ЕДИНОРОДНЫЕ

      Прикосновением, единым забраны. Глаза в глаза и ладьи одиночные, идущие по реке жизни дают встречный крен. Вокруг бойня, но разве до этого им обоим, если там внутри них почти идеальный штиль. Точно смерть удавкой стянет обоих, если сейчас он не остановит занесшую меч руку. И он останавливает и ощущает на коже лица пощёчину разочарования, что точно обрело форму, пролившись меж ними на каменный пол меж ними из глаз, теперь его личного пленника.       Зачем уберёг, может ради забавы? Кто знает? Никто. Он тем более, потому жмёт плечами, когда любой и каждый роняет собственное и с разным, "зачем?". Все наблюдают искоса, а его точь-в-точь заедает задор. Иноземец, иноверец и весь, как на ладони для него. Он кожей чувствует, как дыбится подневольная душа и азарт перерастает в страсть пополам с множеством других чувств. Он выпускает из рук своих физически поводок и видит, что невольник точно от этого обессилил духом, растерялся. Его душа вдруг отвергает свободу, устремляется из тела и начинает, колотит кулаками изнутри и бликами мельтешит по небесно синей радужке. Тянется к нему, а он - он к ней. Кривит губы в улыбке поворачиваясь спиной к наигранной враждебности и слышит преданные шаги за собой. Не страшится ножа в спину, знает может доверять. От чего вдруг вера то? Кто знает - просто так, не иначе.       Варвара заводит первичный отказ, его нутро поедает пламень нестерпимого интереса, к иноземцу со всех, возможных и не возможных, сторон. Азарт, азарт, азарт. И теперь гораздо больше чем охота. Он пытается добиться своего, прямыми атаками "в лоб", но выходит лишь добиться яростного сопротивления. Точно сошлись бескрайне, глубокое и холодное море, что бьётся у подножья могучих и с мутными, синеватыми туманами у вершин, скал. Море победило. Подточило. И в самом сердце, меж вершин проснулось древнее и многим искушённое существо. Оно взирает к подножью, на море, из тяжёлых, голубых туманов и силится перекрыть гул своим раскатистым урчанием. А море точно расслышав и внемля приманивает певчего к своим берегам, выброшенными, благодатными рыбинами. И снова побеждает. Сердце варвара отдано им лично, этому странному иноземцу и больше не хочется обладания, но хочется познания.       Рагнар теряется в себе. Знание некогда имеющиеся во всём и обо всём, меркнут. Сейчас, когда его подпускают и принимаю, он страшится, осознавая насколько разниться прошлое с тем, что сейчас. Он проливает нежность в не смелом касании и засматривается в глаза. И видится это так, словно сошлись те самые небесные туманы с вершин и холодное, синее-синее море. Они не сливаются воедино, а переплетаются в причудливых узорах, которые если различишь, сможешь прочесть, как заклинание из рун. Этельстан тянется за теплом, когда-то чужих, сильных рук. Они прижимаются телами, притираются кровью из свежих ран, становясь роднее чем есть уже. Варвар не хочет лишать своего монаха святости, которую чувствует и видит, потому они всё те же небесный туман с вершин и синее-синее море, что исписывают тела друг друга глубокой, древней вязью. Не врастают, не сливаются, но становятся великой силой которой покровительствуют сами Боги. Благословенные и возлюбленные. Единородные.