реквием

Август, 3 года спустя

Тэхен резко распахнул губы и попытался вдохнуть холодный воздух, но грудь словно придавило сверху тяжелым камнем. В глаза бросился яркий свет мигающей флуоресцентной лампы, мерно раскачивающейся над головой. В носу стоял металлический запах запекшейся крови, разбитая прикладом губа пульсировала и отдавала болью в десну, а сухой, словно наждачка, язык, беспокойно трогал зубы изнутри. Единственной мыслью в его голове было: «Хочу пить». Он крепко зажмурился — так, что под закрытыми веками побежали кляксы, и вновь открыл глаза. Они болели, смотреть в стороны было пыткой, но Тэхен плюнул на эту несущественную в тот момент боль и взглянул сначала вправо, затем влево. По обе стороны стояли прозрачные полки, сверху донизу уставленные колбами, микстурами и банками, рядом с кушеткой находился стол с медицинскими инструментами и капельница с каким-то прозрачным веществом. Тэхен проследил взглядом за шнуром и обнаружил в своих мертвенно-бледных руках иголки. Ужас захватил его очередной волной. Свет вновь вспыхнул яркой звездой, ослепляя омегу. Он попытался поднять руку, но та лишь безвольно повисла с кушетки, на которой он лежал. Спиной Тэхен ощущал ее холод и твердость металла, но у него было ощущение, что он лежал в гробу. Паника двигалась по телу вместе с кровью, заражая каждую клеточку тела. Тэхен вновь поднял руку, но та не послушалась. Омега хотел зарыдать в голос, забиться в истерике, спрятаться в самый дальний угол, но постарался дышать ровно, хотя это совсем не получалось. Он сделал два вдоха и один выдох, затем повторил. На пятый раз ему удалось поднять сначала одну, затем вторую руку и выдернуть иголки из своих вен. На кончиках проколов мигом выступили кровавые бусины. Тэхен оглядел свое тело, словно видел его впервые. Оно не подчинялось ему. Сверху раздались какие-то шорохи, затем крик и череда выстрелов. Внутри омеги все покрылось коркой толстого льда. Он не мог лежать здесь и ждать непонятно чего, но и пошевелиться тоже не мог! Тэхен изо всех сил схватился за края кушетки пальцами так, что костяшки побелели, а капли крови на проколах стали еще больше. Ноги не слушались — слишком много часов Тэхен провел без движения, кровоток стал медленным из-за дряни, вводимой в его вены. Ноги были точно декорацией к тряпичной кукле, над которой омега никак не мог взять верх. По иссушенной коже щек покатились слезы. Тэхен не обратил на них внимания и сосредоточился на ногах. Представил, как каждая косточка, каждая клетка его кожи, крови, мышц повинуется ему, а затем он встает. Он еще крепче перехватил края кушетки и рывком, собрав все свои силы в кулак, поднял туловище. Сработало! От радости хотелось рыдать и смеяться одновременно. Лампа вновь замигала и на несколько секунд, показавшиеся Тэхену вечностью, потухла. Его сбитое дыхание раздалось в оглушающей тишине. Страшно. Ему было по-животному страшно. Такой страх нельзя испытать даже встретившись лицом к лицу с зараженными, этот страх порождает лишь один монстр — человек. Но лампа загорелась вновь, и вместе со светом к Тэхену вернулись силы бороться дальше. Он скинул ноги с кушетки, ощутил ступнями ледяной кафельный пол и воспринял это, как маленькую победу. Миллиметровыми шагами на пути к большой цели, так он решил идти до спасительной двери, из-под которой пробивался оранжевый свет. Сверху снова раздался крик и автоматная очередь, настолько оглушительная и ужасающая, что Тэхен не заметил, как начал кричать сам, закрывая уши руками. Он рывком поднялся со своего смертного одра и тут же упал на колени, почувствовав тупую боль. Но эта боль — ничто по сравнению с тем ужасом, который творился у него внутри при мысли об отце и Чонгуке. Они там, наверху, и Тэхен обязан встать и побежать к ним, чтобы помочь, защитить… По щекам катились крупные слезы. Он облокотился на ладони, заваливаясь вбок, но все же смог встать и устоять на ногах. Нетвердой походкой он двинулся к стеклянной двери, как внезапно увидел с обратной стороны два силуэта, бегущих к нему. Это они! Тэхен хотел крикнуть: «Я здесь, посмотрите, я здесь!», как в ту же секунду раздался оглушительный взрыв. Весь мир вокруг разлетелся на осколки, как лопнувший мыльный пузырь. Вверх поднялось облако пыли, щепок, битого стекла и бетонной крошки. Тэхен завалился на пол и принялся судорожно кашлять, задыхаясь в кострище и пыли. Она забилась в нос, в глаза, в рот, в уши, вокруг летали искры и сыпались ему на голову. Слезы на его окровавленном лице стали красными. Он не сразу понял, что нижняя часть его туловища оказалась под бетонной перекладиной лопнувшего каркаса здания. Тэхен не чувствовал боли. Его взгляд судорожно бродил перед собой, ища взглядом Намджуна и Чонгука. Их нигде не было. — Пап, — хриплым, едва слышным голосом прошептал Тэхен и тут же зашелся кашлем. Воздух раскалился до предела, из-за пыли и горящего дерева невозможно было вдохнуть. Тэхен коснулся своего лица и обнаружил осколок битого стекла, вонзившегося в кожу. — Чонгук… Когда через несколько секунд пыль осела, Тэхен сморгнул грязь и слезы с глаз и увидел их, лежащих перед собой. Отца разорвало на части. Чонгук лежал у стены, пустым взглядом смотря куда-то в бездну. Тэхен закричал, что было сил, завыл раненным зверем и потянулся к ним рукой с оторванным пальцем. Он кричал, кашлял, задыхался, рыдал, вновь кричал и… Проснулся. Тэхен распахнул глаза и тут же почувствовал, как его бьет крупная дрожь. Подушка, мокрая от слез, прилипла к лицу. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы понять — он не в горящей лаборатории, он дома, в кровати со своим мужем — целым и невредимым, а холод лаборатории — это всего лишь ветер из открытого настежь окна. Полежав еще несколько минут, чтобы прийти в себя, Тэхен присел в кровати и вытер мокрое лицо краем одеяла. Чонгук спокойно спал рядом, тихо похрапывая время от времени. Омега коснулся холодной рукой его горячей спины и улыбнулся через силу, чтобы почувствовать, что он в безопасности. Но почему же тогда такой горький, липкий осадок покрыл его душу? Омега тряхнул головой, встал и закрыл окно. Несмотря на последний месяц лета, ночью уже становилось достаточно холодно. «Надо бы проверить, как там Тэгык», подумал Тэхен, накинул старый кардиган и бесшумно выскользнул из спальни, чтобы не разбудить Чонгука. Дверь в комнату Тэгыка была приоткрыта, чтобы мальчик видел сквозь щель в двери свет из коридора. В таком возрасте, а Тэгыку вскоре исполнится три года, дети часто видят монстров под кроватью, хотя настоящие монстры прячутся среди людей. Тэхен аккуратно приоткрыл дверь и подошел к сладко спящему сыну. Тот лежал на животе, раскинувшись звездочкой и скинув одеяло на пол. Один носок валялся в конце кровати, другой наполовину сполз с ноги, волосы мальчика были растрепаны, а его сонная мордашка была настолько милой, что омега не удержался от смешка. Ну что за чудесный ребенок? Тэхен бережно натянул на него носки, поднял с пола одеяло и подложил под пухлую руку мальчишки его старого медведя с оторвавшимся глазом, подаренного дедом. Сэми, спящий на второй подушке Тэгыка, сонно поднял голову, посмотрел на Тэхена недовольно, словно он помешал им в их царстве грез, и мяукнул. — Тс-с-с, разбудишь, — приложив палец к губам, прошептал Тэхен. Тэгык причмокнул губами и перевернулся на бок, прижав к груди любимую игрушку. Сэми тоже примолк и решил провалиться в сладкий сон. Тэхен погладил кота по шерсти, затем наклонился и чмокнул сына в лоб. — Доброй ночи, солнышко. Тэхену больше не спалось. В темноте он спустился на кухню, поставил чайник на печь и насыпал в кружку сушеной ромашки, ложечку шалфея с мелиссой и пару листиков свежей мяты. Хотя он думал, что травяной чай поспособствует улучшению сна, этого не произошло. Иногда Тэхен мог заснуть и проспать спокойно всю ночь, а иногда… Даже на секунду закрыть глаза было выше его сил. Из-за этого он скинул вес, под глазами пролегли мешки и фиолетовые тени, он стал хуже соображать и чаще нервничал, и все это приводило в беспокойство домашних. Когда чайник закипел, и из носика повалил пар, Тэхен залил чай кипятком и добавил в него капельку меда, чтобы он не был таким горьким. Омега распахнул небольшое окно над раковиной, и ветер весело влетел в кухню, подхватив светло-персиковые ситцевые шторы. Запахло ночной свежестью, переливом летних трав, цветов и землей. Так пахнет дом. Тэхен поплотнее укутался в кардиган и глотнул горячий чай. Грудь тянула невыносимая тоска. Уже не первый месяц, как это место стало его домом, а иногда Тэхен все равно хотел стать маленьким мальчиком и резвиться перед крыльцом отчего порога, гоняя гусей и куриц палочкой. Тогда все было проще, сам мир, казалось, был проще. Он скучал по отцу… Одинокая слеза покатилась по щеке и плюхнулась в чашку с тихим «бульк». Как глупо было плакать! Он ведь уже не маленький мальчик, у него уже есть муж, сын, своя семья. Но душа все равно тянулась в родные объятия, чтобы вдохнуть его родной, старческий запах и понять — все хорошо. Они все еще вместе. — Снова этот сон? — хрипло спросил Чонгук. Тэхен не обернулся, чтобы спросить, почему он проснулся, ответ был ясен и так: потому что закрыто окно, а сзади его никто не обнимает. Чонгук прошаркал в тапочках к нему и мягко обнял омегу за талию, укрывая в своих объятиях. Тэхен прижался в ответ спиной и только сейчас смог расслабить напряженные мышцы. За окном, где-то вдалеке, гавкали собаки, доносилось мычание коров и ржание лошадей… — Да, — тихо ответил Тэхен. — Снова этот сон. Ты и отец умираете, а я беспомощно на это смотрю, не в силах помочь, протянуть руку… Тэхен крупно вздрогнул от внезапно восставшей картины разорванных тел перед глазами. Он крепко зажмурился и вцепился в кружку с чаем так, что несколько капель брызнуло на пол. Чонгук немедленно прижал его к себе, обхватил крепким кольцом и молча стоял рядом, бормоча на ухо какие-то глупости. Тэхену не нужно вслушиваться в смысл, он просто понимает, что не остался один на один со своим кошмаром. Постепенно дрожь унялась, и Чонгук смог усадить его на стул — обессиленного и уставшего. — Давай сюда, — альфа аккуратно забрал из его пальцев кружку, чтобы Тэхен случайно не разбил ее или не поранился, и отставил на тумбу рядом с печкой. Тэхен выглядел просто ужасно. Осунулся и похудел, глаза с темными кругами ввалились, скулы отчетливо выступили на обескровленном лице. Если бы все было так легко, как в книгах. Если бы герой только мог уснуть после страшной ночи и проснуться наутро совершенно здоровым… Увы, в жизни такого не бывает. Чонгук точно знал, что преследует Тэхена во снах. Та же тварь, что и подстерегала всегда Хосока — посттравматическое расстройство. Он сел на корточки перед Тэхеном и обхватил его руки своими. После долгой работы в теплице, в конюшне и по дому его некогда нежные руки приобрели грубость. Мозоли венчали кончики пальцев, иногда причиняя дискомфорт. Теперь в Тэхене с трудом можно было узнать того милого, но бесстрашного юношу, коего некогда повстречал Чонгук. Они оба стали другими. Выросли. Поумнели, что ли. Милые свидания переросли в общий быт, горячая, бурная любовь усмирилась и приняла облик себя настоящей — спокойной, тихой. «Любовь» теперь была не в страстных поцелуях, а в приготовленном заранее сухпайке для патруля территории, массаже ступней после целого дня на ногах и «Лежи, я сам покормлю Тэгыка» посреди ночи. И такая любовь им обоим нравилась гораздо больше. Чонгук прижался губами к пальцам омеги. Что ему сказать? Что все будет в порядке? Но это ложь. Чонгук ему врать не хотел. Ничего не будет в порядке с его психикой после всего, что произошло — предательства родных, страха за жизни отца, любимого, ребенка, за свою собственную, шрамов, что зажили на лице и все еще кровоточили в душе. Да, прошло уже почти три года с тех самых событий, но это просто пустяк по сравнению с тем уроном, который понес омега. Хотя он смеялся днем и радовал людей вокруг своей энергией и оптимизмом, Чонгук знал, что происходило с ним ночью. Хосок часто с ним разговаривал об этом, ведь кто лучше сможет понять его, как не человек, переживший нечто похожее? Хаку тоже всегда был рядом и поддерживал. Чонгук ни на шаг не отходил. Но, увы, в его снах не было защиты. И что мог сказать теперь Чонгук? Что он рядом? Но Тэхен и так это знает. Слова никак не могут перекрыть ужасные чувства, бурлящие глубоко внутри его омеги. Так что Чонгук не нашел ничего лучше, кроме как целовать его холодные пальцы. — Прости, что тебе приходится возиться со мной. — Замолчи, Тэхен, — грубо одернул его Чонгук и посмотрел на омегу жестким взглядом, но тут же смягчился, увидев перед собой сгорбленного, понурого юношу. Он вздохнул, раскрыл его ладони и принялся мягко их гладить. — То, что я тебе предлагал… Морфий. Я могу его достать, только скажи. — Что? — воскликнул Тэхен и тут же захлопнул рот, боясь разбудить Тэгыка. — С ума сошел? Ни за что. Переборщу с дозой — и все. С этой штуки тяжело слезть, ты знаешь! — Знаю, — вздохнул альфа и потер шею. — Зачем же тогда предлагаешь? Чонгук, у нас маленький ребенок, нет, ни за что… Я не смогу. — Подумай о себе. Ты не спишь, не ешь ничего, да ты сам похож на зараженного. Я не могу смотреть, как ты мучаешься. Эти травы, — он ткнул пальцем в опустевшие баночки, некогда набитые до верха, — тебе уже не помогают. Они для тебя теперь все равно что плацебо. Просто пустышка. Неужели ты думаешь, что я ничего не вижу? Тэхен, мы ведь сможем следить за дозой. Ты не станешь принимать много. Только чтобы уснуть. — Чонгук, я все сказал, — отрезал Тэхен и зло мотнул головой. Светлые локоны упали на лоб. — Это слишком опасно. Да и где ты найдешь свежий морфий? Те запасы, что были у Джина в складах под Янъяном, уже давно с истекшим сроком годности. Я скорее убью себя. Хотя засну крепко, да, — грустно усмехнулся он. Чонгук шутку не оценил. — А я и не про его запасы говорю. Я могу достать свежий. — Где? — ощетинился омега. — Я не хочу, чтобы ты связывался со всякими головорезами ради этого! Ох, — он вздохнул и принялся массировать виски. — Ты ведь знаешь, у меня это бывает периодами… Скоро пройдет, я смогу нормально спать. И есть тоже. Это просто нужно переждать. Ну? — Тэхен улыбнулся уголком губ и обхватил лицо мужа руками, отчего щетина кольнула кожу. — Мы ведь поклялись, и в болезни, и здравии, и все такое… — Знаю. Но подумай еще раз над моим предложением, — Чонгук взял его руку в свою и поцеловал в ладонь. В повисшей тишине было слышно, как фырчат лошади и коровы бьют себя хвостами по бокам. — Знаю, ты соскучился по отцу. Вы ведь увидитесь совсем скоро. Тэгык тоже ждет этой встречи. Может, пойдем и попробуем поспать хотя бы до рассвета, чтобы завтра у вас было много сил резвиться на песке и провожать последний день лета? — улыбнулся уголком губ альфа. — Ты прав. Нужно пойти и попробовать, — Тэхен ткнулся лбом в лоб альфы и прикрыл глаза. Грудь стянуло тоской по дому, по отцу, по Юнги… — Уверен, что не сможешь пойти с нами? Джойз вроде бы раздобыл где-то мяч. Понятия не имею, где он его вообще нарыл. Но он уверял, что мы можем поиграть в волейбол. — Завтра моя смена, нужно выходить в патруль. К тому же, кончаются припасы мяса и дикой картошки. Я бы с радостью пошел с вами, но не могу. — Хорошо, — вздохнул Тэхен. — Но если Джойз проест мне плешь своим нытьем о твоем отсутствии, я плешь потом проем тебе. — Зато Намджун порадуется, — засмеялся Чонгук, и с губ Тэхена тоже слетел смешок. — Он меня очевидно все еще недолюбливает. — Он тебя до конца света будет недолюбливать, — тихо рассмеялся омега. Вместе они неспеша поднялись в спальню и по пути заглянули к Тэгыку — тот крепко спал, уткнувшись лицом в бок Сэми.

***

Четырехлетний малыш Хенджин стоял на полу, взявшись пухлыми пальчиками за деревянные перегородки у кроватки двойняшек Хенджуна и Енджуна, которых Юнги уложил на дневной сон. Енджун спокойно спал, раскинув конечности звездочкой, и громко дышал через нос, все еще инстинктивно посасывая соску. Но Хенджун не сомкнул глаз, даже когда папа приглушил свет и оставил их в тишине. Он тихо сидел на пятой точке, слегка покачиваясь, и смотрел своими огромными черными глазами на Хенджина. Его пухлые щеки повисли, как у хомяка, розовые губы надулись, а меж светлых бровей пролегла складка. Они были совсем не похожи на папу, оба мальчугана — копия дядя Намджун: темные глаза, бронзовая кожа, черные волосы. Хенджин озадаченно ткнул пальчиком в бок Хенджуна, отчего тот недовольно закряхтел и взмахнул ладошкой, в которой держал бутылочку. Чимин, проходя мимо детской спальни с приоткрытой дверью, стал невольным свидетелем этой картины. Он мягко улыбнулся, приоткрыл дверь, пропуская внутрь полоску света, и тихо спросил: — Хенджин, ты что здесь делаешь? — Дядя Чимин! Иди сюда, иди сюда скорее, — шепотом воскликнул Хенджин, обрадованный, что хоть один взрослый сможет ему ответить на вопрос. Он поманил ручкой дядю, Чимин послушно зашел и сел на корточки, обратив внимание на Хенджуна. Малыш по-прежнему сидел и разглядывал Хенджина. — Что-то случилось? — поинтересовался альфа. — Мне просто интересно, — отозвался мальчик, вновь ткнув в Хенджуна пальцем. — А почему он такой страшный? Чимин плотно сжал губы, чтобы не рассмеяться в голос и не разбудить малыша Енджуна, который, в отличие от брата, никогда не пропускал дневной сон. Чимин с теплотой посмотрел сначала на Хенджина, таращившегося на него в ожидании ответа, после — на Хенджуна, таращившегося на мальчика. Альфа мысленно усмехнулся, думая, что он совсем не удивится, если через лет эдак пятнадцать у них образуется новая парочка. — Хм-м-м… Ты так думаешь? А по-моему, Хенджун очень красивый, — улыбнулся альфа. Мальчик нахмурился и снова посмотрел на малыша, почесывая в задумчивости подбородок, словно бы сомневался в словах дяди. — Хенджин, а ты почему здесь? Я думал, ты помогаешь папе собирать вещи. Или ты уже передумал идти с нами в поход? — заговорщески спросил он, прекрасно зная, как этот карапуз обожает ходить со взрослыми гулять. — Конечно нет! — взвизгнул Хенджин и накрыл рот ладошками, потупив взгляд на малышей. — Ой… Совсем забыл, что здесь дети, — снисходительно ответил мальчик и хихикнул. Чимин тихо рассмеялся, чмокнул Хенджуна в лоб и пошел вместе с Хенджином в гостиную, где бурлила жизнь. — Мясо взял? — Да. — А полотенца? — Конечно. — А… — Ханен, я все взял! — взмолился Юнги, устало упав на кресло. — Ты у меня еще вчера все перепроверял! Что за недоверие ко мне? — возмутился омега, замахнувшись полотенцем на старшего. — Ну, ну, Юнги, успокойся, — мягко ответил Ханен и по-лисьи подкрался к нему сзади, принявшись массировать ему плечи. — Просто ты такой рассеянный в последнее время, так что… Ну, лучше несколько раз перепроверить, чем потом в разгар веселья обнаружить, что вся еда осталась дома. Не дуйся, — улыбнулся омега. — Да знаю, знаю, — заворчал омега и принялся тереть лицо ладонями. — Я не обижаюсь, просто обидно… Он и сам стал замечать, что стал более невнимательным, чем до появления детей. Юнги бы никогда не подумал о том, что заботиться о двух малышах, не считая Намджуна, — такой тяжелый труд. Он часто не высыпался, не успевал поесть, нервничал, хотя и Намджун, и Ханен оказывали ему огромную поддержку, в основном с малышами был именно он. Нельзя ведь оторвать Намджуна от его привычных дел, как и нельзя постоянно отрывать Ханена от семьи — у него самого Джойз и двое детей. Причем Джойз заменял десятерых детей. Массаж старшего его немного расслабил и подарил удовольствие, от которого Юнги готов был замурчать. Он вытянул ноги и откинулся на спинку. — Тебе нужен отдых, милый, — сказал Минки, появившийся из кухни с фартуком на талии, полотенцем и мокрой миской в руках. — Пойдете, искупаетесь, пожарите мясо, поиграете! Последние деньки лета перед холодной осенью, потом уже шибко не повеселишься. Оставь все заботы на меня. — Но мне так неудобно, — пробормотал Юнги. — Когда они проснутся, здесь начнется апокалипсис. Я переживаю за ваши нервы. — О, брось, — отмахнулся Минки, изрядно постаревший и сдавший в здоровье за эти годы. — Посидеть с внуками — единственная радость в жизни старика, не отнимай ее у меня. — Никакой вы не старик, Минки. Вы омега в самом расцвете сил, — возразил Ханен и с улыбкой приобнял его за плечи. Хотя, конечно, это была очевидная неправда — волосы его от пережитого стресса начали седеть раньше времени, его мучали кошмары, угрызения совести и ужасные воспоминания, на коже появились морщины. Юнги не хотел признавать, что однажды это постигнет и Намджуна, хотя с проседью в волосах он казался ему еще привлекательнее. Но Намджун — мужчина, который занимается физическим трудом, он всегда в движении, всегда занят чем-то, и пока им обоим удавалось обгонять старость на несколько шагов. — К тому же, малыши вас просто обожают, — улыбнулся Юнги и подскочил с кресла, спеша приобнять Минки. — Спасибо вам, милые, — слабо улыбнулся он и промокнул краем полотенца уголок глаза. — Мне действительно важно слышать это от вас… — Услышал бы это Чимин, ох и получили бы вы, Минки, от него, — тихо засмеялся Ханен, задорно подмигнув сморщившему нос старичку. — Ну и что это я должен был услышать? Какие тайны Вселенной вы от меня скрываете на этот раз? Признайтесь, кого-то из вас забрали на опыты зеленые человечки, про которых распинался Джойз? — спросил со ступеней Чимин. Хенджин резво перепрыгнул последнюю ступеньку и подбежал к Минки, взяв в кулачок край фартука. — Я был бы не против, если бы эти человечки забрали меня, потому что эти двое, — пробурчал Юнги, ткнув пальцем в сторону лестницы, — меня когда-нибудь доведут, я сорвусь и съем в одно лицо целый торт. Огромный. С голубикой. Никто из вас не сможет меня остановить. — А он и вправду на грани, — засмеялся Ханен. — Да ну, а по-моему, Енджун настоящий ангелочек, — ласково улыбнулся Минки. — А Хенджун? — устало улыбнулся Юнги. — Да на него управу не найти! У этого ребенка шило в одном месте. Понять не могу, в кого только он такой… — А я? — беззаботно улыбнулся Хенджин, глянув на омегу, которого считал дедушкой. — А ты такой же маленький наглец, как твой отец, — пожурил его папа, шлепнув сына по упитанной попе. — Ханен! — шутливо вскрикнул Минки. — Не смей в моем присутствии шлёпать моего внучка. Хенджин-и, ты — дар, посланный нам с небес. А знаешь, что у меня для тебя есть? Венчик, а на нем ку-у-уча взбитого крема! — Ура! — воскликнул Хенджин, подпрыгнул и принялся хлопать в ладоши. Кинув на Ханена взгляд «да-я-демон-в-обличие-ангела», мальчишка унесся вслед за Минки на кухню. — Копия Джойза! — заворчал Ханен, тыкая в спину сына пальцем. — Нет, вы видели это вообще? — Да ладно, один Джойз — хорошо, а два — еще лучше, — засмеялся Чимин. В этот момент открылась входная дверь, и в гостиной показались собственной персоной Джойз, Намджун, держащий на руках жующего крупный помидор Уена, а процессию завершал Юнри, несущий целую корзинку с овощами и фруктами. — Всем приветик, — весело поздоровался Джойз. С его лица не сходила до глупого смешная улыбка. Он глянул на малыша Уена и вновь взорвался смехом, активно захлопав себя по колену. — Не, я не могу. Он ест как самый настоящий поросенок, — Уен глазами-звездочками уставился на отца, дернулся всем телом и вскинул ручки с помидором. Его чумазая мордочка, вся в подтеках после зрелого овоща и кое-где следами ежевики, засветилось счастьем. — Ну, все, увидел отца. Никто больше не нужен, — засмеялся Юнри. Чимин мягко поцеловал любимого в губы и забрал на руки перепачканного сына. — Аккуратнее, он успел наступить ботинком в навоз… — Фу-у-у, — сморщил нос Джойз и тут же получил подзатыльник от Ханена. — Эй! А я что, виноват? — возмутился мужчина. — Да от тебя по вечерам тоже не розами пахнет, знаешь ли! — все в гостиной засмеялись. Намджун с улыбкой посмотрел на Юнги, склонился над ним и поцеловал в макушку. — Уверен, что не хочешь поспать? — альфа коснулся целой рукой щеки Юнги, и тот подарил ему в ответ улыбку, полную любви. Он обхватил пальцами культю Намджуна, заметив при этом, как тело Намджуна непроизвольно дернулось, стараясь уйти от прикосновения, а щекой прильнул к его ладони. — Да, уверен. Все же не часто выпадает свободное время только для нас, а Тэхена я уже сто лет не видел. И вам будет полезно увидеться, — Юнги подался вперед и обнял присевшего на корточки альфу. Чимин с Уеном на руках ушел умывать сына, Ханен и Джойз проверяли корзины, а Юнри упорхнул на кухню — помогать любимому папе готовить овощное пюре для детей. Юнги потерся носом о нос альфы, провел по скуле к уху и мягко поцеловал в хрящик. На седеющих висках альфы остался запах прогретой земли, леса, табака и собственный запах его кожи. — У меня от тебя тепло вот здесь, — прошептал, едва разлепляя губы, Юнги: — И ты безошибочно знаешь, где… — И ты, — дернув уголком губ, ответил альфа. — И ты… Так глубоко, что теперь только вместе с сердцем можно будет выдрать. Они застыли в такой неудобной позе, наслаждаясь друг другом и лишь на несколько мгновений восставшей тишиной. Привязанные сердце к сердцу — так близко, что разорвать эту связь было невозможно. Те события трехлетней давности… Изменили их всех. Они все потеряли что-то. Здоровье. Любимых. Часть себя. Половину жизни. Джойз на том поле боя оставил свое зрение — теперь у альфы тянулся уродливый шрам через весь глаз, от брови до самого подбородка. Ханен надеялся спасти любимому зрение, но все было тщетно, глазное яблоко было безвозвратно ранено и утратило свои функции. Но Джойз никогда не отчаивался и носил этот шрам с гордостью, рассказывая Хенджину и Сону, что получил этот шрам в бою с чудищами. Так все и было. Но Намджуну пришлось намного тяжелее. Он потерял правую руку — почти до самого локтя, и хотя он не жалел о своем выборе, сказав как-то, что делал бы этот выбор всегда, чтобы спасти сына, Юнги видел, насколько ему сложно. Он больше не мог нормально охотиться, копать, убирать, чистить, стрелять. Он называл себя рухлядью и калекой, не подпускал к себе никого, предпочитая переживать собственное уродство в одиночестве. Но Юнги каждый день, каждый из этих трех лет, несмотря на боль или усталость, на горе или счастье, был рядом. Незримо поддерживал, помогал, направлял… Намджун думал, что от такого калеки молодой и красивый омега должен уйти. В самом деле, он ведь уже не молод. На лице — расщелины морщин, в глазах — усталость всего человечества, а теперь еще и беспомощный. Что он мог ему дать? В какой-то момент Намджун даже подумал, что лучше самому бросить Юнги, разбить ему сердце ради будущего счастья, но не смог. Он бы никогда не смог поступить так со своим любимым, родным, маленьким Юнги. Ночами говорили о всяком — о посадках на будущую весну, о книгах, о музыке. Намджун еще не раз водил Юнги в ту самую церковь, где они впервые встретились. Юнги играл на старом пианино, каждое мгновение ожидая, что на соседние клавиши приземлится его родная бабочка с оторванным крылом, а Намджун сидел на старых, скрипящих скамейках и смотрел в поросшее плющом витражное окно, точно старался рассмотреть там что-то. Бабочка не прилетала. Намджун же не видел ничего, кроме битого стекла. Жизнь больше никогда не могла быть такой, какой она была прежде. Намджун каждую ночь просыпался от холодного пота, подскакивал и шел в комнату Тэхена — чтобы просто посидеть там, почувствовать родной запах, прижать к груди его вещи. Чтобы осознать, что сын жив. Он не там, он не умер, он живой… Почти каждую ночь его преследовал облик бледного, лысого, едва живого Тэхена в кошмарах. Никто не мог понять, что испытал Намджун в ту ночь, и даже Юнги до рождения детей не мог его понять до самого конца. Каково это — держать на руках тело своего полуживого ребенка и осознавать, что каждая секунда может стать для него последней? Каждый раз от этой мысли Юнги пробирали мурашки, и он спешил к своим детям, чтобы обнять их и поцеловать каждого в лоб. Будь он на месте Намджуна, он бы сделал то же самое. Ни перед чем не остановился бы. Стер бы в порошок весь мир, чтобы спасти своих детей. Поэтому теперь он понимал, почему среди ночи Намджун внезапно подскакивал и шел в комнату Тэхена, перечитывал его письма и касался их губами, носом, представлял, что сын рядом. Юнги обычно вставал и шел на кухню, чтобы заварить травяной чай, а после они вместе сидели на террасе, прямо под виноградником, посаженным Тэхеном, и до самого рассвета разговаривали. Обо всем. О лошадях, о школе, о семье… Юнги потерял свою сестру, частичку своей души. Он до сих пор ночами листает ее дневник — хрустящие, ломкие страницы с выцветшими от солнца и его слез чернилами. Однажды Намджун застал его, сгорбившегося, за столом. Юнги листал ее дневник, и нашел запись: «Утром мне удалось раздобыть для Юнни новые кеды — он быстро растет. Когда я его нашла, он был совсем крошкой, а теперь растет по часам. Кеды эти были старые, потрепанные, но вполне себе носибельные — мой волчонок был на седьмом небе от счастья. Что ж, к обеду он пошел поохотиться на белок, и вернулся обутый только на одну ногу. «Что случилось?», вскричала я, заволновавшись. «Ничего», — буркнул он в ответ, — «с собаками подрался». С собаками! С бродячими, дикими собаками, которые могли его заживо съесть! Успел удрать только чудом, пожертвовав новыми кедами, зато вернулся с белкой. У него в генах это заложено, что ли? Рисковать своей головой и выходить победителем. Я даже и не знаю, что делала бы без него. Я потушила мясо и накормила его, а сейчас он спит, сложив голову на мои колени. Спать пойду и я. Спокойной ночи, дневник, Юнги и я». Юнги плакал навзрыд, заливая страничку с этой записью слезами, а Намджун обнимал его, прижимая к груди, к сердцу поближе. Он как никто понимал, что пережил Юнги, кого он безвозвратно потерял. Теперь воспоминания — самое дорогое, что у него было от Гююн. Юнги всегда ухаживал за ее могилкой, не обижая и покоящуюся рядом Сэром — вырывал сорняки, чистил кресты и постоянно приносил новые цветы. А еще он всегда желал увидеть свою бабочку — хотя бы мельком, хотя бы краем глаза. Но с тех пор, как она улетела в закат, Юнги больше никогда ее не встречал. Папа, наверное, понял, что теперь Юнги в надежных руках. Он нашел свою семью, свое место, и маленький мальчик, живущий под кроватью в голове Юнги, должен навсегда покинуть свое укрытие. Но разве Юнги мог отпустить папу… Отпустить его навсегда? Взрослый человек, имеющий мужа, двоих детей и целое хозяйство в общине говорил, что уже пора. Хватит держаться за ту веревку, что натирает руки до крови, до мяса, причиняет боль. А малыш, сжимающий папину книгу в руках, плакал и упорно говорил: «Нет. Хочу увидеть его снова, хотя бы глазком». Юнги хотел бы хотя бы иметь возможность вот так ухаживать за могилой папы, как за Гююн и Сэром. Но и этого он был лишен. Это были чувства, которыми он никогда и ни с кем не делился… Ни с кем, кроме Намджуна. Может быть, Намджун не идеален. Может быть, для кого-то он плох. Но не для Юнги. Для него он стал не только мужем, а лучшим другом, опорой, товарищем и партнером, который подставлял плечо в трудный момент. Они были и грузом, и гигантами, держащими их. Намджун бы никогда не думал, что найдет человека, который заполонит собой всю пустоту в его дыре, Юнги никогда бы не подумал, что впустит кого-то в свое сердце — пока они не появились друг у друга. Юнги слегка отстранился от альфы, взял его лицо в шершавые ладони, пропахшие молоком, каждым своим действием показывая «ты у меня вот здесь, любимый мой, родной». Намджун прижался к его губам. — Ну, эй, голубки, долго вы тут миловаться будете? — воскликнул Джойз, прерывая их вечный безмолвный диалог, и закинул на спину рюкзак. — Динь-дон, пора выдвигаться в путь! Как и просил Минки, все детишки, включая Юнри, остались на его попечении. Юнри не любил загорать и плохо переносил жару, по которой еще предстояло добраться до Края Земли — так они начали называть пляж, который нашел Намджун и где они с Юнги впервые познали друг друга. Юнги любил сидеть на берегу до самого заката, наблюдая, как медленно пузатое, раскаленное докрасна солнце катится за горизонт и падает в воду, поджигая ее, словно огненную лаву. В такие моменты он действительно думал, что это край Земли, а морская вода падает прямо в космос. Чимин же решил развлечься — все же нести на себе бремя лидера общины было не так-то просто, и хотя Юнри помогал ему всем, чем мог, Чимин все равно уставал, желал порой просто отвлечься, а тут такая возможность подвернулась — и искупаться, и с Тэхеном, которого уже сотню лет не видел, повидаться. Джойз взвалил на свои плечи предводительствовать в их шествии, бодро размахивал палкой, разгоняя змей и всяких насекомых, и бодро рассказывал Чимину, шедшему рядом, как они будут играть в волейбол с воображаемой сеткой. За ними быстрыми шагами семенил Ханен в огромной шляпе, которая постоянно падала ему на глаза, и то и дело поправлял рюкзак с провизией, ощутимо шлепающий его по худощавой заднице. Процессию замыкали Юнги и Намджун — они шли, сцепив пальцы в замок и совсем не обращая внимания на то, что у них обоих влажные ладони. Юнги прикрыл ладонью глаза и с легкой улыбкой посмотрел на мужа, который только от одной мысли, что вот-вот увидит старшего сына, расцветал, словно майский цветочек. — Все еще не понимаю, почему мы не взяли лошадей, — взмолился Ханен, вытирая пот со лба. — У меня в кроссовках уже такая парилка, что, кажется, я вскипячу море. — Да ладно тебе, — весело отозвался Джойз, размахивая палкой. — В конце-концов, мы давно не гуляли все вместе. — Это потому, что мы постоянно собачимся, когда гуляем вместе, — засмеялся Юнги. — Пф-ф-ф, это уже нюансы, — махнул рукой Джойз. — Вы на погодку-то поглядите: как тепло! Земля и деревья так сладко пахнут, что я бы вечно дышал этим воздухом. А на небе — ни облачка! Ветерочек треплет волосы, и даже если прямо передо мной выскочит зараженный, я ему улыбнусь и скажу: «Дружище, ну чего же ты так долго?». Уверен, он даже не захочет меня сожрать. — Ну, или сначала бы ты повизжал, как маленькая девочка, — прыснул Чимин. — Как в тот раз, помнишь? Когда на тебя бегун кинулся во время обхода. — Нашел что вспомнить! — вскрикнул Джойз и возмущенно посмотрел на товарища. — Между прочим, тогда это было слишком уж неожиданно, да и тем более, я был безоружен. Судить грехи чужих вы так усердно рветесь… — Он снова начал драматизировать, — громко цокнул Юнги. — Ой-ой, а не ты ли у нас любитель все приукрашивать? «Мужики, я такого кабана подстрелил — закачаетесь!», — перекривлял омегу Джойз, смешно скривив лицо и вытянув губы трубочкой, имитируя голос Юнги. — А на деле-то — поросенок едва ли размером с половину руки. — А помните, как за Тэхеном кабаниха гонялась? — заливисто рассмеялся Ханен, вспоминая смешное лицо младшенького. — Мы тогда оба чуть от страха не умерли. Ради всего святого, этот ребенок оставил мне предостаточно седых волос. — И не говори, — тепло улыбнулся Намджун и встряхнул седой гривой. Юнги хихикнул. — А у меня еще двое подрастают. Если они будут такими, как Юнги, это все — вешайся. Мое сердце однажды точно не выдержит. Хенджун однажды остался со мной, пока я доски пилил, и черт меня дернул поставить ящик с инструментами на землю — он себе чуть молотком пальцы не отбил. А помнишь, как он чуть не бросился лошади под ноги из-за мячика? — обратился он к смеющемуся Юнги. — Господи, я ведь уже не молод для таких переживаний. — Слава богу, что с Енджуном таких проблем нет, — вздохнул Юнги. — Мне кажется, у него в жизни две радости — покушать и поспать. Хенджуну же доставляет удовольствие познавать мир через удары, синяки и ушибы. Будь у него возможность прищемить пальцы дверью ради интереса, он бы это сделал. — Ну а что тут думать? Хенджун весь в папу. Юнги тоже лепешками не корми, дай только себе пальцы молотком отбить, — резюмировал Джойз. — Эй! — возмутился омега. — Больше всего меня беспокоит то, что Сону с такой хулиганской компанией испортится, — пожаловался Ханен. — Хенджун — воплощение демонское. Попомните мои слова, в подростковом возрасте они начнут бить стекла, стрелять по банкам и курить. — Хэй, ты назвал наших детей беспризорниками? — шутливо ощетинился Намджун и кинул грозный взгляд на виновато улыбнувшегося Ханена. Юнги поднял голову, подставив загоревшее, округлившееся лицо солнечным лучам, волнами набегающим через шелестящую листву и пушистые облака. Пели птицы и щебетали белки на сучьях высоких деревьев, жужжали пчелы, собирающие нектар в бутонах, между травой скользил ветер, украдкой облизывая оголенные босоножками ноги омеги; сладко пахли цветы и нагретая древесная кора. Как было хорошо в этот миг, весь мир сосредоточился в одном лесу, раскинувшемуся на несколько километров во все стороны, но и точно сжавшийся до крохотной точки, в центре которой был сам Юнги. Намджун пререкался с Ханеном, а пальцами крепко сжимал ладонь Юнги, и если бы у него спросили, что такое счастье, он бы ответил — идти за руку с любимым и дышать запахом лета. Тэхен сидел на песке, наблюдая, как пенистые волны наползают на его босые ноги и омывают маленькие перламутровые ракушки. Отросшие пшеничные волосы ласкал ветер, перебирал их призрачными, но нежными пальцами, откидывал на плечи с лица. Тэгык бегал вдоль берега, собирая камушки и раковинки для Хаку, периодически он поднимал что-то, зажатое в толстых пальчиках, и кричал Тэхену: «Папа, смотри, что я тут нашел!». Тэхен ласково ему улыбался, кивал и говорил: «Как красиво. Дядя Хаку так обрадуется, солнышко. Только панамку на голове поправь — солнце напечет». Морской соленый воздух обдувал кожу Тэхена и охлаждал после жаркой прогулки. Его стрелы, лук и крупнокалиберный пистолет валялись в песке за ненадобностью — да и если зараженные вышли бы к нему, Тэхен быстро с ними расправился. Конь Чонгука, Ветер, пасся на опушке, с удовольствием пощипывая сочную траву. Ветер внезапно вздул просторную рубашку Тэхена, надув ее, как воздушный шарик, и омега рассмеялся от чувства счастья и свободы. — Дедушка! — завопил во все горло Тэгык, увидев на опушке любимых людей. — Дядя Джойз! Дядя Чимин! Дядя Юнги и Ханен! Тэгык сорвался с места, взметая вверх песок, и ураганом понесся к ним, размахивая крохотными ручками. Тэхен и сам в ту же секунду подскочил и побежал следом за малышом, весело рассмеявшись. Его кожу покрыли крупные мурашки, когда на талии сомкнулись родные руки отца, а слезы брызнули из глаз — только воссоединившись с ним, Тэхен понял, как сильно его не хватало. Тэгыка подхватил Чимин, и все на него бросились, принявшись трепать за толстые щеки и щекотать складочки под просторной майкой. Лишь Намджун первым делом подбежал к сыну и поймал его прямо в прыжке. Они вместе повалились на песок, больно ударившись спинами и руками, но лишь рассмеялись, не расцепляя хватки. — Папа, — шмыгнул носом Тэхен, совсем как в детстве обхватив его шею руками, а ногами обезьянкой зацепился за талию. Он пах детством и домом, пах родными местами, пах так, как ни один человек на планете больше не сможет пахнуть. — Папочка! Я так по тебе скучал! Я тебя будто тысячу лет не видел, — Тэхен отстранился, взял в ладони его щеки, колючие от щетины, и поцеловал в нос. — Перестань, — расхохотался Намджун. — Кто тут малыш, а кто взрослый — я или ты? — Папочка, мне кажется, это было понятно уже очень давно, — рассмеялся Тэхен, встал и помог подняться отцу, предварительно стряхнув с него весь песок. Такой простой жест, а у Намджуна сердце расцвело, запело. — Это что, новые седые волоски? Юнги! Ты так следишь за моим отцом? — пожурил омегу Тэхен, пару раз ткнув в него пальцем. — Да куда там! — вскрикнул Юнги возмущенно. — Это у меня от него седых волос попробивалось. — Отец тоже так говорит про папу, — рассмеялся Тэгык у Джойза на руках. — Дядя Ханен, это тебе, — улыбнувшись во весь рот, малыш протянул расчувствовавшемуся омеге красивую ракушку жемчужного цвета, напоминавшую по форме небольшое сердечко. И пусть Тэгык нашел ее всего лишь несколько минут назад, Ханену было ужасно приятно. — Какая прелесть, — восхитился омега и сжал ракушку подушечками пальцев. — Как думаешь, мне пойдет подвеска с такой чудесной ракушкой? — поинтересовался он, приложив ракушку чуть ниже впадинки меж ключиц. — Можно еще сделать шарики из смолы, покрасить белой краской, и тогда вообще будет ожерелье в морской тематике, — улыбнулся Чимин. — Тэхен-а, привет, — альфа крепко обнял Тэхена, оторвал от песка и слегка покружил. Омега рассмеялся и вцепился в его плечи. — Какой ты огромный стал! Нет, правда, вы почему все так изменились? — удивился Тэхен. Все двинулись к месту, которое Тэхен уже облюбовал и накрыл небольшой плед едой — сыром, виноградом, сушеными лепешками и медом. Рядом лежала бутылка сладкой воды без газа, которую обычно они делали в жаркие периоды, и бутылка кваса. — Даже Тэгык не изменился за эти пару месяцев. — Да куда там, — возразил Намджун. — А ну, иди к деду, здоровяк, — Тэгык радостно переметнулся на руки к деду и мартышкой обхватил его ногами. — Ну, рассказывай, что там делают твои родители? Кормят тебя хорошо? Хотя по весу можно сказать, что кормят отлично, — засмеялся мужчина, слегка подкинув внука. — Дед по тебе так скучал, ты себе и представить не можешь. — И я скучал, дедушка! — воскликнул Тэгык и обнял Намджуна за шею. Ханен и Юнги издали общее умилительное «о-о-о-о». — У нас все хорошо дома. Только отец много работает, — надул пухлые розоватые губы мальчишка. — Но зато мы каждое утро вместе качаемся, а потом папа ведет меня на уроки. После уроков мы с Субином играем, ну, насколько это возможно. Он же еще ребенок, вы понимаете, — снисходительно сказал малыш, рассмешив старших. — У меня уже такой пресс! — гордо сказал Тэгык, задрал маечку и продемонстрировал свой круглый животик в складочках. Для убедительности он пару раз хлопнул себя по животу. — Твердый, как доска. — Вот это да, — заржал Джойз. — Да у тебя пресс прямо как у отца! Он, наверное, каждую ночь пресс качает, поедая пирожки на кухне. — А ты всех по себе не суди, — со смехом парировал Чимин, хлопнув его по спине. — Тэгык, да ты уже взрослый мужчина почти. Такой крутой. — Ага, — гордо, словно петушок, задрал носик Тэгык, а потом снова надул губы: — А где Хенджин и Уен? Я думал, что они тоже придут. — Понимаешь, милый, Хенджин немного приболел — у него начался насморк, так что ему пришлось остаться дома, — ласково объяснил Ханен, чтобы Тэгык не расстраивался. — А Уен еще маленький, ему надо спать в обеденное время, так что и ему пришлось остаться с дедушкой. Но с тобой будем играть мы все, Джойз даже мячик нашел! Как тебе идея? Ты же не расстроен? — улыбнулся Ханен. — Нет, — помотал головой Тэгык и посмотрел на дедушку, улыбаясь самой очаровательной улыбкой. — Вот уж эти дети — всегда-то им поспать после обеда надо. Мы, взрослые, совсем не такие. Спустя час Тэгык мирно посапывал на пледе, раскинув конечности в форме звездочки и прижимая любимую игрушку к груди. Тэхен воткнул в песок прямо рядом с ним зонтик, чтобы солнечные лучи не касались его тела, бережно укрыл его тонким покрывалом и присел рядом, погладив разморившегося малыша по спутанным, слегка влажным волосам. Чимин и Джойз ринулись в море наперегонки, едва успев раздеться перед погружением в воду, и целый час плескались в воде, как дети малые, пытаясь то ли утопить друг друга, то ли поиграть в мяч. Юнги поплавал около берега по-собачьи и понырял за морскими ракушками, но так и не нашел ничего стоящего, так что решил доставать загорающего Ханена и со смехом плескался в него солеными брызгами, пока Ханен ругал его с берега и угрожал кулаком. Намджун сидел на песке в купальных шортах, а рядом с ним — Тэхен, спокойный и счастливый. Пальцы Намджуна скользили по раскрытой, слегка загрубевшей от тяжелых работ ладони Тэхена, очерчивали изогнутые линии жизни. — Ты хорошо теперь живешь, сынок? — спросил Намджун, слегка повернул голову и ткнулся носом прямо в макушку сына. — Чонгук не обижает тебя? — Нет, — улыбнулся омега и прижался щекой к отцовскому плечу. — Что ты, совсем нет… Он очень любит меня и всегда заботится. Я тоже стараюсь быть хорошим мужем, но мы все равно иногда ссоримся. Ну, ты знаешь, у меня иногда бывают заскоки, да и Чонгук не всегда ведет себя, как сахарочек. Устает сильно. Говорит, сейчас снова появилось много зараженных, не знаю, к осени они, что ли, выползают. Но… в целом, все хорошо. — Ясно. А что насчет Хаку с Хосоком? — У них тоже все течет своим чередом. Хосок… еще не до конца вылечился. Наркотики сильно повлияли на его организм, так что у него стало чаще болеть сердце, иногда тяжело дышать. Не могу сказать, что он полностью избавился от своей зависимости — да и возможно ли такое вообще? Но ему уже намного лучше, и все благодаря Хаку. Он прекрасный муж и папа, если честно. Мне можно многому научиться у него. — Ему уже легче справляться? — спросил Намджун, устремив взгляд на горизонт. На периферии он видел, как Чимин и Джойз потащили вопящего Юнги дальше от берега, а Ханен размахивал руками и грозился придушить Джойза, если он не вернет омегу на место. — Ну, ты понимаешь… Когда Субин родился, ему было очень тяжело. — Да. Не представляю, каково это — не видеть своего ребенка, но… Хаку научился «видеть» кожей. Он часто аккуратно трогает лицо Субина пальцами, чтобы представить, как выглядит его малыш, — Тэхен улыбнулся. — Это трогательно. Зато все мы знаем, что Хаку любит наши души, не видя наши лица… Он сильный мальчик, и он со всем справится. — А ты? — Намджун вновь посмотрел на Тэхена и столкнулся с ним взглядом. — Ты справляешься? — Тэхен выдавил кривую улыбку. — Не знаю, пап. Я… не знаю. Почти каждую ночь мне снится, как я теряю в той лаборатории тебя и Чонгука. Сложно, — Тэхен коснулся пальцами своих волос, которые уже прилично отрасли с того момента, как Джин их беспощадно отрезал. — Мое тело почти зажило, хотя временами мне бывает плохо — это не столько значительно. Моя душа еще болит. Слишком мало времени прошло. Слишком много ошибок все мы совершили. Но, пап, — Тэхен шмыгнул носом и всем телом прильнул к отцу. — Ты и наша семья — все, что мне нужно. Я бы не пережил, если бы потерял тебя. — Ты бы никогда не потерял меня, — прошептал Намджун и крепко обнял сына, зажмурившись до боли, так, чтобы слезы не покатились по морщинистым щекам. — Если я когда-нибудь потеряю тебя, я наверняка потеряю и себя… — Тэхен всхлипнул. В груди принялось разрастаться давящее чувство неясной природы. Ему было и плохо, и хорошо одновременно. — Тэхен, знаешь, в мире есть очень много языков. Японский, немецкий, испанский, английский… Так вот, в английском языке есть слово «universe», оно означает всю Вселенную, что окружает нас. А еще есть слово «you» — оно означает «ты». Так вот, я придумал слово, которое могло бы описать, что ты значишь для меня. «Youniverse». Оно значит, что ты — моя Вселенная. — Пап, — заплакал Тэхен, вцепившись руками в шею отца до боли. Горячие слезы вперемешку с застывшим песком покатились по его щекам. — Пап, мы же всегда будем вместе? — Всегда, — тихо, но уверенно, ответил Намджун. — Конечно же, всегда… — Тэхен! Намджун! — вопил Юнги, пока Джойз с безостановочным смехом пытался в шутку погрузить его под воду. — Джойз, клянусь всем святым — вылезешь на берег, и я тебя придушу! — кричал Ханен, бегая туда-сюда по берегу. — Ханен, да мы же шутим просто, — рассмеялся Чимин, схватившись за живот. — Тут воды до пояса! — Это для вас, бугаев, а вы на Юнги посмотрите — он же малютка! — закричал омега. — Кажется, ему требуется наша помощь, — хихикнул Тэхен, вытерев слезы с щек. — Надерем им задницы? — хитро заулыбался Намджун. Отец и сын кивнули друг другу, вскочили и побежали с воплями и смехом прямиком в воду. В свете предзакатного солнца на песке остались многочисленные следы ступней — маленьких и больших. Парочку виноградных косточек вместе с песком перекатывал туда-сюда ветер. Одинокая, забытая шляпка осталась дожидаться хозяина, припорошеная песком. Пенистые волны с шумом набегали на берег, омывая гладкие камни и переливающиеся перламутром ракушки.

Конец ноября

Солнечные лучи красного цвета игриво пробирались сквозь желтую листву, подсвечивая мир ярко-оранжевым светом. Ветер змейкой скользил между пожухшей травой, которая готовилась к наступлению зимы. Воздух пах морозом и перегноем. Температура медленно опускалась каждую ночь, заставляя людей жаться ночами поближе друг к другу, натягивая на тела теплые пижамы. Маленький Джастин сидел на стульчике, беззаботно болтал ножками и наблюдал, как медленно тучи двигались с севера, подбираясь к яркому солнышку, как щупальца страшилищ, о которых ему рассказывал отец Авель. Краем ушка он слушал, как папа устраивается в кресле-качалке. Вин уселся в скрипнувшее кресло, накрыл ноги шерстяным пледом и поставил на колени гитару, брякнувшую от неаккуратного касания. Авель и Крис сидели на ящиках. Авель курил и наблюдал за омегой, а Крис начищал оружие тряпкой, пропитавшейся маслом. Усевшись, наконец, Вин бережно взял гитару в руки и пару раз пробежался по струнам пальцами, словно трогал зверька, способного испугаться неаккуратного касания. Сколько он уже не брал гитару в руки? Казалось, что с этого момента прошла целая вечность — вечность, запутанная в боли, ссорах, примирениях, воспитании и смирении. Вин кинул взгляд на альф, прикидывая в голове, какую лучше сыграть песню. Завтра Авель должен был покинуть группировку по каким-то своим делам — Вин не лез, не до этого, а Крис только сегодня вернулся с охоты со своей группой. Это первый спокойный вечер, который обошелся им без пререканий и мелких ссор, так что провести его Вин хотел хорошо. Он неуверенно коснулся струн. Джастин посадил мишку на колени и повернул его потрепанной головой в папину сторону, чтобы его верный друг мог насладиться его пением. Маленькие пальцы омеги принялись теребить струны, — почти подсознательно, — вспоминая любимый мотив. — Не исчезай… — Авель дернулся, услышав знакомые слова песни, которую Вин пел для него когда-то давно. — Исчезнув из меня, развоплотясь, ты из себя исчезнешь, — его мелодичный голос разливался по заднему дворику, как перезвон маленьких колокольчиков. Вин прикрыл глаза, не думая о том, как они оба смотрят на него. Пел всем, но и себе самому. — Себе самой навеки изменя, и это будет низшая нечестность. Не исчезай… Исчезнуть — так легко. Джастин навострил ушки и подался вперед, жадно вслушиваясь в незнакомую песню. Папа никогда ее не пел, по крайней мере не для Джастина, а малыш знал очень много папиных песен. Детский, наивный взгляд не видел, как напряглась спина отца Авеля, и как отец Крис смотрел на папу — словно на ангела, на самое дорогое, что могло быть в его жизни в тот самый момент. А папа все пел: — Воскреснуть друг для друга невозможно. Смерть втягивает слишком глубоко. Стать мертвым хоть на миг — неосторожно… — его палец слегка соскользнул, из-за чего нота стала высокой, но добавила песне какой-то драматичности. — В любви есть только трое, — глаза Авеля вспыхнули, когда он понял, что Вин изменил строчки. Раньше это была их песня! Только их. А теперь там нашлось место и Крису. Неприятное, обжигающее чувство ревности стянуло узел в груди. — Чисты мы будем в Судный день, когда нас трубы призовут к ответу. Не исчезай… Мы искупили грех. Мы трое неподсудны, невозбранны. Достойны мы с тобой прощенья тех, кому невольно причинили раны… — Вин доиграл несколько аккордов, сопровождая их своим тихим мычанием, а потом затих и приоткрыл глаза. Взгляд Авеля его обжег, а Криса — приласкал. Джастин спрыгнул со стульчика и подбежал. — Папа! Папа, почему ты не пел ее раньше? — удивился мальчик. — Такая красивая песня. Ты сам ее написал? — Нет, малыш, — Вин осторожно наклонился и поцеловал сына в макушку. — Это стих, я нашел его очень давно в книге, а потом наложил музыку, так она и получилось. Тебе правда понравилось? — улыбнулся омега. — Очень! Я бы хотел послушать ее еще раз, она такая красивая. — Да, — процедил Авель и с шипением потушил окурок о ящик. — Очень красивая, — Вин кинул на него взгляд, но промолчал. Он ясно понимал, что альфа разозлится на изменения, но ничего не мог поделать — он не смел так просто выкинуть Криса и сделать вид, что его не существует. — Не обращай на него внимания, — одними губами сказал Крис, поднялся и поднял Джастина на руки, слегка подкинув его. — Папа нам потом еще раз обязательно споет, ага? — Вин кивнул. Джастин просиял, как звездочка. — Но сейчас уже пора мыться и укладываться спать. — Но отец, еще даже не ночь, — надулся малыш и ткнул пальчиком в небо. — Солнце светит, птички еще даже не спят. — А малыш топляк уже должен спать, — покачал головой Крис и мягко чмокнул наливную щечку малыша. Джастин хихикнул и обнял альфу за шею. — Вин, идешь? — Авель кинул на него раздраженный взгляд, едва ли сдерживаясь, чтобы не врезать. Смеет игнорировать в присутствии его омеги и его ребенка! — Да, сейчас. Вы идите, я догоню, — отозвался омега. Когда Крис и Джастин скрылись в доме, он поставил гитару на досчатый пол, облокотив ее грифом на перила. Тяжело вздохнув, Вин посмотрел на Авеля: — Ну, чего ты? Злишься? — Не злюсь. Просто раздражает. — Песня? — Он меня раздражает. Ведет себя, как хозяин. Я его прикончить хочу. — Авель, — Вин хмуро одернул его. — Жить втроем — ваша идея, вы оба к ней пришли. Сколько еще лет должно пройти, чтобы вы привыкли друг к другу? — Да я его всю жизнь ненавидеть буду. — Ох, — вновь вздохнул омега, поднялся и обнял Авеля так, что тот ткнулся ему в живот. — Я знаю, понимаю, что вам обоим тяжело. Если бы я только мог что-то исправить, Авель, я бы непременно сделал это… Вы моя семья — ты, он и Джастин. Пока Джастин малыш, он не замечает того напряжения, что царит между вами. Но он растет, и когда-то это начнет бросаться в глаза. Дорогой, пожалуйста, — Вин поднял лицо Авеля за подбородок к себе: — Если я могу это как-то исправить, скажи мне. — Вряд ли, — проворчал Авель. — Не обращай внимания просто. Все нормально. Я хоть иногда и хочу его пристрелить, я уже почти привык к нему. Почти, — альфа поцеловал Вина над пупком. — Тебе сейчас нельзя волноваться. Давай, пошли внутрь, дрожишь уже весь, — Авель обхватил его за плечи, обнял и повел внутрь — в тепло, уют, к семье.

***

Вин уже почти отвык от того, что дни начинаются так хорошо. Даже несмотря на пасмурную погоду и временами срывающийся дождь, настроение у него было хорошее. Авель проснулся раньше всех, поцеловал сонного омегу в губы и пихнул Криса — не то чтобы сильно, но ощутимо, чтобы показать, кто главный. Однако альфа от тычка не проснулся. Авель покормил Джастина и немного почитал с ним его любимую книгу — ее сделал Вин своими руками. Она была о мальчике по имени Нив и о том, как он учился жить в жестоком мире, находил и терял друзей, обрел любовь и прошел через ад, чтобы в итоге стать счастливым. Джастин уже был достаточно взрослым малышом, чтобы оставаться на пару часов наедине с собой, но на помощь подоспел Лис — он обожал малыша и уделял ему много свободного времени. Вин же проснулся без привычной утренней тошноты, что уже означало, что день пройдет хорошо. Крис и Джастин ушлепали на улицу, чтобы помогать людям убирать сорную траву с полей и кормить животных, а Вин переделал все дела в доме: приготовил обед из кролика, дикой картошки и негустых сливок, поменял засохшие цветы в вазе, протер пыль и подмел несколько комнат, а затем отправился стирать уже приличную гору вещей. Стирал он обычно в большом тазу на заднем дворе, и это непростое занятие занимало не один час, а, учитывая его нынешнее положение, он мог стирать хоть весь день с большими перерывами на ноющую спину. Крис и Авель постоянно ругали его за это, но разве он мог спокойно усидеть и скинуть свою работу на других? Вин никогда не был таким. Иногда ему, правда, помогал Лиен, с которым у него в последнее время сложились доверительно-дружеские отношение, но и у Лиена полно собственных дел. «Например, провести время с Данте», подумал Вин и хихикнул себе под нос. Когда он закончил выжимать последнюю вещь, наступил сумрачный вечер, изредка освещенный лучами солнца в рваных ранах темного неба. Руки Вина покраснели и покрылись стертыми ранками, от прохладной воды болела кожа, и омега начал хлюпать носом, зато он довольно осмотрел результат проделанной работы — в чистом тазу лежала мокрая одежда высотой почти до колена омеги. — Папа! — взвизгнул Джастин и на всех парах полетел к Вину, рассматривая гору одежды. — Ты снова стирал? Без меня? — дуя от обиды губки, проговорил малыш. — Вин, ты же знаешь, что тебе нельзя делать такие серьезные физические нагрузки, — пожурил его Крис, хмурым взглядом окинув усталый, но довольный вид омеги. — Когда ты начнешь нас слушать и просто отдыхать? — Очевидно, никогда, — хихикнув, ответил Вин и мягко чмокнул альфу в губы. — Это вам хватит хлопотать надо мной, как двум несушкам. — Да, отцы иногда как курочки, — засмеялся Джастин, усадил мишку на землю и схватил первую попавшуюся вещицу, принявшись трясти ее от воды, чтобы повесить на веревку. — Беременность — не болезнь, ясно? Я не буду сидеть весь день в доме, читая книги и дрыхнув на диване. Кто за меня будет все эти дела делать, м? У вас с Авелем своих полно, а тут еще за домом следить. И этот маленький проныра спокойно посидеть не даст, — ласково улыбнулся Вин, взъерошив сыночку волосы. — Так что, не надо ругаться. — Боже, ты несносный, — закатил глаза Крис, мягко отодвинул Вина от таза и принялся помогать Джастину развешивать вещи: — Теперь ты просто посиди, а потом я сделаю тебе чай. И только попробуй сделать еще хоть одно движение — я тебя свяжу. — Ладно, ладно, — засмеялся Вин. Он расслаблено завалился на уличный плетеный стул и откинул голову назад, выдохнув клочок пара в прохладный воздух. — Господи, — вырвалось у него. Как же иногда хорошо было просто посидеть, ничего не делая и ничем не занимаясь — за последние годы такие минуты стали роскошью для омеги. Джастин из-за небольшого роста не мог нормально стряхивать вещи, так что полы рубашки Авеля волочились по земле, собирая грязь. Крис смеялся, подбадривая сына — это же вещи Авеля, их не жалко. Но потом он пожалел труд Вина, который горбатился над этими вещами, простирнул в холодной воде, хорошенько отжал и повесил. Джастин радостно скакал вокруг, советуя отцу, как лучше повесить ту или иную вещь и в каком порядке, и громко хохотал, заражая своим смехом и радостью родителей. «Ради смеха этого ребенка можно и горы свернуть», с нежностью подумал Вин. Внезапно Джастин остановился, как вкопанный, округлил глаза и указал пальчиком в сторону: — Это что, отец там? И… он кого-то тащит? Вин резко подскочил и уставился туда, куда показывал Джастин. Действительно, там был Авель. Он выволок из машины чье-то обмякшее тело так, словно выудил мешок картошки, и потащил его так грубо, словно специально хотел протащить его по всем кочкам и камням. Вин, не медля более ни секунды, побежал ему навстречу. Когда он оказался совсем рядом, то увидел перекошенное злостью лицо любимого и парнишку лет пятнадцати, не больше. У мальчика все лицо было в крови и синяках, на виске застыли от крови волосы, костяшки содраны, а на худых запястьях остались какие-то следы, словно его очень сильно сжимали. — Что такое, боже, Авель! — вскрикнул Вин. — Кто это? Что с ним? Почему он в крови? — Я не знаю, кто это. Он в крови, потому что я хотел, — альфа с отвращением посмотрел на лежащее на земле тело и вытер краем куртки кровь под носом, — убить его. Но вот, решил привезти сюда, — и пихнул ногой мальчика с такой силой, что его тело дернулось. — Какого черта произошло? — хмуро спросил Крис, наблюдая, как переполошенный Вин опустился на корточки перед этим мальчишкой и принялся осматривать его на предмет переломов или сотрясений. — Вы с ним дрались? — Как видишь, — раздраженно ответил Авель и раскинул руки, показав свою перепачканную пылью одежду и кровь на лице. — Эта мелкая дрянь напала на меня. Я остановился на несколько минут, чтобы сделать перерыв, а он напал на меня. Сука, — альфа нервно сплюнул на землю. — Надо было ему прямо там мозги вышибить. Но я подумал, что, если это не обычное нападение? Ты посмотри на него, — Крис перевел взгляд на тело пацана. — Как труп ходячий. Если решил напасть на меня, значит у него или мозгов в черепушке не хватает, или приказ чей-то исполнял. Очнется — это мы и узнаем. Я из него всю душу вытрясу, — Авель хрустнул пальцами так, что у Вина все внутри сжалось. — С ума сошел? — повысил голос омега. — Посмотри на него и на себя! Он втрое меньше тебя, а если бы ты ему голову разбил или сломал что-то? Авель, черт тебя подери, — процедил Вин и попытался поднять тело мальчишки с земли. — Очень надеюсь, что сломал ему что-нибудь. Хотя бы руку, — с ядовитым удовольствием отозвался Авель и снова пнул мальчишку. Вин зло посмотрел на него и ударил по колену. — Что ты делаешь? — спросил Крис, наблюдая, как Вин поднимает его с земли. В этот момент подбежал запыхавшийся Лис с не менее едва переводящим дыхание Джастином. — Что у вас тут происходит? — просипел он, хватая ртом воздух. — Папа! Отцы! — воскликнул Джастин и подбежал к папочке, чтобы помочь. — Почему этот мальчик такой побитый? Отец, ты его спас? — малыш посмотрел на Авеля глазами-бриллиантами, как смотрят люди на ангелов-хранителей. Авелю даже на секунду стало неуютно оттого, что сын смотрел так на него — на человека, который этого пацана до такого состояния и довел. — Лис, пожалуйста, помоги мне занести его в дом. Он тяжелый для меня, — пожаловался Вин. Лис в растерянности глянул сначала на раздраженного Авеля, потом на непроницаемого Криса, и в итоге кивнул. Он подошел к телу пацана, просунул одну руку под колени, вторую — под спину и аккуратно поднял его на руки. Чужая голова безвольно откинулась, а руки опали. Джастин убежал вперед, чтобы подготовить по поручению папы плед и подушки. — Зачем ему в дом? — Авель уже начинал откровенно злиться. У Вина из-за гормонов вообще мозги набекрень съехали, что он готов помогать первому встречному человеку, готовому убить его семью? — Может быть, ты его еще накормишь и напоишь? Свяжем его и бросим тут. Очнется — допросим, не очнется — что ж, покормим животных, — но Вин даже слушать его не захотел и посеменил за Лисом, поддерживая голову пацаненку. Авель зло и несколько шокировано наблюдал за этой сюрреалистической процессией. — Я, блять, сплю, что ли? — Ты же знаешь, через что прошел Вин, — спокойно отозвался Крис и сложил руки на груди. — Он и сам был когда-то в таком положении, как этот пацан. Тем более, он беременный, а у них вся эта хрень… Ну, они не могут рационально расценивать опасность. Многие беременные глупеют. Он видит в этом пацане ребенка, а папы должны защищать своих детей. Джастин проявил эмпатию к нему, что еще сильнее надавило на его чувства. Пусть Вин ему поможет, иначе не успокоится, ты его знаешь. Будем следить за ним и свяжем, если что. — Крис, — раздраженно отозвался Авель, кинув на приятеля тяжелый взгляд. — Сделай одолжение, иди нахуй со своими нравоучениями, — Крис ухмыльнулся и пожал плечами. Авель и так знал, что Крис прав. Через некоторое время, пока они стояли и курили, обсуждая вылазку старшего альфы, появился Лис. Он подошел и тоже стрельнул сигарету, собирая отросшие волосы в низкий пучок. — Он там вообще распсиховался, — усмехнулся парень. — Сказал, что проклянет вас обоих. — Я даже не удивлен, — пожал плечами Крис. — Пусть проклинает, — с явной усмешкой в глазах отозвался Авель. — Но глаз с этого пацана сводить нельзя. Для Вина он беззащитный ребенок, но на самом деле он — потенциальная угроза, — криво улыбнулся альфа. — Видел я уже таких «детей» и на что они способны. — Он, наверное, из-за беременности такой… Ну, — Лис замолчал, отчаянно подбирая синоним к слову «тупой». — Эмоциональный. Но ты серьезно пацана чуть не сломал. — Мне кажется, проблем было бы меньше для нас всех, если бы сломал, — мрачно улыбнулся Авель, думая, что теперь им точно стоит ждать беды. Лучше бы он этого пацана пару раз машиной переехал и бросил зараженным. Он потер пальцами переносицу и вздохнул: — Пойдемте, а то этот эмоциональный, вероятно, уже трон делает для этого пацана. В доме горели свечи, мягким светом разгоняя мрак, сгущавшийся на улице. Лис вместе с Крисом ушли на кухню, чтобы приготовить чай, а Вина Авель застал сидящим на стуле около дивана, на котором, как какой-то король, лежала эта потенциальная машина убийств. Вин окунал тряпку в миску с теплой водой и бережной обтирал его лицо от крови. Спутанные волосы, грязные от засохшей крови, разметались по подушке в хаотичном порядке. Джастин стоял рядом на носочках и с полными глазами грусти и сожаления гладил его, словно хотел забрать часть боли. Почему-то от вида, как его ребенок трогает этого монстра, у Авеля внутри разлилась обжигающая злость. — Бедный мальчик… — пробормотал омега. — Через что же ты прошел? — Папочка, что с ним? — прошептал малыш, глядя на папу с такой грустью, от которой сердце жалобно забивалось в уголок, обливаясь кровью. Джастин вдруг округлил глазки, его нижняя губа начала дергаться, словно он вот-вот заплачет: — Он мертв? — Нет! — поспешил его успокоить Вин. Он отставил миску и обнял сына со всей нежностью и любовью, запечатлев поцелуй на его макушке. — Нет, малыш, конечно же нет. Но он очень слаб и ранен. Ему нужен отдых. — Мы будем за ним ухаживать? — неуверенно спросил Джастин и посмотрел на папу. Вин поднял глаза на Авеля, и зоркий взгляд малыша тут же метнулся к отцу. Джастин подбежал к нему, обхватил пухлыми ручками за ногу и принялся пилить его своими глазами так, словно выпрашивал самую вкусную сладость мира: — Отец, мы ведь будем за ним ухаживать? — Будем, — после долгого, тяжелого молчания ответил Авель, едва ли не скрипя челюстью. — Пока ему не станет лучше, — «Пока не выбьем из него все», пронеслось в его голове. — А когда ему станет лучше, он отправится домой, — «В могилу», мрачно добавил внутренний голос. Джастин настолько обрадовался, что принялся прыгать и хлопать в ладоши, но тут же осекся и виновато посмотрел на спящего мальчика. — Ой… Я не хотел! Прости, папочка, — прижав ладошки ко рту, прошептал малыш. — Все хорошо, котенок, он очень крепко спит, ты его не разбудишь, — Вин встал со стула, выразительно посмотрел на Авеля и сунул ему в руки миску с розовой от крови водой. — Иди поменяй. И не задерживайся, — а потом отвернулся к мальчику, взял ватку и принялся обрабатывать его ранки йодом, чувствуя, как затылок горит от взгляда мужа. Авель развернулся на пятках, словно специально гремя ботинками, и направился в ванную комнату. Эту воду ему хотелось вылить этому самозванцу на голову, а сверху надеть миску. Джастин, обрадованный новостью о том, что этот мальчик останется с ними, посеменил за мрачным отцом и принялся тихо расспрашивать: — Папуля, а откуда этот мальчик? А почему он такой побитый? А ты знаешь, где его дом? Мы проводим его домой? — на этих словах он просиял, как звездочка. — Нельзя чтобы его эти, — Джастин сложил ладошки в виде челюсти и принялся ими хлопать, как зубами: — ар-ар-ар-р-р-р сожрали, — Авель выплеснул воду в раковину и набрал новую. Ледяную. Он присел на корточки перед Джастином и сдержанно улыбнулся, стараясь погасить растущий огонь внутри. — Когда он очнется, мы узнаем откуда он и что с ним случилось. Ты можешь у него потом об этом спросить, думаю, он тебе ответит, — Авель ласково погладил сына по щеке. — А когда мы узнаем, где его дом, мы отведем его туда. Я сам лично об этом позабочусь. Его никто не сожрет, — мысленно альфа был рад тому, что его маленький ребенок еще не знает, что такое ложь и сарказм. Откинув эти мысли, Авель резко подхватил рассмеявшегося Джастина и принялся кусать его за ручку, словно он — зараженный. Джастин заливисто смеялся и не отставал от отца, кусая его за нос и щеки. Сердце Авеля млело. Затем притих, обнял его за шею и смотрел на Авеля с такой гордостью и восхищением, что альфу обдало волной спокойствия и счастья. — Папуля, а можно этот мальчик будет моим другом? Если у него нет дома, он может остаться тут, да? — Авель тяжело вздохнул и натянуто улыбнулся. Черт. Джастин просто не оставлял ему иного выхода, кроме как повременить с убийством этого монстра. На время. Альфа погладил сына по спине и ласково поцеловал в лоб. — Я думаю, этот мальчик будет рад стать твоим другом. И если он сам этого захочет, он останется, — в комнату зашел Вин, разрушив тихую идиллию отца и сына. Омега кинул кровавую тряпку в раковину, сполоснул руки и посмотрел с легкой улыбкой на Джастина. — Джастин, солнышко, сделаешь мне одолжение? — Джастин слез с рук отца на пол и энергично закивал. — Да, папочка, только скажи чем! — Я доверяю тебе важную миссию, — Вин положил ему ладонь на плечо. — Возьми свою любимую книгу, тихо-тихо посиди возле этого мальчика и почитай ему, хорошо? А как только он проснется, позови меня, — Джастин тут же вытянулся по стойке «смирно», отдал честь и пулей улетел к незнакомцу с мыслью: «Мне дали важное задание, я уже взрослый!» Вин же сложил руки на груди и хмуро посмотрел на Авеля: — Авель, да он же ребенок. Черт, он весит не больше Джастина! Зачем ты так с ним? Ты ведь мог его убить. Я знаю, что ты мог его просто вырубить без лишней крови. А если он в кому впадет? — Да, я мог его убить, и надо было сделать это сразу, чтобы Джастин к нему не привязывался. Я подумал, что он будет нам полезнее, пока жив. Надеюсь, он очнется, и мы все выбьем из него, а потом пусть хоть умирает, хоть впадает в кому. — Почему ты так жесток? — горько спросил Вин. Но затем, замерев, несколько раз сделал глубокий вдох, потер лицо и вплотную подошел к Авелю, так, что небольшой живот ощутимо уперся в него: — Вот что, любимый. Я знаю, что вы — все трое, — считаете, словно я выжил из ума и совсем не понимаю, что делаю. Но нет. Беременность здесь ни при чем. Я за много лет научился видеть опасность и в ком она скрывается. Этот… мальчик, он не такой. Он не опасен для нас. Если хочешь знать мое мнение, я думаю, что он повел себя отчаянно, решив напасть на тебя. Ты ничего из него выбивать не будешь. И Крис тоже. И даже Лис. С ним буду говорить я. Да он даже Джастину больше скажет, чем тебе, — Авель долго молчал, но затем улыбнулся, одну руку положил Вину на поясницу, нежно прижав к себе, а вторую — на щеку, и аккуратно наклонился к его лицу. — Хорошо. Никто из нас не будет ничего из него выбивать. Очевидно, это не заставит его говорить. Этим займетесь вы с Джастином. Вы по-своему из него все вытяните. «Спасибо огромное за честь», хотелось скривиться Вину, но он промолчал, решив понежиться в любимых руках еще пару минут, а потом снова уйти и злиться на него. Вернувшись в гостиную, они застали Джастина, ровно как Вин и просил, рядом с мальчиком. Джастин шепотом читал ему свою книгу, но как только увидел родителей, подскочил и сказал: — Он еще не просыпался, папа. — Знаю, солнышко. Я пришел, чтобы проверить кое-что, а потом продолжишь читать, хорошо? — он достал маленький карманный фонарик, который использовал крайне редко, экономя батарейку. Джастин с большим интересом наблюдал за ним, суя свой милый носик во все, чего касался папа. — Сейчас я оттяну ему веко и посмотрю, как зрачок реагирует на свет, — пояснил свои действия омега. — А зачем? — заинтересованно спросил Джастин. — Это поможет оценить его состояние. Если зрачок реагирует, значит, он выкарабкается, — Вин присел рядом с мальчиком и аккуратно потянул вверх его веко. Показалось глазное яблоко и радужка. Джастин округлил глаза и почти вплотную прильнул к лицу мальчика, наблюдая, как его зрачок реагирует на свет. К Авелю присоединились Крис и Лис с пятью кружками чая, наблюдая, как эти двое, словно две макаки, рассматривали отрубившегося пацана. «Мда», вырвалось у Криса со вздохом. Вин и Джастин захихикали. — У него зрачок то большой, то маленький, это так смешно! — прошептал малыш. Наконец, перестав мучить зрачок мальчишки, Вин убрал фонарик, довольный стабильным состоянием омеги. — Как думаете, мы подружимся? — вновь задал Джастин вопрос, который уже задавал Авелю, но теперь он спрашивал Криса и Лиса: — Он такой красивый и взрослый, а я… — театрально вздохнул мальчик и подбежал к Крису: — Отец, он захочет дружить с таким, как я? Но если что, мы его заставим, да? — Джастин рассмеялся, как злобный гений, чем рассмешил трех мужчин. Только Вин обронил строгое: — Джастин! — Прости, пап, — малыш виновато улыбнулся, обнажив зубки, но совсем не чувствуя вины. Компания провела вечер за чаем. Они сидели за круглым столом в гостиной, тихо переговариваясь и еще тише посмеиваясь, обсуждая прошедший день и планы на следующий. Авель высказал желание продолжить свою вылазку, но не мог оставить этого парня здесь одного. По его мнению, таким потенциальным убийцам, как он, нужен тщательный контроль, так что ни пройдоха Крис, ни высокочувствительный Вин на эту роль не подходили. Ближе к девяти часам Крис пошел с клюющим носом Джастином наверх, чтобы уложить малыша спать, Лис отправился домой, Авель — в душ, и только Вин вновь остался рядом с безымянным мальчиком. Вин сидел у него на постели, наблюдая, как блики свечей играют на чужом лице, пляшут на ресницах, перебирают грязные волосы. Он то и дело думал, что же заставило его принять такое решение и помочь незнакомому человеку? Вин ласково коснулся его прохладного лба. Наверное, причина заключалась не только в нем самом, но и в Крисе — в человеке, который точно так же когда-то принял беременного мальчишку к себе. Крис научил его состраданию, человечности, Джастин научил его любви и заботе, а Авель вложил в него все навыки, которыми сейчас обладал омега. Кто знает, может, он всю жизнь шел именно к этому моменту, чтобы отплатить добром за то добро, которое сделали для него когда-то… Вин так засмотрелся на спящего парнишку, что дернулся, когда тот распахнул глаза. — Боже! — пискнул Вин. — Ты меня напугал… — Вы кто? Где я? — парень принялся бегать глазами по незнакомой комнате и постарался встать, но ослабшие мышцы не слушались его, и он снова завалился на диван. — Не трогайте меня… — Тише, тише, все хорошо, — омега выставил руки вперед, медленно и аккуратно, словно успокаивал дикое, раненное животное. — Все хорошо. Ты в безопасности. Меня зовут Вин, — он положил ладонь на свою грудь. Мальчик метнул испуганный взгляд сначала на него, а потом на его живот, и схватился за голову. За долю секунды по его лицу пробежалась смесь различных эмоций — страх, гнев, непонимание, отрицание. Он снова попытался встать, но уже чтобы для того, чтобы сесть. — Правильно, не делай резких движений. Ты истощен и ранен. Вот, держи, попей, — Вин протянул ему стакан, на который парень странно покосился. — Это обычная вода, — чтобы подтвердить свои слова, омега сделал из него глоток. Словно бы удовлетворившись, незнакомец потянулся к нему и сделал несколько жадных глотков. Его губы были сухими и потрескавшимися, словно наждачки, язык иссох. Вода вернула к нему некоторые силы и прояснила ум. — А можно еще? — прохрипел мальчик. — Да, — просиял Вин. — Конечно же, можно, — омега метнулся к столу, схватил графин и налил ему еще несколько стаканов, которые мальчишка жадно выпил один за другим. — Как же ты ослаб. Ты, наверное, и очень сильно голоден? — парень с подозрением посмотрел на Вина. Все его тело было напряжено, словно он ожидал какого-то подвоха, удара. — Как тебя зовут? — Мартель, — тихо ответил парень и огляделся вокруг. — Где я? Как я сюда попал? — А что, не помнишь? — раздался грубый голос из темной стороны гостиной. Мартель крупно вздрогнул и схватил стакан покрепче, явно собираясь им обороняться. — Или мне надо встряхнуть тебя, чтобы память на место вернулась, м? Что скажешь? — Авель, успокойся, — одернул его Крис, слегка хлопнув по спине. Вин вздохнул и потер пальцами переносицу. Повернувшись к Мартелю, он мягко положил ладонь на его угловатое колено — это движение вызвало у мальчишки внутреннюю дрожь. Он уставился на руку омеги, как на инопланетное существо. — Мартель, — тихо и вкрадчиво начал Вин, — ты у нас дома. Это Крис и Авель. Авель привез тебя сюда после вашей… драки. Здесь тебя никто не тронет. Ты в безопасности, обещаю. Я понимаю, что ты сделал то, что сделал не потому, что хотел этого сам, — омега покачал головой. — Не спрашивай, как я это понял. Чувствую или хочу так думать? Неважно. В нашем мире никому нельзя доверять, даже друзья могут тебя предать. Но я не хочу причинить тебе боль. У меня самого есть маленький сын, и я знаю, каково это — быть беззащитным перед лицом чего-то большего. И я не прошу тебя нам доверять. Но нам действительно важно знать кое-что… Я могу спросить, почему ты напал на Авеля? Что тебя вынудило сделать это? Мартель молчал, сомкнув губы и шокировано смотря на Вина. Он искал в его лице какой-то подвох, подсказку на нереальность происходящего, а, может, его и вовсе убили и он уже находится на небесах? Мартель сжал сбитые пальцы на стакане и посмотрел на него. На самом дне остались капельки воды, которые искрились от пламя свечи. Где… Где он оказался? И почему к нему так добры? Если, конечно, не считать того самого Авеля, сверлящего ему в затылке дыру. Вин не спешил, явно ожидая того, что он скажет дальше. Не давил. Его теплая рука грела коленку, и было в этом тепле что-то родное, давно уже позабытое… Мартель вдруг почувствовал себя плохо. Внутренности сжались в тугой комок, к горлу подкатила тошнота. «Отвечай же, чего ты молчишь?», мысленно поругал себя Мартель. «Ты не там, ты в безопасности. Что случится, если ты скажешь? Даже если тебя снова побьют — разве не к этому ты привык?». Мартель сглотнул вязкую, горькую слюну. Он подумал, что может сказать правду о том почему, но о том, кто он откуда пришел… лучше умолчать. — Я… я это сделал, чтобы обокрасть его, — Авель издал какой-то нечленораздельный звук, явно показывая свое недовольство. — Добровольно он бы ничего, очевидно, не дал, а мне нужно было оружие и его машина. Так что, я попытался украсть, а его отрубить, чтобы забрать все что у него было, — Мартель горько усмехнулся. — Но, как видите, отрубили меня. И теперь я здесь. — А мог бы быть в могиле, — мрачно съязвил Авель. Крис снова стукнул его. — Если получится… я хотел бы дать тебе пару уроков, как правильно разбираться с такими, как он, — Вин тепло улыбнулся и посмотрел на Авеля. Мартель поднял на него удивленный взгляд, но поняв, что омега не шутит, выдавил подобие улыбки. От этого жеста кожа на губе лопнула и закровила. — Мартель, ты в тяжелой ситуации, ведь так? Иначе я не вижу других целей, чтобы обокрасть вооруженного до зубов и сильного человека. Давай так… Ты сейчас ляжешь и поспишь до утра, а потом мы все обсудим. На столе осталось немного еды — ты можешь ее съесть, чтобы утолить голод. Завтра я приготовлю что-нибудь вкусное. Но сейчас нам всем надо отдохнуть и подумать о том, что произошло, — Вин поднялся, и его тепло пропало с колени. Мартелю даже стало немного грустно. — Ты можешь принять душ, если хочешь, — Крис кивнул на дальнюю по коридору дверь. — Вода, правда, уже остыла, но я не думаю, что ты думаешь привередничать. — И ты туда же? — разозлился Авель. — Спасибо, — смущенно пробормотал Мартель, кусая ранку на губе. Он посмотрел на всю троицу, как испуганный, маленький щенок. — Но… но почему вы помогаете мне? Я ведь напал на него… и ударил даже. Я ведь совершенно чужой для вас человек, — Крис и Вин переглянулись и кивнули. — Да, ты совершенно чужой для нас, — улыбнулся Вин. — Но мы не звери. Не убийцы. Что бы про нас ни говорили, Мартель, мы просто люди, которым когда-то тоже помогли. Теперь помогать настал наш черед. Ложись спать, утро вечера мудренее, — Вин дунул на одинокое пламя и потушил свечу, оставив Мартеля сидеть совершенно растерянным, сбитым с толку и одиноким. «Но будете ли вы думать так же, когда узнаете всю правду обо мне?», горько подумал Мартель, обнял себя за плечи и забился в дальний угол дивана. Густая ночь за окном скреблась в стекло и скалила ему зубы, нашептывая, что лишь ей одной известно все, лишь одна знакома с теми демонами, что поджидали его в темных закромах души.

Середина декабря

Под копытами лошадей хрустел снег. Чонгук натянул поводья и слегка ударил Ветер по бокам, чтобы его конь припустил трусцой вперед. Ветки протяжно скрипели в густом морозном воздухе от обилия осевшего на них снега. Белая пелена простиралась на многие километры вперед, заслоняя обзор, а снег все шел и шел, будто бы и не собирался успокаиваться. «Скоро начнется буран», — крикнул в стороне Чонмин. Хосок подал знак, и группы разделились на несколько частей, каждая из которой обследовала свою сторону. Чонгуку и Хосоку достался север. Хотя зараженных в такое время года встретить можно гораздо реже, патрульные начали все чаще замечать чьих-то людей. Сначала Чонгук подозревал, что с этим может быть связан Авель, но никаких подтвержденных фактов этому не было. С таким же успехом это могли быть и обычные отшельники-охотники, и фанатики из близлежащих городов, ищущие себе пропитание, да и обычные люди. «Так далеко в лесу?», удивился на его предположение Хаку. «В лесу выше шанс подстрелить зайца или, если повезет, даже оленя», отвечал ему Тэхен. Чонгук был согласен, и все же подозрения начали бродить среди людей общины Чон. Теперь они усилили патруль в радиусе пяти километров от общины. Недавно Тэхен предложил построить смотровые башни в примерно трех километров по четырем направлениям света, чтобы в случае опасности оперативно предупредить лидера. Когда снег начнет спадать, они займутся осуществлением этого плана, но а пока так — жгучий мороз и объезжать всю территорию самим. — Ты такой хмурый в последнее время, — сказал Чонгук, разрушая зимнюю тишину. Толстые, черные тучи ползли над головой, скидывая на них пласты снега. Хосок, скакавший на своем коне чуть поодаль, глянул на брата. — Что-то случилось? С Хаку проблемы? — Нет, — отозвался альфа и повернул к небольшому ручью. По берегам высились растения, заточенные в ледяную ловушку и не успевшие до начала холодов отцвести. Теперь они стояли и раскачивались, как ледышки, периодически стукаясь друг о друга. Лошадь Хосока ловко перепрыгнула ручей и приземлилась в небольшой сугроб. Ветер резво последовал за ней. — Предчувствие у меня плохое. — Брось. Если бы мы всегда верили в предчувствия, мы бы от страху из дома не выходили, — хрипло засмеялся Чонгук. — У Тэхена таких предчувствий по десять раз на дню происходит, но видишь же, все живы-здоровы. Все эти приметы, предчувствия, гороскопы и прочая хрень — пережитки прошлого. В современном мире нужно полагаться на факты. Зачем портить себе настроение, если дорогу перебежала черная кошка? Черные кошки — очень грациозные существа. Не понимаю, почему их так не любят. Енхи однажды потащил меня в обход на несколько домов только потому, что чья-то кошка перешла дорогу. Разве это не глупость, ну? Хосок, чего молчишь? — удивился Чонгук и остановил своего коня. По взгляду брата Чон сразу понял — что-то не так. Хосок спешился у подлеска — небольшой территории с редкими деревьями. Он погладил лошадь по морде, успокаивая явно нервничающее животное. Лошадь фыркнула, выпустив через нос в холодный воздух горячий пар, и сделала несколько шагов, ломая ветки под снегом. «Зараженный?», хмуро подумал Чонгук. Он резко спрыгнул с Ветра и снял с плеча ружье. Хосок рысью пробежал вперед и присел, рассматривая какие-то следы в снегу. — Кто? Чужак? — тихо спросил Чонгук. Хосок не ответил и только провел пальцами по снегу. — Посмотри… Так далеко ото всех общин, но… — братья переглянулись. — Близко к городу, — закончил его мысль Чонгук. — Что бы это могло значить? Сбежавший? — Сбежал? — поджав губы старший. — Прямо босиком? — он поднял голову и посмотрел вглубь леса: — Следы ведут туда. Они свежие, снег не успел припорошить. Скорее идем. Братья галопом взлетели на своих лошадей и погнались за таинственным человеком, который в жуткий мороз шел куда-то босиком. Чонгуку от этого представления стало плохо. У него от холода так покраснели пальцы, что с трудом сгибались, а тут… Кто мог пойти на такое? Явно не тот человек, который бежал по своей воле. Хосок несся вперед, выглядывая среди деревьев силуэт, но когда он нашел его, все его тело сотрясла крупная дрожь. Босиком, почти обнаженный и завернутый только в какие-то тряпки, с порезами и кровью, бледный, как смерть, с синей кожей и с трудом стоящий на ногах, впереди шел омега. Он сгибался под тяжестью ветра и снега. Безжалостное ненастье сильно било его по щекам, трепало спутанные, черные волосы, хлестало по спине. Он шел и едва ли не падал ничком. Хосок своими глазами увидел, как омега рухнул на колени и больше не нашел в себе сил встать. Он первым оправился от шока, почти на бегу слетел с лошади и побежал к омеге, следом понесся и Чонгук. — Кто ты? Что ты здесь делаешь? — закричал Хосок, перекрикивая бурю. — Скорее, его нужно закутать во что-то! — крикнул Чонгук, сдернул с себя куртку и теплый свитер, оставшись в одной рубашке, и кинулся одевать, кутать омегу. Дезориентированный и потерянный, он поднял красные от ветра и слез глаза и принялся плакать, цепляясь за руки спасающих его мужчин: — Они хотят моего ребенка… Хотят забрать… Мой ребенок… Они хотят, — так ничего и не договорил, омега упал в обморок. Хосок подхватил его на руки и с помощью Чонгука смог усадить на свою лошадь. Куртка и свитер младшего брата грели омегу сверху, а Хосок наспех укутал его обмороженные ноги, которые больше были похожи на две ледышки. — Скорее, пока он не умер, — крикнул Хосок, развернул свою лошадь и припустил так быстро, как только позволяли силы его скакуна. Оба брата были шокированы тем, что увидели. Хосок за все годы своей жизни не мог припомнить чего-то настолько страшного, безумного и… отчаянного. Этот омега без имени с трудом сидел перед ним, его голова ритмично билась о плечо Чона. Живот внушительных размеров мешал управлять лошадью, но Хосок и не собирался сдаваться. Чонгук подстраховывал сзади, на всякий случай достал пистолет — за этим парнем наверняка могла быть охота, хотя Чонгук никого так и не заметил. Когда они прискакали к воротам общины, Хосок громко и нетерпеливо приказал их открыть — деревянные балки с трудом начали разъезжаться. Снег грыз их руки и спины, задувал под рубашки и словно бы специально мешал спасти этого человека, цепляясь противными щупальцами в них. Но пока из ноздрей этого человека выходил едва различимый пар, Хосок успокаивался. Когда они домчались до центральной улицы, Чонгук спрыгнул с лошади и подбежал к брату. Конюх, даже ничего не спросив, сразу же забрал у лидеров поводья, и альфы побежали в дом. Внутри Тэхен и Хаку занимались своими обычными делами: старший замешивал тесто на пирог, тщательно надавливая на пластичную массу, и рассказывал Хаку, как приготовить пышную выпечку, Тэгык сидел на полу и играл со своими игрушками, а сам Хаку восседал на стуле и держал на коленях двухлетнего Субина, с интересом наблюдающего за дядей Тэхеном, перепачканным по локоть в муке. Дверь так резко отскочила в сторону, что оба омеги вздрогнули, а когда ворвались переполошенные альфы, пребывающие в шоке, Тэхен подлетел к ним. — Боже… Боже правденый, кто этот несчастный? — Тэхен прижал ладонь ко рту. Его глаза расширились в несколько раз. — Что произошло? — забеспокоился Хаку, не зная, куда направить взгляд, что ему делать. — Тэхен, быстро, неси все одеяла, пледы, одежду, теплую воду — все, что у нас есть, чтобы согреться, — скомандовал Чонгук голосом, не требующим лишних вопросов. Тэхен вмиг убежал собирать все необходимые вещи, спешно утирая грязные руки о фартук. — Дядя, отец, — вскрикнул Тэгык, вскочив на ноги, — чем я могу помочь? — Тэгык, помоги уложить его на диван, — попросил Хосок. Мальчишка ринулся раскладывать подушки и расстилать небольшой диванчик, где обычно они обедали. Хосок уложил омегу на него и содрал их ледяную одежду, тут уже подоспел и Тэхен с одеялами, кинувшись укрывать его так тепло, чтобы ни один поток холодного воздуха не тронул замерзшее тело. Его руки тряслись с такой силой, что едва слушались. — Вот так, аккуратнее, — пробормотал Хосок и подложил под его голову небольшую подушку. — Черт, он холодный, как лед. — Нужно греть его. Тэгык, солнышко, посиди рядом с ним, хорошо? — попросил Тэхен сына. Мальчишка закивал, забрался на диван и, как смог, приобнял спящего омегу. Он был настолько холодным, что кожа малыша покрылась пупырышками. — Ай! Он совсем как снег! — Тэхен, какова вероятность, что он отойдет? — спросил Чонгук. — Не знаю, мне нужно осмотреть его, — омега присел на корточки перед незнакомцем и коснулся его лица. — Черт, такой холодный… Словно труп. Сколько он пробыл на морозе? Как вы вообще смогли найти его? Ему так повезло, еще бы немного, и все… — Не знаю, как это получилось, — нервно ответил Хосок. Он подошел к столу, схватил стакан воды и залпом осушил его. Хаку мягко коснулся его руки и едва заметно сжал. Альфа видел, насколько все были взвинчены и встревожены, дети перепугались. Он и сам был в раздрае и непонимании. — Мы делали обход, как и всегда, следовали обычному маршруту. Вы знаете, мы часто проверяем границы с территорией города. Я увидел следы. Они были свежие, хотя валил снег. Сразу решили скакать туда, а там он. Ни имя своего не сказал, ни откуда пришел. Повторял только, что они сделают что-то с его ребенком. — Они? — испуганно переспросил Хаку. — Да. Может быть, это Авель? — озвучил Чонгук вслух то, о чем думали многие. Хосок сжал в пальцах стакан. — Нет, нет, — замотал головой Хаку. — Авель жесток, но не настолько. Он бы так не поступил… Хотя бы не так жестоко. — С тобой же поступил, — хмуро ответил Хосок. — Если этот ублюдок в этом замешан… Я его уничтожу. С лица земли сотру. — Нет, — твердо ответил омега и сжал руку Хосока. — Я почти на сто процентов уверен, что это не его рук дело, — Субин, заметив состояние отца, попросился к нему на руки. Запах и близость его ребенка немного успокоило Хосока. Он прижал Субина к себе и поцеловал холодными губами в лоб. — Почему? — скривился Чонгук. — Нельзя забывать то, что Хаку провел с ним много лет и знает его, как никто другой. Мы не знаем, как он мог измениться, однако в защиту Авеля играет то, что этот омега, судя по вашему рассказу, попросту не мог прийти именно оттуда. Чтобы пойти по такой траектории, ему пришлось бы сделать огромный крюк… Босиком? Без одежды? Это невозможно. Это просто самоубийство, — принялся рассуждать вслух Тэхен. — Именно, — кивнул Хаку. — И это попросту не его почерк. То, что произошло со мной — исключение, а не правило. И это дело давно минувших дней. Так что… Это не Авель. Доверьтесь мне. — Допустим, — хмыкнул Хосок. — Но тогда кто? — И зачем… — самого себя спросил Тэхен. — Сейчас важно другое. Тэхен, как его ноги? — спросил Хаку. Он поднялся со стула и направился к другу и лежащему парню. — Полагаю, обморожение третьей степени. На коже есть кровяные пузырьки, кожа местами почернела. Я думаю, все слои уже повреждены безвозвратно, останутся рубцы. По крайней мере, нет гангрены, — вздохнул омега, разглядывая ноги несчастного. Он вновь укутал его покрепче и посмотрел на белое, как мел, лицо. Тэгык пытался греть его своими ладошками, но и они быстро становились холодными. — Он ведь беременный… Каким монстром нужно быть, чтобы сотворить такое? — Мы это узнаем, — уверенно ответил Чонгук и сжал пальцы в кулаки. — Обязательно узнаем.

***

С неба антрацитового цвета крупными хлопьями валил снег. Он устилал белым покрывалом расколотый асфальт, похожий на рваные, колотые раны, прятал под собой слой мусора, блевотины, шприцов и крови. Двое мужчин находились под небольшим навесом, наблюдая, как в окне напротив происходило какое-то действо. В окне то и дело мелькали руки, головы, ноги — невозможно было разобрать, что именно там происходило. Одно было известно точно — там ломается чья-то жизнь. Амаль сидел на корточках и лениво курил. Снежинки планировали на кончик горящей сигареты и на ресницы, обрамляющие полузакрытые глаза. Второй мужчина стоял рядом, смеялся и нервно топал носком ботинка. — Так что, он не сдох. Никому еще не удавалось бежать так далеко, а этот убежал. Эрик проследил за ним, не хотел приближаться. Да я и сам бы поиграл с ним, будь у меня возможность, — залаял он, явно наслаждаясь собственными грязными фантазиями. — Жаль одно, родить скоро должен был, сука. Но ничего, когда мы его найдем, пожалеет, что переступил порог своей клетки. Я ему ноги буду выдирать так медленно, чтобы он почувствовал каждое рвущееся сухожилие. Думает, защитничков себе нашел? — снова загоготал он. — Мы в любой момент можем забрать наше. Как их там зовут? Хосок, вроде? Сверху еще прихватим их детишек и омег, — плотоядно ухмыльнулся мужчина. Амаль поднял на него неодобрительный взгляд, сделал затяжку и выпустил дым через нос. — Не стоит делать необдуманных действий, — ровным, холодным голосом ответил мужчина. — Заберем только наше. — С хера ли правильный такой стал, а, Амаль? — ухмыльнулся мужик и пнул камень под ногой. Тот отлетел на пару метров и шлепнулся в свежий сугроб. Амаль дальше его слушать не стал. Хочет поступать, как ебаный недоумок с дефицитом мозгов — пусть валяет, Амаль в этом участвовать не собирался. У него есть собственные счеты, которые нужно подвести. Обхватив фильтр указательным и большим пальцем, мужчина сделал затяжку и посмотрел на небо. Снег бешено валил, заслоняя обзор. Забрать свое, добавить чужое, расширить ассортимент… Дела явно идут в гору. Одно плохо — чаще эти мелкие ублюдки убегать стали. В голове всплыл образ щуплого мальчишки. — Беги хоть на другой конец света, я тебя и из-под земли достану, — мрачно улыбнулся Амаль и блаженно прикрыл глаза. — Че ты там бормочешь? — Пошли работать, — вновь вернув своему голосу холод, ответил Амаль. Он поднялся с колен, откинул окурок, зашипевший в снегу, взял окровавленный молоток в руку и вернулся в помещение, откуда они вышли на перекур.