Стань драконом

Малефисента промахнулась. Диаваль, мечущиийся между закованными в латы солдатами, видит, как дрожат в знакомом жесте пальцы, шевелятся искривлённые болью алые губы: — Стань… Кем – он не слышит за лязгом доспехов и звоном мечей. Да и начало фразы скорее угадывает – за семнадцать лет она в кого только его не превращала, обходясь без слов только в двух случаях: человек и ворон, привыкнув к ним так, что не задумывалась даже, просто щёлкая пальцами. Любые другие облики требовали их назвать. Как сейчас, когда она, распластанная на полу, придавленная обжигающей металлической сетью, не может даже направить заклинание. Диаваль с карканьем мчится навстречу золотистой дымке, лишь чудом не врезаясь в суетящихся вокруг поверженной феи людей. И не успевает. Дымка попадает в полированный нагрудник одного из солдат… и возвращается обратно. Окутывает измождённую фигурку, мерцает, пульсирует, разрастаясь, бледнея, меняя очертания. Меняя фею. И люди с испуганными возгласами отшатываются от той, которую только что пытались забить копьями. А она дышит огнём и бьётся под сетью, изгибаясь, окончательно принимая облик. Диаваль снова каркает и пикирует к ней. Драконица встречает его ворчанием, переходящим в рёв, и Диаваль слышит в нём изумление и страх. А он ничего не может сказать в ответ. Ворон летает над бьющейся Малефисентой, каркая, пытаясь перекричать её, не зная, как объяснить… и что объяснять. Он прекрасно помнит своё первое превращение, когда он так же бился под сетью, не в силах выбраться, а потом внезапно стал совсем другим. Он помнит, как это было страшно – оказаться не собой. И сейчас он не может помочь попавшей под собственное заклинание фее даже отбросить сеть. Только летать и каркать, концами крыльев метя в глаза начавшим снова смелеть солдатам. И это гораздо страшнее, чем даже превратиться в пса, — смотреть, как она бьётся и мечется, и осознавать собственную бесполезность. А люди уже пришли в себя и снова окружают, закованные в латы, с огромными, в человеческий рост, щитами, потрясают мечами и копьями, подбадривая себя криками и лязгом оружия. Столько железа... Столько солдат… Малефисента снова выдыхает пламя, проделывая в железном строю изрядную брешь, но солдат слишком много, а феи тоже устают. Рано или поздно люди возьмут числом. Сколько же у Стефана ненависти к той, которую он уже однажды предал! Диаваль с хриплым карканьем проносится у самых лиц, клюёт кого-то, не особо разбирая, куда, и заходит на новый круг, пытаясь понять, что же делать. Слишком много железа. Слишком много шума. Слишком много в драконьем рёве отчаяния, смешанного с болью: сеть обжигает фею даже сейчас, когда она – огнедышащее чудовище. Малефисента наконец цепляет лапой сеть, отшвыривает её, снова сминая железный строй, протяжно выдыхает. Кружащий над ней Диаваль с облегчением видит, как затягиваются испятнавшие чёрную шкуру ожоги. И понимает, что ему казалось странным в драконице – она бескрыла. Вдоль спины тянутся две узкие, незаживающие раны. Они кровят столько, сколько ворон знает Малефисенту, наверняка причиняя боль. Но Диавалю так и не хватило наглости спросить, можно ли к ней привыкнуть. А теперь нет и возможности. Он снова кого-то клюёт, человек вскрикивает, роняет щит и, скорчившись, падает, прижав ладони к лицу, но его не жаль. Никого из них не жаль. А Малефисента распрямляется на подламывающихся с непривычки лапах и выдыхает огонь уже направленно, поводя головой из стороны в сторону. И ещё раз, уже уверенней, отгоняя людей подальше, едва ли не к выходам из зала. Снова вздыхает, прикрывает глаза, прекрасная даже сейчас, в чуждом ей облике, опасная, окружённая врагами, и начинает колдовать. Когти скребут по камню, рассыпая ворох золотистых и зелёных искр, но тщетно. Драконица зло взрявкивает, бьёт лапой, и ещё раз, и ещё… А люди подобрали сеть и крадучись движутся вперёд, уже не отшатываясь от разлетающихся из-под драконьих когтей искр. Диаваль снова каркает и наудачу бросается под очередную россыпь – может, получится что-нибудь полезнее птицы? Ничего другого он всё равно придумать не может. И кубарем катится по полу, больно ударяясь коленом, вскакивает, оглядываясь. Привычка превращаться в человека не оставляет выбора, хотя от этого облика сейчас тоже мало пользы. Но так он хотя бы может фыркнуть изумлённо уставившейся на него драконице, что всё в порядке и что они обязательно выберутся. И она даже кивает в ответ и чуть сдвигается, вытягивая шею, пряча его под своей головой. И снова дышит огнём. Солдат становится меньше, но ненадолго – сколько же народу согнал король в замок сегодня! Всё новые закованные в латы люди появляются из коридоров, вбегают в зал, окружают, занимая место отброшенных пламенем и зелёными искрами, начинают ритмично ударять щитами об пол. Над головой Диаваля снова ревёт пламя, смешивается с грохотом и криками. Драконица рычит, отступает к стене, оглушённая, испуганная, уставшая, вновь скрежещет когтями, выпуская рой зелёных искр. Разрушать легко, слова для этого не нужны. В щепки разлетается трон, несколько солдат падают, но остальных это не останавливает. Они уже не боятся, их ведёт вперёд уже не приказ короля, а злость за погибших и раненных товарищей и свой недавний страх. — Мы выберемся, госпожа, — шепчет Диаваль, отступая вместе с феей. — Выберемся, — и сам себя не слышит за всем этим шумом. И сам себе не верит. Умел бы он колдовать. Или хотя бы управляться с мечом. Но и тогда он не стал бы хоть сколько-нибудь ощутимой преградой. Успей он поймать заклинание… Но сожалеть поздно, а в грохот вплетается новый звук — кто-то неторопливо идёт от дверей, кто-то, уверенный в своей победе. — Довольно! – повелительный окрик на мгновение перекрывает шум, и солдаты прекращают разбивать плиты щитами, расступаются, давая дорогу королю. — Ты приняла свой истинный облик? – усмехается Стефан, встряхивает цепью, зажатой в руке. – И что, помог он тебе? Диаваль ненавидит его всем сердцем и будь сейчас драконом он – король уже пылал бы факелом, а не шёл всё так же неторопливо, перебирая железные звенья. Но Малефисента отчего-то медлит, только дышит загнанно и пятится. От этого больно, ещё больней, чем от собственной бесполезности. — Тебе не место в мире людей, отродье, — Стефан печатает слова, как шаги. — Зачем ты пришла? — Спасти твою дочь, тварь ты коронованная, — шипит Диаваль, срываясь с места. Он просто больше не может. Убьют его – так убьют. Подхваченный щит летит под ноги королю, заставляя споткнуться, упасть, выронить оружие. За спиной слышен шум пламени, грохот, крики, лязг. Диаваль довольно скалится, подскакивает к пытающемуся встать королю, пинком отбрасывает цепь, подбирает щит и упирает его острым концом в шею Стефана: — Останови их! — Ты, — выдыхает король, ворочается, пытаясь встать. – Как ты смеешь… — Просто останови их! – Диаваль поудобней перехватывает щит, нажимает сильнее. – Ну? — Стоять, — бросает Стефан. – Стоять, я сказал! Прекратите! – и, не успевает Диаваль обрадоваться наступившей тишине, нарушаемой лишь треском пламени на остатках шпалер, добавляет: — Пусть поиграет в героя. А когда устанет – поиграем мы, — и смеётся. — Госпожа, уходи! – кричит Диаваль, понимая: Стефан, этот мерзавец, прав. Щит слишком тяжёлый, и долго он его не удержит. Но пусть она хотя бы успеет выбраться из замка, там, снаружи, нет стен, там ей будет проще. – Уходи! Маль… уходи, — повторяет с отчаянием. Он стоит к ней спиной и не видит, что она делает, где она вообще, что с ней, но из звуков в зале – лишь огонь и жестокий людской смех. — Наивная, — Стефан не смеётся уже — каркает почти по-вороньи, — ты опять во что-то поверила? — Заткнись, — безнадёжно роняет Диаваль. – Тебе мало? Дай ей уйти. Неуверенный скрежещущий шаг разбивает тишину, и Диаваль выдыхает, горбясь и с трудом унимая дрожь в руках. Ей нужно время. А потом он убьёт Стефана, раз уж она не хочет. Потом, когда она уже не увидит этого. Снова скрежещет, лязгают доспехи – не то Малефисенту окружают, не то освобождают ей дорогу. А она снова забыла про пламя. Или слишком устала? Об этом Диаваль не хочет думать. Она должна уйти, должна жить, пусть бескрылая – но свободная. А она отчего-то медлит. — Ты выберешься, Маль, — еле слышно бормочет Диаваль. – Выберешься, обещаю. Звучит как «обещай мне», и Диаваль усмехается: она ничего ему не должна. А он своё слово сдержит. «Обещай мне, что будешь жить долго и счастливо», — думает он, вслушиваясь в шаги, лязг и скрежет. Драконья лапа опускается совсем рядом с головой Стефана, заставляя того дёрнуться, а солдат настороженно замереть. Грохот падения чего-то большого и стеклянного несколькими этажами выше слышат все, а следующий за ним шорох крыльев – похоже, только Диаваль. К залу летит птица – и, судя по шуму крыльев, немаленькая. Крупнее орла. Но таких не бывает. Малефисента рядом изумлённо выдыхает – она тоже слышит. И Диаваль понимает. «Тянулись за мной шлейфом. Легко поднимали меня к облакам, боролись с ветрами…» Невозможно. Но крылья хлопают всё ближе, их слышат уже и люди. — Убить! – кричит Стефан, выворачиваясь, но сыплющиеся с когтей драконицы искры загоняют его обратно, и солдаты снова замирают, не то не понимая, кого убивать, не то не желая смерти своего короля. Само время замирает, сжимается пружиной, делая мир вокруг медленным и бесконечным. Диаваль опускается на колено, вцепившись в ставший неподъёмным щит. Под щитом хрипит Стефан, а над головой рвано дышит ставшая драконом фея. По опоясывающему зал балкону бежит всхлипывающая Аврора. Шум крыльев приближается.