Секрет

Взрыв.

И яркой вспышкой проносится чумной рассвет, утробным хохотом сметая деву-Луну       Вихрем несущиеся, забирающие абсолютно любые силы и не собирающиеся заканчиваться концерты изматывали. Парни уже не помнили, сколько дней находятся в туре и когда следующая решающая дата. Жизнь по-рок-н-рольному — то, чего все они вместе хотели и то, что тепеть доводило каждого до состояния изнеможения и упадка сил: в гримёрных скапливалось все больше средств поддержания приподнятого расположения духа — это и возимый по пятам маленький пушистый черный пёс, и лучшая еда, и даже перерыв на целых 35 минут после каждого, мать его, саундчека.       Музыка сегодня не строилась и ворчливый, срывающийся на любого, кого встретит, активизируйщийся только в момент подготовки шоу Юнги презренно поглядывал в пустую точку большую часть долгожданного перерыва, Намджун что-то обсуждал с менеджером, коротко кивая, мельком посматривая на Джина, безинициативной кучкой теперь уже сплошных костлявых изгибов уткнувшегося в экран мобильника (краешек намокшей от долгих певческих и танцевальных усердий майки многозначительно свисал с округлого широкого плеча, намекая на интим, которого лидеру было не видать как своих поломанных когда-то очков*). Джей-хоуп и Чимин затихли, разучивая какую-то новую связку, а потом и вовсе смылись, кажется, в туалет, ведь больше со стадиона деваться было некуда. Чонгук же молча и с какой-то особым безразличием разминал затёкшие от постоянных повторений одних и тех же хореографических трюков мышцы в одном из свободных «углов» громадного платцдарма футбольной арены.       Тэхён же просто сидел, прислонившись затылком к декорации, обняв себя за колени, с точностью часового механизма отмеривая, сколько раз макнэ успел присесть и отжаться. Ему нравилось наблюдать за чересчур серьёзным и сосредоточенным ребёнком — молодым мужчиной, что почти постоянно находился рядом с ним, ведь невольно начинаешь привыкать к людям, которых видишь рядом 24/7, ощущаешь их шестерых иначе, нежели остальных, даде собственную кровную семью. Связано ли это с пресловутым «сращиванием» характеров или под гимном общности целей скрывается иная личина Тэхён не знал. Он особо не размышлял на эту тему — на то был Намджун. Пока Ким младший думал, его взгляд, припудренный долей апатичности и равнодушия плавно перетекал от макушки тёмных волос Чонгука к литому, вырезанному будто из камня лучшими античными мастерами туловищу — и все в этом корпусе было идеально: струящиеся мелкие капельки пота, плавно очерчивавшие накаченную рельефную грудину, медленно стекающие по натруженной спине, незаметно исчезающие в изгибах здоровых сильных бёдер; икры, самые идеальные напряжённо подрагивали при особенно ритмичных выпадах, в самом деле завораживая, а руки были подобны лопастям мельницы, способной погнать ветер вспять, крошить ананасы, таскать тяжелые матрасы и поднимать по три стула да раз. Замечтавшись, он не заметил, что смоль угольных глаз во всю изучает его.       На вновь Тэхена, все теле макнэ выражало своё физическое превосходство. И если раньше он думал, что тоже станет таким здоровым и сильным, то теперь с удовольствием бы ощутил свыше данное превосходство на своей шкуре, впитав эту мужественность целиком, смешав её с нежностью собственных изгибов. В юности он долго стеснялся собственной худобы и костлявости, потом — слишком уж округлых форм определённых частей тела*, но сейчас, будучи уже относительно взрослым, а по сравнению с некоторыми, старшим мужчиной, отпустил когда-то преследуемый его стыд, соглашаясь с тем, что надо быть таким, какой ты есть, а ежели действительно хочешь чего иного, то выход один — достигай.       Сначала это были упорные одиночные, бессистемные и хаотичные тренировки с самим собой, приносящие совсем не тот результат, на который первоначально рассчитывал юноша. Затем парень осмелел и начал просить советы о том, как и что делать, а потом пошли просьбы о помощи в проверке верности практикуемых упражнений на разные группы мышц, что сделало Тэхёна частью тренировок самого макнэ, который звал его с собой в качестве компаньона. Так же было с танцами: не обделённый некоей природной изящностью и грацией Тэхён постепенно, не без помощи младшего, раскрывал в себе неведомый дотоле потенциал. Не обошлось, конечно, и без наблюдения за парочкой лучших — они стали его учителем, к которым примкнул Чонгук, которому, кажется, подобный расклад был лишь в радость. Так проходили совсемтные будни: «ВиГуки» «кочевали» из зала для атлетических тренировок в зал для занятий танцами. Ким знал о природе такого обозначения их двоих и испытывал некую гордость и симпатию к связке их имён. Чонгук же тихо радовался, встречая «КукВи», подобно настоящему мужчине ехидно улыбаясь танцам маленьких чертят, которые те устраивали на его правом плече.       Тэхён не завидовал, не ревновал и прекрасно осознавал природу дружбы троих танцевальных «гениев» — всеобъемлющая любовь к искусству движения. Моторчик Чимин, шумный Джей-хоуп и постоянно ёрзающий Чонгук делили тягу к танцам, то и дело допоздна задерживаясь, разучивая новые и новые движения, придумывая разного рода «пируэты». Тэхёну хотелось быть ближе, Тэхён нуждался быть рядом чаще, а ещё — наедине. Он поддался лёгкому веянию начать разучивать некогда применённую в соло выступлениях хореографию* вдвоём, а потом такие встречи стали чем-то по умолчанию необходимым. Они танцевали, смеялись, иногда пели. Было весело стать частью чего-то ранее неизведанного. Они все вообще уединялись вдвоём, трепетно храня надежду не быть застигнутыми кем-либо ещё. Разумеется, напрямую о своих «странных» желаниях они не говорили. Хотя… Тэхён уверена что у макнэ к нему дружеские тёплые чувства младшего к старшему. Гук же качал мышцы и ждал, когда хён созреет. Трое самых старших тем временем отшучивались, что скоро и их настигнет танцевальная тяга, но отчего-то подобного не происходило. Может потому что надо было подождать, а может оттого, что у того, кто в процесс влился, был некий стимул, выражающийся в потребности присутствовать рядом с кое-кем постоянно.

Я всегда наблюдаю за тобой. Я люблю тебя.

      Перерыв закончился, шум утих, и парни отправились сгорать дотла вновь, уповая лишь на то, что тепло, даримое Арми, не исчезнет бесследно и возвратиться, с удвоенной силой покоряя и без того загнанные в вечном беге сердца. На протяжении всего концерта Тэхён чувствовал, как задыхается. Его лёгкие сковывал природный и такой родной запах тела, находящегося совсем рядом. Чонгук в этот день был особенно хорош. Атмосфера тепла, радости от нескончаемых аплодисментов, выкриков их имён и всеобщая эйфория, сравнимая с вот-вот накатывающим оргазмом; предельно натянутая тетива радости, желающая лопнуть и излиться прямо в сердца друг друга, подгоняла сердце заходиться в скором ритме, заставляющем лёгкие сжаться, горло вывернуть наружу, опустошаясь целиком. Тэхён без устали наблюдал за Чонгуком, замечая такие же выпады в свою сторону. Это прельщало, это подпитывало толком нескрываемый интерес, вынуждая шальные мысли лететь на свет чарующего золота кожи, бархата голоса и мощи атлетически слаженного тела. Ким Тэхён пропадал, медленно затягиваясь вновь и вновь очередной дозой подглядок — немых просьб о тактильном общении кожа к коже, крепче, сильнее, мужественнее. Феерическая атмосфера вечера, опьяняющее принятие публики, сливаемая воедино в духовно-эротическом экстазе, дух свободы, и все вокруг, пропахшее любовью, опаляло остатки хладнокровия, расплавляя здравомыслие на маленькие частицы тепла и света, радости через боль в мышцах, сорванных голосах и посаженных нервах от пресыщенности графика, насыщенности эмоциональной жизни.       Тэхён всегда знал, что ему есть, на кого смотреть, кого любить даже когда весь мир кончится, и этот человек стоял с ним рядом, плечом к плечу, на одной сцене. Сегодня Чонгук позволил себе танец, он закружил Тэхёна вальяжно, всего парой движений выбивая из состояния отрешённого наблюдения, распаляя игривого мальчишку, выдавая свои тайные знаки, исследуя почву симпатии и глубину восприятия произносимых слов и отточенных действий, ведь любого мужчину учили — насмеши того, кто тебе нравится, и поймёшь, что тот человек чувствует.       Осколки просьб агенства о «разумном фансервисе» застревают где-то на кончиках ушей, стоит тем слегка покрыться красноватым — слишком интимны и вкрадчивы эти шаги за спиной, слишком близки разделяемые на двоих вздохи, слишком необходимы эти скрытые во тьме ночи объятия. Никто не знает, что они бегают из комнаты в комнату на протяжении всего тура. Никто не знает, что эти двое разделяют не только совместное дело, образ жизни и общий дом. В грезах Тэхёна их мир давно един, и никто об этом не знает. Это большой, большой секрет, доступный лишь избранным — им двоим.       Он мелко подрагивает, крепко сжимая восставшую плоть. Его разморило после принятого наскоро горячего душа, и, распластавшись по белоснежной чистой постели не известно какой по счёту гостиницы, парень подгружается в себя глубже, а в фантазии — ощутимее. Он то плотно прикрывает глаза, то трепетно взмахивает пушистыми ресницами, флиртуя сам с собой так, как любит. Ему нравиться гладить медленно, ловя каждое касание, подпитываясь ими, вожделея к большему, крутиться по кровати, подгибая стройные загорелые ноги, то развозя их, то смыкая, играя со своим же терпением, переставая двигаться. Ублажая влажное и наспех вытертое тело, закусывает нижнюю губу изнутри, мучается, и сам себе не даётся. В памяти вихрем проносятся лучшие для него моменты: то, как Чонгук отжимается, усердно и беспощадно тренируется, то, как смотрит на своего любимого хёна, будто никого больше не существует во всем мире, а ещё, стоит чуть выпить и расслабиться, открыто и с вызовом. Тэхён заново ощущает, как Гук каждый раз одёргивает его к себе в попытке успокоить, ободрить, как тихо шепчет глупости на оттопыренное ушко, скрадывая бессмысленные часы съемок, как жадно поглощает любое его движение, действие и изданный звук и радуется всему, что получается, и приободряет идти дальше и стремиться к лучшему. Тело помнит, как бережно его обнимают во время падения в воду, как целует в самую макушку под улюлюканье остальных, как носят на руках и плечах, как крепко сжимают его руку на общем поклоне.       Не переставая терзать окаменевшую плоть, парень излюбленно выгибается, сродни кошке, встает на четвереньки, от чего задирается махровый длинный халат, и разгорается воображение падшего ниц: греет, что однажды не холодный ветер из приоткрытого окна приласкает обнажившийся мёд, а натруженные руки макнэ, притаившегося за стенкой. Картина слишком яркая и оттого ещё дурнее, конечности перестают слушаться, и юноша валится плашмя, утыкаясь лицом в пуховую подушку. Низкий голос чудится кульминацией в заглушенном эхе — никто не услышит, никто не узнает о том, чем занимается неземной Ким Тэхён. Выстроив целый мир, проводя в нем все возможные часы светового дня и ночи напролёт, погружаясь в грёзы целиком, подпитываясь зрительными и чувственными контактами, он ощущает истинную глубину и прелесть своей жизни, ожидая, когда младший вольётся в созданный им общий поток. Догадывался ли Тэхён, что подобные думы посещают и его товарища за тонкой стеной?