конец мая. вечер

Конец мая. Вечер. Узкое небо, безразлично нависающее над рельефом города, давно заплыло косматыми тучами. Влажный перед грозой воздух кажется таким плотным, будто можно оторвать кусочек, сжать в ладошке и сохранить засевшие в нем запахи раскаленного асфальта и анютиных глазок. Лиза ненавидит анютины глазки. До самой глубины души. Так же, как ненавидит этот двор, в который она сама того не замечая забрела по дороге от дома подруги. Ей хочется закрыть глаза и уши и просто шагать наощупь, только бы не видеть, не слышать, и не будоражить воспоминания. Хотя даже это далось бы ей без особого труда, потому что все здесь она знала наизусть — так что, кажется, ни зрение, ни слух не сыграли бы роли. Забавно. Глупо. Из какого-то открытого нараспашку подъезда выливается звук расстроенной гитары и не совсем трезвый смех; Лиза сосредотачивает все свои силы на том, чтобы мысленно перенестись туда, где по-видимому хорошо, и не дышать этой ненавистной улицей, которая, хоть и не по своей вине, но отпечаталась у девушки на сердце кривым шрамом. Наверное, она вела себя очень плохо последние несколько жизней. По своей ли неосторожности или невнимательности, а, может, из-за злой шутки кого-то сверху, она поднимает взгляд от носков кроссовок и врезается им в парня, который будто вырос перед ней из земли, миновав недра ада, к которому имел самое непосредственное отношение. Черт. Лизе хочется рассмеяться, когда она ловит этот неизменно напускной холод и надменность, что сочатся из ледяных глаз. Парень наверняка даже не осознает того, что она до самого конца своей проклятой жизни сохранит эту способность разглядеть в них его искренние эмоции. Вся старая злость воспламеняется в момент. Хочется унизить. Плюнуть в искаженное гримасой заносчивости лицо. Выколоть дьявольски-пронзительные глаза. Но она молчит. Пока он сам не начинает разговор. — Привет, шлюха. — Пошел нахуй. — Соскучилась? — высокомерно бросает он, зацепившись глазами о ее сжатые в тонкую линию губы и неосознанно облизнувшись. — По твоему перекореженному ебалу? Ах, извольте, — только отвечает Лиза. — Сука. — Долбоеб. Девушка ловит себя на том, что хочет рефлекторно поправить его спавшую на лоб рыжую челку, когда руку сводит, и кровь с покалыванием приливает к кончикам пальцев. — У меня до сих пор твои тряпки валяются, — равнодушно говорит парень. — Ну так выкинь. Или вынеси, блять, не развалишься, — саркастично бросает Лиза в ответ. Наверное, он вел себя очень плохо последние несколько жизней. Даня, кажется, вспомнил все известные ему слова из нецензурного русского, когда разглядел в чуть ни врезавшейся в него девушке Лизу. Эту тупую пизду, которая завидно подпортила немалый отрезок его и так не самой счастливой жизни. Вот только Кашин совсем не отмечает того, что у него мгновенно подкашиваются коленки, а с языка без разрешения слетает глупый байт про ее глупый ширпотреб, от которого он по какой-то глупости так и не избавился. Вот же ж пиздец. — Твое дерьмо — зайди и забери, — парень не знает, в какой момент его больной мозг атрофировался окончательно. По видимости, уже давно. Дане даже не нужно знать ответ, чтобы определить, как Лиза моментально вспыхнула от брошенного ей вызова. — Пошли, — абсолютно безразлично говорит она. — Пошли, — только отвечает Кашин. Они молча заходят в открытый нараспашку подъезд, минуя ту самую парочку, что давно отложили гитару и зажимаются посреди пустого лестничного пролета. Лиза с Даней синхронно фыркают. У двери его квартиры она на секунду замирает на месте, не успев занести ногу над порогом, и еще трижды спрашивает себя, насколько она уверена в этом шаге. А ее расплавившийся разум в свою очередь трижды отвечает, что уверена. Безо всяких сомнений. В нос сразу врывается запах, заставляющий даже самые старые, почти безвозвратно забытые душевные терзания встрепенуться и напомнить о себе новым приступом ностальгии. Просто отвратительно. Кажется, что ничего и не изменилось с тех пор, как она ушла. Они только еще сильнее убедили себя в обоюдной ненависти. — Я не буду заходить, — Лиза останавливается в прихожей и не решается ступить ни шага дальше. Видимо, пара клеток мозга все-таки очнулась от токсичной дымки воспоминаний и вернула ее в реальность, за что она была безумно благодарна. — Я ко всему этому дерьму даже прикасаться не собираюсь. Будь уж так добра потратить две лишние минуты, не развалишься, — с цинизмом отрезает Даня. На мельчайшую долю секунды девушка готова развернуться и уйти. Но перед глазами сразу встают образы вещей, которые она собирается оставить на растерзание этому уроду. Ну нельзя же бросить ту футболку из летнего лагеря, которая даже дома носилась редко, — с ней связано столько воспоминаний. Да и порванные трикотажные шорты, которые ей купили в третьем классе. Лиза еще с полминуты упорно убеждает себя в том, что все это — бесценные приветы из детства, которые она теперь, видимо, обязана пронести с собой до гроба. Поэтому девушка быстро разувается и проходит вглубь квартиры. Даня кивает. — Вот, — он отодвигает дверцу шкафа купе у себя в комнате и указывает на бережно сложенные в стопочку вещи, — забирай и проваливай. Она же молча достает дрожащие руки из кармана толстовки и складывает все в рюкзак. Тишину нарушает только накрапывающие капли дождя, что лениво стекают по окнам снаружи. Они так и остаются фоновым шумом, пока за полминуты гроза не разгоняется настолько, что с неба начинает сыпать град. — Твою же мать, — шипит девушка, бросая взгляд вниз на опустевшие улицы. — Охуенно, — Даня саркастически поддерживает ее недовольство и в достаточно претенциозной манере складывает руки на груди, дабы всем своим видом излучать безграничное раздражение Лизиным затягивающимся присутствием. Оба молчат. Вдруг парень немного расслабляется, на секунду прячет лицо в ладонях и тяжело вздыхает. — Будешь чай? — спрашивает он с абсолютно искусственной досадой. — Да, — коротко отвечает девушка. Тогда они идут на кухню. Кашин машинально ставит чайник, достает из полки две кружки и почти полный пакетик корицы. Даня всегда ненавидел корицу всем своим сердцем. А Лиза, наоборот, не могла не добавить ее в чай, чем всегда давала ему повод для ворчания или пары шуток. А еще она очень хорошо помнит, что корица закончилась буквально за пару дней до их расставания несколько месяцев назад. Не успев задуматься о том, как она снова появилась в этой квартире, девушка отвлекается на опустившегося напротив Данила. Парень пододвигает к ней чашку, и они оба делают по несколько глотков. — Спасибо, — только произносит Лиза. Кашин кивает. Дождь все продолжает настукивать какую-то неразборчивую мелодию по холодному запотевшему стеклу. Наверное, для них обоих это становится своего рода гипнозом. Допив чай, девушка встает из-за стола, но не двигается, приковывая к себе взгляд парня напротив. Она медленно оттягивает края своей футболки, снимает ее и бросает на пол. Даня сглатывает. Он поднимается следом и делает пару шагов, впившись взглядом в Лизины, казалось бы, обезумевшие темные глаза, пока ее щеки не трогает румянец. Кашин сокращает оставшееся между ними расстояние и наконец целует ее, чувствуя, как девушка сразу же обнимает его за шею и прижимается ближе. — Говорил, прикасаться не собираешься? — А ты опять поверила? — усмехается он, подхватывая девушку за бедра и унося в комнату. — Поэтому я тебя и бросила, — шепчет она где-то над ухом, заставляя Даню поежиться из-за пробежавших по плечам мурашек. — И прибежала обратно, — отрезает он. — Заткнись, — говорит Лиза, снова целуя его в губы. Когда парень переступает порог комнаты, она уже готова к тому, что Кашин небрежно бросит ее на кровать в той же манере, как он всегда делал это раньше. Но вместо этого Даня аккуратно опускает девушку на одеяло и нависает сверху, чтобы продолжить поцелуй. Может, поэтому она не чувствует отчаянно скребущих подошвы зубцов? Парень так нежен, и она тратит каждый удар сердца или оборванный вдох на то, чтобы отдать свою нежность взамен. А он начисто забывает, как видел Лизу такой сотни раз до этого, и все будто происходит с ним впервые.

***

Когда все заканчивается, они еще несколько минут лежат обнявшись и курят одну сигарету на двоих. А потом Лиза молча поднимается на ноги, одевается и, не оставив ему даже взгляда, уходит. Это был лучший секс в ее жизни. Девушка безнадежно чертыхается, когда выходит из подъезда, но все еще чувствует запах его чертового стирального порошка, впитавшийся в волосы. Только сейчас, оглянувшись назад, она понимает, что жалеет об этом поступке больше всего за всю свою жизнь. До скрежета сжав зубы, она вытирает слезы и клянется себе никогда не возвращаться в эту квартиру, дом, улицу, район, несмотря на то, что ее душа, кажется, застряла здесь навсегда. Это был лучший секс в его жизни. Парень сразу же закуривает вторую и, хотя горло больно саднит, делает глубокую длинную затяжку. Он никогда не похвастается произошедшим перед друзьями, да и вообще вряд ли когда-нибудь с кем-нибудь поделится. Просто закроет эти воспоминания глубоко внутри, и будет изредка возвращаться к ним, чтобы понять, что все это было самой большой ошибкой в его никчемной жизни, а потом снова забыть. Ровно до следующего раза, когда что-то в затылке больно заколет забытыми чувствами.