Летим со мной

      Когда мне сообщили эту ужасную новость, у меня потемнело в глазах, и мой мозг словно отключился от реальности. Всё понеслось вокруг с такой бешеной скоростью, что едва не сбило меня с ног. Мир в одну секунду из такого огромного и прекрасного сжался в комок, умещаемый на ладони. Воздух давил моё горло с такой силой, словно пытался убить меня быстро и безболезненно, и тем самым спасти меня от долгих и мучительных лет страданий. Я прочитал его мысли, он хотел выдрать мою душу из груди и швырнуть её прямо на небо.       Так я стоял, наверное, час или два, не знаю. Но это время пролетело для меня, как один миг, самый страшный и ужасный, самый коварный и беспощадный, самый жестокий и раздирающий. Я не помню точно, как очнулся. Помню только холодную, тяжёлую руку медсестры на моём плече:       - Валера, ты в порядке? Боже, принести тебе воды? Ты весь бледный.       - Нет, - с трудом выдавил я . – Ничего не надо. Дайте мне побыть одному, хотя бы несколько минут.       Медсестра тяжело вздохнула и, выразив на лице нечто среднее между жалостью и недоумением, удалилась. «Я, я один, и никто мне не в силах помочь. Я обречён, я скоро умру, я ещё так молод, - мелькало в моей голове. – Господи, почему я, почему это случилось со мной?» Ещё тысячи, сотни тысяч вопросов били в моей голове огромным молотом. Я не знаю, кто в этом виноват. Нет. Знаю. Конечно, я – из-за своей неосторожности, конечно, кто-то из моих случайных любовников, конечно, тот злочастный презерватив, что порвался в самый ответственный момент, или презерватива вообще не было. Я не знал, кто, когда и где наградил меня смертью. Странно, но мне на мгновение показалось, что что-то чёрное нависает над моей головой, затем обволакивает плечи, грудь, и растворяется во мне. Должно быть, это и есть обречённость. Почему-то я вдруг стал думать о том, что через пару лет у меня обязательно будет ребёнок, не знаю, как, но он у меня будет. Такой чудный, розовощёкий мальчик с голубыми глазами и пухлыми губками. Он будет играть с машинками на огромном салатовом газоне возле моего дома, а когда он вдруг случайно поцарапает пальчик, то тут же побежит к своему любимому папочке, а я обниму его нежно-нежно, так, что он сразу забудет о своей боли. Боже, как бы я любил этого малыша. «Сын, мой сын» - не уходило у меня из головы. «Нет, - остановил я себя, - это всё только мечты, нереальные мечты идиота. Я резко встал, так, что даже закружилась голова. Я должен серьёзно всё обдумать. У меня осталось так мало времени, очень мало…       - Валера, что-то случилось? У тебя проблемы?       - Нет, па, всё нормально. Просто сегодня был ужасный день, не обращай внимания, это пройдёт.       Конечно же, родители не должны ничего знать, хотя бы пока. Я должен им буду это сказать, но не сейчас, только не сейчас. Мне вдруг стало ужасно жаль маму. Я был единственным ребёнком в семье. Она этого не переживёт. Если я скажу о своей болезни, то должен буду сказать, что я гей. Господи, сейчас я бы отдал всё на свете, лишь бы не говорить ей, что она скоро лишится сына. Я знаю, знаю, что делать. Завтра же с утра я пойду в больницу, поговорю с врачом, мне нужно отсрочить смерть, хотя бы на немного. А ещё мне нужно найти другую работу, мой нынешний заработок очень мал. Мне нужны деньги на лечение, много денег…       Когда я открыл глаза, в окно уже изо всех сил било солнце. Первую секунду я подумал, что весь вчерашний день был просто дурным кошмаром. Я сладко потянулся, встречая новый день. Взгляд мой упал на руку. О, боже, реальность свалилась на меня ста тысячами тонн железа. Она давила меня вновь и вновь, не оставляя в живых ни одной частички моего тела. На руке ярко красовался синяк от укола, когда мне брали кровь в больнице… Я вспомнил всё, о чём думал вчера, и все пережитые чувства вновь нахлынули на меня.       - Валера, ты ещё не встал? – послышался голос мамы из кухни. – А как же твоя работа? Ты что, заболел?       - Да, мам, мне что-то не здоровится. Я не пойду сегодня на работу. Мне нужно сделать одно очень важное дело.       Действительно, я должен спешить. С этого момента нельзя терять ни одной секунды драгоценного времени.       Через час я уже сидел напротив врача, который неторопливо разъяснял мне все особенности моей болезни. Я чувствовал, что он старается сгладить наиболее ужасные моменты. И ещё в своём рассказе он ни разу не упомянул слово «смерть». Но видимо в этом и заключается обязанность врача – объяснить пациенту всё так, чтобы он не разбил тот маленький кристаллик надежды, что живёт в душе даже у самых обречённых.       - Доктор, скажите, что я должен сделать, чтобы хотя бы отсрочить неизбежный конец?       - Ну, для начала, - начал он с тем же спокойствием, - не помешало бы провести курс лечения, основанный на препаратах, восстанавливающих жизненный тонус. Но для этого вам необходимо лечь в больницу.       Белая дверь, длинный, длинный коридор, пустота. Я иду прямо, не сворачивая.       Палата номер 3, 4, 5 – это моя. Мне страшно, мне жутко страшно. За этой дверью такие же обречённые, как и я. А если я взгляну им в глаза, то испытаю то, что ещё не испытал, но неизбежно должен буду испытать. Главное – не смотреть им в глаза, главное – не печатать в своих глазах отчаяние. Я должен войти. Один толчок – и дверь открыта. То, что я увидел, немного меня обескуражило. В палате два парня играли в карты и весело о чём-то шутили, ещё один парень на кровати у окна слушал плейер и подпевал, усиленно стараясь попасть в ноты. Я расположился на кровати у другого окна палаты, рядом с чьей-то незаправленной постелью. На ней валялись какие-то тонкие книжки на французском, кожура от съеденного банана, распечатанная упаковка жвачки и, как это ни странно, один дырявый носок. Но в этот момент меня мало это волновало. Окинув взглядом эту постель, я тут же про неё забыл. Господи, при чём здесь какая-то постель, когда жизнь человека так непостоянна, сегодня она есть, а завтра её нет. Так я лежал, погружённый в свои раздумья, даже скорее не погружённый, а вынужденный слушать свои мысли, от которых я так устал за эти два дня. Я даже не заметил, как к моей кровати кто-то подошёл.       Я повернул голову и обомлел. Передо мной стоял высокий загорелый парень. Я бы не сказал, что он был очень красив, но что-то в нём было такое, что притягивает людей, что заставляет их, бросив все дела, бежать за этим парнем, куда угодно, хоть в ад, хоть в рай. Я даже догадывался, что это – его потрясающая, широкая улыбка, его забавные ямочки на щеках, его карие и необыкновенно искренние глаза. В тот момент он мне показался самым красивым из всех парней, которых я когда-либо встречал. Удивительно, но впервые за эти два тяжёлых дня я забыл и о своей болезни, и о своих мыслях. Мне даже на мгновение показалось, что нет вокруг этой белой палаты, этих парней, играющих в карты, этих больничных кроватей. Только мы вдвоём разрывали безоблачное пространство этого мира, как будто в нём были только мы и только мы владели Вселенной.       - Костик, - повторил он.       - Валера, очень приятно. – Мне показалось, что он заметил дрожь и волнение в моём голосе.       - Так значит, ты новичок? Ну, ладно, надеюсь, мы подружимся. Это Слава, Дима, Сергей, - представил он остальных парней в палате.       - А ты давно здесь? – спросил я.       - Ну, как сказать, недели две уже.       И только сейчас мне в голову пришла мысль, что и Костик должно быть также болен, как и я. Не спроста же он находится здесь? Нет, нет. Этого не может быть. Почему всё лучшее, что случается в моей жизни повержено пеленой безысходности? Почему именно Костик, это самое замечательное существо, которое я когда-либо видел? Нет, только не думать об этом сейчас, возможно, я ошибаюсь.       - Ну, ты что-то совсем кислый! Пойдём погуляем в парке возле больницы. Ты не пожалеешь. Это чудное место. – предложил Костик.       Мне не нужно было повторять дважды. Я сам поразился той резвости, с которой соскочил с кровати и направился за ним. Мы спустились по ступенькам в парк. Это действительно было очень ухоженное и зелёное место. Должно быть, специально приспособленное для того, чтобы пациенты могли отвлечься от своих грустных мыслей.       - Расскажи о себе. Ты работаешь, учишься? Может, женат? – начал первым Костик.       - Я работаю помощником бухгалтера в одной маленькой фирме. И уж конечно не женат, - с ехидством и некоторой злобой заметил я.       - Отчего не женат? – не унимался Костик.       Мои глаза постепенно стали наливаться гневом и разочарованием в этом парне. Какого чёрта он мелет всякую чушь? Я что, ему прямо должен это сказать? Хорошо, сделаю, как он хочет.       - Меня не интересуют женщины. Я – гей.       Я видел, как по лицу Костика расплывается умиление. Словно он сто лет ждал этих слов и наконец услышал.       - Ты знаешь, я тоже, - с абсолютным спокойствием сказал Костик. – Я просто хотел проверить, вдруг ты из той двадцатки идиотов.       - Какой двадцатки идиотов? – с недоумением переспросил я.       - Ну, которые заражаются от женщин или через иглу. Просто 80% заболевших – это мы, а остальные 20 – те идиоты.       - Нашёл, чем гордиться.       - Я не горжусь, я просто смирился с этим. Знаешь, поначалу, когда узнал, даже жить не хотел дальше. Два раза вены зашивали. Вот, видишь?       И Костик протянул ко мне свои руки. На запястьях каждой руки розовело по две тонких полоски. Я машинально протянул свои руки и сжал его ладони. В этот момент в моей груди растеклось такое чувство горечи, что я даже слегка приоткрыл рот. А что, если хотя бы одна попытка Костика оказалась удачной и я никогда бы не встретил его? Я встряхнул головой и постарался прогнать эти чёрные мысли из головы. Да что вообще со мной происходит? Неужели я действительно влюбился? Я чувствовал, что в груди моей что-то бьётся и горит. И не просто горит, а пылает и рвётся наружу. И если вырвется, то захлестнёт всё: и прохожих, и этот парк, и эту больницу. Боже, никогда раньше такого не испытывал. Все прежние мои любовники были мне абсолютно безразличны. Я их менял, как перчатки, иногда на второй день даже забывал имя вчерашнего дружка. Я ждал её, я ждал любовь. Я ждал его, я ждал Костика. Мне даже стало казаться, что искал я в своих любовниках именно этого парня, искал в их улыбках именно его улыбку, в их жестах – именно его жесты, а в их глазах – его глаза. Нет, я не верю, что наконец-то нашёл свою мечту. Но почему любовь настигла меня, когда я нахожусь в двух шагах от смерти? Почему?       Эти мысли пронеслись в моей голове, как реактивный самолёт, в ту секунду, когда я сжал ладони Костика. Он нежно мне улыбнулся, и я понял, что ничего не нужно мне в этой жизни, и сама жизнь мне не нужна, только бы каждый день видеть эту улыбку и ощущать его присутствие. Мне показалось, что Костик почувствовал всё то, что нахлынуло на меня в эти минуты. И его глаза наполнились такой нежностью и лаской. Я был счастлив, очень счастлив.       Мы с Костиком вернулись в палату. Всё было также, ничего не изменилось, и в то же время изменилось всё. Изменились мы с Костиком. Теперь мы обладали чем-то большим, чем эта никчёмная жизнь, этот злой мир.       Всю последующую ночь мы с Костиком не мпали. Болтали обо всём: и о пустяках, и об очень важном.       - Расскажи мне, как ты заразился? – вдруг неожиданно прервал беседу о любимых блюдах я.       - Всё вышло из-за моей глупости. Как-то с друзьями мы пошли в мой любимый гей-клуб «Улыбка Дьявола». Я был жутко пьян, даже с трудом помню, что случилось. В общем, пристал ко мне один мальчик, которого я ни разу не видел в этом клубе. Потом смутно помню тёмную дверь, какую-то странную комнату, грязный секс, разлитое на мне пиво… Когда я проснулся наутро у себя дома, то, конечно, ничего не заподозрил, а через 8 месяцев, когда мне потребовалось сдать кровь для одного моего знакомого, попавшего в аварию, всё и выяснилось. Первые 3 дня я вообще ничего не ел и не выходил из своей комнаты, а потом осознал, что жизнь человека всего лишь кадр в бесконечной вечности, и если этот кадр вырезать, то ничего не изменится, всё будет идти своим чередом. Ночь пролетела так быстро, что мы очнулись от разговора, когда в окно уже вовсю било солнце. Мы уснули часов в 10, а через час уже снова гуляли по парку. День был чудесный, нам не хотелось расставаться ни на минуту.       Костик меня понимал абсолютно во всём. Мне даже не надо было ему что-то говорить, он понимал всё по моему взгляду, по движению рук, по шёпоту губ… Это было так чудесно, я чувствовал, что наконец-то начал жить. Мы не расставались с Костиком ни на минуту. За 4 дня мы узнали друг друга так, как будто были знакомы с детства.       А спустя ещё неделю нас выписали из больницы, в один день, мы так попросили.       Костик вернулся домой. Он жил с мамой и с младшей сестрой. Отца у него не было, его убили 3 года назад какие-то малолетние подонки из-за того, что он не отдал им деньги. А я вернулся домой к родителям. Они ещё ничего не знали о моей болезни. Они думали, что в больнице я лечился от малокровия. Нет, ничего не скажу им никогда. Пока не скажу… Они не выдержат, особенно мама. Маму я ужасно любил, просто души в ней не чаял. В детстве она всегда называла меня ласково Лерик. А по ночам, когда мне было страшно и жутко, она часами сидела у моей кровати, баюкала меня, и уходила только тогда, когда мой ротик приоткрывался во сне от посапывания. Как же мне жаль тебя, мамочка! Я никудышный сын, раз не смог уберечь тебя от горя. Прости меня, мамочка, прости, родная…       Костик пришёл ко мне на следующее утро, я даже не ждал его. Ему открыла мама и сказала, чтобы он проходил ко мне в комнату.       - Как дела, чемпион? – взорвал тишину Костик, когда я лежал, отвернувшись к стенке.       Он подошёл так близко, что я слегка оторопел.       - Да ничего, вот, лежу, думаю.       - Хватит киснуть, пошли в парк на карусели!       Предложение Костика прозвучало очень неожиданно.       - Конечно, я пойду! – с радостью подхватил я.       Я собрался за 10 минут, и мы с Костиком отправились в парк. Это было что-то неописуемое. Мы катались на американских горках минут 40. А когда Костику становилось страшно, он крепко сжимал мою руку и прижимался ко мне. С этого момента дни полетели со скоростью той тележки на горках, мы с Костиком едва успевали перевести дух… Каждый день мы с ним куда-нибудь ходили. Кафе, аквапарки, аттракционы, бесконечные прогулки по вечерам. Нам было так хорошо вдвоём, и никто больше не был нужен.       Странно, но никто из нас не говорил друг другу банальных «люблю» или «ты мне нравишься». А этого было и не нужно. Любовь жила в нас, мы это чувствовали без слов. И лишь однажды, гуляя вечером, я сказал Костику:       - Ты сделал меня теперь бессмертным. Я буду жить, пока меня любишь ты. Неважно, на этом или на том свете.       А Костик в ответ улыбнулся и сказал:       - Взаимно.       Прошло ещё два дня. Вечером мы с Костиком сидели у меня дома, пили какао и опять беседовали о всякоё всячине. Было жарко, очень жарко, даже душно. Играла песня «My Heart Will Go On». Ленивая луна зацеплялась за краешек окна комнаты. У меня и у Костика выступал пот на лбу, даже работавший на полной мощности вентилятор не спасал нас. Последние капли только что выпитого какао стекали по стенкам наших кружек на дно. Я повернулся к Костику спиной, собираясь унести пустые чашки на кухню. Но вдруг моё ухо обожгло горячее дыхание. Я замер, ожидая, что будет дальше. Костик стоял у меня за спиной, не шевелясь. Единственное, что я мог ощущать, его запах и это безудержное прерывистое дыхание страсти. Мелкая дрожь возбуждения поползла по моим плечам и шее.       Я чувствовал, что в груди моей что-то дрожит и бьётся со страшной силой. Костик коснулся губами моей шеи. Его нежный поцелуй обрушил на меня поток прохлады и неги. Трудно описать словами, какие чувства вселялись в меня одно за другим каждую секунду. Меня бросало то в холод, то в жар, то в жуткую радость от близости любимого человека, то в безудержную животную страсть. Костик медленно залез своей прохладной, немного влажной, но ужасно нежной рукой мне под рубашку. Он расстегнул пуговицы одну за другой, затем провёл рукой по моей груди, по спине, я даже зажмурился от сладостного чувства. Он стянул с меня рубашку, затем, стоя по-прежнему за моей спиной, принялся медленно расстёгивать брюки. Он безудержно целовал мои плечи, мою спину, и я вдруг понял, что Костик себя уже полностью не контролирует. Я резко повернулся к его лицу, и лишь сейчас заметил в его прекрасных карих глазах слёзы, слёзы радости, надежды и безграничной любви.       - Я люблю тебя, родной, ты даже не представляешь, как, - прошептал я ему.       - Представляю, Валера, потому что я люблю тебя не меньше.       Я помог Костику снять футболку и шорты. Он стоял передо мной абсолютно обнажённый. Он был так прекрасен. Запах его загорелой гладкой кожи сводил меня с ума. Я снова и снова впивался в губы Костика обжигающим поцелуем. Я целовал его неистово, словно боясь, что не смогу насытиться им.       - Мальчик мой, - шептал я, укладывая Костика на пол, - я тону в твоей любви. Я скоро, совсем скоро захлебнусь, ведь я не умею плавать… Милый, всегда я тебя искал, лишь тебя одного.       Я снял с себя остатки одежды и теперь ничто не могло сдержать мою страсть. Я целовал грудь, живот Костика. Я будто обезумел, я не мог остановиться.       - Милый, раздвинь ноги и закинь мне на плечи, я уже готов.       Костик повиновался моей просьбе. Я дотянулся до тумбочки и взял детский крем, не знаю, каким образом там очутившийся.       Я уже слышал частое и прерывистое дыхание Костика, видел мелкие капли пота на его груди. Я больше не мог медлить ни секунды. Я услышал лишь слабый стон любимого, когда я начал постепенно входить в него. При каждом новом толчке Костик стонал всё громче и чаще. А я, видя, что его глаза начинают приоткрываться, лишь учащал темп. Я двигался всё интенсивнее, с моего лба уже начинали струиться капли пота. Я чувствовал, что скоро будет конец нашей близости.       - Не останавливайся, - шептал мне Костик, - мне так хорошо…       Последний толчок… Я кончил ему на грудь. Волна блаженства растекалась по нашим лицам. Мы упали на пол без сил, совершенно измождённые только что излитой страстью.       - Так хорошо мне ни с кем не было, - сказал я Костику. – Теперь ты действительно мой весь без остатка и навсегда.       Костик прижался ко мне крепко-крепко. Мы смотрели на луну, теперь уже точно поселившуюся в окне. Прохладный ветер вентилятора скользил по нашим телам. Я никогда не испытывал подобного блаженства.       Прошёл час или два, прежде, чем я заметил, что Костик уже спит, мило уткнувшись носом в моё плечо. Я тоже с упоением задремал. Мы спали укрытые только любовью и этой горькой, бесстыже пялившейся на нас луной.       Мы встречали самое лучшее утро нашей жизни, когда в окно только начинал пробиваться рассвет. Эх, любовь, любовь, знала бы ты, что даришь нам…       Благодаря любви у человека начинают расти крылья, благодаря любви он заплывает на такие глубины, на которых не был раньше. Благодаря любви всходит солнце и расцветают цветы, благодаря любви существует жизнь на Земле. Так думал я, пока не наступил тот жаркий день. Солнце палило беспощадно, сжигая и людей под собой, и животных, и все растения. Я проснулся где-то в полдень, на моём лице были мелкие капли пота. Я ужасно хотел пить. У меня кружилась голова. Я встал, умылся холодной водой, подумал о Костике. Надо зайти к нему, подумал я. Позавтракав и одевшись, я вышел из дома и неспеша направился в сторону его дома.       Я подошёл к двери его квартиры и с ужасом заметил, что она не заперта. Я вошёл, вглядываясь вглубь комнат. Похоже, никого дома не было. Ужасный беспорядок на кухне, сорванная штора… Дверь в комнату Костика была закрыта. Я медленно подошёл, с трудом понимая, что происходит, и отворил дверь. У меня потемнело в глазах. Ужас пронзил меня от макушки до самых пят. Сердце моё остановилось и время тоже остановилось. Костик лежал на помятой постели, прикрытый простынёй, а рядом валялся какой-то небритый, совершенно голый мужик. Они мило спали. А вокруг царил запах горечи, предательства и плотского желания. У меня подкосились ноги и я осел на пол у самого входа комнаты. Боже, должно быть, это ночной кошмар, мне всё снится, снится, снится, убеждал я себя. Но когда я вновь открыл глаза, это ужасное, беспощадное, жестокое солнце в окне комнаты Костика сожгло их. Я ослеп на несколько секунд, а когда снова начал различать два бесстыжих силуэта на забрызганной постели, из моих глаз стали сочиться слёзы. Дыхание стало частым и прерывистым. Жизнь кончилась для меня в этот миг.       - Предатель, предатель, - стал шептать я высохшими губами. – Костик, милый, за что ты меня убил?..       Я протянул к нему мокрые ладони, на которые то и дело падали слёзы.       Костик зашевелился, открыл глаза. Он слабо что соображал. Но секунды тикали одна за другой, и с каждой новой, взгляд Костика начинал проясняться.       - Валера? – то ли выкрикнул, то ли удивился Костик. – Валера, милый, прости, я был пьян, я… Я ничего не помню. Валерочка, нет, нет, прости, солнце. – начал оправдываться он.       - Предатель! – крикнул я и выбежал из комнаты.       Костик знал, куда я побежал. Конечно же на крышу моего дома, в моё любимое, скрытое от посторонних глаз место.       И вот сейчас я сижу на крыше своего дома, мысли путаются в голове, я хочу умереть. Я сижу здесь уже два часа, за которые вспомнил всю свою историю с Костиком. Мне больно, меня тошнит. Слёзы не прекращались ни на минуту. Я уже почти мёртв. Дыхание за спиной. То самое знакомое дыхание и самое дорогое на свете. Любимый запах кружит мою голову ещё больше. Медленно оборачиваюсь. Мой любимый, моя жизнь и моя смерть – Костик. Вижу, он недавно плакал, слёзы ещё даже не успели высохнуть. Он протягивает мне дрожащую ладонь, я спустя секунду беру её.       - Любимый, я виноват, я мерзавец, подонок, я сделал тебе невыносимо больно. Я себя никогда за это не прощу. Но я умру, если меня не простишь ты…Люби… Я прикрываю рот Костика ладонью. Его частое дыхание обжигает мою руку.       - Ничего не говори, я буду всегда с тобой, - шепчу я и поцелуем не даю Костику ничего ответить.       Самый страстный, самый горячий, самый последний поцелуй… Я вытираю слёзы Костика, целую его холодные щёки, а он целует меня так нежно, что я понимаю, что он снова только мой и ничей больше, всегда был моим, даже когда был с тем небритым мужиком.       - Люби меня вечно, - шепчет Костик, - а моё сердце уже давно у тебя.       Я ещё крепче сжимаю ладонь Костика, так крепко, что даже мне больно.       Мы стоим почти на самом краю 12-этажного дома, под нашими ногами весь мир, а мы, если только протянуть руку, прикоснёмся к облакам.       - Летим со мной, - говорю я Костику.       - Летим…