Пусть учится свой острый язык за зубами хотя бы иногда держать. Вот только в реальности Дазаю на это как-то побоку. Он лишь бросает очередную колкость в сторону рыжего и тут же затыкает его поцелуем, лишая возможности съязвить что-нибудь в ответ или же просто возмутиться. Чуя недовольно мыкает прямо в поцелуй, когда шаловливый язык бессовестно размыкает его губы, проникая глубже, и несильно барабанит кулаками по широким плечам, но все без толку. Его сопротивление полностью игнорируют. Язык пробегается по ровному ряду зубов и, нырнув глубже, слегка щекочет нёбо. После нескольких секунд тщетных попыток освободиться Чуя все же нехотя сдается. Прикрыв глаза, он как-то неуверенно отвечает и зарывается короткими пальчиками в мягкие каштановые кудри, массируя кожу головы. Языки сплетаются и ласкают друг друга, не переставая бороться за право на доминирование. Сильные ладони плавно скользят по стройной талии вниз, к бедрам, и бережно оглаживают выпирающие тазовые косточки. Узловатые пальцы проникают под резинку домашних шорт и неспешно тянут вниз. Не отрываясь от столь желанных губ, Осаму стягивает с рыжего его шорты вместе с нижним бельем и мысленно усмехается, ощущая, как волосы на затылке стискивают в кулак. Упирающийся в бедро чужой стояк заставляет щеки и самые кончики ушей покрыться легким румянцем. Чуя прячет нахлынувшее смущение за щекочущей переносицу пушистой челкой и невольно вздрагивает, когда Дазай вдруг решает заправить выбившуюся прядку ему за ушко. В этом жесте столько нежности и…заботы? Это весьма непривычно для Накахары, из-за чего он почти мгновенно теряется в собственных чувствах, не зная, как реагировать. Зато Осаму знает. Он чуть отстраняется, приподнимаясь на согнутых локтях, и с нескрываемым интересом разглядывает хмурое, но и в то же время растерянное личико Чуи. Оно, кстати, сейчас очень хорошо сливается с растекшимися по хрупким плечам волосами. И там, и там цвет почти один и тот же. — Ты невероятно милый, когда стесняешься, — мужчина тихо усмехается и невесомо целует лежащего под собой парнишку в пылающую щеку. — Так бы и съел тебя. — Лучше бы заткнулся и штаны с себя снял, — шипит голубоглазый и небрежно отпихивает от себя довольную рожу шатена, уперев в нее свою миниатюрную ладошку. — Соблазнитель хренов… — Что, уже так не терпится, да? — несмотря ни на что, Дазай продолжает довольно улыбаться, но штаны с себя все-таки снимает. Торопливо и сразу вместе с трусами. — Я, конечно, знал, что передо мной трудно устоять, но чтоб вот так… Чуя, ты меня удивляешь! — Осаму, блять, — ранее названный по имени парень злобно рычит и скалится, словно разъяренный хищник, — я тебя сейчас нахуй в подъезд выкину, если не заткнешься! Просто трахни меня, блять, уже и катись отсюда куда хочешь! Костлявые пальцы впиваются в узкие бедра с такой силой, что аж костяшки белеют. Тихая усмешка трогает бескровные губы, уголки которых едва заметно дрожат. Осаму неторопливо поддается вперёд, наклоняясь к рыжему на непозволительно близкое расстояние от его лица, и обжигает своим горячим дыханием вспыхнувшее румянцем ушко, томно выдохнув в него: — Как пожелаешь… Проскользнувшая на бледном лице довольная улыбка заставляет Чую насторожиться и отчетливо понять, что ничего хорошего она ему не предвещает. Светлые брови складываются домиком над пушистыми ресницами, розовый кончик миниатюрного носика почти незаметно дёргается, а вот венка на виске наоборот становится заметнее. Накахара окидывает шатена недоверчивым взглядом и интуитивно вжимается спиной в матрац, всем своим естеством предвкушая грядущий пиздец. И, кажется, не зря. Огонёк в коньячных глазах ярко вспыхивает, словно сверхновая звезда, отражаясь в глубоких аквамариновых глазах напротив. Немного помедлив, Дазай с приглушённым рыком резко подхватывает Чую под бедра и весьма нагло переворачивает его на живот. Сильная рука настойчиво давит на затылок, заставляя рыжего уткнуться носом в тёплую постель. Тот протестующе громко мычит и всячески дёргается, пытаясь освободиться, но все бесполезно. Хватка слишком сильная. — Чуя, успокойся, — Осаму тихо кряхтит, навалившись широкой грудью на дрожащую спину, и невольно запускает пальцы в яркие кудри. — Я не сделаю тебе больно. К тому же, ты сам просил меня поторопиться. Сердце в груди более или менее успокаивается, а непонятно откуда взявшаяся паника стремительно сходит на «нет». Прекратив попытки вырваться, Чуя недоверчиво дёргает подбородком и хмурится еще больше, пряча пылающее лицо в изгибе локтя. Как бы не хотелось это признавать, но Дазай прав. Он ведь сам ему ясно дал понять, чего хочет. Так какой смысл теперь отпираться? Вот же блять… — Так-то лучше, — тихий смешок. Коротко подстриженные ногти беспощадно, почти до крови, царапают молочную кожу на бедрах. Красные полосы проявляются на содранной коже не сразу, но все равно даже так противно жгут. Стиснув зубы, Чуя сильно зажмуривается и угрожающе шипит, но Дазаю, мягко говоря, наплевать. Он обхватывает часто вздымающуюся грудь левой рукой, прижимая хрупкое тело к себе, и аккуратно касается кончиками трёх пальцев раскрытых сладких губ. — Будь хорошим мальчиком, оближи. В мыслях проскакивает идея вдарить Осаму локтем меж рёбер, чтобы хоть как-то угомонить его. Чуя также мысленно подмечает, что с удовольствием так бы и сделал, но, увы, его нынешнее положение не позволяет ему это. Все, что остается Накахаре — вобрать сразу все три пальца в рот по вторую фалангу и щедро их облизать. Ради себя старается, как никак. Шершавый язычок приятно щекочет подушечки пальцев и проходится самым кончиком по всей длине. В уголке губ уже собралась вязкая слюна, готовая маленькой капелькой вот-вот покатиться вниз. Чуя прикрывает глаза и громко причмокивает, но даже не думает о том, чтобы утереть ее тыльной стороной ладони. Он настолько увлёкся процессом, что, кажется, ему это начало-таки нравиться. Забавно. Несколько прозрачных капель все же падают на чистую простынь, оставляя после себя лишь небольшие тёмные пятна. Дазай нервно сглатывает накопившуюся во рту слюну и, шумно выдохнув, часто-часто моргает. Истекающий естественной смазкой член болезненно ноет и пульсирует. Безумно хочется к нему прикоснуться, обхватить подрагивающими пальцами и сделать несколько рваных движений рукой. Но так ведь не интересно. А вот Чуя, кажется, и вовсе про свой стояк забыл. Он все продолжал жадно насаживаться на узловатые пальцы горячим ртом, старательно вылизывая каждый их миллиметр, и приглушённо постанывать от удовольствия. Осаму, завороженно наблюдавший за процессом с самого его начала, никак не мог глаз отвести от милого накахаровского личика. Настолько это было прекрасно. — Думаю, с тебя хватит, — Чуя нехотя выпускает пальцы изо рта и скорее рефлекторно, чем осознанно, поджимает губы, когда над ухом слышится недовольный полувздох-полустон. — А то еще кончишь раньше времени. — Хорошая работа, малыш, — полусогнутые пальцы неуклюже зарываются в кучерявые волосы и небрежно взъерошивают их. — Блять, надо было тебе их откусить — рыжий злобно рычит, грубо дергая головой, и бросает на шатена уничтожающий взгляд. — И я тебе не малыш. Густые ресницы слегка прикрывают хитрые глаза. На обычно бледных щеках красуется едва заметный румянец. Осаму в ответ лишь тихо усмехается и играючи проводит мозолистой ладонью по ложбинке между ягодицами. Собственные чувства разрывают на части: с одной стороны хочется поскорее приступить к самому интересному, а с другой — продолжить сладкую пытку еще немного. Что же делать? — Чего застыл? — Накахара недовольно цокает и сильнее прогибается в спине, бесстыдно выпячивая упругую задницу. — Не уж то расхотелось? — Ну, что ты такое говоришь, — мужчина, не сдержавшись, прыскает со смеху и аккуратно касается сжатого колечка мышц шершавой подушечкой указательного пальца. — Такую прелесть, как ты, нельзя не хотеть. Все ответные слова растворяются в громком несдержанном стоне, когда влажный палец сразу до конца проникает внутрь. Чуя рефлекторно зажмуривается и, в миг напрягшись всем телом, мёртвой хваткой вцепляется в угол лежащей рядом пуховой подушки. Сильная рука, крепко обхватившая его изящную талию, не позволяет отстраниться ни на сантиметр. Все внутри скручивается, а спина натягивается, как струна. Хочется сейчас же все прекратить, ведь отвратное чувство дискомфорта лишь усиливается, а согнутые в коленях ноги начинают сильно дрожать. Потрескавшиеся губы оставляют несколько лёгких поцелуев на шее, у самой линии роста волос, и плавно спускаются ниже, переходя на плечи. Дазай лениво прикрывает глаза и осторожно добавляет второй палец. Все еще невероятно узко и горячо. Безумно хочется взять прямо так, не растягивая девственно-узкий проход, вот только Чуя за это потом по головке не погладит. А жаль. Яркие лучи утреннего солнца искоса бьют в незашторенное окно и беззвучно крадутся по постели. Медного цвета кудри красиво переливаются на свету и в некоторых местах отдают золотым. Накахара прячет за ними пылающее лицо и тихо всхлипывает, ощущая некую заполненность внутри себя. Ему все еще некомфортно и даже немного больно, хоть Осаму и старается сделать все максимально аккуратно. Вскоре к уже имеющимся двум пальцам добавляется третий. Дыхание рваное, тяжёлое. Поддавшись еще немного вперёд, Дазай не сильно прикусывает мочку уха острыми зубами и бегло проходится по ней шершавым языком. Пальцы медленно входят чуть глубже, после чего их более уверенно разводят на манер ножниц. Чуя хрипло охает и, не открывая глаз, запрокидывает голову назад, устраивая ее на широком плече. Боль хоть и не ушла никуда, но все равно немного отступила. Это уже хорошо. Влажные и грубые поцелуи яркими темно- фиолетовыми пятнами расцветают на плечах один за другим. Они заполняют почти всю спину, за исключением поясницы. Красные из-за множества различных царапин ягодицы также не обделены вниманием. Дазай смачно шлепает по ним несколько раз, открыто наслаждаясь этим, и поднимает на скулящего под собой Накахару затуманенные похотью глаза.С его губ слетает почти не слышный смешок, когда Чуя немного резко дёргает плечом и сам разводит ноги шире. Для большего удобства, так сказать. Ранее испачканные смазкой пальцы медленно и на удивление легко выскальзывают из растянутого ануса. Это происходит настолько неожиданно, что Чуя даже реагирует на это неосознанно. Ощущая давно привычную пустоту внутри себя, он расстроенно охает и непроизвольно хмурится, затылком чувствуя на себе пристальный взгляд карих глаз. Ему даже напрягаться не нужно, чтобы где-то за секунды две представить в мыслях эту гаденькую, но до ужаса очаровательную улыбку на худом лице. Черт бы побрал этого ублюдка Осаму. В ушах отчётливо слышен стук собственного сердца. Если внимательно прислушаться, то можно запросто посчитать удары или уловить ритм. Венка на вспотевшем виске вздулась и теперь настойчиво пульсирует, а стоящий колом член изнывает тупой болью из-за нехватки внимания. Разглядывая хмурое и в какой-то степени недовольное лицо, Дазай тихо хмыкает и бережно проводит ладонью по напряжённой спине. Он делает это настолько трепетно, что Чуе совсем не хочется ударить его по лицу, когда на пояснице вдруг чувствуется настойчивое давление. Прозрачный гель с охлаждающим эффектом размазывается по ней и почти незаметно стекает на левое бедро. Осаму любовно собирает его кончиками крючковатых пальцев левой руки и нежно целует хрупкое плечо, когда пульсирующая головка совершенно случайно легонько касается покрасневшего колечка. Вот он — этот сладостный момент, к которому они так долго, но упорно шли. Наконец-то он наступил. Довольно внушительных размеров член плавно проскальзывает внутрь и почти сразу замирает. Невыносимо тесно и жарко. Хочется выть волком и кричать одновременно от столь ахуительных ощущений. Чувствуя, как воспалённые стеночки кишечника обхватывают его изнутри и несильно сжимают, Дазай вздрагивает всем телом. Он судорожно глотает ртом воздух и с тихим выдохом утыкается вспотевшим лбом во все то же плечо. Ему до сих пор не верится, что они всё-таки достигли этого долгожданного и невероятно желанного момента. Может, это всего лишь жалкий сон? Вряд ли, ибо во сне люди не могут чувствовать боль. Глаза неприятно щиплет от слез, а внизу все болезненно скручивается и горит. Так отчетливо и сильно, что терпеть это нет ни желания, ни сил. Хочется отстраниться и, спрятавшись под тяжёлое одеяло, свернуться в клубок. Убежать от всего происходящего, так сказать. Вот только…какой смысл куда-то бежать, если ты прекрасно знал, что будет нечто подобное и был к этому готов? Во всех смыслах готов: морально и физически. Именно — никакого. И Чуя это отлично понимает. Он слишком сильно прикусывает дрожащий кулак и громко мычит, пытаясь справиться с резко накатившими на него чувствами. Ему сейчас даже думать страшно о том, что должно быть дальше. Последующие секунды проходят достаточно быстро. Однако, ощущения остаются теми же: максимально острыми и ахуительно-восхитительными. Медленно отстранившись от соседа, Дазай бережно проводит ладонью по сгорбленным плечам и на пробу делает первый не смелый толчок. Казалось бы, всего лишь небольшое и вполне обычное движение бедрами, но какой же от этого кайф. Прямо мурашки по коже побежали. Содрогнувшись всем напряжённым телом, мужчина глухо стонет и едва касается губами выпирающего позвонка на спине. Так нежно и трепетно, что аж приятно. Покрытые редкими бледными веснушками щеки до сих пор ярко-красные и тёплые. Плоская грудь слегка побаливает от частых вздохов и хрипов, а спина — от неизменного положения. Про поясницу вообще говорить не стоит, там и так все ясно. Случайно вильнув задницей, Чуя раскрывает рот в немом стоне и выгибается дугой, окончательно теряясь в ощущениях: вроде больно, но все же уже как-то немного приятно. Он еще толком не привык и не разобрался в новых чувствах, так что точного ответа дать не может. Хотя, если хорошенько подумать… Пока что тянет лишь на твёрдую троечку. Постепенно размеренные толчки становятся быстрее и увереннее. Дазай плавно двигает бедрами и тихо скулит, как побитый пес, расстроенный тем, что нельзя сразу сорваться на быстрый темп. Внутри так липко и тесно, что оставшейся выдержки едва хватает. Где-то в подсознании мелькает мысль опустить взгляд и взглянуть на самое интересное место, где соединяются два разгоряченных тела, но Осаму в миг отбрасывает её, из последних сил сдерживая себя. Он лениво прикрывает глаза и интуитивно поджимает сухие губы. Так хорошо ему еще никогда не было. Этот рыжий комок нервов в буквальном смысле сводит его с ума своими действиями. Вот он терзает искусанные в кровь губы, сдерживая рвущиеся наружу сиплые стоны, а вот — сутулит плечи и утыкается лицом во несчастную измятую сто раз подушку. Сама чертова сексуальность, смешанная с эстетичностью. Восхитительно и никак иначе. Чуе кажется, что он пьян. Ему неимоверно хочется выпить хотя бы еще чуть-чуть, чтобы все происходящее ощущалось гораздо острее. Поддавшись еще немного вперед, Осаму не глядя обхватывает истекающий природной смазкой эрегированный член у самой головки и проводит острым языком по ушной раковине рыжего, старательно вылизывая ее. Сил сдерживаться больше нет, и последний все-таки позволяет себе дать небольшую слабину. Громкие стоны и всхлипы заполняют комнату в одно мгновение. Легкое покалывание в кончиках пальцев едва ощутимо, но, тем не менее, все равно приятное. Маленький бонус ко всем ощущениям, так сказать. Несколько рваных движений рукой по стволу и смазанный поцелуй с громким причмоком на приоткрытых губах доводят сознание до исступления. Накахара несдержанно мычит и сам неуверенно двигает тазом, неумело, но очень старательно подстраиваясь под выбранный шатеном темп. Каждую клеточку словно током прошибает, когда член проезжается по простате глубоко внутри. Происходящее дальше кажется сном или еще чем-то непонятным, скрытом в густом, непроглядном тумане, но никак не реальностью. До невозможного быстрые толчки, хлюпанье смазки и частые вскрики от удовольствия теряются где-то в памяти. Дазай не помнит, как до этого дошел, но скорая разрядка чувствуется очень даже остро. Нужно лишь еще немного постараться, и финиш будет достигнут. Чуя не выдерживает первым. Обильно кончив, он в последний раз выстанывает полюбившееся ему имя и содрогается всем телом в накатившем оргазме. Осаму следует его примеру. Где-то через два-три последних толчка он резко сжимает челюсть на чужом плече и, зажмурившись, испускает глубоко в растраханный анус. Горячая сперма заполняет собой всю пустоту внутри. Затекшие колени разъезжаются в разные стороны, из-за чего Чуе приходится сменить коленно-локтевую позу на состояние лужицы. Обессиленно растекшись по постели, он устало охает и прикрывает глаза. Это было слишком ахуенно, из-за чего все силы практически иссякли. Зато утренняя сонливость вернулась обратно. Она заботливо обволокла оголенное тело Чуи и заставила его сипло зевнуть. Хорошо… Покинуть оттраханное тело своего соседа Дазай не спешит. Наоборот, он наваливается на его ноющую спину всем своим весом и расслабленно зарывается носом в липкие из-за пота огненные кудри. — Знаешь… это…определенно самое лучшее утро в моей жизни… — В моей тоже.