YUNGBLUD, Halsey - 11 Minutes ft. Travis Barker
Чонгук подрывается на одиноком матрасе его дряхлой съёмной квартирки, тяжело дыша и едва не задыхаясь. Воздуха катастрофически не хватает, а руки ловят тремор, пока парень судорожно пытается ими опереться о поверхность матраса, удерживая тело в вертикальном положении. Что-то не так. В голове вдруг ослепляющей вспышкой вдребезги разбивается мысль. Тэхён. Быстрый взгляд на электронные наручные часы — застывшие одиннадцать минут, которые в один взмах ресниц вдруг начинают обратный отсчёт.10:50
Ноги ватные и не слушаются, не хотят лезть в истоптанные кроссовки, на лбу застыла испарина, а вся спина промокла от леденящего саму душу страха, что он может не успеть. Нет, он не может не. Он обязан. Ведь если с Тэхёном что-то случится, если он не сумеет его спасти, то как же будет жить дальше? Жить без него?9:47
Слишком медленно. Голова всё ещё тяжёлая, будто с бодуна, хотя Чонгук совсем не помнит, что было вчера. Он не помнит, во сколько лёг, не помнит, что делал перед тем, как улечься спать прямо в одежде, стряхнув только обувь с ног. Но это лишь белый шум, меркнущий перед всеобъемлющим страхом, чавкающе пожирающим рассудок. У Чонгука горят икры и дыхание сбилось к чертям, он врезается в женщину с парой пакетов из продуктового, сбивая ту с ног и валясь тут же на землю, впечатываюсь ладонями в асфальт.6:19
Захлёстывает отчаяние, скручивая органы в узел, который хочется выблевать. На улице поздний вечер, наверное, за добрые одиннадцать — улица подсвечивается траурно-жёлтым светом фонарей, в котором искажённое болью лицо Чонгука выглядит ещё более безнадёжно. Он не успевает.2:31
В какой-то момент ноги окончательно подводят, и он снова падает, спотыкаясь о какого-то бомжа. Сами собой катятся слёзы, пачкая солью впалые щёки и теряясь в районе дрожащего подбородка. Руки, сжатые в кулаки, бессильно лупят безразличный серый тротуар, сбивая в бурую кровь костяшки. Боли нет. Только огромная дыра в груди, готовая засосать внутрь, где рвут и мечут прирученные одним человеком демоны. Человеком, который в одиннадцати минутах от него и которого совсем скоро не станет. Он просто… исчезнет.0:24
Больно невыносимо и, кажется, будто она везде, эта сраная боль. Чонгук хватается за тёмные волосы, впиваясь в кожу головы ногтями, пока истерика душит, выворачивая наизнанку. Всё не может закончится так. Тэхён — лучшее, что у него когда-либо было. Лучшее, что случалось в его беспросветно тёмной жизни, чёртов луч света, его персональный, мать его, прожектор. Он же и самое худшее. Привязавшее к себе не нитями — толстенными канатами так сильно, буквально лишив возможности двинуться и нормально продохнуть. Породившее зависимость и слабость. Непозволительную.0:00
Это конец. Жёлто-красный Game over призрачно мигает, отправляя в нокаут, туда, к воспоминаниям, где так тепло и уютно. Где Тэхён живой и улыбается так нежно ему одному, сидя совсем близко, сложив ноги по-турецки, греет его вечно холодные руки в своих тёплых ладошках и ласково чмокает в уголок губ, оставаясь невесомым цветком чистейшего чувства. Нефильтрованного и нерафинированного. Губы Тэхёна мягкие, не такие, как его собственные, они трепетно касаются щёк и носа, исследуют всё лицо, что обычно в ссадинах и синяках, а потом просто обнимает, тесно прижимаясь к широкой груди и заставляя забыть обо всём на свете. Иногда сворачивается котёнком на коленях, подставляясь под грубые пальцы в волосах, которые в этот самый момент пытаются быть невероятно осторожными, чтобы не спугнуть и не дай бог не обидеть. Тэхёна обижать нельзя, потому что Тэхён — самое лучшее, что с ним случалось. Почему жизнь так несправедлива? Почему этой твари всё неймётся, и она так и норовит подсунуть побольше дерьма в его жизнь? Почему она покусилась на самое дорогое, что у него было?! …Чонгук подрывается на одиноком матрасе его дряхлой съёмной квартирки, тяжело дыша и едва не задыхаясь. У него раскалывается голова, а ещё он точно знает, что произойдёт через одиннадцать минут. Тэхёна не станет. Он будет спешить к нему на встречу и, чтобы сократить путь, решит перебежать через пустую дорогу, когда из-за угла зигзагом вылетит Хёндай, сбивая хрупкое тело с ног. Мешая кровь с полившейся с неба водой, так тупо и так своевременно.11:00
Наручные электронные часы пищат мерзко, а цифры тут же принимаются чинно сменять друг друга стройной последовательностью, которую не обратить вспять. Чонгук не помнит, что было вчера, он не понимает, почему в голове точно атомная бомба взрывается, а всё тело отдаётся сильнейшей болью, которая, впрочем, и близко не стоит с тем кошмаром, что творится внутри. Там, в личном маленьком аду, от безысходности воют церберы, некогда приласканные, а теперь спущенные с поводка и готовые порвать ублюдка, отобравших личную панацею.10:28
Лестница, тёмная подворотня — всё смазано и сумбурно на фоне гнетущих мыслей и потоков раздирающей до самого мяса когтистыми лапами боли, практически лишающей сознания. Чонгук налетает на женщину с пакетами из продуктового, но удерживается на ногах, лишь рассыпая продукты по асфальту. Медлить некогда. Он может не успеть.7:43
На улице осень. Буро-оранжевая гамма листьев, блевотная, на самом деле. Уже холодно, но он бежит в одной футболке и джинсах, не замечая низкой температуры, у него просто нет на это времени. Внутри всё натянуто до предела, а тот самый стержень, что всегда помогал собираться в критических ситуациях, просто-напросто покрылся трещинами, готовый разлететься на кусочки в любой момент. Прямо вот сейчас.4:57
Чонгук замечает развалившегося на его пути бомжа слишком поздно и едва успевает его перепрыгнуть, всё же спотыкаясь и неуклюже пытаясь не потерять равновесие. Как назло, начинает лить дождь, срываясь с бесконечного неба холодными колкими иглами, что впиваются в голую кожу рук и лезут в лицо. Небо чёрно-серое, нависающее огромной мрачной скалой, о которую хочется разбиться, оставив после себя мокрое кровавое пятно. Но нельзя. Нельзя даже думать о таком, потому что там впереди совсем скоро не станет Тэхёна. Его замечательного мальчика, который точно не заслужил так просто умереть. Тэхён, он как та последняя пачка салфеток, которую всё время таскаешь в кармане на всякий пожарный, но каждый раз не решаешься открыть и воспользоваться — только почувствовать тонкий аромат хлопка и спрятать назад, а со своими проблемами справляться только самому и только в одиночку, как и привык. Потому что кто-то рядом, как даёт силы, так же их и отнимает. Он и сила, и самая большая слабость, персональная ахиллесова пята.1:42
Кажется, уже скоро. Осталось совсем немного, он, наверное, успеет, и вот-вот всё будет хорошо. Только впереди совершенно неожиданно вырастает группка людей в чёрных мантиях с накинутыми капюшонами, в которую Чонгук влетает со всего размаху, не успев даже среагировать. Его ловят чужие руки, и парень валится на тротуар с обессиленным стоном, чувствуя, будто ему на живую что-то отрезают. Что-то жизненно важное, без чего он не сможет функционировать никак, извлекают наружу, чтобы выбросить подальше, оставив на дороге ещё одно бездыханное тело. От истерики всё содрогается, кулаки сжимаются совершенно беспомощно, и он младенцем безуспешно пытается ухватиться за что-то, что всё дальше ускользает от него, уходит, оставляя одного навсегда.0:00
Нет сил даже кричать. Дождь лупит по спине, и единственное, чего Чонгуку хочется — испариться. Утечь вместе с этой треклятой водой куда угодно, лишь бы не оставаться здесь без него. Лишь бы… лишь бы. Группка молчаливо рассасывается, так и не засветив ни одним лицом, в которое можно было бы плюнуть. Их, вроде, было пять, но Чонгуку было не до того, чтобы вести точный подсчёт. Наверное, это самое страшное, когда ты понимаешь, что мог помочь, но не сделал этого. Когда твой любимый человек всего в одиннадцати минутах от тебя встречается лицом к лицу со смертью, смотря в пустые провалы её глазниц, а ты валяешься в абсолютном нигде. Ничтожный. Слабый. Жалкий. Отвратительный. Тэхён бы возразил. Приложил аккуратный палец к губам, заглянув в глаза, и с участливой улыбкой на губах произнёс бы тихое: «Не вини себя». А кого ещё прикажете винить, если не себя?! Ты сам всегда во всём виноват. Каждая неудача, каждый косяк, каждая непоправимая ошибка — лишь твоих рук дело. Лишь ты в ответе за всё, с чем налажал, а те, кто винят только остальных — слепы и безнадёжно глупы. Хуже новорождённых котят. А чем Чонгук не слепой котёнок? Тычется лбом в грязный, мокрый от дождя тротуар, скребётся по нему, стёсывая и выламывая под корень ногти, воет утробно, переходя на высокие всхлипы-повизгивания. А изнутри как будто часть его самого выдрали. Варварски так, не потрудившись после себя подлатать даже — только нитки и торчат в разные стороны из рваных краёв, утопая в чернеющей крови. Половину лица вдруг разрезает безумный изгиб улыбки. Тэхён вспомнился. Как они лежали в обнимку после секса, и он выводил на груди Чонгука одному ему понятные рисунки, совсем не замечая, что в деталях изучают его уникально-прекрасное лицо. Как целовал его шрамы, проводя по ним пальчиком нежно с затаённым чувством понимания и сожаления. Как одним касанием устранял закипевший котелок злости, превращая бурлящую лаву в ровную водную гладь. Как любил пачкать нос Чонгука мороженым, а потом хохотал над его недовольной миной, пока карма не настигала, заставляя в голос смеяться уже обоих. Как просто часто сидел рядом, занимаясь своими делами, такой домашний в одной из огромных чонгуковых футболок с голыми коленками и выглядывавшими из-под ткани бёдрами, мелькающими в поле зрения так маняще. Как обожал постоянно целоваться во время секса, не давая отстраниться и даря всего себя полностью такому мудаку, как Чонгук. И ещё сотня этих «как», на самом деле, каждое из которых проносится мимо стремительно, периодически задерживаясь перед распухшими глазами. Чонгуку нравилось называть его солнцем. Тэхён обычно смущался и отрицательно вертел головой, не соглашаясь, на что его просто сгребали в охапку и не желали больше отпускать, а тот и не кивал, чтобы остаться так навсегда. Чтобы вместе срастись и вместе умереть. Стать одним целым, разделив на двоих один мир. А что теперь? Что же теперь?.. Как же… за что?.. За что? Наверное, есть за что, а в случае Чонгука будет вернее сказать «за всё». Он не пай-мальчик. У него жизнь не из сказки и не из романтической комедии со счастливым финалом. У Чонгука умерли родители в детстве, воспитание родной бабки не задалось, как и он сам, собственно, ударившийся во все тяжкие слишком рано. У него вся жизнь на улице в бесконечных драках, тело — в бесконечных незаживающих синяках и шрамах, внутренности — в бесконечную кашу, а мозги — в бесконечном отходняке. Когда ты на дне — трудно осознать, что всё может быть не так плохо. Ко всему привыкаешь и к состоянию полнейшей дезориентации — тоже. Привыкаешь к определённому образу мыслей, к укладу ничтожной жизни и довольствуешься теми жалкими потугами хоть что-то изменить, что ещё остались среди железно отработанного безразличия. А потом случается оно. Красивое, живое, настоящее, такое прекрасное и столь далёкое, что даже представить страшно, что оно снизошло до тебя. До отброса. Не иначе ангел-хранитель с небес спустился. Только Чонгук во всевышнего не верил ни разу. Тэхён случился в его жизни как-то слишком внезапно, хотя ты никогда ни к чему не можешь быть готов на сто процентов. А тем более к такому. К тому, что парень далеко не твоего полёта обратит внимание, да ещё и помощь предложит какому-то грёбанному наркоману, которому на всяких подпольных боях без правил лишь бы заработать немного, чтобы спустить на очередную дозу и пожрать раз в сутки для галочки, чтобы вроде как не сдохнуть. Что его вытащат в свет, в люди, что балластом потянут за собой наверх, подкупая искренностью и широкой улыбкой. Чонгук его никогда не заслуживал. В нём добра и теплоты хоть отбавляй, Тэхён как то самое солнце, что греет ласково и совсем не жжётся — лишь даёт живительной силы, позволяющей встать на ноги и потянуться вверх, чтобы получить побольше. А Чонгук что? Чонгук — это трясина. Болото, в которое засасывает, болото, в котором живут острозубые демоны, только и ждущие, какой бы лакомый кусочек оттяпать и сожрать. Окуните солнце в болото… Но они держались неплохо. Было трудно до усрачки, да. Особенно поначалу. Особенно Чонгуку. Прошлое, таких как он, никогда не отпускает. Оно держится за таких крепко, связываемое неразрывными узами с самого девства. Тэхёну, разумеется, было не проще, а Чонгуку кажется, что даже тяжелее. Потому что его жизнь, та, что зовётся нормальной, с его никак не увязывалась, но он упорно продолжал тараном идти вперёд, взяв младшего на буксир. Мало по малу — сначала друзьями, потом уже не совсем. Кирпичик за кирпичиком. Медленно. Потому что быстро нельзя — пропустишь в одном месте, а потом рухнет всё разом, так бережно выстроенное, погребя под завалом. Против были все. Родители Тэхёна, его друзья, даже один, что называется лучшим, и тот повертел пальцем у виска, потому что, ну, где Тэхён, а где Чонгук — бывший наркоман и отброс. Как известно, бывших наркоманов не бывает, а отброса хоть в шелка разодень и золотом обвешай, будет смердеть помойкой. Но Тэхён настоял и сделал всё по-своему. Он всегда так делал, когда считал нужным и правильным. Каждый человек стремится к счастью на каком-то генетически заложенном основании, не понимая даже, а что вообще это за фрукт такой и с чем его есть. Счастье, оно призрачно, мимолётно, и каждый раз ото всех ускользает, сколько бы его ни пытались выцепить. Вот так всю жизнь к счастью идёшь, а его всё нет и нет. И так, и эдак изворачиваешься, а счастья, нет его. А всё потому, что люди слепые, ведь за счастьем не нужно никуда идти. Его не нужно искать, не нужно за ним гнаться, потому что счастье, оно всегда сидит под боком и терпеливо ожидает, пока его заметят. Оно и не может быть всё время на виду, потому как надоест быстро и его просто прогонят. А счастье, оно ведь ранимое. Чонгук счастья никогда не искал. Оно, очевидно, просто было не для него, не для такого, как он, уж точно. А потом как нагрянуло разом, окутав теплом в невидимое мягкое одеяло под аккомпанемент любимой квадратной улыбки. И это было так… ново? Неожиданно? Тэхёну нравилось повторять, что в жизни всё не просто так. Он искренне верил в судьбу и особую связь между людьми, уверяя, что они друг с другом тоже связаны. Чонгук к этим рассуждениям относился скептически, но на всякий случай послушно кивал. Он о такой чуши даже не задумывался. Тебе хорошо — это хорошо. Тебе плохо — это плохо. На этом, пожалуй, всё. А Тэхён мог заводить эту шарманку на долгие часы, мечтательно бубня себе под нос про родственные души, которые в каждом воплощении оказываются так или иначе связанными друг с другом, фатальность всех событий в жизни, предназначение и прочую мишуру, которую Чонгук с радостью пропускал мимо ушей, наслаждаясь теплом единственного любимого человека. Но, раз они связаны, то почему всё так? Почему смерть пришла так внезапно, разлучив две души, раскидав по разным полюсам вновь? Теперь Тэхён мёртв, а он?.., а что с ним? …Чонгук подрывается на одиноком матрасе его дряхлой съёмной квартирки, тяжело дыша и едва не задыхаясь. Он оглядывается растерянно, вертя гудящей головой, не понимая, как здесь очутился, сколько времени и какой сегодня день. Воспоминания смешиваются в мутную бурду, яростно вспыхивая лицами и моментами, что нещадно прошивают виски. Он хватается за голову. Тик-так — маятником качается из стороны в сторону, пытаясь подавить рвущийся сам собой крик. Он не понимает, что с ним происходит, не понимает, почему в груди так болит, а на душе так погано, будто он вот-вот потеряет что-то важное. Или уже… потерял? Нечем дышать. Чонгук давится ядовитыми слезами, глотает слюни и пробивающиеся наружу вопли, силится отогнать от себя нагнетающую истерику, но она уже стиснула его своими кривыми лапищами. Тело сотрясается от беззвучной агонии, пока рот с силой зажимает грубая ладонь, а зубы впиваются в кожу, оставаясь на ней продавленными впадинами. Больно. Так нестерпимо, совершенно отвратительно больно быть живым. Отчего-то. Чонгук ничего не понимает. Дерёт на голове тёмные волосы, надрываясь, надламываясь. Поверхность идёт трещинами, взвизгивает и лопается в звенящей тишине, ухая к ногам, чтобы окончательно разбиться одной единственной мыслью о бетонный пол. Тэхён. Писк наручных часов на мгновение отвлекает, и Чонгук размытым от слёз взглядом пытается выцепить цифры на электронном циферблате, моргая опухшими зудящими глазами.11:00
Осознание, какое-то инородное и совершенно ему не принадлежащее, вливается будто бы по щелчку: Тэхён в одиннадцати минутах от него, и совсем скоро его не станет. Чонгук не двигается. Пялится в одну точку на стене, зарывшись пальцами во всклоченные волосы и опираясь локтями о колени. У него под кожей зудит непреодолимое желание подорваться тут же, чтобы убежать туда, к Тэхёну, чтобы успеть… но он просто сидит, отчего-то пригвождая себя к месту. В голове творится полная неразбериха, и, как назло, ни одна мысль не хочет оформляться.5:23
Чонгук всё ещё ничего не предпринимает. Истерика больше не душит, но от этого не легче ни капли, а внутренности жрёт неподъёмное чувство вины. Ему тяжело думать, но Чонгук всё же заставляет себя воскресить в памяти хотя бы один момент. Какой-нибудь, лишь бы увидеть перед глазами его улыбку и забыться. Забыть… о чём? Вспомнить. — Это самая дрянная квартира, которую я когда-либо видел, — Тэхён морщит нос, оглядывая комнату с бетонным полом и обшарпанными стенами, небрежно выкрашенными в блевотный жёлтый. — Тут даже мебели нормальной нет! — Зато неприлично дёшево и гораздо лучше, чем спать на улице, — Чонгук пожимает плечами, пропуская Тэхёна в свою обитель. Здесь и правда откровенно дерьмово: одинокий матрас, дряхлый диван, доживающий свои годы перед тем, как рассыпаться прахом, спортивная сумка с немногочисленными вещами, что служит ему местом хранения одежды, и поистине доисторический ламповый телевизор прямо на полу, притащенный со свалки и подлатанный умелыми руками одного знакомого. Показывает он просто ужасно, но, на удивление, хоть что-то показывает. В совсем скучные времена даже прокатывает. На кухне ситуация не лучше — там замызганная газовая плита, потрёпанный жизнью холодильник, трещащий на всю хату, и стол с подломанной ножкой, на котором свалка пустых пачек из-под самого дешёвого рамёна. — Ты больше не будешь здесь жить, — Тэхён сводит брови к переносице и воинственно складывает руки на груди, глядя на окружающую его обстановку с недовольством. Это здесь Чонгук ещё навёл марафет — раньше было ещё хуже. Хотя куда уж хуже, да? — А где я тогда буду жить? Не думаю, что твои родители будут мне рады, — парень усмехается, проходя к матрасу со смятой простынёй и единственной подушкой, плюхаясь на неё прямо в уличной одежде под неодобрительный взгляд старшего. На всякий случай пересаживается на край валяющегося тут же одеяла. — Брось, Тэ, я уже привык. Есть где поспать — уже хорошо. Тэхён молчит напряжённо, всё ещё поглядывая на квартиру с недоверием, будто она его бабушке плюнула в чай. И вообще именно она — корень всех его проблем. Вселенское зло. — Ладно, — сдаётся неохотно, подходя ближе. — Но ты пообещаешь мне, что мы приведём её в порядок. — Конечно, — Чонгук сияет начищенной монетой, довольный тем, что этого упёртого барана удалось так легко переубедить. Наверное, это всё его особенный шарм. — И начнём мы со стен, потому что от этого цвета у меня уже болит голова, — парень морщится, косясь на ближайшую стену. — Что ты думаешь насчёт фиолетового? — Думаю, что мне всё равно, если этот цвет выберешь ты, — Чонгук улыбается идиотом и неожиданно дёргает подошедшую слишком близко жертву за руку, утаскивая за собой на матрас. Тэхён ойкает от неожиданности, валясь на мускулистую грудь, и смотрит с толикой осуждения на перекошенное искренним счастьем лицо, которому, впрочем, не может противиться слишком долго — улыбка сама уцепляется за уголки губ, с нежностью растягивая их в стороны. — Тебе идёт быть счастливым, — говорит тихо, подложив себе под подбородок руки и поглядывая с такого ракурса на волевой подбородок. Чонгук слегка приподнимает голову, выглядя растерянным. — В смысле, ты любой прекрасен, просто, когда ты счастлив, ты как будто светишься. Это красиво. Чонгук понимает, о чём идёт речь. Когда они едва были знакомы, Чонгук не улыбался в принципе. Повода как-то не было. Он всегда ходил угрюмо-хмурый, а когда и улыбался, это, скорее, напоминало хищный оскал. Теперь же ему хотелось улыбаться всегда, когда Тэхён оказывался рядом. Просто так, без какой-либо причины. Был ли он в этот момент счастлив? Определённо. Осознавал ли он это счастье? Вряд ли. — Я не виноват, что рядом с тобой по-другому не получается, — выходит как-то скомкано, и Чонгук чувствует себя неуверенно, говоря подобные вещи, потому что он, вообще-то не совсем умеет, но ему так сильно хочется. Говорить о том, что чувствует, кричать об этом на каждом углу, потому что с ним такое впервые, и лучше точно не будет. Ни с кем и никогда. Тэхён приподнимается на локтях, подтягиваясь выше, чтобы на пару секунд зависнуть над его лицом, искря влюблённым взглядом, чтобы в следующее мгновение как-то по-особому нежно коснуться губ. И это не похоже ни на что другое, ни на один предыдущий грубый поцелуй с людьми, которые не-Тэхён, потому что так может только он — вкладывая всё душу и всего себя. И Чонгук тает. Он буквально раствориться готов в этом человеке, ставшим для него всем, озарившим его тёмный тернистый путь своей забавной квадратной улыбкой, красивым смехом и заботой, какой Чонгук никогда не знал. Иногда это даже начинало пугать, ведь даже мелькнувшая на периферии мысль о том, что однажды Чон может его потерять, вводила его в состояние самого настоящего, нездорового отчаяния. Нельзя же так зависеть от человека? Нельзя же?.. Чонгук всегда этого опасался. Он не доверял людям, не подпускал к себе близко даже тех, кто считал его своим другом, а тут вдруг случился Тэхён, который подобрался буквально вплотную и отпускать не собирался. Чонгук бы не позволил. С ним даже вот так лежать и просто лениво целоваться — уже настоящий праздник. Маленькое радостное событие в бесконечной веренице плохих и очень плохих дней. И чёрт его знает, связаны они или нет, судьба это или ещё какая срань, Чонгуку глубоко на это плевать, пока Тэхён одним своим присутствием вдыхает в него жизнь. Пока он с чувством целует его, заставляя забыть обо всём на свете и просто наслаждаться сладким вкусом момента. Их момента. — Знаешь, это странно, но у меня такого ни с кем не было, — голос у Тэхёна низкий и тихий, пробирает до мурашек, что вкупе с его трепещущими ресницами и слегка сбитым дыханием творит с Чонгуком просто невозможные вещи. Он сам невозможный. — У меня тоже, — ещё один беглый поцелуй, чтобы после перевернуться на бок и оказаться лицом к лицу, соприкасаясь носами и всем, чем только можно. — Почему это странно? — Не знаю, просто мне так кажется, — Тэхён пальцем очерчивает острую линию челюсти и подбородка, мазнув напоследок по чужим губам. — Пообещай мне кое-что. — М? — Что бы ни случилось, ты всегда будешь рядом. Даже если мы однажды вдруг… в общем, если что-то между нами пойдёт не так, я не хочу, чтобы ты совсем исчезал из моей жизни. Мне кажется… мне кажется, я тогда просто не смогу. — О чём ты думаешь вообще, глупый, — Чонгук слегка отодвигается, обхватывая его лицо руками и заглядывая в глаза, полных страха. Он правда этого боится. Боится, что однажды они могут расстаться, или жизнь их разметает в разные стороны, из-за чего они больше не будут вместе. — Конечно я никуда не исчезну, — улыбка отражается в улыбке, а глаза полнятся влагой счастья с привкусом затаённой боли от того, насколько сладко и бесстыдно лживо звучат эти слова. Но сейчас они нужны как никогда. Как единственная панацея и шанс на веру в лучшее. Пускай и призрачную, но всё же. Да и жить нужно настоящим моментом, поэтому Тэхён просто тянется ближе, сокращая эти жалкие сантиметры между их лицами, чтобы подарить самое сокровенное, что у него есть. Любовь.0:00
Наручные часы закончили обратный отсчёт, оповещая о том, что случилось неизбежное, а Чонгук всё ещё лежит и пялится в чёртову фиолетовую стену, цвет которой выбрал Тэхён. Здесь, кажется, им всё пропитано, каждый сантиметр пространства, даже его запах, такой родной и привычный, уже смешался с его собственным, так что теперь не различишь. Они были чем-то особенным. Чонгуку так кажется, хотя он и романтиком до него никогда не был. До Тэхёна он вообще ничем не был. Как-то даже не жил, а выживал, и то непонятно зачем. Только если дождаться, пока Тэхён войдёт в его жизнь и лунной дорожкой по чёрному омуту ледяного моря осветит ему путь. И пусть он не был длинным, пусть в итоге Чонгук упал в это холодное море, захлебнувшись, он всё ещё мог с любовью вспоминать те счастливые моменты и благодарить весь мир за то, что и в его жизни был кусочек счастья. Счастья по имени Ким Тэхён. …Чонгук лежит на одиноком матрасе его дряхлой съёмной квартирки, глядя в потолок, и отчего-то ему очень спокойно. Он неторопливо поднимается на ноги, потягиваясь, как после долгого прекрасного сна, и смотрит на наручные часы, на которых застыло безразличное 11:00. Сейчас вечер пятницы, или субботы, или чёрт его вообще разберёшь. Парень надевает кроссовки и выходит из дома, оставляя чарующую атмосферу его маленького райского шалаша в фиолетовых тонах где-то позади. А впереди — только неизвестность. Засунув руки в карманы, Чонгук идёт по тёмным улицам неспешно, оглядываясь по сторонам, и вдруг останавливается, поднимая голову. Там небо. Безумно красивое, усыпанное звёздочками-маяками, перемигивающимися то ли друг с другом, то ли посылающими сигналы на далёкую Землю. Отчего-то в городе небо хорошо видно, но Чонгук на это не обращает внимания, совсем не замечая, что вокруг совершенно темно и никого нет. Ни единой души. Он продолжает свой путь, следуя по освещённой фонарями улице. Они светят спокойным жёлтым, обволакивая теплом и приглашая следовать по единственно правильному пути. Чонгук и не сопротивляется. Ему так удивительно легко, а ещё, кажется, будто кто-то невесомо и по-особому нежно гладит по голове. На мгновение ему даже чудится смутно знакомый голос и обречённо-печальный вопрос в никуда: «Почему ты не рядом?». Но, наверное, ему это только кажется. Где-то впереди различаются мутные силуэты в чёрном, их вроде бы пять, и его путь лежит прямо через эту непонятную группу людей. Когда Чонгук подходит ближе, они, как по команде, расступаются в стороны, освобождая ему путь, и парень, не медля, проходит мимо, так и не разглядев ни одного лица за тёмными провалами капюшонов. На часах всё ещё мигает 11:00, не решая сдвинуться с места, и это кажется хорошим знаком, хотя Чонгук и не понимает, почему. Ему просто спокойно. Он чувствует небывалое умиротворение, какого не испытывал давно, и это чувство заполняет его целиком. Он добирается до перекрёстка и перебирается на другую сторону улицы, где, повернувшись к нему спиной, кто-то стоит. Очертания фигуры, русые волосы, стиль одежды — Чонгук за долю секунды угадывает, кто это, и сам собой расплывается в улыбке. Тэхён оборачивается, заслышав одинокий звук шагов, и улыбается в ответ, глядя с непередаваемой любовью во взгляде. — Я ждал тебя, — Чонгук отчего-то едва не плачет, потому что так скучал по этому голосу. По этому человеку, хотя, кажется, они виделись в последний раз вчера. Или не вчера?.. какой сегодня день? Хотя… так ли это важно? — Я пришёл, — парень подходит ближе, беря старшего за протянутую руку, крепко сжимая ладонь. — Я рядом. — Всегда? — Всегда. Они улыбаются друг другу влюблёнными идиотами, и Чонгук ощущает себя самым счастливым человеком на свете. Просто потому что Тэхён рядом и держит его за руку, а всё остальное, оно так неважно. Оно где-то за гранью понимания и за гранью вообще всего. Есть только они двое в этом мире. Только они. Тэхён сжимает его руку чуть крепче и в его глазах появляется нечто, что заставляет насторожиться. Наручные часы противно пищат, а цифры начинают неестественно быстро сменять друг друга.Уже 8:45…
— Чонгук, послушай, — Тэхён подходит ближе, заглядывая в его растерянные глаза, — я знаю, это тяжело, но то, что сейчас произойдёт, должно случиться. Это неизбежно, понимаешь? — А что произойдёт? — Чонгук тупо хлопает глазами и ничего не понимает. Какое-то чересчур знакомое состояние… — Просто доверься мне хорошо? — у Тэхёна мягкая улыбка и нежные руки, запутавшиеся в его волосах. — Обещаю, так надо. Тебе не место здесь, — он качает головой, а Чонгук смотрит на него, как на идиота, потому что где ещё его место, как не рядом с Тэхёном? Что за бред вообще? — О чём ты, Тэ?..5:07
— Чонгуки, я очень тебя люблю, но, поверь мне, это твой последний шанс. — Какой шанс? — у Чонгука начинает болеть голова от этого странного разговора. Они же рядом, так почему всё идёт вкривь и вкось? — Быть рядом с ним, — Тэхён снова улыбается, а Чонгуку вот ни капельки не смешно. Ему страшно. И он снова ничего не понимает. — Пообещай мне кое-что. — М? — Сейчас произойдёт одна вещь, и я хочу, чтобы ты стоял на этом месте, хорошо? Ни в коем случае не двигайся, ничего не предпринимай. Если будет слишком трудно, отвернись, но, умоляю тебя, стой на месте. Ты обещаешь? — Но, Тэ… — Ты обещаешь, Чонгук? — Я обещаю, — сдаётся парень, и Тэхён порывисто целует его, как будто прощаясь. Только не говорите, что… У Чонгука вдруг перед глазами вспыхивают тысячи картинок, точно это всё было с ним, но в то же время как будто в каком-то неясном сне: он подавлен и не может себя контролировать, он всё бежит, бесконечно бежит вперёд по вечерним улицами с оттенком блевотного жёлтого, он тысячи раз спотыкается и падает, разбивает в кровь ладони снова и снова, поднимается, опять бежит, роняя слёзы, и всё только ради одного. Успеть… спасти… Инородное осознание щёлкает в голове, распихивая в стороны мысли и ставя прямо посередине одну единственную: через минуту свершится непоправимое, и Тэхёна не станет. Как и тысячи раз до этого. Как и всегда. И вот теперь, когда он здесь, когда он стоит рядом и может его спасти, Чонгук должен оставаться на месте, и смотреть, как его любимый человек умирает?! Но он ведь пообещал… А Тэхён уже отошёл на приличное расстояние и встал у самого края тротуара, перекатываясь с пятки на носок. На нём свободная белая рубашка и белые джинсы. Он весь такой светлый и чистый, а ещё смотрит на него бесконечно влюблённым взглядом. И прощается. Улыбается в последний раз широко, своей этой квадратной улыбкой, как будто бы говоря это пресловутое «всё будет хорошо», в которое так отчаянно хочется верить. И делает шаг. Чёрный Хёндай появляется буквально из неоткуда за долю секунды, и Чонгук отворачивается, потому что он не может на это смотреть. С неба начинает капать, так тупо и так своевременно. Кровь мешается с дождевой водой, пока на белом растекаются пятна красного, пропитывая собой ткань и саму землю. Грозный рык автомобиля-убийцы эхом разносится по улице и быстро исчезает, звеня в ушах, а Чонгука ноги сами несут к одиноко лежащему сломанному телу, которое всего пару мгновений назад было человеком. Его любимым человеком. Чонгук идёт упорно, но, кажется, будто не продвигается ни на шаг, всё ещё стоя на месте, а вокруг тела, тем временем, становятся в круг те странные чёрные фигуры, закрывая своими мантиями от чужого взгляда. Захлёстывает отчаяние. И больно. Так нестерпимо больно, кажется, везде, что совсем не хочется жить. Жить без него… — Тэхён, — сначала совсем тихое и убитое, а потом разрастающееся стремительно до истошного крика и сорванного горла: — Тэхён! Тэхён… …Тэхён потирает глаза устало и поправляет сползший с плеча медицинский халат, что по правилам больницы должен быть накинут сверху. Кажется, он вырубился прямо тут, пока сидел у кровати и как обычно шептал что-то бессвязное, но крайне необходимое. Он окидывает ласковым взглядом лежащего без сознания Чонгука, и в груди всё равно болезненно ёкает, потому что к такому виду, наверное, не привыкнешь никогда. Прошло уже три месяца после того рокового дня, когда Чонгук оказался в коме, и никаких подвижек с тех пор не было заметно. Врач поставил сильное сотрясение мозга, которое чудом не закончилось летально, но спровоцировало состояние, в котором парень находился уже так долго. Целых восемьдесят семь дней. Это случилось одним осенним вечером в районе одиннадцати, когда они должны были встретиться. Чонгук перебегал дорогу, а тут чёрный Хёндай вылетел как-то незаметно, подписывая парню практически смертный приговор. Водитель был пьян, и Тэхён добился, чтобы тот понёс наказание по всей строгости закона, но Чонгуку, увы, это никак не помогло. Поэтому сейчас он лежит на больничной койке, прикованный ко всевозможным аппаратам, что поддерживают его слабо держащуюся за тело жизнь и мерзко пикают. Приёмные часы скоро закончатся, что Тэхёну, разумеется, остаться не помешает, потому что его дядя — завотделения, и он может сюда хоть переехать, а ему ничего не скажут. Разумеется, он здесь не живёт, но приходит всякий раз, когда появляется свободное время, иногда ночует в неудобном кресле, вцепившись в чужую неподвижную руку, потому что, а вдруг вот сейчас… Но сейчас не происходит уже восемьдесят семь дней, заставляя если не терять надежду, то начинать в ней сомневаться. А надежда — всё, что у него есть, поэтому, если её вдруг не станет… Тэхён даже думать об этом не хочет. Когда он собирается выйти за стаканчиком невероятно мерзкого, но бодрящего кофе из автомата, замечает кое-что странное: пикать начинает чаще, а датчики только подтверждают ситуацию — пульс участился. Такое случалось всего пару раз, и Тэхён, объятый волнением, бросается к дежурному врачу, сбивчиво прося подойти и проверить. Вокруг палаты поднимается переполох, прибегает и дядя Сокджин, бесцеремонно выставляя нервного Тэхёна за дверь и прося не мешаться под ногами. Тот, конечно, мешать не хочет, но, а вот вдруг сейчас… Тэхёну кажется, что время начинает течь как-то иначе, пока он сидит прямо на холодном кафеле напротив входа в палату, стискивая в пальцах стаканчик с мерзким кофе. Оно не останавливается, но сильно замедляется, и парень, наверное, успевает сто раз испугаться и вновь обнадёжить себя, продумать тысячу и один возможный исход, заработать себе маленький нервный срыв и совсем немного — поседеть. И, когда наконец дверь отворяется, а на пороге появляется дядя с устало-расслабленным выражением на лице, у Тэхёна сердце уходит в пятки. А вот вдруг сейчас… Он кое-как поднимается на ослабевших ногах, оставляя недопитый кофе прямо на полу, и преодолевает расстояние до палаты чересчур медленно, точно боится зайти внутрь и увидеть, что на самом деле всё не так, и сейчас Чонгука просто… нет, всё должно быть так. Сокджин ободряюще похлопывает по спине, пропуская внутрь, а персонал, тем временем, под шумок ретируется из палаты. — Только недолго, он очень слаб, — улавливает шёпот дяди словно через толщу воды, и на негнущихся ногах подходит к кровати, у которой провёл так много времени. У Чонгука открыты глаза. Спустя восемьдесят семь дней. И это, кажется, не сон. Он моргает слегка заторможено, видно, что ему тяжело оставаться в сознании, но он всё же смотрит на Тэхёна с некоторым удивлением, выдыхая едва слышное и осипшее «живой», что сбивает с толку, но сейчас, на самом деле, плевать, потому что это Чонгук живой. — Ты рядом, — тоже шёпотом говорит Тэхён, усаживаясь в своё кресло, к которому он уже успел прирасти, и берёт за руку с особенным трепетом. Он не хочет ничего говорить, потому что у них ещё будет для этого время. К счастью, будет. — Всегда, — беззвучно одними пересохшими губами. Всегда.