Часть 1
29 мая 2019 г. в 14:56
На Тибете холодно: чем выше в горы, тем ветер сильнее скребется по продрогшим костям и сводит напряженные скулы на уставшем, изнеможённом лице. Но даже нещадный холод и снег по колено не помогают думать о чем-то другом. В голове одно лишь имя ― Нейтан. Он, словно самая настоящая злокачественная опухоль, въелся в голову Гарри, намереваясь высосать из него всю душу, рассудок, жизнь. Потому что ни минуты не проходит без мысли о Дрейке. Флинн по своей натуре человек отвратный, тот, кто друзей предает, стоит ему только об этом подумать, тот, кто стреляет, не думая. Его никто не назовет другом, потому что он привык нести на себе крест предателя. Все его слова ― один большой обман. Если бы он мог, он бы тоже никогда не верил своим словам, потому что он умудряется врать даже самому себе. Он пытается избавиться от мыслей, от вины, что наполняют его, сводят с ума, заставляют чувствовать себя еще хуже, чем обычно. Гарри не помнит, когда достиг этой точки невозврата. Он просто ошибся жизнью, по глупости взял билет не на тот поезд, сел не в тот вагон, зашел не в ту дверь, и теперь не очень понимает, как обратно из этой точки вернуться. По сути, они с Дрейком даже не друзья, но ему как-то удается стать для Флинна чем-то большим, чем-то, что похоже больше на раковую опухоль, нежели простое знакомство. Гарри Флинн простой предатель, тот, кому уже давно уготовано отдельное место в Аду, тот, кому слово «доверять» и не снилось, а значения слова «честность» он и вовсе забыл. Но когда он держал на прицеле Нейтана, скользил взглядом по его лицу, удерживая на своем лице отвратную даже для него улыбку, его руки дрожали. Это не суровый холод Тибета ― Гарри это знал. Он боялся. Это был животный страх, что съедал его живьем, разъедал сетчатку, разрывал сердце на маленькие кусочки. Но со страхом наперевес он понимал, что это именно то, что ему нужно: все идет по четкому плану, никто не пострадает. Кроме Дрейка. Кроме его сердца, что и так бьется слишком часто, затмевая своими ударами все звуки, а после Гарри, словно увядший цветок, опускается на уровень чужих ребер, причиняя неописуемую боль. Вина съедала его, казалось, что еще чуть-чуть ― и от него ничего не останется. Нейтан Дрейк — раковая опухоль Гарри Флинна с метастазами в сердце. Когда-нибудь он обязательно прикончит его.
***
― Приятно было познакомиться, гроза воров. Я бы много чего сказал, но знаешь, этот тип не очень любит, когда я тяну время. Поэтому придется все сделать сейчас. Без лишних разговоров, − Флинн не закрывал глаз, не отводил взгляда, он смотрел прямо в глаза Нейтана Дрейка; палец уже хорошо устроился на курке, готовый тут же выстрелить. ― Люблю тебя, лапа. Встретимся на том свете.
И как бы сильна не была ненависть Гарри к Дрейку, как бы сильно он не хотел уничтожить каждую мысль о нем, что затмевали все другие, он уже сделал свой выбор. Он решил все с самого начала, стоило ему заглянуть в голубые глаза Нейтана и увидеть в них отражение своей чёрствой души. Стоило просто коснуться его холодной ладони, поговорить и получить прощение. Между ними всегда были лишь предательства и сложные выборы. Гарри не ждал прощения от Дрейка за совершенные поступки, что сделано — то сделано, и этого не изменить, как бы сильно не хотел этого Флинн. Он прекрасно знает, что не заслуживает доброты Нейтана. Даже после всего, Дрейк все так же подставляет спину Гарри, надеясь, что очередного выстрела не последует.
И он был прав, потому что вновь предавать его Гарри не собирается, в последний момент переводя дуло пистолета на Лазаревича. Он больше не собирался рвать свою искалеченную душу очередными предательствами и ложными обещаниями. Он просто надеялся, что скоро это все пройдет, и Нейтан вытащит его из этого дерьма, в которое Гарри влез по самую макушку. Нейтан обещал, держа его за руку. А это неловкое касание значит для Флинна слишком много.
***
Гарри ненавидит Тибет. Он ненавидит холод, пробирающий до костей, ненавидит быть окруженным одним лишь снегом, что слепит глаза.
Чужие крики и выстрелы стихают достаточно быстро, стоило им отойти на приличное расстояние от эпицентра событий. Гарри, уже в который раз, рушит планы Зорана благодаря Дрейку. И в который раз из-за этого сукина сына он рискует головой, потому что такие люди, как Лазаревич, предателей не прощают и в живых их не оставляют. Нейтан бы остановил и сказал ему об этом, четко и внятно, чтобы тот его хоть раз услышал и послушал, но вместо этого он висит тяжелым грузом на плечах Гарри, из последних сил стараясь не потерять сознание, потому что все то дерьмо, что их окружает, уже надоело, выбило из сил. Но Нейтан Дрейк простой человек, он тоже смертный, сколько бы раз он не выходил сухим из воды, каким бы бесстрашным героем его не представлял Гарри. И именно поэтому, Гарри продолжает тащить на себе безвольное тело, по колено утопая в снегу. Флинн обязательно потом съязвит о его весе и пончиках, да так, чтобы пообиднее.
Флинн не помнит, как именно нашел это место, но точно знает, что неподалеку есть какой-то маленький городишко
с маленькими домиками из красного дерева. Однако Гарри понимает, что сил дойти до него у него не хватит. Но совсем рядом он обнаруживает маленькое здание, которое походило больше на берлогу или пещеру, нежели на место, предназначенное для проживания. Жить в таком никто не захочет: стены слишком тонкие, большинство досок прогнило, а из щелей задувает холодный ветер, да и места слишком мало. Но сейчас на удобство наплевать.
Иногда глаза сами поднимались, пытаясь найти хоть какие-то изменения в выражении лица Нейтана, но каждый раз они видят одно и то же. Гарри не может смотреть в лицо Дрейка, не видя ответа, не заглядывая тому в глаза, чтобы вновь начать утопать в их синеве. Гарри противно от себя самого, от того, как давно он стал таким сопляком. А еще его очень сильно бесит то, что бессмертный Дрейк все никак не открывал глаза, не шутил как всегда не вовремя, не касался его руки. Временами даже появляется желание врезать ему, вот только это никак не исправит ошибку, совершенную ранее. А ведь руки у Гарри дрожат. Вряд ли от холода. От страха ли? Флинн продолжает смотреть на свои ладони и убеждает себя, что это просто последствия выстрела. Но сколько раз Гарри уже стрелял в людей? И тем более, убивал. Этот раз ничем не отличался, но дрожь так и не проходила. И острая боль в сердце при виде Дрейка — тоже.
― Привет, ― это звучит ужасно глупо, потому что это первое слово, что произнес Дрейк после нескольких часов в отключке, но ему, наверное, кажется, что все так и работает, что так все и должно быть. ― Давно мы здесь?
Даже слишком глубокие мысли и полудрема не помешали Гарри услышать знакомый голос. Но он не поднимал головы. Не решался опять заглянуть в глаза Нейтана, а ведь раньше это было его любимым занятием: смотреть в глаза Нейтана Дрейка, видеть свое отражение в них. Что изменилось за несколько часов? Почти ничего, но это «ничего» сильно задело Флинна. Спустя несколько секунд Гарри все же поднимает голову и смотрит перед собой. Ему с трудом удается перевести взгляд на Дрейка. Почему именно из-за этого человека весь мир Флинна рушится?
― Спроси чего полегче, ― наконец-то подает голос Гарри, снова опуская глаза. Ничего не меняется.
Он смотрит на свои руки в надежде, что хоть так сможет унять дрожь, но он не сверхчеловек, он не может так. Гарри обычный человек, который только и горазд ввязываться в опасные приключения. Хоть и после пробуждения Нейтана стало хоть немного легче, один из огромных валунов свалился с сердца, но там их слишком много, чтобы так сразу облегчить душу.
― Я хотел выстрелить, ― хрипло произнес Гарри, не поднимая глаз. − Я мог выстрелить в тебя. Снова. И ты мне опять поверил, идиот.
Флинн хочет выпить. Да так, чтобы проснуться в завтрашнем дне с одной лишь головной болью, но без воспоминаний. Потому что это все слишком сложно, потому что к этому он не был готов. Он бы предложил и Дрейку выпить, чтобы завтра вместе собирать те осколки воспоминаний, что остались на дне бутылки или же просто забить огромный ржавый гвоздь на этот эпизод их жизни, потому что это — лучшее решение, что когда-либо приходило в голову Гарри.
― Ответь мне честно, Нейтан. Почему ты мне до сих пор продолжаешь верить? После того, что было, я бы вряд ли сам себе доверял, ― Гарри всегда считал Дрейка честным человеком, многим лучше, чем он сам, и все же он искал ответ на свой вопрос в его глазах, а не словах, поднимая голову.
Если Нейтан будет тонуть, Гарри не бросит его посреди океана, он, как хороший друг, будет кричать с берега, что помощь скоро прибудет и держать телефон с камерой, ведь Гарри Флинн не хренов добрый Дон Кихот. Гарри Флинн тот, кто он есть. И несколько раз оступившись на одном и том же месте, он так и не решится его проверить, чтобы узнать в чем проблема. Он просто будет раз за разом оступаться и проклинать это место, надеясь, что когда-нибудь это закончится.
— У Фрэнсиса Дрейка был друг, летчик, кажется. Ричард Бёрд, — Нейтан усмехается сам себе и рукой шеи касается, у него болит голова, он чертовски голоден и хочет пить, хотя скорее даже напиться и проспать неделю, он обязательно так и сделает, когда вернется. К черту свадьбу, к черту Елену, звонки Хлои из Австралии за его же счет, чьи-то руки на его плече за матовой перегородкой в душе, к черту обещания Гарри Флинна, к черту все эти мысли, разгребайте свое дерьмо сами, у Нейтана Дрейка нет запасного плана, основного тоже. Хлоя однажды сказала, что этому миру не нужно, чтобы его спасали, так вот, Нейтан Дрейк просто сваливает. — Он был тем еще сукиным сыном на самом деле.
Гарри не знает, что творится в душе Дрейка, но думает, что быть Дрейком — что-то вроде диагноза, родиться Дрейком — вообще самая хуевая прерогатива в этой вселенной. Они плохо друг друга знают — это факт. Они ведь и друзьями никогда не были, так, пили вместе да смеялись над несмешными шуточками. Так что изменилось сейчас, не считая дыры в чужом геройском боку и дрожи в воровских руках?
Они все устали. У всех едет крыша, да и вряд ли они смогут выйти из этой хреновой ситуации сухими так, чтобы прогуливаться по улочкам свободно, не боясь, что в любую секунду кто-нибудь прострелит им бошки. А у Нейтана, так вышло, едет крыша от усталости, голода, потери крови. Хватит. Стоп. Снято. К черту. К черту Непал и этот мир, пусть разваливается на части и трещит по швам, Дрейк никому ничего не должен, а если кто-то вдруг решил, что у него какие-то долги есть, то не перед этим миром точно. Такие, как Нейтан, в конечном итоге умирают в луже собственной крови и одиночестве, а этот мир достается в финале слабым.
— В шестнадцатом веке у пиратов проблемы с доверием были, а Берд был единственным, кому Дрейк доверять мог. Но тот, так вышло, в конечном итоге предал Дрейка.
Нейтан взгляд от лица Флинна переводит на его шею, у него почти у самых ключиц россыпь темно-коричневых родинок, почти у самого выреза черной футболки. Он мысленно соединяет их линией и губу прикусывает, а затем голову назад откидывает, затылком в холодную шершавую стену упираясь. Он не знает, ждет ли Гарри хоть кто-нибудь дома, он о нем нихрена, так вышло, не знает, потому что в их деле не принято распыляться на разговоры о прошлом, о своём прошлом Нейтан вряд ли много мог бы сказать, он настолько заврался, что теперь уже не скажет, какая история правдивая, а какую когда-то Сэм выдумал, чтобы смерть родителей было переживать не так тяжело. Гарри человек такой, думает Нейтан, его абсолютно ничего не волнует, он не думает о том, что случается, он не вспоминает тех, кто его рукой был убит, они наверняка ему не снятся даже, а еще у него почему-то всегда есть план на любой случай. Нейтан не такой совсем, Нейтану до сих пор мертвые снятся, он не привык думать о последствиях и стесняться ему, так вышло, тоже нечего, он рос в приюте и на грязных раскаленных улицах, его там ничему не научили, кроме того, что нужно не забывать дышать и считать до трех, даже если ты уходишь под воду, даже если будешь падать, важно принять горизонтальное положение и не забывать дышать.
— Дрейк обезглавил его прилюдно.
Нейтан замолкает, резко, получается зло и равнодушно, но снисходительнее гораздо, чем это у Гарри бывает, он улыбается и смотрит Флинну в лицо, он улыбается, его улыбка — очередная рваная рана, рукой Гарри на его теле вырезанная. Гарри Флинн всегда улыбается? Черта с два, у Нейтана тоже свои скелеты в шкафу, не сосчитаешь сколько, не успеешь заметить, как вороны начнут глодать твое лицо, стоит только дверь распахнуть, у Нейтана ведь тоже куча историй за пазухой.
— На сегодня все, урок истории окончен, можете расходиться по домам.
Гарри из тех людей, которые либо шутят сами и над своими шутками смеются, либо молчат, когда кто-то другой острить пытается, Гарри Флинн из тех, кто над шутками Нейтана никогда не смеется, как все, в смысле, ничего необычного. У Нейтана всегда было две проблемы: неумение в людях разбираться и неуместные остроты.
И все же он поднимается. Флинн смотрит, не отрываясь, следит за тяжелыми попытками Дрейка подняться, держась за бок и кусая губы. Но ничего не говорит. Даже не порывается встать, помочь. Это никому не нужно, они оба загнаны в эту тесную ловушку, только Нейтан ещё пытается барахтаться, ходит, заглядывает в окна. Однако за окном не обнаруживает ничего, кроме темных очертаний сугробов, полуразрушенных домов и черного неба, в котором даже звезды не различаются. Они провели здесь достаточно времени, если успела наступить ночь, и это не самое хреновое, что с ними произойти могло: по крайней мере ночью никто не станет их искать.
И все же в какой-то момент Гарри все же закрывает устало глаза, пытаясь не обращать внимания на Нейтана, его и так слишком много в его жизни. Можно хоть немного отдохнуть, а? Да, видимо только он этого хочет.
— Мы можем остаться здесь на ночь, других вариантов у нас все равно нет, а это не худшее решение, здесь хотя бы есть крыша, — срывается с чужих холодных губ хрипло, почти неслышимо. Но Гарри все слышит. Не может не слышать.
Дрейк опускается на пол рядом с Гарри, расстояние не рассчитывая, случайно того задевает плечом, оказываясь близко слишком, так близко, что их плечи вплотную касаются друг друга.
Нейтан чувствует даже сквозь ткань одежды, что кожа у Гарри невероятно теплая, почти горячая даже, от этого почему-то становится легче, он смотрит вперед и не чувствует ничего, кроме усталости.
И снова эта неправильная, но такая приятная близость. Флинн бы мог возразить, сказать что-то о личном пространстве, но ему и так хорошо. Даже лучше, чем было раньше. Но Гарри понимает, что дальше так продолжаться не может. Все это непонятное что-то слишком затянулось. Но Флинну слишком нравится это тепло и запах чужого тела. И он не сдерживает себя, аккуратно проводит пальцами по холодной коже на предплечье Дрейка, не одёргивает руку, хоть и знает, что так нельзя, уверенно берет в свою руку замершую ладонь Нейтана, несильно ее сжимает. Это уже когда-то было. Там, под землей. Где казалось, что выхода уже нет. Сейчас все так же.
− Знаешь, а я ведь когда-то чуть не поженился, − Гарри и сам не знает, какого черта он решил рассказать об этом Нейтану, держа его за руку, ведь никому не интересно, была ли когда-то любовь у Гарри Флинна, всем все равно на чужие жизни, − Мне тогда было восемнадцать, наверное, но не это важно, важно то, что я был тем еще сукиным сыном, да еще и без мозгов. Влюбился в какую-то девушку, знаешь, юношеская влюбленность та еще стерва. И через несколько дней я уже бегал за ней, просил ее руки и все дела. Она согласилась, хоть и не знала, кто я вообще такой. И кто бы мог подумать, что в день свадьбы она свалит с моими деньгами.
Нейтан молчит, молчит и сильнее ладонь Флинна сжимает, настолько, насколько это возможно, потому что в этом раунде ведет отнюдь не он, а Гарри, он улыбается слегка, а потом губу прикусывает, у Нейтана никогда серьезных отношений не было, Хлоя не в счет, это вообще не отношения, уместившиеся в общих номерах в отелях где-нибудь в раскаленной пустыне или на заснеженных горах, не обязательно Тибета. Дрейк думает, Гарри Флинн, наверное, уже привык лажать постоянно, когда история вдруг заканчивается очередным падением, да сколько можно падать, Гарри? Нет, серьезно, это ведь не так сложно, просто стороной обходить то, на чем табличка «опасно» прибита, с этим даже ребенок справится. Нейтан Дрейк, по аналогии, наверное, просто опасный участок дороги, и Гарри следовало бы от него на расстоянии держаться, а лучше вообще никогда не подходить и в тот раз выпивку покупать самому, потому что нихрена хорошего из этого не вышло.
— И как ты только со всем этим справляешься, — голос Нейтана звучит равнодушно, говорить с сарказмом в неуместное для шуток время — еще одна его очень хреновая привычка, но Гарри об этом и так известно, потому что, так вышло, они с Нейтаном давно знакомы и у того, к слову, рот никогда не закрывался надолго.
Он смотрит на Гарри и ждет от него чего-то, смотрит ему в глаза и на секунду замирает, он давно уже для себя отметил, что у Флинна глаза зеленые, что этого он раньше никогда не замечал, да и некогда было, но теперь он смотрит в них так близко, насколько это возможно. Это впервые не кажется ему неудобным, абсурдным или постыдным, и хочет, чтобы он сделал хоть что-нибудь: оттолкнул Нейтана, ушел, бросил что-нибудь обидное в лицо, как он умеет или же сжал его руку сильнее и перестал из крайности в крайность бросаться, потому что Нейтан не знает, чего на самом деле Гарри хочется.
— У тебя красивые глаза, странно, что она вообще так поступила.
Вот почему Гарри не доверяет никому, Нейтан мысленно спрашивает самого себя, мог бы он стать для Флинна кем-то, кому бы тот доверять начал всего себя, без какого-либо остатка, Нейтан снова спрашивает себя, справился бы он со всеми своими заскоками и тараканами в голове, если бы этого потребовал Гарри, и мысленно себе отвечает, что тому бы наверняка было бы лучше с Хлоей, потому что Хлоя создана не для отношений, Хлоя из тех, кого еще подружками на одну ночь называть принято. Хлоя, как самая преданная псина, всегда ждет до отеля, и для Гарри это, кажется, самый подходящий вариант. Он сам себе обещает, что он бы обязательно попытался изменить в себе хоть что-нибудь, если бы Гарри это было нужно. Если бы это было нужно Гарри, они бы оба, наверное, друг другу поклялись не умирать больше и при первой же возможности это обещание нарушили бы, просто они оба когда-то оказались в одном и том же месте отнюдь не случайно. Словом, он не то чтобы пытался забыть о выстреле Гарри в том ледяном и порохом пропахшем вагоне-ресторане, просто вместе с мыслью об этом к Нейтану возвращалась пустота. Поражение. Флинн, к слову, всего этого тоже не заслужил, и Дрейк прекрасно это понимает. Но они вообще друг на друга не похожи и никогда не были — списки неправильных решений у них на двоих всегда были разные.
− Зачастую, девушки ведутся на деньги и милую внешность, − Гарри решил пропустить ту часть, где Нейтан так легко говорит, что у него красивые глаза, потому что одни лишь слова заставляют сердце Флинна биться чаще.
Никто никогда не говорил, что у Гарри глаза красивые. Все видели в них что-то, что им не очень не нравилось. Но Нейтан, черт, сказал это так просто, будто бы он каждый день такое говорит.
Флинн даже не смог сдержать усмешку, так его забавляло всё это. И Дрейк, и эта неловкая ситуация. Но Гарри ничего не говорит по этому поводу, лишь сильнее сжимает ладонь друга, если, конечно, его можно назвать другом. Ведь друзья не держаться так за руку, не смотрят друг на друга как пара влюбленных подростков, не прощают после предательства. Такие мысли могут завести куда угодно, но Гарри поворачивает голову к Дрейку и пытается найти его глаза. Это тяжело, но он никогда их не пропускает, как оказывается. Хватается за них, как за спасательный круг на огромной глубине. И он не дает Флинну утонуть, отправиться вниз, что уже должно было давно произойти.
— Эй. Хоть раз ответь честно, что у тебя в голове? — Дрейку хочется сказать Гарри, что ему правда жаль и может быть по плечу того похлопать, Нейтану кажется, это важно в какой-то степени, Нейтану вообще кажется, что проявлять сочувствие даже поздно слишком гораздо правильнее, чем не проявлять его совсем. Вот только так сложилось, что у Гарри свои какие-то на все абсолютно планы, да почему-то всегда неудачные.
— Честно? Будто бы я помню, что означает это слово, − отшутился Гарри, но его душа еще не настолько прогнила, чтобы отказывать Дрейку, чтобы забыть, что такое «честность». − Ты, наверное.
В этот раз Флинн не пытался шутить. Не менял тему разговора и все, как он любит. Он ответил честно, рассказал, что его так тревожит, и никак не может отпустить. Коротко и ясно. Хоть и немного странно. Гарри бы мог сказать, что хочет выбраться, или же хочет большую кучу блестящих безделушек, но все эти приятные мысли закрывает своей спиной Дрейк. Наверное, в голове появился такой большой таракан — Нейтан Дрейк, и он больше всех других, раз уж так просто съедает все другие мысли, оставляя только себя в несчастной голове.
Гарри неспешно поднял сжатую в руке ладонь Дрейка и поднес к своим губам. Простой «дружеский» жест, вы что. Но от этого стало так тепло. И главное, никакого подтекста здесь не было, Флинн просто любезно решил поделиться своим теплом. Добрые люди еще не вымерли.
− Никто не знает, что случится завтра, − Гарри не знал, зачем он это сказал, почему вдруг решил поделиться очевидным.
Но не прошло и минуты после этих слов, Флинн отпустил руку Нейтана, не разжимая ладони, и приблизился к самому Дрейку так близко, как раньше себе никогда не позволял. Он всегда считал такую близость запретной и неправильной. Но сейчас он как будто потерял свою гордость, забыл про рамки дозволенного. И он позволил себе лишнего. Гарри коротко взглянул в глаза Нейтана, будто бы ища там какого-то ответа, но потом он просто их закрыл, решив избавить себя от видения этого провала. И, приблизившись еще на пару миллиметров, Флинн аккуратно, почти что невесомо коснулся сухих губ Дрейка.
У Гарри ледяное дыхание, у Нейтана, наверное, тоже, они оба вообще-то чертовски замерзли, но Дрейк об этом совершенно не думает, когда в темно-зеленые глаза напротив смотрит. Ему всегда казалось, что зеленый его самый любимый цвет, несмотря на то, что ничего зеленого у него никогда не было. Дыхание Флинна ледяное, но обжигает кожу на лице Нейтана, когда тот садится ближе и к нему тянется, губами его губ касаясь. Нейтан бы по привычке коснулся лица Гарри рукой, может быть даже зарылся бы пальцами в его волосы, но Гарри не из тех людей, которые вообще о последствиях не думают, будь он хоть немного похож на Нейтана, все было бы гораздо проще. Но Нейтан себя некомфортно не чувствует, словно у него это вроде привычки, словно с ним такое уже бывало, ему вдруг внезапно гораздо легче и теплее становится, и что-то тугое и болезненное в самом низу живота вдруг словно растворяется и исчезает куда-то. Боль бывает разная, не важно какая у этой именно классификация, она в любом случае есть, и они с Флинном от нее друг друга оградить никак не смогут, у них всегда дороги расходились, и Дрейк не знает, как сделать так, чтобы впервые все действительно пошло так, как нужно, как в дурацких фильмах про любовь. Попал в точку, а, Гарри Флинн?
Кто-то из них, кажется, ошибся жизнью, по глупости взял билет не на тот поезд, сел не в тот вагон, зашел не в ту дверь, и теперь не очень понимает, как обратно из точки невозврата вернуться. Нааверное, они оба где-то однажды заблудились.
Дрейк выдыхает, выдыхает прямо в губы Гарри, на какое-то время дар речи теряя.
Дрейк улыбается, все, что теперь делает Гарри кажется ему каким-то неуклюжим, но это же в свою очередь кажется таким правильным и уместным, что он не смеется и снова не думает, как раньше, что Гарри Флинн тот еще идиот и планы у него все до единого идиотские. Он улыбается и на опущенном в пол взгляде зацикливается на время. Это вымученная улыбка, словно его только что лишили чего-то очень важного, Нейтан знает что это, словно он этого поцелуя ждал всю свою жизнь, а теперь он чувствует пустоту, которую всей душой ненавидит, ненавидит случайности и обстоятельства, в том числе, потому что Гарри, скорее всего, все это кажется неправильным, возможно, даже постыдным. Дрейк не может к нему в голову влезть, и за него решать он тоже не в праве, но Флинн вряд ли к такому привык, потому что Флинн Нейтану представляется с какой-нибудь выпившей доступной девицей на одну ночь в пыльном подвальном баре, где выпивка дешевая и мебель старая и не очень удобная, о чем он может вообще теперь думать.
— Гарри, я… ну…
Нейтан закрывает глаза и брови хмурит, где-то мысленно себе установку давая себя в руках держать и постараться обязательно во всем разобраться, но чувствует себя разбитым, испорченным, чувствует, словно ему не хватает теперь чего-то, словно последнее тепло, на которое они оба надеялись в ледяном полуразвалившемся доме, вдруг резко исчезло, оставив лишь леденящий душу сквозняк и острые хлопья белоснежного снега за окном.
— Она совершила огромную ошибку, та девушка.
Гарри Флинн — его гребаная патология, тяжелое заболевание с летальным исходом, с чем Дрейку нужно просто смириться и жить научиться, потому что он с этим жить хочет, и все эти номера в его дневнике теперь просто никчемными цифрами стали, они сами начали этот танец, никто их друг к другу не толкал.
— В смысле, я хотел сказать, что и целуешься ты неплохо.
Ему хотелось бы теперь вообще не о чем не думать: Лазаревич, пулевое ранение, несколько недель в госпитале, военные, тибетские морозы, Шамбала, мир, которому нахрен его помощь не сдалась, все это в какой-то момент вдруг стало казаться второстепенным, ушло за спину Гарри, словно у Дрейка вдруг резко ухудшилось зрение и кроме Флинна он больше не видит абсолютно ничего. У Нейтана Дрейка все хорошо, он смотрит на симметричные губы Флинна, взглядом обводит его скулы в почти совершенно темном помещении — это единственное, за что он может зацепиться, чтобы не отключиться надолго, и хочет сказать ему что-то вроде «не оставляй меня с этим, пожалуйста», но он не знает, что это значит для Гарри, и чем вообще этот поцелуй с его стороны был.
— Слушай, все ведь нормально, я думаю. Да?
И ведь раньше Нейтан никогда не задумывался о том, чтобы что-то подобное произошло между ними — между Хлоей и ним, между ним и Еленой, да, пожалуйста, но мысли о Гарри в таком ключе прежде казались ему абсурдными и неправильными, а теперь вдруг отчего-то стало гораздо легче. Дрейк опирается одной ладонью о пыльный холодный пол, на котором они оба по-прежнему сидят, а другой рукой тянется к Гарри, на ощупь находя его ладонь, осторожно касается ее, ему впервые кажется, что он достаточно заботлив для такого человека, каким он является. Он думает, Гарри нужно это, потому что на его месте Нейтану тоже была бы нужна поддержка, а это самое малое, что он может сделать. Нейтан думает, если Гарри захочет, они обязательно смогут сделать еще тысячу шагов навстречу друг другу, если ему это вообще дальше нужно будет. Нейтан касается пальцами пальцев Гарри и чуть выше по его руке ведет самыми кончиками, у них у обоих руки ледяные, так что Нейтан едва ли что-то чувствует, касается запястья Гарри, а затем его ладонь сверху своей накрывает, смотря почему-то не в глаза Флинна, а в пол, который едва ли в кромешной тьме различить можно.
— И если все нормально, могу я рассчитывать на продолжение? — Нейтан шумно выдыхает и говорит шепотом, сам своим словам слегка улыбаясь, потому что свой голос слышать не хочет, он прислушивается к дыханию Гарри и голову опускает вниз, руку с ладони Флинна не убирая.
Гарри никогда ничего на самом деле не смущало. Его вообще сложно смутить. Но сегодня, в эту ночь, все рамки, правила и морали были забыты полностью. Гарри чувствовал сегодня много чего, и больше всего , чем за свою жалкую жизнь. Виной всему Дрейк, как всегда. И этот внезапный комплимент, касательный поцелуя, смутил Флинна полностью. Хорошо, что в этом помещении темно, потому что вид его был, мягко говоря, не очень. Гарри не один раз говорили все это, но тогда он ничего такого не чувствовал. Что же с ним такое делает Дрейк, что другие не делают?
А ведь Флинн на самом деле не знал, что значил этот поцелуй. Нет, то, что он хотел быть ближе к Дрейку, — это понятно. Но в этом действие смысл совсем другой, до которого Гарри до сих пор не додумался.
И от слов Нейтана внутри что-то кольнуло. Да еще и так сильно. Он удивленно посмотрел на Дрейка, выискивая его глаза, но тот, как назло, отпустил голову, не давая Гарри полюбоваться им еще немного. Какая же, все-таки, Нейтан скотина. Сначала заставляет чувствовать что-то непонятное, потом заставляет бояться, краснеть, радоваться.
— Я… — Гарри попробовал что-то сказать, но почему-то это плохо выходило, а губы сами расплывались в довольной улыбке, хоть Флинн и пытался сдержать свои эмоции и чувства, — ты не перестаешь меня удивлять, Нейтан Дрейк.
Гарри, уже не особо боясь, сжал ладонь Нейтана, что накрывала его руку, сплетая их пальцы вместе. Очень романтичная ситуация, однако. Как в фильмах, только все на самом деле. И кто знает, будет ли у них счастливый финал.
Флинн позволил себе еще ближе подсесть к Дрейку, и теперь, без дрожи в руках, Гарри коснулся ладонью холодной щеки Нейтана, аккуратно проводя большим пальцем по скуле. Все, казалось, остановилось, весь мир ждет, дает этим двоим время, чтобы разобраться. И Гарри благодарен каким-то всевышним силам, что никто не собирается в ближайшее время стрелять в них. Но тревожащее волнение никак не исчезало, и это бесило. И не без него, Флинн вновь приблизился к лицу Дрейка.
Когда Флинн снова оказывается ближе, чем обычно, Нейтан рукой касается его спины и вдоль позвоночника медленно ей проводит, в едва различимые в темноте глаза вглядываясь. Когда Флинн снова оказывается ближе, чем обычно, Нейтан может сосчитать расстояние между ними, равное нескольким вдохам. Дыхание Флинна горячее, Дрейк чувствует его на своей шее и свободную ладонь, ту, которой он об пол опирается, в кулак сжимает, когда Флинн снова оказывается ближе, чем обычно, Нейтану хочется называть его только Гарри. Так близко, что биение его сердца Дрейк ощущает в собственной груди, едва ли такое возможно.
— Ты еще многого обо мне не знаешь, Гарри Флинн. — Нейтан передразнивает того на его же манер и улыбается прямо в губы Флинна; уплотнившийся горячий воздух между ними становится вязким, ощущение леденящего мороза вдруг исчезает, спонтанно превращаясь в липкую духоту. Нейтан улыбается едва заметно лишь одним уголком губ, но в темноте это едва ли различимо, он почему-то уже заведомо знает, что ему нужно делать. Он руку со спины Гарри убирает, его затылка ладонью касаясь и ближе к себе того притягивает, ощущая на своей щеке чужую ладонь, еще холодную, но уже не ледяную до одури. Дрейк не думает, что спешить правильно, они оба все это в себе так долго вынашивали, что теперь ежесекундно сжечь все это дотла будет нелогично, нечестно и обидно. Он осторожно на затылок Гарри ладонью надавливает, к себе еще ближе его притягивая, а затем зарывается рукой в его волосах, теперь наконец понимая, почему мысль об этом так долго не давала ему покоя. У Гарри мягкие волосы, он и не думал об этом раньше, от них пахнет порохом, как и от всего вокруг, это нормально в таких-то условиях. Нейтан любит запах напалма, и грёзы о семье с Еленой мгновенно растворяются где-то в луже его собственной крови в том самом промерзшем вагоне, нужно было запомнить его номер, впредь бы он обязательно обходил все, что на семнадцать, черт его знает, может вагон действительно семнадцатым был. Только ложь все это, Нейтан Дрейк на ошибках не учится, жизнь однажды пыталась преподать ему урок, да только все свои попытки израсходовала уже, у них обоих не единого шанса.
Нейтан смотрит на Гарри и старается не моргать совсем, чтобы в один момент все не разрушилось и он не очнулся в пропахшей хлоркой больничной палате с катетером в запястье. Он большим пальцем правой руки его губ невесомо почти касается, думая о том, насколько хороши были девицы, что когда-то с ним засыпали и просыпались по утрам, мало что помня из-за количества выпитого алкоголя.
Нейтан хочет сказать Гарри, что он поклялся себе самому ошибок не совершать, да только это все ошибкой Нейтану теперь точно не кажется, здесь не о чем говорить, он не хочет терять ни минуты.
— Мне опять просить прощения, м? —может, это не совсем все неправильно, но Флинн никогда не отличался сдержанностью, так, к слову.
— Может, в этот раз я решил взять все на себя?
Нейтан больше не думает ни минуты, думать больше не о чем, первый шаг они уже сделали. В таких ситуациях обычно обратно не разворачиваются и в закат красиво не уходят, поэтому он еще ближе к Гарри садится и в глаза ему больше не смотрит, потому что в их ситуации взглядов может быть слишком много. Он касается губ Гарри губами, не раздумывая о том, как это между двумя мужчинами работать должно, сначала осторожно, едва-едва, пока осторожное прикосновение не перерастает в полноценный поцелуй. Рука Нейтана снова оказывается у Гарри на затылке, он глаза закрывает и глубоко вдыхает, того целуя и едва прикусывая его нижнюю губу, сам себе усмехается, потому что теперь все это ему кажется до одури забавным и необходимым, если не всегда, то хотя бы сейчас. Начинать новую игру всегда интересно.
Губы у Нейтана сухие, в мелких ссадинах, соленые, — как и думал Флинн. Да, он думал об этом, ведь думать у мужских губах — это так весело и интересно. Но кто знал, что когда-нибудь он сам попробует. Сначала чувства и ощущения какие-то непонятные, спутанные, наверное, потому, что это непривычно и с какой-то стороны абсурдно, но с другой, черт, как же Дрейк охуенно целуется, лучше, чем какая-то девушка, которая когда-либо была у Гарри. В этот момент весь мир Флинна сузился до размеров этого маленького помещения. И главным звеном этого маленького мирка был Нейтан Дрейк. Гарри бы, честно, отдал все свои богатства, что нашел бы в Шамбале или еще где, только бы это никогда не заканчивалось. Потому что целовать Нейтана Дрейка — это что-то сродни с божьим даром. И это, отнюдь, не пустая аллегория, как бывает в книжках. Гарри просто уходит куда-то далеко, ничего не видя перед собой, и не потому, что глаза у него закрыты.
Но жизнь — не книга с цветными картинками. Особенно их жизни. Ничего так легко не дается. Может, ответные чувства и первый, решительный шаг принесли Гарри некое облегчение и моральную эйфорию, но никто не знает, что идет за этим. Как обычно у них бывает, потом случится что-то плохое, потому что все не просто так. Но сейчас — все равно, потому что Гарри не волнует ничего, кроме Дрейка, его ладони на затылке и теплых губ.
Нейтан наконец отрывается от губ Гарри, замечая, что гудение ветра за окном стало тише, а в помещении постепенно становилось светлее, снежная буря начинает стихать, и он теперь не знаеь, стоит ли этому радоваться, более того, он даже не знает, что будет дальше. Строить планы на будущее не в его компетенции, бросаться в омут с головой, ни о чем не думая, — пожалуйста.
— Что-то мне подсказывает, что в этот раз извиняться придется мне.
— Сейчас можем обойтись и без извинений, — в первое время, Гарри никак не мог набрать достаточно воздуха в свои легкие, чтобы произнести хоть слово, но в конечном итоге он нашел в себе силы, хоть и сказано это было тихо. — Кому вообще нужны извинения, когда здесь такое происходит?
Но через несколько мгновений придется опять думать, как это обычно делает Гарри, думать о том, что делать дальше, и как случайно не нарваться на кучу наёмников, которые так и ждут их. Потому что с Лазаревичем так просто не справиться: пулевые ранения, что нанес ему Гарри, не остановят его. И почему он вообще не в голову выстрелил? Но все это скатилось вниз, потому что Флинн не хотел об этом сейчас думать, он просто прикрыл глаза и положил голову на плечо Дрейка, как это единожды уже было. Им уже давно надо на покой, но их никак не отпустят — это их крест, кредо, называйте, как хотите.
— Что будешь делать, когда все это закончится, Нейт? — и в этот раз Гарри верит в то, что о свадьбе с Еленой и слова не будет, потому что в прошлый раз это сильно кольнуло, — после Шамбалы и всей этой чуши с Лазаревичем.
Нейтану нравится, как волосы Гарри пахнут, Нейтану вообще запах Гарри нравится. Это странно, конечно, но когда тот снова голову ему на плечо кладет, теперь как-то менее осторожно, словно отвергнутым быть больше не боясь, Нейтан чувствует, как внутри что-то щелкает. Он называет это «снять с предохранителя», он это ощущение ненавидит, потому что у него, кроме привычки бросаться в омут с головой и всего себя сразу отдавать, здесь ничего не осталось.
Нейтан, вроде как, с рушащимся ему на голову небом всегда умел справляться, но когда земля уходит из-под ног, ему нужно за что-то держаться, чтобы еще ниже не упасть и кости все до единой не переломать, потому что тогда его вряд ли кто-нибудь услышит. Поэтому он находит на ощупь ладонь Гарри, осторожно ее своей рукой касаясь, внутренней стороной к себе разворачивает и на линии на загорелой коже смотрит долго, пытаясь понять, что же все-таки выражение «руки по локоть в крови» на самом деле означает.
— Высплюсь, для начала. Только не говори, что ты бы поступил по-другому.
Дрейк улыбается одной единственной мысли о том, что Гарри так близко, не в том смысле, конечно, что в одном помещении и что его голова по-прежнему у Нейтана на плече, а в том, что он с ним, и не нужно больше думать о том, как вытравить его образ из своей головы, о том, что это, банально, не очень нормально, что думать о том, насколько симметричные у Гарри губы и как ему рукой хочется зарыться в его волосах, — вообще может быть противозаконно. Зато теперь Нейтан точно знает, что Гарри Флинн целуется лучше тех девиц из дешевых номеров каких-то второсортных отелей, и это сейчас заботит его куда больше, чем Шамбала и военные псы Лазаревича.
— О, нет, постой, дай угадаю. Первым делом ты обязательно напьешься, иначе бы Гарри Флинн не был бы Гарри Флинном. Кстати, никогда бы не подумал, что начну называть тебя Гарри. Но мне нравится.
— В точку, приятель. Мне нужно много-много алкоголя, чтобы забыть всю эту чушь. Потому что все это меня достало. Только с твоей помощью, я, вроде как, держусь пока на плаву. Может, алкоголь и поможет забыть всё, что находится в голове Гарри, но вот то, что помнит сердце — вряд ли. — Называй меня так чаще. У тебя это очень хорошо выходит, Нейт.
Радужные мысли занесли Флинна куда-то очень далеко, он даже чуть не заснул, думая о разном. Сказать честно, плечо Дрейка хорошо служит подушкой, хоть и не такой мягкой, но приятной. Да и благодаря ему же, не плечу, а самому Нейтану, Гарри в коем-то веке забыл про холод. До того момента, как Дрейк подал голос.
— Вот черт, — из уст Нейтана последняя фраза звучит как-то отрешенно слишком, словно все это не с ним происходит и вообще на экране в каком-нибудь кинотеатре, но фильм оказался настолько дерьмовым и нудным, что главного героя даже ни капли не жалко.
Дрейк взгляд переводит вниз, но ничего абсолютно в едва ли хоть что-то освещающем светлом лунном отблеске различить не может, ему требуется несколько минут на то, чтобы руками осторожно пулевого ранения коснуться и понять, что кофта насквозь в этом месте свежей кровью пропиталась. Первая мысль: они все еще не настроены здесь умирать, ну уж нет, не сегодня точно; вторая: хорошо, что они оба, и Гарри, и Нейтан не боятся крови, иначе ведь действительно забавная бы штука вышла; третья: наверное разошелся шов, и это вообще-то априори иронично очень в такой-то ситуации, но ведь у Нейтана Дрейка по-другому не бывает.
— Не хочу тебя пугать, но, по-моему, у нас проблемы.
Каждый раз, когда Флинн так или иначе находит успокоение и тишину, что-то случается. И всегда это «что-то» не предвещало ничего хорошего. Как и сейчас.
Гарри приходится отстраниться от Дрейка, отпустить его ладонь, чтобы сесть напротив, оценить хоть как-то ситуацию. Флинн не хотел понимать, что вся эта хрень, что сейчас творится с Нейтаном, его рук дело. И даже этот неловкий поцелуй не загладит его вину.
— Я, конечно, не люблю торопить события… это я так, к слову, — Гарри прикусил нижнюю губу и на пару секунд задержав взгляд на лице Дрейка, отпустил его вниз, всматриваясь в еле видное из-за темноты кровавое пятно на футболке Нейтана.
Осторожными и медленными движениями, Флинн поддел руками края потрепанной футболки Дрейка, и аккуратно, чтобы не причинить боль, приподнял ее. Надо же было полностью оценить ситуацию. И все равно, что ничего не видно. Когда сильно хочется, можно увидеть все, что угодно. Гарри напряг зрение, но все равно плохо видел. Но и этого хватило, чтобы определить, что все очень плохо, если мягко выражаться.
Оставлять все это так нельзя было. Надо было быстро что-то придумать, но паника, черт бы ее побрал, немного закрывала здравый смысл и каменное спокойствие, что чуждо Флинну. Лишь из-за того, что это Нейтан, Гарри так нервничает. Поднявшись на ноги, Флинн начал ходить по этому крошечному помещению, выискивая в маленьких комодах что-то, что хоть немного может помочь. Это же дом, в котором, наверное, жили люди. Здесь должно что-то быть, а дырка в боку сама не залатается.
— А я ведь был против. Против того, что ты сваливаешь с больницы без полного выздоровления. Но окно тебя так и манило, — между делом, Гарри решил разбавить накаляющуюся обстановку разговорами о разном, в частности, о самом Нейтане, — Может, попросим Зорана? Он-то не откажется от помощи умирающему. Ну, не считая, конечно, того, что потом он и убьет этого умирающего.
От небольшой потери крови мысли в голове Дрейка становятся странными, он дышит тяжело и старается глубоко не вдыхать. Помещение начинает расплываться: даже самые обычные предметы в виде шкафов, деревянного стола и старого табурета так рядом и совсем напротив превращаются в мутные бесформенные пятна разных оттенков черного и темно-синег Флинн встает и уходит, возвращаясь только спустя несколько минут. Эти минуты кажутся Нейтану самыми мучительными в его жизни, и, о, как же он тогда ошибался.
Вроде бы, кажется, маленькое помещение, но, черт, здесь так много углов, в которых можно искать-искать, но ни черта не найти. Закон подлости. Гарри пытался дышать полной грудью, чтобы избавиться от волнения и дрожи в руках, но, если честно, получалось плохо. И когда Флинн уже совсем отчаялся, то удача преподнесла ему хороший такой подарок. Флинн пришел не с пустыми руками: иголка, которая на вид была не очень, леска, ибо ниток нигде не было, и кто-то очень добрый, оставил внушительное количество водки, вот, только, срок годности у нее уже давно истек.
— Знаешь, на первых свиданиях я еще никого не зашивал. Романтично, не находишь? — подготавливая все необходимое, Гарри решил пошутить, потому что его доставали недобрые мысли. — Ты только держись, хорошо? Мы же только что получили шанс на более или менее хорошую жизнь. Еще я обещал тебе выпивку, Нейт. А я держу свое слово. И, надеюсь, ты тоже не пуст на слова.
Вдев леску в продезинфицированную иглу, Гарри глубоко вздохнул и, не дыша, вылил на открытую рану Дрейка большое количество алкоголя. Да, больно, но, черт, надо. Все так же не дыша, Гарри прикусил свою губу, чтобы не отвлекать себя своими же разговорами, и сделал первый шаг, продев иглу в кожу. На себе это казалось куда легче. Но как давно это было? Гарри уже подрастерял этот навык, но, как говорят, один раз научишься — уже не разучишься. Руки-то помнят. Поэтому Флинн не останавливался, продолжая прокладывать шов из лески на открытой ране Дрейка.
— И мне все равно, против ты или за, но мы идем искать хоть что-то, или кого-то, кто может помочь тебе. Потому что из меня медик так себе, — позволил себе разговориться Гарри, но продолжал сосредоточенно зашивать рану, хоть и было сложно: руки в крови, и иголка то и дело выскальзывала из влажных рук, — это же Тибет. Может, нормальную больницу мы и не найдем, но, знаешь, здесь же есть эти самые, аборигены, а у них шаманы. Я где-то читал, что они хорошо справляются с такими проблемами. Все эти травы, настойки, ритуальные танцы у огня, ну ты понял.
— Травы? — Язык Нейтана постепенно начинал заплетаться, в какой-то момент ему вдруг внезапно показалось, что он просто-напросто отключится от боли, которую терпеть уже просто больше не может, поэтому, когда в глазах начинало постепенно темнеть, а в висках с силой отдавались удары его собственного сердца, которое по какой-то необоснованное причине продолжало биться, он не раздумывая с силой вцепился в запястье Гарри. — Звучит отлично.
Дрейк уже не особо понимал, что он говорит и говорит ли он вообще или это по-прежнему его бессвязные мысли, в кашу превратившиеся за время того, что ему только что испытать пришлось. Все, что он видел первое время, когда все закончилось, — это окровавленные ладони Флинна, иголку, постоянно выскальзывающую из его рук, и куски лески, которые в последствии просто остались совершенно ненужным мусором, оставшимся от того мотка, который теперь служил швами, что точно не разойдутся, благодаря свойствам этой самой лески. Подумать только, а он еще живым домой вернуться собирался. Несколько раз моргнув, Нейтан наконец смог сосредоточиться на чем-то одном, чтобы все окружение вернулось в прежнее состояние из состояния размытых бесформенных клякс, руки Гарри были по-прежнему в крови, его кофта тоже, как и темные джинсы, на щеке также красовалась красная полоса, Дрейк нахмурился, разглядывая лицо Флинна, а затем устало и как-то измученно слишком улыбнулся, сообразив наконец, что это его кровь, а не кровь Гарри. Все это время Нейтану казалось, что нет таких вещей, которые Флинна способны из равновесия вывести, ведь он всегда, в любой ситуации, какой бы хреновой она не была, остается все тем же сукиным сыном, но теперь он казался куда более уязвимым, потерянным, возможно, и Дрейку почему-то хотелось отмотать время назад, далеко назад и любыми способами предотвратить то, что произошло сейчас, чтобы остались только прикосновения и поцелуи, никакой крови, боли и нестерильных затупившихся иголок под кожей.
— Знаешь, я обычно не позволяю себе такого не первом свидании, но я рассчитывал на более приятные ощущения. Черт, ну и что я несу? Эй-эй-эй, успокойся, иди сюда, мы обязательно разберемся с этим утром, ты и так уже много сделал, я не выдержу чего-то подобного в ближайшее время. — Смеется Нейтан, лицо ладонями закрывая, чтобы стереть холодный пот, на лбу и висках выступивший и в себя прийти. Прийти в себя после такого — это еще слабо сказано, Дрейк не из тех людей, которых трудности останавливают, но он привык к другому, там, где получалось лишь падать и кости ломать, его открытые раны просроченной водкой не поливали до разъедающего кожу жжения, ему под кожу иглы никто не вгонял, и это, в общем-то звучит куда поэтичнее, чем есть на самом деле. Дрейк знает, что сам бы с этим не справился, окажись он даже на месте Гарри, вот что того гораздо лучше Нейтана делает, у Нейтана всегда были дурацкие навыки уличного воришка, знание латыни и истории про пиратов из романов Жюля Верна где-то в бумажной памяти его дневника, у Флинна же — куда больше, у Флинна, кажется, просто банально чувство страха отсутствует, и это почти самое ценное, что у него на данный момент имеется. Дрейк на считанные секунды глаза закрывает, стараясь не шевелиться даже и совсем про футболку и обнаженную часть живота забывает, ничего, кроме оставшейся боли и жжения, не чувствуя, пальцами потирает переносицу, проходит около сорока секунд, он привык обычно считать про себя удары собственного сердца в таких ситуациях, а кажется, что целая вечность. Тишина впервые не звенит, и это беспокоит, нагоняет какую-то тоску и легкую тревогу, сворачивающуюся в тугой ком под кожей, Нейтан не знает, чего он вообще от Флинна ждет, потому что тот уже сделал много слишком, он не уверен, что сейчас готов глаза открыть и на его остекленевший взгляд наткнуться, но он делает это, потому что Нейтан относительно достаточно добрый человек, ему и самому об этом отлично известно, он думает, Гарри Флинну всегда нужна была поддержка, просто когда-то ему ее не оказал кто-то важный очень рядом и вот тогда, возможно, все скатилось на дно глубокой выгребной ямы.
Флинн позволил себе улыбнуться, надеясь, что все на самом деле хорошо.
Может, пока не, но точно будет. Потому что рана больше не кровоточит, Дрейк не теряет из-за этого кровь, и тем самым не теряет себя. И чтобы убедиться, что Нейтан здесь, и он все еще жив, Гарри прикладывает свою ладонь, испачканную в крови, к сердцу Дрейка, ощущая его биение. И теперь-то вся тревога уходит на второй план, потому что Нейтан Дрейк все-таки жив, его сердце еще живо, а значит, у Гарри еще есть шанс украсть его полностью, не оставив ничего самому Дрейку.
— Тогда ты обязан мне еще одно свидание устроить. С более… приятными ощущениями, потому что от этого, сказать честно, большого удовольствия я не получил, — Гарри как-то хитро улыбнулся, в своей манере, ведь должно же хоть что-то хорошее быть в их жизнях, не только боль, да иглы в крови, — знаешь, с этим лучше не затягивать. И я не про свидание. Про помощь тебе.
Флинн на самом деле успокоился, только мелкая дрожь в руках осталась, но то, что Нейтан дышит и говорит — вселяло в него уверенность. Если бы он сделал что-то не так, это было бы видно, но пока все хорошо, и можно, наверное, думать о будущем опять. Но, конечно, лучше было бы, если бы они справились с этой проблемой быстрее, потому что Дрейк с дырой в боку не сильно похож на героя, который только и может, что спасать мир. Как знает Флинн, Нейтан такой человек, что заставляет других людей волноваться о нем, и в конечном итоге, приходит живым, растаптывая всю тревогу и волнения. Почему он сейчас так не может сделать? Это бы не помешало Флинну, который и так запутался во всем, в чем только можно было. И в которых раз, он тонет во взгляде Дрейка, направленном на него — что за чушь, можно подумать, но ничего не может с собой поделать. Нейтан слишком глубоко засел в голове Гарри, а теперь, когда он позволил оказаться так близко, все стало проще, но чувства стали острее, и чаще всего, это приносит лишь неудобство. Потому что Гарри всегда считал эту, не побоюсь этого слова, влюбленность слабиной, чувством, что откидывает здравый смысл куда-подальше, заставляет действовать только на поводу этого чувства.
Нейтан взгляд переводит на оставшуюся в стеклянной мутной бутылке жидкость, у него дрожат руки, он знает, что это не холод отнюдь, с ним уже такое случалось, когда Гарри в него впервые — звучит отвратительно, ведь он стрелял всего лишь раз, — выстрелил, это еще болевым шоком зовется и проходит само со временем, от этого дерьма никаких лекарств не придумали, Нейтан не знает, что делать, когда дрожат ладони, но он рад, что не отключился прямо здесь.
— Жаль, что эту водку нельзя пить.
— Вот с этим я с тобой согласен. Сейчас бы не мешало хоть что-нибудь выпить. Да так, чтобы наутро все забыть, — Гарри позволил себе опять принять свое старое положение, снова сидеть так близко, касаясь своим плечом плеча Дрейка, и совсем рядом чувствовать тяжелое дыхание. — Эй, приятель, постарайся больше меня так… не пугать, хорошо?
Флинн чувствует на своих ладонях застывшую кровь и от этого становится нехорошо. Не в том плане, что он боится вида крови, а просто из-за того… из-за чего, что не очень хорошо понимает Гарри. И у него не проходит желание смыть с себя не только эту кровь, но и раздражающий осадок, который так просто не выскрести из души. А еще Флинн вспоминает, что за этими стенами достаточно много снега и темно. Но покидать Нейтана из-за такого пустяка Гарри не хочет, точнее, не должен.
— Нейтан, — Гарри произносит имя Дрейка слишком тихо, сам того не понимая, почему именно в такой момент у него сорвался голос, — прости меня.
Наверное, это был первый раз, когда Флинн искренне попросил прощение. Если вообще, не первый раз, когда он вообще у кого-то просил прощения.
Голос у Флинна дрожит, когда ему удаётся хоть что-то произносить, он либо скрывать это не пытается, либо наоборот, но выходит хреново слишком, поэтому Нейтан решает эту подробность опустить, по крайней мере, хотя бы на данный момент. Голос Гарри вонзается в кожу почти так же ощутимо, как считанные минуты назад игла в его руках, когда тот говорит, что забыть всё, что произошло здесь с ними, хотел бы, Нейтан думает, в какой-то мере тот прав, конечно, потому что у Нейтана проблем с памятью ноль и он всю оставшуюся часть ещё сознательной жизни, пока его наконец не пристрелят где-нибудь ещё, будет думать о том, какие на вкус губы у Гарри Флинна и как их тогда было непростительно мало в крошечном промерзшем помещении без удобств, света и отопления.
— Гарри, послушай, пожалуйста, меня. — Нейтан выдыхает шумно и очень сильно своё состояние ненавидит за то, что в глаза Флинна прямо сейчас смотреть не может, ему это необходимо просто, не потому, что у него привычка всегда в глаза во время разговора смотреть, а потому что он на самом дне зрачка Флинна его настоящего видеть привык, и это, к слову, не может не радовать, он ведь не такой человек хреновый, какого из него его прошлая жизнь со всеми из неё вытекающими сделала. Нейтан думает, если в прошлое Флинна вернуться и в нём покопаться хорошенько, то абсолютно всё стереть и исправить можно, потому что иногда это срабатывает действительно, потому что он попытаться хотя бы мог, а не искать оправдание тому, почему он человек хреновый вдруг совершенно в другой стороне, потому что причин сдаваться, смотреть в зеркала и видеть там чужие отражения у него нет. — Ты тот ещё сукин сын, признаю это, но если бы не ты сейчас, я не знаю, что было бы со мной дальше.
Нейтан почти не думает, он считает до трёх быстро слишком, так быстро, что сам вряд ли сказать сможет, где там начало отсчёта, а где точка невозврата, откуда сойти можно, только верёвку на шее затянув, Нейтан считает до трёх — он вообще-то цифру три не любил никогда, ещё сильнее, чем змей, — и думает, что в этот раз они оба выживут, а он потом по ночам не будет в зеркале над комодом в самом дальнем углу спальни отражение Флинна видеть, когда заснуть не удастся, он считает до трёх и сам себе констатирует тот факт, что он вообще-то в том горящем поезде с пулей в боку выжил и сейчас, кажется, всё ещё дышит, с трудом, но дышит — «ты как, живой? сердце бьётся?».
— Ты сделал то, что сделал, всё закончилось. Я доверяю тебе.
― Доверяешь… ― тихо повторил Гарри, будто бы пробуя на вкус это слово, потому что значение этого слова ему не очень знакомо. А тут Дрейк внезапно признается в том, что доверяет ему. Но все же знают, что доверять Флинну нельзя, вредно для себя же. Гарри ничего больше не говорит, потому что не знает, что еще сказать на это, потому что не знает, что должен чувствовать.
Наверное, с одной стороны, это хорошо, даже приятно, что кто-то доверяет ему, можно сказать, доверяет свою жизнь, потому что уже два раза доверил ее. Первый — когда Гарри выстрелил, второй — когда Гарри исправлял ошибки выстрела, зашивая Дрейка. Кто знает, сколько еще раз ему придется исправлять свои ошибки, ведь у Гарри Флинна их слишком много. За всю свою жизнь не исправить. Но Гарри все еще надеется, что сможет погасить все свои долги перед Дрейком.