________________________________________
— Я все еще не могу поверить, что ты не умеешь плавать, — поддразнивал Давид, раздеваясь до плавок. Солнечный свет отражался от его собственной кожи, золотистые пигменты сгущались после нескольких дней игры на солнце. Стояли мертвые летние дни, и вода в реке была самой высокой температуры. Озеро принадлежало им уже несколько месяцев. Никого никогда не было, когда они там появлялись, и оно всегда был там для них, когда они в нем нуждались. — Ты знаешь об этом уже несколько недель, — ответил Маттео. Он потер шею. Он смотрел на Давида, который пятился в воду. — Не хочешь научиться? — спросил Давид, ухмыляясь. Он продолжал пятиться, глядя на Маттео. Его стопы исчезали в воде, потом лодыжки, потом ноги — и Маттео продолжал смотреть. Флоренци подошел ближе, «заглатывая наживку»: — Если я буду тонуть, ты спасешь меня? Давид подыгрывал, озорно танцуя бровями: — Ну, конечно. Нервы Маттео были на пределе, когда он снял майку, оставив на себе лишь плавки. Давид улыбнулся. Он склонил голову набок и одними губами сказал застенчивому мальчику напротив: — Иди ко мне. Маттео искоса взглянул на него, приблизившись к воде. Он был прав. Как только он оказался на расстоянии вытянутой руки, Давид схватил Маттео и бросил в воду. Они оба упали, смеясь и борясь за господство, когда погрузились под воду. Давид глотнул воды и закашлялся, вынырнув на поверхность. Он чувствовал дискомфорт в горле, зная, что это чувство не пройдет какое-то время, но он не мог заставить себя злиться. — Придурок! — воскликнул Маттео, толкая смеющегося Давида, который схватился за живот, пока они оба пытались отдышаться. Челка Маттео прилипла ко лбу, а смех Давида перешел в хихиканье, когда он подошел к Маттео, чтобы убрать волосы с его лица. Дыхание Маттео успокоилось. Давид видел, что Маттео мгновенно простил его выходку.________________________________________
Давид хочет, чтобы Маттео простил его за то, что он здесь без него, так как чувство вины сжимает его сердце. Он стоит у озера, один. Вода в озере холодная и совершенно неподвижная, в ней не хватает живости лета. Давид точно знает, где он, он мог бы найти координаты, если бы захотел, но он все еще потерян. Он достает телефон и пишет Хансу: «Как он?». «Он все еще не встал с постели», — отвечает Ханс. Давид глубоко дышит, глядя в небо, как будто в нем есть все ответы. Он бросает последний тоскливый взгляд на озеро и разворачивается. Он волочит ноги по дороге к велосипеду, но мысли зовут его обратно к мальчику в кровати с той же тягой. Он чувствует себя, как якорь, ударившийся о морское дно, когда корабль находит свой дом на берегу. Он не может вечно оставаться в море, он это знает. Обратный путь был горько-сладким, менее паническим и отчаянным, чем раньше. Как бы ему ни было стыдно, он знает, что должен был уйти. Входя в квартиру Маттео, он ощущает жуткое спокойствие. Он поднимается по лестнице и идет в ванную. Там он моет сухие руки и смазывает их лосьоном, особенно заботясь о костяшках пальцев, где кожа потрескалась от неровной езды. Он тратит слишком много времени на втирание лосьона, вспоминая голоса, которые говорили ему не заходить слишком далеко. Он немного прощает себя с каждым касанием костяшек пальцев. Давид тихо идет по коридору к комнате Маттео, закрывая за собой дверь. Он прислоняется к ней, глядя на неподвижную фигуру в кровати, что-то бьет его в груди. Он ненавидит себя за то, что не знает, что делать. Он хочет задать Маттео миллион вопросов: «Как ты себя чувствуешь?», — но это он уже знает. «Что тебя мучает?», — но это может быть что угодно, или вообще ничего. «Что мне делать, кроме как ждать?», — не то, совсем не то. Он не утруждает себя проверкой времени, но на улице совершенно темно. Лунный свет льется в окно Маттео, освещая край кровати, на которой он лежит. Давид садится на пол рядом с ним и достает альбом. Он начинает рисовать пустое поле с брошенным велосипедом на переднем плане, насколько это вообще возможно нарисовать с ограниченным источником света. Давид не знает, как долго он рисует, прежде чем чувствует, как совсем слабая рука касается его волос. Он кладет голову на кровать и смотрит на Маттео, чье лицо находится всего в нескольких дюймах от его собственного. Глаза Маттео полуоткрыты, синяки под ними темнее, чем Давид когда-либо видел. Давид наслаждается ощущением в своих волосах, прислушиваясь к каждой мелочи. Но это все, что делает Маттео, прежде чем закрыть глаза и снова заснуть так же тихо, как проснулся. Давид закрывает свой скетчбук и вместе с ним глаза, целуя ослабшую руку Маттео, что покоится рядом с ним. Он слышит слабый голос в своей голове, прозрачный силуэт, произносящий без тени юмора: — «Если буду тонуть, ты спасешь меня?»________________________________________
На следующее утро Давид просыпается с запахом мальчика, который четвертый день не принимает душ. Запах душит его, но не так сильно, как воспоминания о последних трех днях, нахлынувших на Давида. Давид встает и переодевается в одежду, которую привез на выходные. Почистив зубы и умывшись, он стоит у постели Маттео. Солнечный свет будит Маттео, и он выглядит настолько же измученным, насколько и встревоженным. Им удалось закончить школу прошлой весной, Маттео едва успел. Они наслаждались летом без спешки, открывая новые места, купаясь в своем озере. Давид экспериментировал с граффити в новых местах, которые они обнаружили. Маттео каждый раз хвалил его работу. Он играл со всяким хламом в этих местах, как с реквизитом в пьесе, и он был звездой, а Давид всегда подыгрывал. Даже несмотря на их веселье, Давид быстро нашел работу на лето — работу на выходные в качестве бариста в кофейне. Маттео имел достаточно привилегий, чтобы отец поддерживал его образ жизни, но мысль об осени и о необходимости найти работу преследовала его все лето, и Давид мог сказать, что это его мучило. Выходные, когда Маттео сидел у окна кофейни Давида с открытым ноутбуком и искал работу, превращались в выходные, когда он проводил больше времени, куря в одиночестве в своей комнате, пренебрегая обязанностями. Давид увидел, как Маттео закручивается в спираль, прежде чем сообразил, что делать. Все это время работа Давида по выходным превращалась осенью в работу на полставки. Сегодня вторник, а у Давида утренняя смена. — Привет, — осторожно произносит Давид, гадая, может ли эта спираль опуститься еще ниже. Он встает на колени рядом с Маттео: — Скоро мы отправимся в путь. Маттео растерянно смотрит на него. — Сегодня вторник, — продолжает Давид. Маттео хмыкает. Давид сглатывает. Убедительные фразы, которые он репетировал раньше, застревают в горле, как смола. — Почему бы тебе не прогуляться со мной? — ему удается выдавить из себя вопрос. Если он пойдет прогуляться, то опоздает на работу, но ему все равно. — Ты можешь просто оставить меня в покое? — слова Маттео прорезали воздух и пронзили Давида так болезненно, что он даже отпрянул. Если бы не было так больно, Давид заметил бы, как Маттео сдулся сразу после того, как звуки покинули его рот, как будто он сожалел о своей вспышке. Потрясенный до глубины души, Давид уходит на работу. Ирония всего этого в том, что на этот раз он хочет остаться.________________________________________
— Я не хочу есть, — решительно говорит Маттео, отталкивая руку Давида. По словам Ханса, он ел только хлопья, а сейчас уже закат. Ханс и Линн приготовили ужин для всех соседей и дополнительную порцию для Давида. Давид съел свое сразу после работы, но Маттео не торопился опустошать свою тарелку. Что-то взрывается внутри Давида. Он не знает, что это, но делает глубокий вдох и подходит к столу Маттео. Он стоит с закрытыми глазами спиной к Маттео. Затем резко ставит тарелку на стол. — Я не знаю, как это делать, — говорит Давид себе под нос с самым большим самообладанием, которое он когда-либо демонстрировал. Но он все равно звучит сердито, с оттенком отчаяния. Между ними проходит несколько секунд, прежде чем Маттео отвечает, мягко, но пронзительно: — Что именно? Давид глубоко вздыхает и поворачивается к Маттео, их глаза цепляются друг за друга, как рыбы за крючки. Потом Давид говорит: — Долгое время я просто заботился о себе, но теперь, я… — слова душат его, он не может закончить, — я так сильно хочу заботиться о тебе. Я не знаю, как это делать, — повторяет он срывающимся голосом. — Я сам могу о себе позаботиться, — злится Маттео. — Серьезно? — голос Давида на удивление громкий. На мгновение на лице Маттео появляется шок, а затем он снова злится: — Ты о чем вообще? — по громкости их голоса сейчас совпадают. — Я не ребенок, о котором нужно заботиться. — Я не думаю о тебе как о… — теперь безнадежность Давида просачивается полностью. Он раздраженно проводит рукой по волосам. Он смотрит на Маттео, не находя слов. Он хотел бы, чтобы Маттео мог просто чувствовать то, что он чувствует вместо того, чтобы Давиду приходилось это говорить. Это чувство душит его. Он хочет пробить стену. Он хочет бежать. — Тебе ничего не надо делать, — говорит Маттео, как будто уже смирился со своей беспомощностью. Его глаза дрожат, и Давиду приходится отвести взгляд. Он больше не может здесь оставаться, поэтому поворачивается к двери. Уходя, Давид слышит за спиной едкое замечание, которое эхом отдается в его голове до конца ночи: — Да, просто съебись, как всегда. У тебя это хорошо получается.________________________________________
На следующий день на работе Давид все делает с минимальными усилиями. Он не может избавиться от негодования, которое исходило от Маттео во время их вчерашней ссоры. Когда он вернулся домой и Лаура спросила его, что случилось, Давид просто сказал ей и себе, что ему нужно выспаться, что завтра все пройдет. Сегодня среда, и она еще не закончилась. Во время перерыва он борется с желанием написать Маттео и спросить, как у него дела, зная, что его просто проигнорируют. Каждая секунда кусает его кожу, напоминая о том, что рядом с ним нет Маттео. Секунды перетекают в минуты, потом в часы, пока его смена не заканчивается. Он подумывает о том, чтобы пойти к Маттео или к себе домой, где Лаура, вероятно, тоже вернулась с работы. Он вспоминает неделю после того, как он признался Маттео, что трансгендер, как каждая секунда была чистой агонией, ожиданием сообщения от грустного мальчика. Но когда это сообщение, наконец, пришло, «мне нужно время…я не хочу, чтобы ты думал, что я оставил тебя в подвешенном состоянии», — это облегчило боль в сердце Давида, дав надежду, что он не будет отвергнут. Но надо возвращаться к реальности. Мне нужно время. Им нужно время. Когда он добирается до их квартиры, Лаура отдыхает в их импровизированной гостиной на старом стуле, который они нашли на улице: — Мы с Маттео поссорились, — говорит ей Давид без всяких предисловий. Она знает с прошлой ночи, что что-то пошло не так. — Из-за чего? — спрашивает она озабоченно, но сдержанно. Она знает: если слишком глубоко копнуть, Давид сбежит. Он думает о Маттео в постели. Он знает, что значит хранить тайну, и уважает это больше всего на свете. Даже если это его сестра, он будет уважать то, через что сейчас проходит Маттео. — Я просто думаю, что мы слишком разные, — Давид прислоняется к стене напротив нее. — Как это? — она небрежно кладет голову на спинку стула. Она ждет, когда он заговорит. — Мы просто… — он пожимает плечами. — Мы относимся к вещам по-разному, — он прикусывает губу, пытаясь подобрать слова, но через несколько секунд сдается. Для Лауры этого достаточно. Она перемещает свой вес вперед, пока локти не упираются в бедра. Она пристально смотрит на Давида и говорит: — Помни, что различие не означает несовместимость, — это самый простой ответ, но каждое слово имеет вес. Она продолжает: — Я видела вас вместе, и даже на ваших минимумах, вы подходите друг другу, даже если кажется иначе. Просто дай ему время. Позволь себе чувствовать то, что чувствуешь ты, позволь ему чувствовать то, что чувствует он, а затем встретьтесь посередине. Давид медленно кивает, отталкиваясь от стены. Лаура встает со стула и встречается с ним на полпути в его объятиях. Давид шумно выдыхает, утыкаясь носом в плечо сестры. Они всегда такие друг для друга. Они всегда есть друг у друга. И этого достаточно. Он идет в свою комнату, временно избавляясь от чувства вины за то, что не пошел сегодня вечером к Маттео. Он спит в своей постели, а призрак рядом с ним молча ждет его возвращения.________________________________________
В четверг Давид идет на работу. После этого он идет в квартиру Маттео, но Маттео там нет. Он готовит себе поздний ужин и на всякий случай откладывает еще одну порцию для Маттео. Он ест за высоким кухонном столом, когда слышит громкий скрип половиц, означающий чье-то прибытие. Давид застывает на писклявых звуках, готовясь к Маттео, поскольку это не мог быть никто другой, так как все остальные соседи по комнате здесь. Давид кладет в рот еще одну ложку еды, чтобы сдержаться, когда на пороге кухни появляется фигура Маттео. Несколько неловких мгновений они смотрят друг другу в глаза. Маттео перекладывает ключи с одной ладони на другую, переминаясь с ноги на ногу. Половицы громко скрипят. Давид медленно жует. Маттео переводит взгляд с завернутой в пленку тарелки на столе на Давида и обратно. Затем он тихо входит в кухню, берет тарелку, берет столовые приборы и уходит в свою комнату. Давид сдерживает горько-сладкую улыбку, глядя на свою еду, принимая маленькую победу. Давид знает, что им нужно поговорить о ссоре, но он даже не знает, с чего начать. Он думает об этом, когда заканчивает ужин и моет посуду. Затем он идет в комнату Маттео, где мальчик уже лежит в постели, а пустая грязная тарелка без еды стоит на столе. Простыни выглядят свежими. Давид мысленно отмечает вторую победу за ночь: Маттео сменил белье. Давид устраивается на кровати, прислонившись к стене, а Маттео лежит к нему спиной. Он чувствует каждый дюйм расстояния между собой и Маттео и хочет только одного: свести эти дюймы к нулю, но ему страшно. Он ждет, ждет, а Маттео не оборачивается. Что-то сжимает его грудь, причиняя боль, потому что Маттео обычно так быстро ищет близости, и Давид не знает, как самому сделать первый шаг. Он открывает телефон, и ему в голову приходит мимолетная мысль. Он хватается за нее, прежде чем она успевает убежать. Он ищет и ищет видео. Это почти отчаяние, как быстро его большой палец скользит по экрану, пока он не находит то, что нужно. Он нажимает кнопку воспроизведения и ждет. Смешные шестисекундные видеоролики воспроизводятся один за другим, звуки нишевого юмора заполняют сдержанную комнату. Давид вспоминает, как Маттео впервые познакомил его с такого рода видео. — Ты достаточно насмотрелся на них и быстро уловил юмор, — сказал ему Маттео после того, как Давид целых пять минут смотрел на vines, не смеясь. — Увидишь, — закончил Маттео с кривой усмешкой. Он прокрутил следующее видео, а Давид беспомощно смотрел, пока не рассмеялся в первый раз. Теперь Давид все прокручивает и прокручивает эти вайны, но кровать все равно дрожит от его смеха. Маттео очнулся от полусна, услышав знакомые реплики и низкий раскатистый смех Давида. Он медленно поворачивается к мальчику, боясь смотреть ему в глаза, но кладет голову на колени — еще одна победа, от которой сердце Давида воспаряет. Он молча сдвигает телефон, чтобы они оба могли смотреть на экран. Он чувствует, что Маттео принял душ. Давид отмечает четвертую победу. С шагом в шесть секунд Давид начинает учиться, как дождаться выздоровления Маттео. У него нет выбора. Четыре победы за одну ночь облегчают задачу.________________________________________
Давид просыпается в пятницу утром, обнимая Маттео, их ноги перепутаны, а пальцы сплелись на груди Маттео. Он не знает, сколько видео они посмотрели прошлой ночью, но достаточно, чтобы заснуть под их. Сдержанный смех Маттео после нескольких дней печального молчания загружает память Давида. Его грудь переполняет чувство, которое он не может выразить словами. Маттео просыпается, медленно вдыхая и разжимая пальцы, чтобы потереть глаза. — Доброе утро, — говорит Давид. Он лежит достаточно близко, чтобы видеть, как от его дыхания колышутся волосы на затылке Маттео. — Доброе утро, — отвечает Маттео хриплым ото сна голосом, и в животе Давида вспыхивает желание, которое он пытается унять. Маттео поворачивается к нему. Когда он садится, на его лице появляется робкая кривая улыбка, и Давид благодарит небеса за свой выходной. Сейчас он беспомощен, но пусть желание разыграется. Взгляд Давида падает на губы Маттео и медленно поднимается к его глазам. Он делает это несколько раз, прежде чем повернуть голову к Маттео в молчаливой просьбе. Маттео легко подчиняется. Их руки блуждают друг по другу, они плотно прижимаются телами. Проходит время, отсчитываемое вздохами и тяжелым дыханием. Голова Маттео в конце концов оказывается на груди Давида, его светлые волосы щекочут кожу Давида. Он придвигается ближе, зарываясь лицом в грудь Давида, словно ища укрытие: — Прости, — бормочет он. — За что? — спрашивает Давид, искренне смущенный. Он смотрит на Маттео и проводит рукой по его волосам, взъерошенным им самим, когда он зарывался в них, а губы Маттео ласкали его бедра. Сейчас же, все, что он хочет, — это просто успокоить их. — За то, что я сказал недавно, — он проводит пальцем по правой бедренной кости Давида. — И ты меня прости, — отвечает Давид. — Я серьезно. Я знаю, каково это: быть просто… пустым, — он делает паузу, чтобы подобрать слова. Маттео обрисовывает тонкие белые следы, оставленные на животе Давида, — следы слишком сильной хватки Маттео. — Просто, я по-другому с этим справляюсь. Вернее, я никогда не думал, что справлюсь с этим по-другому, — удается закончить Дэвиду. — Да, — говорит Маттео, и печаль одним словом растекается по животу Давида. Сердце его вновь сжимается. Наступает долгое молчание, и все обнажается. Следующий вопрос Маттео почти прорезает напряженный воздух: — Куда ты ушел? В понедельник вечером… В тот вечер я был… и ты исчез. Господи, как же тих сейчас его голос! — К нашему озеру, — отвечает Давид, не задумываясь. — Ты вернулся? — спрашивает Маттео, опершись на правый локоть и оказавшись лицом к лицу с Давидом. Давид лениво проводит указательным пальцем по левой ключице Маттео. Он думает о том, как несколько минут назад Маттео вздохнул с облегчением, как кость эта выпирала из-под кожи, когда его голова со стоном откинулась на подушку. Каждый нерв в теле Давида чувствует себя живым и готовым услышать этот звук снова. Он давит на темно-синий засос, расцветающий на коже Маттео, засос, который он оставил, прямо под ключицей. Маттео закрывает глаза, когда Давид, медленно и глубоко, произносит: — Почему ты так удивлен? Маттео сглатывает, его веки томно приоткрываются, обнажая расширенные зрачки, и Давид оказывается на нескольких планах существования одновременно. — Не знаю, — говорит Маттео застенчиво, как будто пытается что-то скрыть, как будто он правда что-то скрывает. — Наверное, я просто подумал, что мы не вернемся туда, пока не потеплеет. Давид быстро отвечает: — Я бы не позволил ничему помешать мне вернуться, — он проводит пальцем по груди Маттео, и их взгляды встречаются. — Не стоит так быстро сдаваться. Маттео обдумывает слова Давида: — Почему же тогда ты ушел? — он спрашивает. Чувство вины всплывает в его сознании, и Давид понимает, как эти слова обвиваются вокруг его шеи. Он знает, что вопрос не в том, зачем он туда пошел, а в том, зачем он вообще туда пошел. Он ценит честность с самим собой больше всего на свете, и он так же многим обязан Маттео, поэтому он просто говорит: — Я думаю, это что-то вроде моего второго я, — он избегает взгляда Маттео, надеясь, что его ответа пока достаточно. Голубые глаза Маттео оценивающе смотрят на него. Тогда он отвечает так же просто: — Я понимаю, — Давид чувствует облегчение, когда Маттео кладет голову на ему на плечо и смотрит ему в глаза. Он чувствует, как в его голове внезапно возникает вопрос, и, поскольку они уже так откровенны и честны… — Ты помнишь? Первый раз, как это случилось? — Давид мысленно упрекает себя за то, что не смог найти нужных слов, но он умрет, пытаясь найти их, пока Маттео продолжает смотреть на него так, так грубо и откровенно. Выражение лица Маттео становится печальным, и он переводит взгляд на руку Давида: — Понятия не имею. Может, в прошлом году, когда надвигался Abitur… Давид что-то мычит в ответ. Он думает о том Маттео, которого он не знал, о том Маттео, которого он постепенно познавал, и о том Маттео, которого он теперь знает. Некоторые вещи начинают становиться на свои места, обретают смысл. Некоторые вещи не были нормальными для Маттео, и Давид только-только начинает это понимать. Больше они об этом не говорят. Некоторое время они лежали молча, их раскрасневшаяся кожа успокаивалась до нейтрального тона. Маттео тянется через Давида, чтобы схватить свой телефон, открывая новые подборки вайнов, над которыми они в конечном итоге хрипло смеются. — Давай вернемся, — говорит Давид после нескольких видеозаписей, — к озеру. Маттео откладывает телефон в сторону и радостно выдыхает через нос. Он напевает, поднося указательный и большой пальцы к подбородку, принимая игриво-задумчивую позу. Затем он копошится, пока не седлает Давида, его челка щекочет лоб Давида и словно создает некую интимную завесу для них двоих. — Хорошо, — говорит Маттео, прежде чем сократить расстояние между их губами, как будто это самое простое решение, которое он когда-либо принимал. Давид мысленно благодарит Маттео за то, что тот впустил его в мир, настолько темный, что никакие слова не могут найти достаточно света, чтобы описать его чувства. Он помнит все случаи, когда Маттео просил Давида открыть ему свое сердце: маленький вопрос о его детстве, большой вопрос о его увлечениях. Он слишком часто спрашивает, что было бы слишком много для Давида, если бы это были вопросы от кого-то другого. Но, когда это исходит от Маттео, — Давид готов отдать ему всё. Он приоткрывает губы, чтобы встретиться с губами Маттео, давая ему эту часть себя для начала.________________________________________
Медленно, но верно Маттео поправляется, но осень быстрее превращается в зиму. За это время Маттео находит работу кассира в супермаркете за углом от их дома. Конечно, это не дело его мечты, но он чем-то занят, и это главное. По крайней мере, так ему говорит Давид. Маттео все равно ненавистна эта работа. — Сегодня дама пыталась дать мне купон, срок действия которого истек три года тому назад, — говорит Маттео вечером в конце декабря, отправляя миндаль в рот, когда Давид режет колбасу для блюда, которое они готовят вместе. — Давид, обрати на меня внимание, — Маттео хватает миндаль из миски рядом с собой и бросает один в голову своему мальчику. Давид медленно поворачивается к Маттео с сардоническим выражением лица, подняв брови: — Три, мать их, года, — повторяет Маттео. — Я слышал тебя, — отвечает Давид с искренней улыбкой, но все же ему удается выглядеть раздраженным. — Люди просто бесят меня, — фыркает Маттео, слезая с кухонного стола и обнимая Давида за талию. Он прижимается щекой к плечу мальчика, так что котенок Давид хочет отказаться от ужина и просто лежать в постели, окутанный теплом и запахом Маттео. — Да, — многозначительно говорит Давид. Он поворачивает голову и смотрит на Маттео, который разглядывает его снизу вверх, все еще прижимаясь щекой к его плечу. Они смотрят друг на друга до тех пор, пока один из них не прыснет от смеха, и оба не начинают громко хохотать. Они каким-то образом ухитряются готовить ужин своим смехом. Они едят так тихо, как только могут, с минимальными смешками, которыми обмениваются между собой. Давид моет посуду, Маттео вытирает. Когда они ложатся в постель, Давид предлагает фильм Джима Джармуша, и Маттео пожимает плечами, уже засыпая. Он засыпает прежде, чем фильм заканчивается, и Давид делает паузу и тихо закрывает ноутбук, чтобы не разбудить спящего рядом мальчика. Он обнимает его и засыпает, погружаясь в сновидения. На следующий день Маттео идет к психотерапевту, а Давид терпеливо ждет в квартире, болтая с Хансом и Линн. За последние две недели Маттео несколько раз ходил к врачу, так как где-то слышал или читал в интернете, что диагноз не требует одного визита. Давид провел собственное исследование психического здоровья, но большую часть своего образования получил от Маттео. — Клиническая депрессия, — просто говорит Маттео, плюхаясь на диван рядом с Давидом после сеанса. — Это только предварительный диагноз, но, — он пожимает плечами, — это уже кое-что. Ханс крепко обнимает его, глаза его сверкают нежностью, как у отца. Они с Линн засыпают его вопросами, зная, что могут, потому что он не сказал бы им, если бы не доверял ему: — Как этот лечить? — Это на всю жизнь? Они дают ему пространство, когда он бормочет и пожимает плечами. Но Давид сидит молча, с неким благоговейным трепетом, пока Маттео анализирует свои ответы. Он смотрит на Маттео, у которого, наконец-то, есть еще два слова для его мира тьмы, шаг ближе к тому, чтобы сложить все кусочки головоломки вместе, догнать параллельное, отдельное путешествие Давида. Нет никаких сомнений в том, что Давид проведет всю свою жизнь, изучая этого мальчика, что будет все время пытаться выкарабкаться. Но Маттео узнает о себе маленькими шажками, в то время как Давид делает то же самое для себя. Они встречаются посередине.________________________________________
— Ты не умеешь плавать, — поддразнивает его Давид, склонив голову набок. — Ты не умеешь кататься на коньках… — растягивает он слова, качая головой в противоположную сторону. Маттео обсасывает зубы и закатывает глаза. — Больше так не делай, — предупреждает Маттео, снимая ботинки, чтобы надеть дурацкие коньки, которые его дурацкий парень, — его слова, не Давида, — купил ему. Давид уже ходит по снегу, уверенный и балансирующий всего на двух лезвиях. Он точно знает, куда идти и куда перенести свой вес, в то время как Маттео пытается зашнуровать ботинки. — «Не делать» что? — спрашивает он по-мальчишески. Он смотрит, как Маттео поднимается на ноги. — Дразнить, — наконец выдыхает Маттео, выпрямляясь с абсолютной уверенностью. Теперь очередь Давида обсасывать зубы. Он наклоняет голову к заснеженной земле и делает шаг вперед. Когда он снова поднимает глаза, лицо Маттео всего в нескольких дюймах от него: — Подожди, я покажу тебе, каково это — «дразнить», — говорит Давид, поднимая брови, чтобы подчеркнуть свою мысль. Маттео тяжело сглатывает и покачивается на месте. Давид хватает Маттео за руки, чтобы удержать его, когда колени другого мальчика подгибаются. Давид смеется: — Ты безнадежен. — Возможно, — соглашается Маттео. — Так научи меня. — Как скажешь, красавчик. На замерзшем озере Маттео и Давид доводят себя до предела, изучая и заново открывая то там, то тут финты и падения. Каждый раз, когда Маттео падает и Давид вместе с ним, на их коже появляются невидимые синяки, но их смех каждый этот раз наполняет неподвижный лесной воздух. Если это то, что вновь раздвигает его границы, Давид никогда не хочет останавливаться. Он будет искать адреналин, пока его не хватит, или пока Маттео не скажет стоп-слово, и они не сделают перерыв. В конце концов они обнаруживают, что лежат на спине, раскинув руки и ноги и вытягивая тела в снегу. Они встают, и Маттео оценивает их работу. — Видишь? — с гордостью говорит Маттео. — Я тоже могу быть художником, как и ты. И вот именно так Давид тает. Иногда Маттео говорит такие сладкие вещи, что Давид становится просто беспомощен, готовый потонуть в этих сладостных словах. Не каждое из них нуждается в ответе, потому в этот момент Давид поворачивается к своему парню и медленно целует его, ставя еще одну галочку, чтобы вспомнить это озеро. Давид однажды сказал Маттео, что места, как и люди, меняются. Он смотрит на мальчика с ленивыми голубыми глазами, которые смотрят в его собственные, как будто в них содержатся все ответы во Вселенной, и размышляет о его росте за последние несколько месяцев. Он счастлив, что стал свидетелем путешествия Маттео. Он полностью погружается в их сиюминутную Вселенную на озере, которое меняется с каждый временем года. Это место так много значит для Давида, для них обоих, что он, вероятно, будет сражаться до смерти, чтобы защитить его. Он находит свою силу в поцелуе Маттео. Они упираются лбами друг в друга: — Подумать только, я действительно считал, что мы не вернемся сюда, — вздыхает Маттео. — Да, потому что ты идиот. Руки Маттео находят путь к груди Давида, и они каскадом падают вниз, их одежда и снег смягчают их падение, но лишь слегка. Они разогреваются диким смехом. Мальчики лежали там достаточно долго, чтобы снег на их куртках растаял и просочился сквозь ткань, в конечном счете охлаждая их. Давид чувствует, как дрожит Маттео, когда его мальчик лежит на нем. — Может, пойдем? — нежно спрашивает Давид, откидывая со лба влажную челку Маттео. Все тело Маттео напряглось. «Он может заболеть», — беспокоится Давид. — Маттео, становится холодно… — Ты должен переехать ко мне, — быстро говорит Маттео. — Что? — Давид прекрасно его слышит, но не понимает. — Переехать ко мне… М? — снова нерешительно спрашивает Маттео, уткнувшись в грудь Давида. Между ними тянется несколько долгих секунд. Затем Давид проводит пальцами от волос Маттео до подбородка, поднимая его, чтобы посмотреть ему в глаза. — Хорошо, — отвечает Давид, как будто это самое простое решение, которое он когда-либо принимал.________________________________________
Сам же переезд, как выясняется позже, оказывается сложнее. Но когда переезд с твоим парнем или переезд вообще бывает легким? Расставание с Лаурой было самой тяжелой частью, но, по сути, последнее время он и так был все время с Маттео. Кроме того, в такие дни, как сегодня, это того стоит. Лаура сидит на диване, делая воскресный утренний плейлист на ноутбуке Ханса, в то время как все остальные выполняют свою работу по весенней уборке. Окна открыты, и пыльца с цветов прохладно веет через гостиную, когда хиты прошлого играют в динамиках. Кто-то чихает, и Давид выкрикивает «Будь здоров», в то время как Маттео беззвучно шевелит губами и игриво кивает головой, используя метлу, как фальшивый микрофон. В общем, весенний воздух наполняет квартиру жизнью. — Передай мне совок, Tesoro*, — небрежно говорит Маттео, указывая на предмет у ног Давида, пока темноволосый мальчик протирает телевизор. Давид напрягается и смотрит на Маттео краем глаза. Ханс и Линн высовывают головы из кухни, и Лаура отрывает взгляд от экрана ноутбука. Маттео осознает свою ошибку, его глаза расширились. Он втягивает губы внутрь, как будто это должно вернуть его глупое, глупое итальянское прозвище туда, где ему и место: только между ним и Давидом. — Te-so-ro, — Давид тянет три слога, как мёд. Он не думал, что хотел бы услышать это слово за пределами их спальни, кроме сегодняшнего утра. Боже, их спальня. — Снимите комнату! — Лаура кричит с дивана. Она бросает подушку в Давида, который смеется, поймав ее. — А мы что делаем? — отвечает Давид, обратно кидая в нее подушку. Он смотрит на Маттео, который одаривает его своей фирменной кривой усмешкой. Да, это так. Счастье расцветает в груди Давида, разрываясь, и он чувствует, как оно достигает каждого бесконечно малого угла квартиры. Момент проходит, и все возвращаются к своим делам, только Давид чувствует, что он и Маттео вибрируют на другой частоте. Довольно скоро квартира становится чистой. Но у всех дух захватывает от спальни Маттео. Ханс и Линн стоят у двери, а Маттео принимает позу, с гордостью демонстрируя свою с Давидом работу, в то время как Давид стыдливо качает головой. — Ух ты, — говорит Ханс с благоговейным трепетом. — Это самая чистая комната с тех пор, как в ней поселился Маттео, — тихо говорит Линн, с удивлением глядя на потолок. Ее взгляд останавливается на Давиде. — Мы явно не собираемся тебя отпускать. Давид счастливо пожимает плечами: — Пока я с вами, так будет всегда, — отвечает он. До заката еще несколько часов, и все они в конечном итоге расслабляются на диване в гостиной, позволяя музыке взорваться и прохладному воздуху вечера освежить их. Маттео шепчет на ухо Давиду: — Поедем к озеру, — в его глазах зажигается искра приключений, которой Давид не в силах сказать «нет». Они едут вместе, на своих велосипедах, мчась к месту назначения. Они беззаботно подставляют свои счастливые лица холодному весеннему воздуху. Когда мальчики снова оказываются перед озером, кажется, что они оставили его точно таким, каким нашли в первый раз. В промежутке между тем и этим, лед и снег пришли и ушли, и похоже, что они вообще не уходили, но они вернулись. Другие. Они выросли, порознь и вместе, и они видели, как озеро зимой меняется для них самих. — Ты можешь поверить, что прошел почти год с тех пор, как мы нашли это место? — удивленно спрашивает Давид. Маттео ступает на тот самый большой камень, где он вырезал D + M в начале года: — И да, и нет, — хихикает он, перепрыгивая с одного большого камня на другой. Давид смотрит, как Маттео прыгает и прыгает, пока не устает. Он садится на то же место, что и в первый раз, когда делал набросок здесь, где нарисовал того же мальчика, который прыгает сейчас через камни. Он достает скетчбук и перелистывает свои воспоминания, нарисованные так, как ему нравилось. Он останавливается на всех набросках, которые сделал с тех пор, как они обнаружили это место, снова и снова запечатлевая каждый рисунок в памяти с каждым переворотом страницы. Пока у него есть эти воспоминания, все остальное вторично. Давид смотрит на свою музу и начинает рисовать. ____________________________ Tesoro — (итал.) — Сокровище. (Также, «малыш», «милый», «солнышко» — ласковое обращение к любимому человеку)