Боль

      Санса не верит самой себе, когда проснувшись ранним утром первое за что хватается - кисть правой руки. Она болит, нестерпимо жжёт, так сильно, что на глазах юной Старк выступают слезы. Она шипит сквозь плотно сжатые зубы, чувствуя как боль медленно растекается по руке, как перемещается к локтю, медленно, больше оставаясь там, где перевернув кисть можно проглядеть через тонкую кожу синии полосы вен. Старк не хочется верить, что её родственная душа, доселе аккуратный, не получавший больших ранений так просчитался. Ведь после боли приходит абсолютная апатия.       Волчица со страхом проводит по затихшей кисти и ужасается от того, что совершенно ничего ей не чувствует. Её будто нет, только разве что двигать ей может, а так, ни тепло, ни холод, ни боль ничего не даёт реакции.       Интересно, потеряй её родственная душа голову, она тоже перестала бы чувствовать? А может свалилась бы замертво?       Сейчас, находясь в Королевской Гавани, Санса даже была бы рада такому исходу. Ведь наложить на себя руки ей не позволяла собственная трусость и вечно маячащие перед лицом служанки, которые были с ней на постоянной основе явно, чтобы предотвратить подобное.       Санса не знает, что будет дальше. Сжимает руку, не в силах посмотреть на неё и идёт к окну. Глоток свежего воздуха никогда не станет лишним, особенно сейчас, когда осознание действительности давно понятной ударило с новой силой. Её родственной душой не был ни принц, ни король, ни придворный смазливый мальчик Тирреллов, за которого она была бы не прочь выйти замуж. Скорее всего он был одним из солдат, может всего лишь крестьянином, сейчас одноруким и наверняка обречённым на верную гибель.       Раньше, чувствуя мелкое щипание кожи от ран, получаемых её половинкой Санса тихо улыбалась, ведь эти случаи были так редки, что она уже была влюблена в того мужчину, что был предназначен ей. Ведь получая так мало ранений, во многом благодаря аккуратности, как полагала Санса, он проявлял заботу. Словно желая уберечь её, не дарить ненужную боль. Может он готовился, выжидал, чтобы резко сделать это? Чтобы в одночасье она почувствовала все это, вместе взятое и горькое. «Конечно же нет» думает девушка, чувствуя как служанка крепко затягивает корсет. Как платье ложится второй кожей плотно облегая её начавшую принимать женственные формы фигуру. Утром её пригласил на прогулку Тирион, желая вытащить ее из покоев на прогулку с кем-то, как он выразился, кроме скользкого Петира да Маргери. Санса не была против.       Бес, пусть и был у многих не в почёте, ей нравился. Он был тем, кто доказывает, что общие убеждения - это чертово огромное заблуждение, что даже несмотря на внешность и не выдающуюся силу мужчина может быть прекрасен, нутром и умом. Он всегда был к ней добр, как бы между прочим, отмечала Санса, чувствуя, как в груди что-то приятно теплеет от этой мысли.       Утреннее солнце приятно греет щеки и рыжая волчица действительно радуется тому, что согласилась на прогулку. Встретить Джоффри или Серсею в такую рань в саду было сродни безумству, так что она без боязни пошла широкими каменными дорожками. Совсем недавно зацвёл её любимый жасмин, что теперь пестрил на фоне зелени ярко-белыми цветами. Хрупкие бутоны легко подскакивали стоило садовой пчеле перелететь на другую ветвь, а солнечно-желтая пыльца сыпалась на лепестки и землю. Сейчас, когда воздух ещё не наполнился запахами с кухонь, с моря, с людей, что они приносили на себе приходя в сад жасмин благоухал поражая своей красочностью.       Недавно Маргери подарила ей духи, что заказала для неё специально у местного парфюмера. Жасмин в них угадывался сразу и Санса не могла нарадоваться тонкой стеклянной скляночке, по капле из которой она каждое утро наносила за уши и на соски налившихся грудей. Не раз после этого леди Оленна хвалила аромат девушки, делая вид, или в действительности не зная, что его Сансе подарила её внучка.       Тириона Санса нашла под высокими кронами теплолюбивого клена. Листья у него тут всегда были ярко-малинового оттенка, не то, что у них на севере, и держались почти круглый год. Если и опадали в свою пору, то сочные почки быстро набухали и дерево долго не стояло без листьев. Словом, малиновый цвет, в котором сейчас оказался карлик невероятно ему шёл. Смотря на него сейчас Санса точно, без сомнений могла бы сказать что он Ланнистер, не будь они знакомы лично. Золотые кудри, благородные черты лица покорёженные свежим шрамом, дорогие одежды, не слишком богатые, но сшитые весьма аккуратно, что и выдавало их немалую цену. Тирион не был величественным, громоздким, только одним своим видом он не внушал страх, настолько сильный, что коленки стыдливо тряслись. Он наоборот вселял своим присутствием что-то на подобии доверия, что-то надежное и верное, непременно умное и расчетливое. Сансе нравилась та уверенность, которой наполнялись её действия, пусть и ненадолго, после встречи с этим мужчиной.       – Санса,– он, приметив её, легко склонил голову, делая это так быстро и одновременно учтиво, что и в глаза не бросалось. Девушка лишний раз поразилась ему.       – Лорд Тирион.– она согнулась в лёгком поклоне, чувствуя как тяжелые ткани платья натягиваются из-за плотно затянутого корсажа. Тяжелая складка ткани некрасиво упала на правую руку закрывая кисть и девушка сконфуженно, словно и двигать ею не могла откинула левой рукой ткань.       – Что с тобой?– Тирион не оставил это без внимания, его разные глаза в волнении блеснули, а рука с короткими пальцами протянулась к её правой ладони. Он не дотронулся до неё, может не сумел, а может не захотел марать руки.       Ведь даже Джоффри и тот просил гвардейцев отвешивать ей оплеухи, шипя сквозь зубы, что трогать сестру предателя слишком для него. Будто одно прикосновение нагонит на него смерть. «Уж лучше бы так» думала Санса, опуская голову ниже, не желая раз за разом показывать слабость, вытекающую красной лентой из разбитой губы. Может, и Тириону не нравится её общество? Вдруг это все маска, которую он с завидным успехом носит так достоверно, что и не придерешься, поверишь и впустишь карлика в личное.       – Я проснулась ещё до рассвета, думаю это родственная душа...– волчица потупила взгляд в землю, зная, что многие в Королевской Гавани россказни о родственных душах презирают и считают лишь выдумками. Но Тирион покорно молчал, ожидая, когда она продолжит, с интересом переводя взгляд то на её руку, то на бледное лицо.– раньше чувствовала лишь царапины, да не особо крупные ранения. Это было нормальным, септа говорила, что это долг каждой леди: стерпеть все до момента встречи. Но сегодня...– Санса снова замолчала, находя слова, чтобы её предположения не звучали слишком вымышлено.– сначала была боль, она разошлась по всей руке, заостряясь на запястье, а после я перестала чувствовать. И вот что странно, рука все ещё при мне и она работает должным образом, но по ощущениям...– девушка сбила голос до шепота, говоря доверительно тихо, не сдерживая ужаса наполнившего ясные глаза.– ...её будто нет вовсе.       Тирион молчал, он так же в молчании предложил ей свою руку, в которую девушка вцепилась, и они медленно пошли по безлюдным улочкам, то углубляясь в сад, то выходя на открытые площадки, где можно было разглядеть широкую ленту моря, стоящие на причале корабли с собранными парусами и ещё спущенными на воду шлюпками. Постой они чуть подольше, Санса точно знала, можно было ощутить тонкий тёплый ветерок, что всегда дул со стороны моря провожаемый криками чаек и запахом морской соли. Пусть Королевская Гавань Сансе не нравилась, но на море она готова была смотреть целую вечность.       – Я знаю одного мейстера, он не станет болтать лишнего, вызовем его к тебе вечером, после ужина.– Тирион говорил с расстановками, но все же неуверенно, выдавая собственную неосведомленность в этом вопросе. Но кажется, он решительно был настроен помочь ей, что заставило волчицу неуверенно улыбнуться.– Но пока что, ради твоего же блага, Санса...– он заглянул ей в глаза, ища твёрдое понимание собственных слов.–... никому не говори об этом ни слова, мало ли, что прийдет в голову королю или королеве-регентше, так что, лучше молчи.       Санса прекрасно его понимала. Ведь и Джоффри и Серсею знала не первый день, а потому она действительно постарается сохранить это в тайне, до того момента как они с Тирионом поймут, что не так. И возможно ли это хоть как-то, хоть немного, исправить. ***       Джейме прекрасно знал о родственных душах. Знал и понимал, а потому совершенно не боялся как-то проснуться от боли в каком-то участке тела, ведь леди не бьют, а то, что ему была предназначена высокородная леди Ланнистер почему-то не сомневался. Он с тоской наблюдал за сестрой, что упорно делала вид, что его красные царапины на руках и её жгут так же как и его, но стоило ему чуть сместить взгляд, сделать вид, что он заинтересован перепелом в своей тарелке, так сестра не боялась скинуть маску страдания. Она ловко орудовала целыми конечностями, прекрасно зная и давая понять это брату, что тот не был её родственной душой.       Джейме понимал, когда как-то днём, сидя в оружейной почувствовал как по коленкам будто прошлись огнём, как косточки запекло и защипало. Сомнений в том, что его неосторожная родственная душа навернулась откуда-то и приземлилась точно на колени не осталось. Он тогда лишь коротко улыбнулся, чувствуя ее, ведь леди не бьют и чувствовать свою половинку ему удавалось очень и очень редко. « И слава семерым, что редко» с потаённой нежностью думал Ланнистер.       Когда он чувствует как щека загорается огнём, как скула ноет от удара и как саднит губа, то не хочет верить. Первое, что он чувствует это неверие, такое ошеломляющее и выбивающее из колеи, что собственные проблемы, которые занимают все его мысли мгновенно отступают под натиском переживания. Второе, что он чувствует это злость. Его половинка, пусть они даже и не знакомы испытывает такую боль, которую девушкам испытывать совершенно не положено.       Тогда же Джейме мысленно обещает себе, что даже если судьба сведёт их только в старости лет, даже тогда он отомстит. Узнает имя подонка и при первой же возможности вспорет ему глотку, наблюдая как пузырится густая кровь, а из его глотки вырываются лишь сиплые хрипы. Джейме представляет эту картину так ясно даже не отдавая себе отчета в том, что видит перед глазами, чьё лицо и чью глотку. Того, за смерть которого он и получил своё вечное, прозвище.       Стоит смежить веки так перед глазами встаёт образ Безумного Короля, его дёргающейся спины, в которую холодная сталь меча вошла слишком легко, белую кожу глотки, которую он самолично, собственноручно украсил красной полосой.       Золотой лев не может отделить прошлого от настоящего, цепляется за отголоски боли родственной души силясь выкинуть яркие воспоминания, силясь наконец забыть. Быть в блаженном неведении, кто он, кем его нарек волк, чертов волк, не имея никакого права его судить и помыкать всем на белом свете своим писанным благородством. Джейме ненавидит Нэда Старка, чувствует что-то помимо этого, может отголосок былого уважения, но он настолько мал, что Ланнистер не придаёт ему значения. Вечером он смеживает веки с мыслями о Нэде Старке, о Безумном короле и его бедной родственной душе, отчаянно желая её защитить. Оказаться рядом и встать вместо неё, самому испытать это все, не отдавая ни крупицы боли ей.       Джейме и предвидеть не может, что побои, по-другому и не назовёшь, что он чувствует на себе через связь с родственной душой будут продолжаться. Он не предвидит хлёстких ударов по спине, по лицу, ногам и телу, не предвидит ещё больше оплеух обжигающих скулы, не предвидит ещё больше пульсирующей болью нижней губы. Он всего этого не предвидел, да даже если бы и захотел, то не смог бы. А потому, каждый удар, что она получает, каждый отголосок боли отражается и в нем самом, каждый раз ощущаясь как чертов удар под дых. Выбивающий воздух из легких одним ударом и оставляя совершенно ошарашенным.