Соберись!

Чимин, который всегда отличался спокойным и рассудительным характером, был покладистым и добрым мальчиком, соответствуя своему сладкому запаху… - Нет, блять, Тэхён, я не буду за тобой заходить! Сам пиздуй, если опаздываешь! – за последние пару месяцев превратился в настоящую Медузу Горгону, которая убивала одним взглядом. А всё почему? «Да потому, что у тебя секса давно не было!» – сказал бы Ким, за что получил бы внеплановый подзатыльник. Может и давно. Очень давно. Вернее никогда! А дрочить по ночам, вспоминая голос, руки и губы своего парня, такое долгое время – превратилось в сущий ад. Юнги часто звонит, говорит, что скучает, но не спасает этим ситуацию ни на грамм. Ещё эти кролики глаза мозолят! Тэхён, естественно, пошёл учиться в их университет, сразу же разогнав злобным взглядом, трехэтажными матами и несколькими пинками всех обидчиков своего любимого хёна, а теперь не отходил и на шаг, прилипнув, словно банный лист. Нет, Чимин правда рад за друзей, которые теперь светятся от счастья. Тэхён подобрел, и даже материться и ругаться почти перестал, вечно рассказывая, какой Хосок милашка, и как ему повезло. А тот, в свою очередь, души не чает в своём невероятном-красивом-прекрасном-обаятельном Тэ-тэ. И Пак очень за них рад. Но ему-то завидно! Он тоже хочет этого уюта в родных объятиях и огоньков любви в глазах напротив. До приезда Юнги ещё больше недели, а Чимин думает, что свихнётся немножечко раньше. Последние дни нервозность и раздражительность зашкаливала, что даже ни в чём не повинные друзья отгребали, а Мин был послан на хрен, когда на кануне вечером не брал трубку целых десять минут! (И не важно, что он был в душе. Мог бы и побыстрее купаться, тут ведь его парень ждёт.) Придя после занятий домой, Чимин понял, что дурацкое состояние преследовало его не с проста – это было преддверие первой течки. Твою ж мать, ну нельзя было на недельку задержаться?! Парень практически сваливается на кровать, когда живот прошивает болезненным спазмом, а жар, окутавший всё тело, начинает спускаться вниз, отдавая пульсацией где-то в районе ануса. Пак чувствует странное и непривычное ощущение влажности между половинками, и радуется, что дядя только вчера уехал в недельный отпуск. Он стягивает одежду и достаёт свою любимую коробочку, которая выступала спасением в особо тяжкие моменты, но сейчас оказалась нужнее воздуха. Чимин не был одним из тех омег, которые считают самоудовлетворение чем-то неправильным и грязным. Да и удовольствие это доставляет невероятное, а кто он такой, чтобы отказываться от маленьких радостей жизни? Именно поэтому в коробке обнаруживается пару небольших вибраторов, пробка, шарики и внушительного размера дилдо. Для самых крайних случаев. Парень не знал, как Мин относится к подобным игрушкам, но не раз, вставляя поглубже анальный плагин, представлял себе, как приходит внезапно Юнги и получает возбуждённого и растянутого омежку, благоухающего чистым возбуждением. Эта фантазия заставила член налиться кровью, а разум затуманиться поволокой желания. Спустя час, ритмично вбивая в себя холодный кусок резины, Чимин скулил, представляя по всему телу требовательные руки своего парня, и в который раз благодарил судьбу за то, что дяди нету дома. Неловко бы вышло. Сквозь поплывший мозг Пак услышал хлопок двери и негромкий хриплый голос, но реагировать было тяжело, а оторваться от своего увлекательного занятия – и вовсе невозможно. Расфокусированный взгляд сначала улавливает высокую мужскую фигуру в дверном проёме, а потом и сильный запах альфы, который действует как катализатор, и Чимин кончает с громким стоном, забрызгивая спермой свою простынь. Из-за послеоргазменной дымки он не сразу понимает, что человека на пороге уже нет, а аромат ощущается невероятно близко, а также тяжёлое дыхание рядом с ухом и крепкие руки, обхватившие бёдра. - Юнги… - Нет, малыш, но я даже лучше, поверь, – низкий, почти ласковый бас пробирает до костей, но не от возбуждения, а от липкого страха и осознания, кто застал его в такой беззащитный момент. - Намджун, нет, уйди… – Чимин пытается уйти от цепких пальцев, брыкаясь и отползая от парня в сторону, словно это сможет помочь. – Пожалуйста… - Ох, я пытался. Правда ведь, пытался. Я даже из дома сбежал, видишь. А стоило зайти к дяде по делу, как тут такая конфетка сама в руки падает. – Джун притягивает омегу ближе, вдыхая полной грудью запах течки и возбуждения, и не говорит больше ни слова. Под чужой испуганный писк он рычит и моментально избавляется от всей одежды, чтобы в следующую секунду придавить сопротивляющегося Пака к кровати и сжать его запястья одной рукой над головой, пока вторая вцепилась в подбородок, а язык остервенело и с какой-то животной яростью исследовал омежий рот. Чимин хотел закричать, ударить, вырваться, сбежать, да что угодно, лишь бы не чувствовать эту слишком жёсткую хватку на собственном теле и острые зубы, которые терзали сначала губы, оставляя на них кровавые следы, а после, опускаясь ниже, шею и грудь, осыпая её жгучими багровыми метками. И если разум кричал, что нужно остановить это безумие любой ценой, то тело и омежья сущность были категорично против, отираясь уже болезненным стояком о крепкое бедро Намджуна, а мозг вновь застилало возбуждение, заставляющее теряться и хотеть только приглушить разгорающийся изнутри пожар. Не в силах больше терпеть, альфа просто одним движением заполняет текущую дырку до упора, слыша высокий стон, смешанный с криком. Стенки плотно сжимаются на его члене, пусть и принимали в себя совсем недавно примерно такого же размера дилдо, но его всё равно плавит ощущение победы, заставляя тонуть в сладком клубничном аромате. Чимин даже не сопротивляется, когда руки подхватывают под задницу, пока член с размахом вдалбливается до основания, а ногти расцарапывают нежную кожу до красных отметин. Он сейчас не чувствует стыда, но знает, что пути назад не будет. Особенно, когда после его второго оргазма Намджун выходит, заливая своей спермой живот омеги, а Пак, немного оклемавшись от наваждения, оценивает ситуацию и глаза стремительно наполняются слезами. В парне вспыхивает злость, и он со всей силой проезжается кулаком по ненавистному лицу напротив. Джуну требуется секунда, чтобы среагировать, зарычать от ответной злости и оседлать чужие бёдра, вновь стискивая запястья в тисках. - Мудак! Ты мной воспользовался, как шлюхой! Ненавижу тебя! Никогда не прощу! – кричит Чимин, а по его лицу уже ручьями стекают слёзы, медленно превращаясь в рыдания. - Неужели? Сам тут течную задницу подставил, а я виноват? Чем думал, а? Ах, Юнги… Бедный Юнги. Пока он старается и учится, его ненаглядный и милый мальчик трахается. Да ещё и не с кем попало, а с лучшим другом своего альфы. Невероятно анекдотичная ситуация, не находишь? – голос просто сочится сарказмом и презрением, а омега уже хочет умереть и больше не видеть собственного отражения, которое теперь до тошноты омерзительное. – Так что, пожалуй, я воспользуюсь таким редким шансом и по полной отыграюсь за все месяцы, пока ты меня мучил и уничтожал, милашка, – Джун хищно улыбается и затягивает пояс из своих брюк на чужих руках, и фиксирует их на изголовье кровати. Всё же, своё лицо он любит, и страдать ему больше не позволит. Четыре дня подряд Чимин чувствует, что стоило вырваться и сброситься с окна ещё в тот момент, когда возникла такая мысль. Ведь альфа выполняет обещание, вдоволь пользуясь беззащитностью парня. Вся кровать просто плавает в различных жидкостях, как и задница Пака, которая превратилась в бассейн со смазкой и спермой, когда после первого раза Намджун решил, что незачем отказывать себе в прелести вязки с омегой, ведь это намного приятнее, а последствия – совершенно не его забота. Парень понимает, что больше не сможет посмотреть своему истинному в глаза, не испытывая чувства вины, а без этого человека жизнь превратится в сущий кошмар, в котором картинки последних дней, проведённых в этой кровати, будут преследовать всегда. И даже уход Джуна, когда течка отступила, не давал надежды на то, что теперь всё будет хорошо. Подойдя к огромному зеркалу на дверце шкафа, омега только скривился, а слёзы вновь покатились по щекам, с тихим стуком падая на пол. С отражения на него смотрел парень, похожий на… На что угодно, только не на нормального человека: на теле не осталось ни одного живого места, оно разукрашено всеми цветами радуги, начиная от жёлтого и красного, заканчивая синим и фиолетовым; в отметинах зубов на шее, груди и бёдрах запеклась кровь, что делало Пака похожим на актёра фильма ужасов. Только этот грим не смыть. Он навсегда отпечатался под кожей и глубоко внутри, чтобы была возможность хоть когда-нибудь забыть это всё. Возможно теперь, когда сломана любая надежда на будущее, а он сам себе противен, то может и в самом деле не остаётся лучше варианта, чем наложить на себя руки? *** Юнги места себе не находил, когда Чимин уже второй день не брал трубку. Да, парень мог обидеться – это факт, но его привязанность и желание услышать голос своего истинного всегда было сильнее любых обид. Мин, словно предчувствуя неладное, берёт билеты на несколько дней раньше, уговаривая пол универа, чтобы его экзамены перенесли и прилетает в Сеул, сразу же устремляясь к дому. Только дойти до квартиры парень не успевает, когда встречает возле подъезда измотанного и разбитого Намджуна. Его примораживает к месту запах Чимина, который насквозь пропитал не только одежду Джуна, но и его самого. - А, это ты. Вовремя. Я вдоволь повеселился с твоей течной шлюхой, можешь забирать, мне больше не интересно. Мин пытался осознать и сложить всё воедино, а когда картинка перед глазами встала ясная, то он зарычал, желая сейчас же вцепиться в глотку чужому альфе, который посмел дотронуться до его омеги, но Намджуна уже и след простыл. Юнги бросился в квартиру, чувствуя, как дрожат руки и злость накатывает такая, что хочется разнести весь дом, сжечь его, разобрать по кирпичам, но получается только сорвать с петель хилую дверь и влететь в комнату Пака, где просто сносит концентрацией аромата терпкого возбуждения и явного присутствия Джуна. Чимин поднимает на него стеклянные глаза, в которых читается испуг и вина, что окончательно срывает планку. Мин звереет и понимает, что, впервые за много лет, у него начинается паническая атака, подпитанная злостью. Нет, не на омегу даже, а на ситуацию, на самого себя, на бывшего лучшего друга, который, кажется, тоже с катушек слетел. Но сейчас осознать, подавить и предотвратить ситуацию невозможно, а вся злость концентрируется только на одном человеке. - Юнги… – пищит еле слышно Пак, когда крепкие пальцы вцепляются в его шею, а альфа только наблюдает, как испуганные глаза роняют одинокую слезинку и теряют фокус, становясь безжизненными и неподвижными. Парень чувствует, как тело в его руках перестаёт вырываться и повисает безвольной куклой, будто смиряясь со своей судьбой.