Горькое

Горький кофе по утрам, что пил он каждый день, будь то выходной или же нет - сейчас по привычке готовит, не для себя - сам пьёт чай, зелёный и холодный. Иногда приходится выливать. И ему не известно, сегодня ли это "иногда". Неизвестность - главная шлюха этого мира, и она ебет почти каждого. Америка в браке с ней уже давным-давно. И немного обидно. Хочет с другим. Россия любит покрепче. Не только кофе. И не приходить с утра тоже любит, остаётся на улице под дождём и со слезами (но не всегда), ведь ему это нужно. Как воздух - жизненно необходимо, иначе никак. И Америка уже не хочет быть рядом, ведь знает, что так - лучше. И РФ говорит ему "спасибо" каждый раз, потому что чувствует благодарность, по сосудам текущую вместе с жгучим алкоголем. Но он обычно трезв. С виду. Анализ. Америка знает, покажет иное. Россия ненавидит нестерпимую химическую горечь, но пьет таблетки с утра, днем, вечером - не забывает, потому что иначе его сломит. А депрессия жрет его раз за разом, день за днем, и он топится в выпивке, когда может, несмотря на то, что нельзя мешать. Или утопает в Америке. А тот нежно берет его за лицо и целует отчаянно, как в последний раз. Хватается за свитер и держит крепко, боится отпустить - может потерять. Может, это правда - ему не известно. США пьет чай, сидя на кухне, где были лишь он и часы, и слышит шаги за дверью. Знакомые, тяжёлые, что остановились сейчас. Знает, что сейчас России хорошо, раз он вернулся, раз открывает сам. - Спасибо. - говорит охрипшим голосом, дождь ледяной не дает и шанса даже ему. Никому, если честно. Не хочет щадить. Все-таки Россия ненавидит, но научился болеть. Америка получает букет синих незабудок и улыбается так устало, будто весь свет на себе держит. Наверное, так и есть. Только он хотел, наверное, не этого. Он не хотел рождаться. И единственное, что сейчас у него есть - Россия и вера, что когда-нибудь все наладится. Все когда-нибудь будет хорошо. Отрицает, что ему нужна помощь, ведь ему она не нужна. Не нужна ведь? Чувствует холод на губах, и вдыхает с наслаждением запах льда, моря и, почему-то, огурцов - именно так пахнет для него дождь, как бы странно это не было. Сжимает отчаянно мокрую ткань и держит так, будто РФ - дымка, что вот-вот и растворится. Сегодня Америка не вылил кофе, и он даже не остыл. Россия молча наполняет чашку напитком. Не греет (давно уже ничего, кроме кофе и США) - выпьет так, и не поморщится. США не понять его. Никогда не понимал, но стремился. Кажется, что вот, здесь правда о нем, но, как говорил Россия, чужая душа - потемки. И лишь может смотреть на него, видеть глаз злато-карий омут, и тянуться ближе. Сейчас на России теплый серо-бежевый свитер (куртку уже снял), и Америка чувствует от него родной запах - обнимает крепко, поглаживая спину, склоняясь на ним, сидящим. Нежно касается губами шеи, показывая то, что чувствует. Ему хочется сказать "Я люблю тебя", но РФ в любовь не верит. Говорит, что их отношения - симпатия и привязанность. Для него любить могут только девчонки. И для него слова о любви - пустой звук. Не поверит, скажет что-то невнятное, отмахнется, отшутится Тебе весна в голову ударила? Ему ударил в голову Россия. И продолжает делать вид, что ему все это не важно. А Америка давно понял, что РФ это пиздец нужно. Даже не пускай не отнекивается. Стой... Не уходи. Без тебя как-то не то, что ли?.. Пожалуйста, останься. Россия продолжает звонить, высвобождая время из плотного графика, чтобы просто спросить как дела. Может, ты там умер? Надо же знать. Америка обычно улыбается, и это слышно в голосе. Тихо фыркает. Что лыбишься, придурок? Ничего. Или может быть: Я скучаю. Мы с тобой виделись два часа назад. Но все же. Ты, что, время считал? Я тоже. И продолжает приходить в кабинет - США знает, что он никогда не станет смотреть что-либо, что не предназначено ни для кого - спрашивает, в порядке ли он, и уводит домой после 11 вечера. Нечего сидеть допоздна И гонит спать, потому что... А почему? Не знаю. Просто. Твои синяки под глазами выглядят страшно, да и сам ты, когда не выспался. Потому что он видит Америку уже тогда, когда тот только-только встал. Заставляет кушать, когда США из-за работы забывает банально перекусить. Кормит таблетками и бульоном, когда тот с температурой под 39 валяется дома. Россия, иди, тебе надо работать самому, ты говорил, что у тебя проблемы... Заразишься еще. Как я тебя, болезного, брошу одного, когда ты даже по стеночке ходить не можешь? Чш! Ничего не говори. Спи. Хах. Ладно. США так смешно от ситуации и так горько. Россия позволяет себе касаться, вторгается в личное пространство Америки, рушит все границы дозволенного, уходит и заставляет в нем нуждаться. Но все ещё верит, что это блядская привязанность. Хочется кричать. Но кровь от прокушенной губы в порыве злости на себя отдаёт металлом. Злости, что все так, что... Он не знает, почему. И не знает, почему приходит на банальное разводилово. Америка, приходи срочно! И в кабинете России уже: Ты ведь знаешь притчу о мальчике и волках, верно? Но работа не волк и я уже не мальчик. Ты понимаешь смысл. Прекрасно знаешь. Но ты придёшь, сколько бы я это не писал. Да Оказывается в объятиях России и слышит его короткий выдох. Гладит по голове своего "не-мальчика", который чуть ли не мурлыкает. Сквозь рубашку чувствует прикосновение губ. Щекотно. Потом они могут несколько минут дарить друг другу лёгкие поцелуи, пока один из них или оба не понадобятся кому-нибудь. Америка знает, что может поступать так же. Звать, когда хочет увидеть, или приходить И воздушные поцелуи, что Россия посылает с утра с улыбкой, когда уходит, горчат на языке слезами. Россия не знает, насколько жесток. А США ему не скажет, ведь так почти никогда не считает. Лучше бы он избивал его. Тщетно подавляет желание ударить стену кулаком. Костяшки в кровь, и пусть болят себе дальше - отрезвляет получше ледяной воды. Что это. Упал. Пиздишь. Да. Нет, Америка не хочет от него услышать "Я люблю тебя", так как знает, что так оно и есть. Только лишь желает, чтобы Россия это признал для себя, чтобы не бояться любить. Эх ты, мой упертый Росс. Россия, когда Штаты отстраняется, наливает себе еще кофе и садится на другую табуретку, что ближе к окну - дальше от двери. Америка растягивает свой чай. Пьют молча, и США задумывается вновь, смотря на Россию невидящим взглядом. Не видит его чуть кривоватой улыбки и ласкового и любящего взгляда, не чувствует мягких поглаживаний руки. Сейчас он далеко-далеко у себя в мыслях, хочет побыть ещё чуть-чуть там, где все немного иначе. И Россия не мешает ему, молча смотрит и улыбается. Америка просто хочет спать. Он поздно лёг и рано встал. Россия встаёт плавно и почти не слышно, по крайней мере для США. Нависает над Америкой, проводит по волосам и говорит мягко: - Идем спать, я вижу, что ты не выспался, дурак. - поднимает Америку и ведет за собой. И уже лёжа в кровати, чувствуя нас себе чужую руку, что мягко прижимала к столь горячем и любимому телу, и проваливаясь в сон, США слышит что-то короткое, едва различимое, от чего улыбается, хотя хочется, может быть, плакать, и шепчет ответ. Синие незабудки, стоя в стакане с трещиной, мягко покачиваются на сквозняке.