Рейс «Франкфурт – Канагава»

*** - Извините, но Терачи-чан принимает только по записи, - девушка европейской внешности с тяжелыми скулами и тонкой линией губ, попыталась очаровательно улыбнуться, но ее это явно не красило. - Мне не надо на прием, - в сотый раз повторил Ютака, у которого нарастало подозрение, что над ним попросту издеваются. Какая разница по записи или нет, если он просто хочет задать вопрос?! - Все личные вопросы во внерабочее время, - отрезала она и снова улыбнулась. Ее собеседника заметно перекосило от негодования. Он уже было открыл рот, чтобы ответить в очередном упертом порыве добиться своего, как его ладони едва коснулись пальцы Акиры. А потом он и вовсе отодвинул парня от стойки, кладя на толстое стекло руки и совершенно открыто улыбаясь девушке. - Извините моего друга, у него выдалась тяжелая неделя. Младший брат идиот с фиговым чувством юмора, начальник – сволочь высокомерная, да еще и любимая девушка, как оказалось, встречается с другим, - Акира чуть подался вперед, заглядывая в мутно-зеленые глаза. Совершенно непривычный цвет для Японии. Видимо, девушка прониклась именно последней «проблемой» Ютаки, в которой тот углядел явный намек на себя, Судзуки и его вдруг объявившуюся пассию. - Правда? – с нескрываемым разочарованием выдала она, не отрывая взгляда от доброго и улыбающегося лица блондина. - Да. Именно поэтому он так резок. Простите его. - Что вы, что вы, - секретарь замахала рукой и вновь сама попыталась улыбнуться. Ютаку, сжимающего кулаки в сторонке, так и подмывало съязвить, но он понимал, что этим все испортит. - Нам действительно надо попасть к доктору Терачи по вопросу, не касающемуся нашего собственного душевного состояния, Акира встал на цыпочки, чтобы податься еще ближе. Наклонил голову, позволяя светлой пряди выбиться из длинной челки, чертя невидимую линию по скуле. - Но у него все расписано на неделю вперед! – девушка растерянно глянула в исчерканный календарь с пометками времени и фамилиями пациентов. – Я могу записать вас на следующий понедельник. - Это очень поздно, - Судзуки наигранно разочарованно вздохнул, чуть опустив веки и вновь опалив девушку взглядом. – Понимаете, нам всего лишь надо найти человека, который проходил у доктора курс реабилитации. Это наш хороший друг. Мужчина уже понял, что ему удастся уговорить впечатлительную девицу, так легко ведущуюся на его очарование. Тот факт, что Терачи-сан не так уж и сильно занят, как утверждает его помощник, выдавал взгляд, в котором скользило явное сомнение. Не надо быть психологом, чтобы понять очевидное. - Но это нарушение…. - Я знаю, но мы ведь не чужие люди! Думаю, Терачи-сан не откажет нам в этой маленькой услуге… Через две минуты мужчины уже выходили из небольшой уютной приемной, в которую им предстояло вернуться через каких-то пару часов. Акира рассеянно улыбался, радуясь маленькой победе. А Ютака молча бесился, отставая на полшага. - Что не так? – все же уточнил его спутник, краем глаза заметив тень хмурости на округлом лице парня. - Ничего, - попытка равнодушно пожать плечами не удалась. - Именно поэтому ты последние пять минут во мне активно дырку прожигаешь? – хмыкнул блондин, засовывая руки в карманы. Они вышли на небольшую лестницу, ведущую из прохлады помещения в ослепительную жару улицы. Укэ упрямо промолчал, не собираясь отвечать на язвительную колкость. Чувство собственничества в нем душило сейчас любые проблески здравого смысла. - У нас еще два часа до назначенного времени, - бросил через плечо Акира, быстро спустившись по ступеням, обитым светлым ковролином. Ступать по нему в обуви казалось кощунственным, но и разуться на входе их никто не просил. – Куда пойдем? Они были сейчас слишком далеко от дома Мацумото, чтобы возвращаться туда. Им надо было убить время до встречи. И не мешало бы нормально пообедать. - Ты можешь вернуться к той секретарше, она будет не против, - Ютака не удержался, совершенно по-детски выдав свое недовольство. Что-то произошло в следующую секунду, надломилась тонкая грань, разводящая их в стороны. Акира резко развернулся, дернув ничего не успевшего понять парня на себя. Прижал к груди, обхватив изгиб талии и поцеловал: бескомпромиссно, жадно, подавляя любой возможный протест. Но никаких недовольств не последовало. Будто струна с натянутой тетивы, Ютака сорвался в этот поцелуй, покорно позволив вжать себя в стену, стиснул колено между своих ног, нетерпеливо просунул руки под тонкую ткань футболки. Безумство – целоваться вот так, стоя у дверей в частный кабинет уважаемого психотерапевта, где их в любую секунду мог застать кто угодно, стоило только открыть дверь или выйти из приемной. Укэ сдерживал себя, прекрасно зная, насколько громким может быть, когда ему хорошо. Он мысленно радовался этому маленькому сумасшествию, имеющему запах парфюма, кожи и едва уловимый – пота. Безумие широкой ладонью скользнуло по его боку, скользнув вниз на ягодицу и сильно ее сжав, прежде, чем приподнять парня в желании ощутить упругость бедер на собственной талии. Их не спугнул шорох шагов в приемной, но буквально заставил оторваться друг от друга громкий шлепок упавшей на пол папки. Тяжело дыша, они смотрели друг на друга в полутьме коридорчика, стараясь найти уверенность, в том, что они не пожалеют о том, что только что произошло. Если Акира смотрел холодно и ясно, чуть содрогаясь от накатившей волны, то в черничных глазах Ютаки плясало одно лишь слепое желание продолжения, которое он старательно прикрывал за яростью за поруганную честь. Глупо было сейчас в чем-то обвинять порыв Судзуки, когда сам не оттолкнул, а едва ли не отдался прям здесь. Но все же Ютака, гордо задрав голову и стараясь не сбиваться на частое нервное дыхание, оттолкнул блондина в сторону и быстрым шагом вышел на улицу. Акира, довольно улыбнувшись, последовал за ним, растворяясь в слепящем омуте солнечного дня. *** Прохладные простыни приняли в свои объятия стройное тело Кою, запутавшееся в тяжелых светлых складках. Волосы медовыми линиями распустились по кремовым оттенкам постельного, рисуя на нем завитки и стрелки. По коже мягко скользнуло приглушенное освещение комнаты, окутывая бледную кожу золотистым сиянием и теплом. Мятая футболка, под натиском длинных тонких пальцев поползла вверх, открывая взору подтянутый живот, едва заметный рельеф ребер, темнеющий ореол сосков, который задели теплые ладони. Парень порывисто выдохнул и томно прикрыл глаза, чуть прогибаясь. Неуверенность с легким оттенком страха окрашивали его лицо едва заметными тенями, сковывали немногочисленные движения. Детская застенчивость умиляла, заставляя быть нежным и ласковым. Таканори скользнул ниже, настойчиво разводя коленом длинные ноги. Чуть дрогнув, колени подались в разные стороны, подпуская мужчину ближе к себе. Горячие губы коснулись еще по-детски мягкого живота, даря невесомый поцелуй, влажным облаком дыхания окутывая взбудораженную кожу. Тело отозвалось трогательным трепетом. Кою закусил красивый изгиб нижней губы, не позволяя себе лишних звуков. Руками он комкал простыню над своей головой, боясь пока прикасаться к Мацумото. Чуть улыбнувшись такой стеснительности, мужчина настойчиво потянул футболку по стройному телу вверх. Снимая ее и откидывая себе за спину. Теплота настенного бра жадно лизнула обнаженный юношеский торс, восхищенно выдохнув в тишину комнаты. Така провел языком между сосков, подымаясь к ломким граням ключиц и замирая во впадинке. Во рту остался сладковатый привкус кожи. Палящим потоком дыхание скользнуло по изгибу шеи. Рука умело расправилась с пуговицей потертых джинсов, ослабляя хватку пояса на узких бедрах. В его волосах затерялся неуверенный выдох. Джинсы были сняты двумя резкими движениями. Такашима не обременял себя дома ношением нижнего белья, это мужчина понял еще в тот памятный первый поцелуй на диване. Кою все жался, пряча пылающую на скулах неуверенность за складками век, скрытых в тени трепещущих ресниц. Таканори, пока еще не настаивая на более решительных действиях, подался желанию вновь ощутить вкус губ парня. Поцелуй получился с нотками отчаяния, в поисках защиты и уверенности. Мацумото целовал плавно, тягуче, раскрепощая, обещая, безмолвно даря надежду. Рука, не используемая для опоры, скользила по пока еще неизученным изгибам тела, согревая теплотой своих прикосновений, чуть сдавливая бедро и сползая на его внутреннюю сторону. Парень, полностью увлеченный сплетению языков и влажностью губ, позволил такую вольность, даже раздвинув ноги еще шире. Така был в меру нежен, прислушиваясь к отклику тела на его движения. Он не подавался назад, не уступал юношеской боязни «первого раза», не срывался на тихий успокаивающий шепот. Кою доверчиво жался к обнаженному телу мужчины, все еще боясь собственных стонов, которые скреблись в горле, требуя выхода. Но все же сорвался на тихое поскуливание от ощущения пальцев в себе, честно пытаясь не подаваться назад. Нежность, прошитая золотистыми оттенками нарастающего наслаждения, окутывала два обнаженных тела, дарящих друг другу наслаждение. На коже оседали сливочные оттенки непогашенного света. Отливая матовыми отблесками на спине мужчины, путаясь в медовых волосах юноши, пробираясь меж ними. Сломленная завеса неуверенности открыла Таканори новую сторону Кою, он оказался очень податливым, как глина в руках скульптора, требующим к себе и своему телу максимального внимания, любящим ласку и жадным до новых ощущений. Этакий коктейль, обещающий в будущем стать идеальным смешением, создающим образ, подернутый рябью развратности и откровенности. Стоны стали более громкими, но такими же тягучими и искристыми, как мед на солнце. Такашима цеплялся за узкие плечи и прогибался, требуя ощущения поцелуев, горячности языка, острых зубов и опаляющего дыхания. Изломы его тела бросали неровные тени на кровать, смешиваясь с размытыми очертаниями фигуры Таканори. Это был красивый танец не столь отточенный, как у давних любовников, но с будоражащим привкусом новизны на кончике языка. Им удалось понять друг друга больше, проникнуть глубже, владеть сильнее. Наслаждение затопило их влажные тела, обещая утро, полное довольных улыбок Кою, скрытых возмущениями о боли, его непривычную покорность и привычного утреннего Таку, возможно, чуть меньше раздраженного присутствием такого количества народа в его холостяцкой квартире.