Кхалиси

— Почему вы плачете, кхалиси? Она готова уже сказать, что вовсе не плачет, когда её пальцы касаются следов на собственных щеках, всё ещё влажных. — Я… Джорах, я не… Из её груди вновь вырываются рыдания. Почему она плачет, о ком она плачет? Кажется, внутри неё образовалась пустота — теперь, когда она это заметила. Ей отчаянно не хватает кого-то. Как Визериона, которого будто бы снова сбили с неба. — Ш-ш-ш, — Джорах делает к ней два шага и прижимает к своей груди. Рыдания сотрясают её, крики становятся неуправляемыми. — Всё в порядке, кхалиси. Всё будет хорошо. — Джорах, почему я… — Дейнерис прижимает кулаки к ткани, покрывающей его грудь, — почему я плачу? Я не… — она утыкается ему в грудь. От него пахнет грязью, кровью и и чем-то ещё, чем-то совершенно иным, нежели обычно. — Я не понимаю… Его губы сжимаются в тонкую линию. Она смотрит на него, и он, кажется, колеблется, не желая говорить в тишине. Он гладит её по волосам, раз, другой. — Я ухожу от вас, кхалиси. Она моргает: — Тогда ты можешь просто вернуться ко мне. Ты возвращался ко мне, даже когда я говорила тебе не… Он качает головой. Его глаза, всегда исполненные любви, теперь полны печали. Он притягивает её к себе, и она позволяет, позволяет ему это делать, потому что не думает, что выдержит этого, не думает, что сможет удержать себя от падения. Но он ведь лжёт, что с ней всё будет в порядке, верно? — Это совсем другое, кхалиси. Она качает головой. — Нет, — это невозможно. Нет, он лжёт. — Нет, — она колотит его кулаками в грудь и чувствует, что его рука обхватывает её затылок. — Нет! — Мне очень жаль, кхалиси. — Нет! — она не в силах смотреть на него, не в силах позволить правде вернуться. — Не оставляй меня, Джорах! Я не… — она пытается успокоить дыхание. Икота и шок не проходят, и слёзы продолжают течь. — Мне нужно, чтобы ты был рядом, когда я вернусь на Железный Трон. Когда она поднимает на него взгляд, то видит, что его глаза мягки, печальны и лучатся любовью. Это так похоже на те глаза, которые она привыкла видеть; глаза, которые никогда не могли от неё оторваться. Он всегда любил её. Почему-то она твёрдо знала об этом. — Я всегда буду с вами, кхалиси. — Он обхватывает её лицо ладонями, смахивает большими пальцами слёзы. — Я всегда буду рядом с вами, не забывайте об этом. Он смотрит ей в глаза, и она всхлипывает. Нет. Нет, нет, нет. — Я люблю тебя, Дейнерис. И всегда буду любить. Она закрывает глаза. Его тёплые руки касаются её щёк, но тепло уже начинает исчезать. Она накрывает его руку своей и наклоняется к нему. — Тогда не оставляй меня. Он выскальзывает из-под её руки и притягивает её к себе. Он целует её ладонь, и его глаза светятся обещанием, слезами, гордостью и любовью. — Я никогда этого не сделаю, кхалиси, — он кладёт её руку себе на грудь, прямо над сердцем. Оно всё ещё бьётся, и Дейнерис никогда не забудет ни его звук, ни то, как оно ощущается под её пальцами. — Я буду рядом с вами. Может быть, думает Дейнерис, в другой жизни она полюбила бы его в ответ. Так, как он всегда любил её. — Сир Джорах… — и он улыбается ей, как рассвету, и она спрашивает себя, найдёт ли она ещё кого-нибудь, кто полюбит её настолько, что последует за ней на край света, как всегда делал сам Джорах. Она закрывает глаза и снова вдыхает его запах, вспоминая, каково это — когда его сердце бьётся под его рукой, когда он обнимает её, когда он рядом. Когда Дейнерис просыпается, Дрогон кружит около неё, а тело Джораха лежит под ней. Рыдания тут же возвращаются. Он выглядит таким умиротворённым, как будто и не погиб в этой ужасной битве. Когда она гладит его по щеке, она почти ожидает, что он проснётся. «Я никогда не оставлю вас, кхалиси». Увы, эта щека холодна под её прикосновением. Она могла бы быть сильнее, быстрее, лучше, в конце концов. Тогда ему не пришлось бы толкать её за свою спину, когда он принял удар, а затем зарубил ту тварь. Тогда он был бы жив. — Это не ваша вина, кхалиси, — наверняка сказал бы он. — В таком случае позвольте мне служить вам, пока вы ещё не окрепли. Должна ли она была приказать ему не делать того, что он сделал, не умирать за неё? Она прижимает его ближе к себе, как будто это может вдохнуть в него частичку её жизни. Последние следы его запаха слабеют у неё под носом, и она вдыхает его, надеясь запечатлеть это в своём сознании: как он пахнет, как чувствует себя, как смотрит на неё, как стоит перед ней, расправив плечи и подняв голову. Джорах. Джорах. Джорах. Она никогда не забудет его имя. Никогда. Джорах. Раздаётся слабый крик, а затем эхо рёва Дрогона. — Дени! — это Джон. Или теперь впору называть его Эйгоном? — Дени, ты в порядке? Да, могла бы сказать она. Но это была бы ложь, и тот наверняка не поверит. Поэтому она не отвечает ему — только успокаивает Дрогона движением пальцев и позволяет Джону отвезти её обратно в Винтерфелл. Правда, она не позволяет ему забрать у неё Джораха, — потому что никто не сумеет этого сделать, никто. Дейнерис думает, что никогда не видела Тириона таким… грустящим за неё. — Ваша милость, — окликает он, и она замечает, что он сидит рядом с Сансой, — мне очень жаль. Дейнерис вспоминает, что когда-то Тирион был женат на Сансе, однако брак так и не был осуществлён. Хотя сейчас это не имеет значения. Она идёт через весь Винтерфелл в свои покои, где Джораха кладут на её кровать, а Джон Сноу оставляет её наедине с ним. Она мертва. Джорах не умер. Но это так. И чем скорее она это примет, тем лучше. «Я всегда буду с вами, кхалиси». Она задаётся вопросом, возненавидит ли он её, если она продолжит это помнить, как он не может сдержать своё обещание быть с ней, когда она воссядет на Железном Троне. Но он обещал служить ей всегда и служил до последнего вздоха. Она стирает с него кровь и грязь — тщательно, при этом не снимая с него одежды. Когда она заканчивает, он выглядит так, как будто спит. Она улыбается, прижимая свою ладонь к его щеке. — Ты хорошо послужил мне, Джорах, — она шмыгает носом и всё же улыбается. — Спасибо тебе. За всё. Он сгорел вместе с остальными, но для неё у него есть особое место, которое она никогда не забудет, которое будет постоянно помнить. Некоторое время она не видится с Джоном. Она не слишком утруждает себя разговорами — только теми, которые необходимы. Пока. — Тирион поведал мне, что сир Джорах любил тебя. — Из всех людей именно Санса ловит её, когда Дейнерис находится одна в одной из самых высоких башен Винтерфелла. — Мне сказать Тириону, чтобы он не перебивал меня, или ты сама это понимаешь? — Любит, — почти шепчет Дейнерис. — Сир Джорах любит меня. Его любовь никогда не умрёт, даже в могиле. — Знаешь, он беспокоится о тебе, — добавляет Санса. — Тирион то есть. — Тогда почему он не может сказать мне это лично? На самом деле Дейнерис прекрасно знает, почему, и поэтому Санса ей не отвечает. — Не совсем так… Думаю, я знаю, как к тебе подойти. Дейнерис смотрит на неё, словно спрашивая, откуда той это известно, тем более что Тирион, похоже, не признался даже самой Сансе, почему это так. — Он никогда не отличался тактичностью, если дело касалось женщин и их эмоций. Дейнерис кивает и глядит на горизонт. — Сир Джорах любил меня, — говорит она. В глубине души она сама не понимает, почему открывает это одной лишь Сансе Старк. — Он очень любил меня. — И ты тоже… — Санса не осмеливается подойти слишком близко, и Дейнерис благодарна ей за это, — любила его? — Да, по-своему, — Дейнерис требуется глубокий вдох, чтобы не расплакаться. Именно так всё и выглядело в эти дни: всё напоминало ей о Джорахе, и каждый раз ей приходилось удерживаться от слёз. — Я не могла любить его так, как он любил меня, но для него это не имело значения. Он просто любил меня. Санса молчит. Светит зимнее солнце, однако облака никогда не исчезнут полностью. — Это большая редкость, Санса, — наконец поворачивается к ней Дейнерис, — найти мужчину, который мог бы так любить. Ни о чём не прося, даже отрицая собственные чувства, в то время как все вокруг говорят обратное. — Тирион упоминал что-то в этом роде. — Я помню, сир Джорах сказал: «Тирион был прав», прежде чем впервые признался, что любит меня, — Дейнерис не может заставить себя произнести это, смотря на леди Старк, и поэтому отворачивается. — И Тирион был действительно прав. Стук каблуков заставляет её всё же обернуться к Сансе, которая подходит к другому окну и выглядывает наружу. — И что ты будешь теперь делать? — солнечные лучи изящно играют на её волосах, превращая их в языки пламени. — Теперь, когда его нет? — Полагаю, мне придётся продолжить начатое, — Дейнерис возвращается к своему окну, откуда открывается другой вид на Винтерфелл. — Он будет со мной всегда, пока я не забуду его. Зимнее солнце светит, невзирая на холодные облака, окутывающие его, и Дейнерис задаётся вопросом: настоящее ли это солнце или же сир Джорах, удерживающий её от заблуждений. Она позволяет одной слезинке скатиться по щеке, прежде чем смахнуть её.