Хрусталь

      Элиот держит в руках бокал с чем-то горючим и мечтает раствориться в жидкости подобно кусочку льда, распавшись на молекулы. Существование в форме мельчайшей частицы, не осознающей себя как личность, кажется Элиоту более привлекательным, чем то, что он имеет на данный момент.        Магия рождается из боли. Элиот знает это, как никто другой.        Едва ли не лучше всех других Элиот знает, что магия — это монстр. Монстр, вселяющийся в твое тело и убивающий твоими руками людей — знакомых и нет. Монстр, говорящий твоим голосом о том, что убьет твоих друзей. Который смотрит на них твоими глазами, пока ты заперт где-то там, глубоко внутри своего собственного подсознания и мало на что можешь повлиять — только надеяться.        Магия — это монстр. Зверь с мотыльками вместо головы. Зверь, созданный тем, кто желал прикоснуться к магии, но не мог. Тем, кто считал, что вправе причинять боль другому человеку — человеку, у которого боли оказалось достаточно, чтобы стать сильнейшим существом, заточившим бога. Чтобы самому стать почти-богом.       Магия — это монстр. Не только тот, который вселяется в твое тело, но и тот, который дает ощущение всемогущества и власти. Желание быть выше остальных. Элиот вспоминает МакАлистеров, убивающих фейри ради ничтожных крох магии, которые давал порошок из тел других мыслящих и живых существ. Вспоминает знакомого только по рассказам Эверетта с его желанием стать богом — в ущерб всем волшебникам мира, в ущерб самому Элиоту и ценой жизни Квентина.        Магия — это монстр, забирающий любимых. Сперва Майка, затем Квентина.        Элиот помнит боль от потери Майка. Майка, любовь с которым оказалась иллюзией, созданной Зверем, в угоду своим целям. Только почему-то менее больно от осознания иллюзорности их любви не становилось — лишь тяжелее. Элиот помнит как сложил пальцами жест, оборвавший жизнь Майка-Зверя. Несколько последующих недель Элиот не помнит — хоть и не помнит, но знает, что продержался только благодаря наркотикам и алкоголю. Но — спасибо Филлори и должности Верховного Короля.        Элиот пытается казаться всем сделанным из титанового сплава, в то время как на самом деле сплавлен из хрупкого хрусталя. И в моменты сильной боли трещину дает не титан — в пыль крошится именно хрусталь, оставляя от Элиота пустоту.        Боль от потери Майка не шла ни в какое сравнение с болью от потери Квентина, который был готов пожертвовать всем миром, чтобы спасти его, Элиота. Любой ценой.        Элиот ни на миг не перестает испытывать чувство горького сожаления и тоски от того, что когда-то испугался и отказал человеку, которого любил и который любил его. И от того, что не смог даже сказать ему что-нибудь на прощание, хотя, конечно, довольно тяжело говорить с рваной раной на животе, истекая кровью. Но винить за то, что не поговорил, это не мешает.       Ценой нечеловеческих усилий, под звук бьющегося хрусталя внутри, Элиот пытается держаться — ради Квентина, который точно не хотел бы, чтобы Элиот сломался. Только он уже был сломанным — задолго до гибели Кью, но Элиот все равно старается. Старается, и потому вместо нескольких бутылок выпивает всего один бокал — для того, чтобы быстрее уснуть. Для того, чтобы шанс того, что кошмары придут, был хоть немного ниже того, что дано изначально.        Элиот помнит жизнь, проведенную с Квентином в альтернативной реальности Филлори размыто, но все же помнит. Помнит их поцелуй, когда, казалось, квест с мозаикой все же сдвинулся с мертвой точки. Помнит, как все радости и печали были разделены на двоих — и что это оказалось гораздо проще, чем он полагал. Что ничего более естественного и правильного в жизни Элиота не было. И винить себя за то, что он отказался от этого, он не может, как бы ни старался.               Элиот помнит, как подошел к костру и не мог отделаться от чувства, что Кью где-то совсем близко. Бросая персик в огонь трясущимися руками, парень едва сдержал подступающие к глазам слезы. Едва сдерживал крик боли, пропевая слова прощальной песни.        Элиот знает, что магия — это монстр. Забирающий любимых и не дающий возможности забрать их обратно, к себе. Не дающий даже возможности досказать и попрощаться. Элиот не понимает, зачем нужна магия, если он не может отменить смерть всего лишь одного человека, который значит так много.        Элиот снимает с себя титановую броню, выставляя наружу торчащие осколки хрусталя, потому что не видит больше смысла в защите — осколки могут защитить не хуже.       Только теперь нет того, кто может чинить подобные мелкие предметы, а сердце Элиота как никогда нуждается в починке.       Элиот знает, что магия — это боль. И все же он хочет хотя бы попытаться стать сильнее своей боли.