wake up 4 die

Эстес не помнит, сколько времени прошло с минуты его смерти. Не помнит, почему не лились слезы и совсем не слушался ровный до этого момента спокойный голос, не помнит, почему больше не вызывает страха возможность не успеть восстановить собственные силы, если в сердце вонзится вражеский клинок или, скажем, коса, или разрушительная магия. В Кодексе сказано, что пока в эльфийской груди догорает надежда и вера в спасение, союзники будут спасены, не бывает исключений. У клириков огромная сила воли, высокие показатели интеллекта и замедленная реакция. Эстесу хватило силы воли признать, что Госсен мертв. Ввиду реакции времени на это ушло достаточно. Он не боится ножа в сердце не потому, что "жить больше не для кого". Клирик просто уверен, что вошедшее под ребро лезвие разочаруется и не найдет цель. Каждый день он приходит в этот лес, каждый день с момента пробуждения, на то самое место, где была пролита кровь. Война давно окончена, над Землей Рассвета воцарил мир и непоколебимый даже наемниками порядок. Каждый день в его инвентаре неизменно те самые свитки, как почесть погибшему; Эстес решил просто больше не менять и не изучать новые заклинания - зачем? Если, похоже, ни одно не будет эффективным. Он касается раскрытой ладонью высокого ритуального древа в самом сердце чащи, сквозь густую крону дуба не смеет проникнуть ни один луч света. Закрывает глаза и думает о том, встретится ли он в Белом Мире с убийцей, если покончит с собой? Тут же отгоняет лихорадочные мысли и чуть хмурится; идея кажется глупой не потому, что суицид - удел слабых, а потому, что Богиня просто не даст ему умереть. С такими мыслями приходится мириться каждый день в этом проклятом светлом лесу. Эстес подмечает, что сегодня по дороге ему не встретились руны: стало быть, чаща обитаема не только священными животными, да и плевать. Свитки выпадают из рук, когда в голове снова звучит этот голос. - Больная сука! Эстес мотает головой, падает на колени и в попыхах собирает выроненные измятые свитки с влажной от росы травы. В его памяти нет таких фраз, но голос... - Откуда у одноглазой девчонки столько сил?! Ты! А ну вернись! Руби! Это мои, мать твою, руны! - Зачем они тебе с твоими-то силами? - тонкий девичий голосок и незамедлительный ответ на грани слышимости. - Я собираюсь продать их, чтобы кое-кого найти, - тон сбавляется и становится серьезнее. - Я тоже кое-кого ищу, - шипит Руби, - Но вряд ли мы говорим об одном и том же человеке. - Я вообще говорю не о человеке, - отвечает Госсен еще тише и качает головой, мол, поверь, моя цель важнее. Моя цель недосягаема. И ждет меня сильнее. Эстеса прошибает током - от кончиков чуть удлиненных ушей до самых пят. Зрачки расширяются и дрожат, заполняя почти полностью серебристую радужку, пальцы перестают слушаться, но ноги сами ведут на голос, он спотыкается о торчащие из влажной земли корни деревьев и поднимается снова невредимый, сердце, в наличие которого клирик перестал верить, стучит, как обезумевшее, чужой-родной голос сливается с этим трепетным стуком и перестает быть различимым. Только бы увидеть, как он. Только бы убедиться, что все с ним в порядке, излечить, если нужно, но Эстес уверен - их обоих от одной банальной вещи он не излечит. Раз не выздоровел даже после его смерти, значит - уже никогда. Госсен не может двигаться быстро после того, как еще до Руби уложил троих. Каждая его контратака восстанавливает немного здоровья (пришлось приспосабливаться, находясь в поисках своего клирика), но живучесть девочки не то чтобы удивляет - шокирует. Он смотрит на ее смешной красный плащик, с каждым ее движением убеждаясь, что в лесу она чувствует себя комфортно, как будто тоже давно находится в поисках. С новым выпадом и взмахом косой она задевает Госсену диафрагму, тот запоздало отступает и прижимает к груди заключенную в кожаную перчатку ладонь. Ранение не критичное, только внезапно затрепетавшее сердце напоминает о своем существовании. Убийца рычит от досады: слишком много времени оно не давало о себе знать. Они сталкиваются с Руби в ближнем бою, когда спрятанный в рукаве клинок блокирует простую атаку косы. Лезвия сталкиваются с лязгом, юноша стискивает зубы и смотрит на сокрытый за повязкой глаз девочки-бойца, потому что на второй наворачиваются детские слезы. - Я ищу человека, который однажды меня спас, - шепчет она и давит на косу сильнее. - Я ищу того, кто спасает меня по сей день, - хрипит Госсен и отскакивает, сам не зная, какой смысл вложил в свои слова. Глаза предательски блестят, но этому не место на их выдуманной арене. "Надеюсь, ты понимаешь, что имеешь в виду", - одними губами произносит Эстес и трусливо вжимается в ствол дерева спиной, чтобы больше его не видеть. Он закрывает ладонями рот, чтобы не всхлипнуть, дрожит и борется с тем, чтобы не убежать, списав все потом на видение или сон. Но знает, что не забудет эту странную встречу, хоть его и не видели, не забудет, как не забыл... смерть. Только вот до победного держаться велит не Кодекс, а что-то в ребрах ожившее. Земля трепещет ровно полсекунды, словно с неба падает то самое Благословение Луны, и силы через знакомые белые магические нити восполняются в теле убийцы, просыпается нечто светлое и чистое в нем, разум Госсена становится сладко опьяненным и как никогда ясным, он помнит это чувство и будет помнить всегда. Руби притягивает косой отскочившего назад убийцу, но прорезанные косой раны на спине затягиваются мгновенно, так, что не успевает проступить кровь. Его латает такая знакомая магия, руки, которые спасали не раз, руки, которые снились еще задолго до начала Войны, руки, которые он сейчас ищет взглядом вместо того, чтобы дальше драться. Опьянение - эффект излечения, - угасает медленно, но сил внезапно становится достаточно, чтобы закончить бой. Приглушенный лесными звуками песнь пяти клинков, возврат, и на землю падает тяжелая коса с окровавленной рукоятью, а осевший на окропленную траву ребенок в красном плащике обессиленно хрипит и, как и Госсен, ищет взглядом этот странный "источник" жизни. Нечестный бой. Госсен хочет извиниться, ведь дрался за то, что, предположительно, во время этой резни и нашел. Он возвращается к девочке и сапогом крошит выпавшие из ее сумки руны. Топчет усиленно, закусив губу, чтобы не закричать от досады, и небольшого размера артефакты разрушаются, оставляя после себя три зеленых камушка. Их хватит, чтобы она выжила. Потому что Госсену действительно жаль. Потому что кроме них в этом лесу больше никого нет. На месте разрушенной башни вот уже несколько лет стоит отреставрированная библиотека. В послевоенное время огромный вклад в образование магов произвел клан Паксли. Эстесу ничего не говорила эта фамилия, пока однажды за изучением книг клирик не наткнулся на широкое семейное древо. Позже раздражающая мигрень от еще свежих воспоминаний сменилась на гордость за семью убийцы, впрочем, эльф предположил, что должно было случиться что-то из ряда вон выходящее, чтобы Госсен однажды покинул дом и отрекся от фамилии. С трудом научившись со временем понимать местный диалект (читать он раньше мог только на эльфийском), Эстес читал о древнейших алхимиках, успешно абстрагировавшись, только зачем-то изредка поглядывая на закрытые створки библиотечного окна. Хорошо, что ему удалось оторваться. Да. Так будет лучше, и пусть он решает за двоих, так будет лучше для них обоих. Взгляд некстати напарывается на главу о прославившемся своими способностями алхимике Фарамисе. Клирик склонился ближе к аккуратно выведенным строчкам, почти не дыша и впитывая информацию, сердцем чувствуя, что это то, что он ищет. Каштановые пряди, переливающиеся в свете керосиновой лампы, соскользнули с плеч, на мгновение закрыв обзор. Эстес заправил за ухо локон и тонкую-тонкую, почти распустившуюся у виска косичку. Воскрешение. После пережитых Фарамисом страданий он заполучил книгу, с помощью которой мог на время воскрешать погибших на поле боя. Клирик неверяще перечитывал строчки снова и снова, мысли сменялись одна за другой, и последняя, конечная - у кого сейчас книга и... надолго ли погибшего воскрешают?.. "Как много у меня времени..." - произносит Эстес на грани слышимости, зябло погладив по плечу. Под белую журавлиную одежду уже пробрался прохладный ночной ветер. Сквозняк. Но мурашки по коже совсем не от ветра. У эльфа дрожат ресницы и онемел язык. От страха, от тоски, от того, что не нужно смотреть на окно, чтобы понять, что оно уже открыто. Не обязательно иметь безупречный слух и реакцию, за тем, кто вошел сейчас в библиотеку, не успевает порой даже сама жизнь. Не обязательно поднимать взгляд и убеждаться, кто перед ним, но Эстес все равно силится посмотреть и... не может. На поверхность деревянного стола остервенело с ударом опускается рука, в ней - кинжал. Стук эхом расходится по библиотеке, а эльф сидит, не моргая, уставившись в книгу. - Это был ты, - первое, что произносит Госсен. Эстес не знает, гнев это в его тоне или застарелая острая боль, знакомая клирику, как самое преобладающее за все прошедшие годы чувство. - Посмотри на меня, - требует парень, - Это был ты, я не спрашиваю, я знаю - ты. - Не понимаю, - клирика не слышно, все, что он хочет произнести и на что не хватает сил, Госсен читает по губам, - Не понимаю, о чем ты говоришь. - Ты хоть представляешь... - у Госсена предательски сдают голосовые связки, и шепот становится на уровне с проникшим в комнату библиотеки сквозняком, - Как сильно я тебя... - Искал, - дополняет Эстес, пряча вдруг начавшие дрожать руки под стол, но убийца обходит его и опускается на одно колено, больше не требуя посмотреть на него, а выискивая взгляд. - Искал, - он кивает и без спроса накрывает чужие дрожащие ладони своими, прижимаясь к каштановому виску и еле дыша. - Госсен, - тихо зовет клирик, и пальцы под ладонями убийцы чуть дергаются, хотя дрожь постепенно унимается. Эстес поднимает полный отчаяния взгляд и устремляет его ровно в глаза напротив, а маг готов поклясться, что никогда не видел эльфа таким жалобным и бессильным перед чувствами. Он так счастлив слышать свое имя, имя, произнесенное этим бархатным сипловатым голосом. Госсен слышал его во снах и наяву, когда совсем терял надежду найти, Госсен боролся до последнего и жил, только чтобы снова это услышать. Но он не готов к продолжению фразы, к просьбе уйти и забыть его, потому что знает - забыть не сможет. Не готов проститься, он опускается лицом в теплые эльфовы ладони и целует так часто и лихорадочно, как будто от этого зависит его жизнь. Вжимается горячими губами в кожу, обжигает ее, и верит, что упавшие с бледных щек эльфовы слезы сейчас же прожгут его одежду. - Госсен, - еще немного, и он взвоет. Голос клирика дрожит, а обладатель произнесенного им имени отдал бы жизнь снова, лишь бы переиграть этот момент, сделать так, чтобы видеть перед собой улыбку, - Госсен, сними... перчатки. Предмет одежды с шелестом падает на каменный пол. Убийца приподнимается на колене, чтобы прильнуть губами к песочной метке на лбу эльфа, как тогда, по дороге сцеловывая с поалевших скул крупные пресные слезы. Этот момент кажется Эстесу самым интимным. Интимнее, чем когда он впервые несколько лет назад произнес в чужие губы застенчивое и постыдное "Я не знаю, как надо", когда всю ночь погибал и вновь возрождался в госсеновых сильных руках. Клирик чувствует на лбу целомудренное прикосновение, и улыбается, ведь убийца не изменяет своим привычкам. Улыбается так искренне и счастливо, что слезы капают все чаще, пропитывая собой рукав пыльной темно-синей куртки. Эстес вплетает тонкие пальцы в всегда уложенные русые локоны, осторожно перебирает их, ласково притягивая ближе к себе. Он первый, кому Госсен беспрекословно повинуется. Их взгляды сталкиваются, убийца касается его кончика носа своим и боится, что эльф просто рассыпется, наваждение исчезнет, как очень правдоподобный сон. Но он здесь, рядом, ближе, чем кто-либо, и на этот раз нет никакой войны и жажды погибнуть ради победы. Только тихая библиотека, теплые пальчики в волосах и рваное от слез дыхание. - Скажи, что ты тоже меня с первой встречи... - Ждал, - Эстес заканчивает за него вновь, но этого достаточно, чтобы хладнокровное сердце убийцы забилось еще быстрее, - Всегда. Я и не знал, как это больно - так сильно кого-то... - Да, - шепчет Госсен и слабо улыбается в ответ, когда клирик соскальзывает кончиком носа по его скуле и случайно мажет губами по уголку губ убийцы, - Знаешь, я помню тебя еще с момента, когда жил в поместье. Как гласили книги, ты был погружен в длительный сон... - парень легко прихватывает нижнюю губу Эстеса своими, чем выбивает воздух из легких у них обоих, - Но все равно я помню, как сейчас. Отец говорил, эльфам никогда не снятся кошмары. В их снах - хрупкое равновесие добра и зла, счастья больше, чем в нашем мире. Я не знаю, как в своем счастливом сне ты умудрился найти и исцелить полумертвого отравленного меня. Как эти вселенные столкнулись?.. Клирик дарит Госсену несмелый короткий поцелуй и закрывает глаза, жмурясь от нахлынувшей вдруг боли и понимания о происходящем. - Просто в моих снах ты всегда будешь живым, - он накрывает ладонью чужую щеку и смотрит на губы, а затем в глаза - в последний раз. Скулы снова предательски щиплет от горячих слез, Эстес всхлипывает и шепчет: - В моих снах я всегда успеваю тебя спасти. И просыпается.