Могила в Яме

Богатства этого павшего аристократа из глубинки не поддавалось никаким подсчётам. Оно валялось под ногами на старых выщербленных камнях, золотом переполняло рассохшиеся деревянные сундуки, гобеленами ниспадало с вековых угрюмых стен и даже валилось из шкафов вместе с горой массивных фолиантов на арабском, греческом, латыни и прочих мистических иностранных языках. В первый свой поход Рейнальд несказанно удивился, что другие искатели сокровищ до сих пор не вывезли весь особняк подчистую; на четвёртый же раз крестоносец убедился, что это, кажется, невозможно. Только спустя время, задним числом, до рыцаря дошло: далеко не все возвращаются обратно в город, хотя ни разу не видел в руинах — в чаще и катакомбах тоже — ни одного трупа. Видимо, эти богомерзкие создания весьма охотно сжирают (или что они там делают) любого мертвеца, оставляя лишь незначительную часть их экипировки в качестве издевательского надгробия. Что ж, идеальное место для тех, кто хочет бесследно сгинуть раз и навсегда, но Рейнальд не зря обошёл крестовыми походами полмира и не зря дрался со всеми, кто стоял у него поперёк дороги. Крепкие доспехи, верный двуручник, выдающаяся сила и постоянная бдительность позволяли ему гулять по жутким коридорам как у себя дома, не обращая внимания на леденящие кровь звуки из соседних каменных залов. Чтобы жить в Гамлете с ясным рассудком, приходится приспосабливаться не быстро, а очень быстро. И если дрожать от каждого стука костями или невнятных истерических криков очередного сломленного психа, то очень скоро можно обнаружить себя в абсолютном, не поддающемся лечении делириуме. Видимо, сегодня они нашли нечто вроде хранилища на чёрный день. Рейнальд уже устал сбивать с сундуков лопатой огромные амбарные замки, вдоль и поперёк поеденные ржавчиной. Пришлось развести костёр, дабы освободить руки от факелов. Походный рюкзак постепенно становился неподъёмным от монет, артефактов и безделушек. Карманы тоже бугристо выпирали, набухнув добычей. До выхода в ставший родимым лес оставалось совсем недалеко, и имело смысл взять как можно больше, жертвуя боеспособностью. Жаль, что лошадей в чащу не затащишь, даже самых смирных и объезженных, так бы взяли куда больше. Учитывая обстоятельства, Дева Мария могла простить рыцарю грех жадности, ибо награбленное, хоть и будет растрачено, но всё равно пойдёт на правое дело. Трактирщику — безбожной скупой сволочи — надо платить за комнату. И новые латы со шлемом сами себя тоже не выкуют. А иначе как-то не пристало идти святому воину очищать поместье от скверны на пустой желудок и с голой задницей. Рядом с очередным кованым ларцом крестоносец вдруг заметил какой-то свёрток из грубой кожи, наспех перевязанный огрызком ремня. Подняв его и подержав в руках, Рейнальд заметил, что он очень лёгкий и весь перепачкан в засохшей крови. Не похоже на драгоценность, да и вообще, вещица явно не отсюда, не из этого чулана. Наверняка чьё-то бывшее имущество, какого-нибудь бедняги, растерзанного в клочья проклятыми выродками… — Эй, — негромко раздалось прямо над ухом, и сердце рыцаря едва ли не выпрыгнуло через горло от неожиданности. — Пошли отсюда. Хватит уже. — Будь добр, не подкрадывайся так, твою мать! — А я и не подкрадываюсь, — пожал плечами Артур, легко взвалив через одно сразу три огромных мешка сокровищ, не считая собственного снаряжения. Как этот гигант — под два метра ростом — мог передвигаться абсолютно бесшумно, Рейнальд понятия не имел. Сам так пробовал, но доспехи бряцают, и ножны с мечом по бедру колотят, выдавая его дислокацию за километр — а у этого хоть бы ветка под ногой треснула, притом что в Артуровой броне мало кто вообще может спокойно передвигаться. По непонятным причинам Болейн никогда не оспаривал лидерское место рыцаря, предпочитая следовать его указаниям. Вот и сейчас он стоял на месте и ждал, когда товарищ скомандует отступление, оперевшись свободной рукой на половину широчайшего клинка, сносившего чужие головы одним-единственным взмахом. Они уже давно ходили в походы только вдвоём, отбившись от основной группы авантюристов. На два, на три дня, на неделю, залезая в такие дебри и такие подземелья, куда не проникало даже свежего воздуха. Иногда по воле Господа и Удачи места оказывались совершенно пустынны, как теперь, но в основном приходилось истекать кровью, отбиваясь от ненасытных полчищ всякой нечисти. Оттого и странно найти в подобном месте останки ещё одной мятёжной души. Знать бы, кому не посчастливилось уйти живым из этих порченных земель. С Артуром Болейном они познакомились очень прозаичным для Гамлета способом, как многие в Гамлете и его окрестностях знакомятся. Просто Рейнальд вышел на прогулку за лёгкими богатствами — а в итоге стал лёгкой добычей Вопилы, привлеченного ярким блеском начищённого нагрудника. Прославленного во многих доблестных боях крестоносца заклевали бы насмерть и выковыряли бы оба глаза, не случись рядом один прокажённый, возвращавшийся с изнурительного рейда. Без малейших колебаний человек в маске и саване швырнул на землю свои пожитки и кинулся в неравную схватку. Естественно, ворону пришлось отступить с позором, потеряв лапу и половину хвоста; впоследствии из них вышли замечательные амулеты на удачу и проворство. В тот день рыцарь усвоил много нового. Например, что в этой местности лучше всегда ходить грязным по уши, зато с заточенным лезвием и щитом, нежели при полном параде, как во главе полка. Или что нельзя считать честного мужчину смердящим отбросом только потому, что он (далеко не по своей воле) заражён неизлечимой болезнью. Тем более что мужчина на голову выше и выглядит далеко не как жалкие нищие, за подачку обивающие пороги церквей. Неожиданную встречу обоюдно решили справить в единственном кабаке городка, куда и без того стекались все сливки сомнительного общества. Всего через три дня Рейнальд будет знать каждого жителя в лицо, но пока что искатели приключений казались ему сплошным пёстрым месивом, голосящим на разные лады. Трактирщица выкатила из погреба небольшой бочонок крепкого тёмного эля, водрузила на широкий стол. Гадать, с чего вдруг понадобилось столько выпивки, долго не пришлось. — Послушай, а ты часом не из тех Болейнов, которые… ну, это, в Англии… — на седьмой кружке крестоносца знатно развезло, и ему в голову пришла гениальная, великолепная догадка. Солонину тут подавали нажористую, огурцы — свежие, хрустящие, да и запевалы не подкачали, усердно наяривая лютни. Артур резко грохнул опустившейся кружкой и так посмотрел сквозь тонкие металлические прорези, что на его фоне недавний Вопила показался обыкновенным драным птенцом. Ещё одна предсказуемая, но занимательная новость: этот здоровый парень пьянеет очень, очень медленно. —Мария Болейн — моя бабка, — спокойно сообщил прокажённый вполголоса, не смутившись вопроса. — На этом всё. Ясно? — Ясно, — оторопело кивнул воин и допил пиво со дна. Подумать только, он ещё и благородных кровей. Не то, что Рейнальд — сын деревенского сквайра, только чудом выбившийся в люди… — Откуда узнал? — помолчав, заинтересовался мужчина. — Догадался. — И часто ты так догадываешься? — Впервые, — честно признался крестоносец. — У вас черты лица схожи. Прямо один в один. — Шутник, значит, — хмыкнул Болейн. — Тут любят шутников. Повеселимся завтра в катакомбах? И только наутро, когда они пошли закупать провизию и экипировку на несколько суток, протрезвевший рыцарь окончательно осознал, что предложение прокажённого звучало отнюдь не двусмысленно. Жертвовать на восстановление города с некоторых пор считалось хорошим тоном. Особенно если улов велик, а сам добытчик не слывёт отпетым скрягой и негодяем. При этом отважный авантюрист мог быть полностью уверен, что его великодушие не осядет в кармане какого-нибудь чиновника. Тут и взятки раздавать особо некому, разве что Смотрителю — лишь бы заткнуть безумную грязную пасть. Потомок Предка взялся за бразды правления деловой хваткой и жёстко распределял все ресурсы куда следует. Если ты отдал, предположим, сто золотых, то уже в следующем месяце имеешь все шансы полюбоваться на новенький дилижанс со смазанными осями или же оказаться почётным гостем на редкой в этих краях свадьбе. На пожертвования также ремонтировались палаты лечебницы, разрабатывались новые лекарства, восстанавливались монастырские кельи и разбитый в хлам бар. Наверное, это даже можно было назвать неким налогом на чересчур щедрую удачу; тот, кто уклонялся, заслуживал косые взгляды и пожелания скорейше покинуть Гамлет на все четыре стороны, что, в конечном счёте, зачастую и происходило. Жители встречали их обоих как героев, победивших дракона. Со всех сторон неизбежно сыпались вопросы, как они выжили, откуда столько золота и какие новые гады завелись нынче в буреломах. Разумеется, крестоносец хранил в тайне все злачные места, особенно не до конца разграбленные. В душе он понимал, что поступает далеко не по-христиански, утаивая часть добычи и вынуждая остальных искателей дополнительно рисковать жизнью, но, по крайней мере, у него находилось весомое оправдание своему скрытному поведению. Никто больше из наёмников не жертвовал Гамлету целый мешок драгоценностей, чуть ли не лопающийся по швам. — Не желаете ли три комплекта снаряжения на следующий поход, господа хорошие? — заискивающе улыбнулся Смотритель гнилыми зубами, пожирая взглядом звонкие монеты. — Двойная порция провианта, всё такое... Бесплатно, разумеется, за ваш щедрый вклад, соколики вы наши ясные… — Пять, — непреклонно отрезал привыкший торговаться Рейнальд. Столь полезные запасы ох как не повредят на случай бесплодного фиаско или разбившегося о суровые скалы Бухты корабля. — Ой-ёй-ёй, яхонтовый, пощади. Четыре. — Не пощажу. Пять. — Зачем же так? Грешно это, грешно… — Бог простит. Аминь. Пока старик продолжал сокрушённо причитать, Артур молча вышел из тесной коморки, и рыцарь прекрасно знал, куда направился товарищ по оружию, прихватив с собой немалую часть добычи. В больнице — этом холодном, тёмном, строгом месте на краю света — порой творили невероятные чудеса медицины. Отсутствие этических норм и щедрое финансирование позволяли разрабатывать вакцины от красной чумы, гемофилии, слепоты, бешенства и кучи неизлечимых болезней того безжалостного века. С проказой главный врач научилась справляться уже давно, но только в зачаточной форме; против такого запущенного случая, как у Болейна, в принципе мало что могло помочь. Чтобы могучее, сильное, но истощённое недугом тело буквально не разваливалось на куски, его целиком — каждый палец, каждый свободный участок — перевязывали бинтами, тщательно выдержанными в целебной мази. Что касается лица, то Рейнальд никогда не видел друга без маски, да и не очень стремился. Хватало подбородка и обветренных сухих губ, не ведающих даже мимолётной улыбки. От невыразимой, вездесущей боли, ежесекундно пронзающей до самых костей, мази не спасали. Вне рейдов у крестоносца всегда находилось множество насущных забот. Во-первых, непременно посетить мессу в монастыре и причаститься. Все гимны на латыни он знал наизусть, имел хорошо поставленный командный голос, поэтому всегда пел в первых рядах. Во-вторых, Зал Покаяния, если молитв оказывалось недостаточно. И хотя мускулистая рука нещадно наносила удары плетью, со свистом рассекая кожу до глубоких борозд, воин не гнушался просить приезжих флаггелянтов — истовых фанатичных мастеров раскаяния — провести службу по-настоящему. В-третьих, наведаться к кузнецу, справиться о новом нагруднике и как следует, без спешки, наточить меч. В-четвёртых, взять кусок грубого мыла искупаться в речке неподалёку, не распугивая местных девушек, стирающих на камнях бельё из борделя. Он уже несколько раз страдал от полчищ вшей, переболел сыпным тифом и о повторении такого опыта вовсе не мечтал, так что теперь стригся очень коротко и обзавёлся собственной бритвой. Рыцаря не смущала холоднющая чёрная вода: он привык купаться и в проруби, на каждые священные праздники и просто так, недооценив толщину льда на очередном озере. Уж лучше потерпеть пару минут интенсивных растираний, чем снова вытравливать из тела и одежды мелких мерзостных паразитов. За всеми этими хлопотами незаметно наступал промозглый вечер. В Гамлете вместе с кровавым заходом неукротимого, дикого солнца на узкие улочки щупальцами вползал невыразимый ужас. Его нельзя было увидеть воочию, обонять или попробовать на вкус. Он надёжно селился даже в самых стойких и отважных сердцах. Он выглядывал наружу через широкие зрачки местных жителей, жмущихся к грязным стенам и вздрагивая от любых громких звуков. Его приносил резной ветер с подгнивающих лесов, им наполнялся зловещий шелест листвы, от него не избавиться и наяву, и во сне, мечась по кровати в душераздирающих кошмарах. Со временем стойкие и сильные духом привыкали к подобной атмосфере, ибо были сверх меры наделены драгоценным даром приспосабливаться к любым условиям. И всё равно, Рейнальд всегда держал пальцы на рукоятке верного клинка, когда шёл через главную площадь, где в несносной горделивой позе возвышалась статуя давно умершего Предка. Слишком уж сально смотрели на него развязные цыгане из размалёванной кибитки, слишком уж зловеще шептались оккультисты, поглаживая макушки человеческих черепов, слишком уж громко верещали одержимые тьмой безумцы, волочившие за собой по неотёсанным булыжникам мостовой обрывки кожаных ремней. Порой крестоносец жалел, что не заселился в казармы к Потомку, а предпочёл отдельную комнату в и без того забитом доверху трактире. Всё-таки там наёмники имели хоть какое-то понятие о чести и не норовили залезть к соседу в карман каждый раз, когда предоставлялся удобный случай. Про убийства ради пары завалящихся золотых и одной побрякушки и говорить не стоит. Если у тебя рядом нет друзей с картечью, заточкой или страшными проклятьями на языке, то скоро твой голый труп, лишённый последнего тряпья, найдут в канаве и бросят в общую безымянную могильную яму. Хорошо, что к прославленному воину боялись подходить самые отчаявшиеся головорезы под видом жалких безвредных попрошаек. И хорошо, что Артур — совершенно случайно, конечно — заселился в комнату напротив. Свёрток лежал там, где рыцарь его и оставил. Тщательно заперев дверь на ключ, Рейнальд подобрался к столу и зажёг свечу, озарившую дрожащим светом всё скромное убранство. Тугой маленький узелок не поддавался заскорузлым пальцам; пришлось перекусить его зубами, чувствуя на языке непередаваемый, но крайне знакомый вкус крови, кожи и сырой земли. Широкий отрез распался, явив любопытным глазам Рейнальда три предмета, от которых с новой силой повеяло потусторонним, запредельным кошмаром. Действительно, кольцо с печатью в виде колючего полумесяца, рваная по краям ветхая карта и свиток казались добытыми прямиком из самых жестоких глубин Ада. Массивный перстень крестоносец надевать не собирался. Он уже видел подобное изображение на украшениях язычников-культистов, а значит, ничего хорошего кольцо в принципе не сулило. С возрастающим волнением в груди рыцарь осторожно развернул хрупкую бумагу. Весь свиток вдоль и поперёк был исписан красивым мелким почерком на странном языке, и одни только неестественно искривлённые буквы внушали желание как можно скорее отшвырнуть его подальше. А вот карта оказалась наиболее информативной частью послания. Все окрестности Гамлета — как на ладони, с шикарно оформленными полями, витиеватыми рисунками на месте стратегически важных объектов… И огромной, кривой надписью углём прямо над поместьем. «СЕРДЦЕ ТЬМЫ» Не нужно быть гением, чтобы сразу обо всём догадаться, но не поэтому Рейнальд на секунду затаил дыхание. Слишком много мыслей пронеслось в его голове за одну секунду. Так быстро он соображал только перед штурмом неприступной крепости, доверху набитой пушками и вражеской армией. Многие ходили переплетёнными коридорами огромного дома, но спуститься так глубоко под землю, в акведуки и тоннели, открывающие путь к самым вратам, решались немногие. Те несчастные, кто всё-таки смог вернуться обратно, немедля кончали с собой, пополняя ряды могил на старом кладбище. По их словам, в давящей, кишащей звуками темноте обитали самые отвратительные и опасные существа, каких только могла носить бренная земля. Говорили, что по склизким трубам ползают ошмётки мяса, оторванные конечности и свиные головы, вопящие и хрипящие проклятья. Там же в неустанных поисках новых жертв рыскали монстры под видом людей, скрывая смертоносные костяные щупальца под чёрными балахонами. Легко, крайне легко предположить, что среди этого мерзотного сброда коренится эпицентр ужаса, одним своим видом сводящий с ума и лишающий всякой надежды… Есть ли хоть один шанс из десяти тысяч его уничтожить? И если да, то как его отыскать? Как его убить? Как подобраться к нему в здравом уме и твёрдой памяти? Сможет ли крестоносец вообще выполнить свой священный долг и очистить эти земли от вездесущей порчи?.. — ПРЯЧТЕСЬ! Погрузившись слишком глубоко в размышления, Рейнальд вздрогнул от надрывного крика за окном, полного скрытого призыва о помощи. Ставни на окне с такой силой распахнулись настежь, что стёкла едва не вылетели на вечернюю мостовую; высунувшись наружу и посмотрев по сторонам в поисках потерпевшего, смелый и отважный воин почувствовал, как стремительно бледнеют щёки и холодеют задрожавшие пальцы. По улице из последних сил плёлся крепкий могучий старик — бывший дружинник, великий полководец и просто неплохой человек, всегда готовый прийти на помощь слабым и беззащитным. Он опирался только на левую ногу: правая, жутко изломанная в нескольких местах под разными углами, никак не могла больше функционировать. От многочисленных тяжёлых ран вся одежда повисла бесформенными мокрыми клочьями. Вместо алых луж он оставлял за собой густые чёрные пятна, похожие на застоявшиеся чернила; отравленная кровь сочилась из-под обоих пустых глазниц, из ноздрей и рта, отчего доблестный ратник булькал и захлёбывался. К нему с другого конца переулка уже неслись весталка с чумным доктором, но Рейнальд знал: старика уже не спасти. Просто чудо, что он абсолютно слепым вообще сумел дойти до Гамлета, чтобы предупредить об опасности, мчащейся за ним след в след. — Молитесь… — исторг напоследок дружинник перед тем как рухнуть и не подняться. — Зажгите… свет… гх… Со стороны леса со скрежещущим инфернальным воем неслась ониксовая мясная масса. С Болейном они столкнулись в дверях трактира — и, посмотрев друг на друга одичавшими сверкающими глазами, рванулись из здания. Город моментально охватила паника. Не сумевшие спасти чужую жизнь, монахиня и доктор как можно быстрее разнесли по домам последние слова воителя. Случайные прохожие, торговцы, женщины с детьми и все прочие со всех ног бежали под крышу, в убежище четырёх стен. Кто-то притащил охапки смоляных факелов, оперативно заменяя в стойках старые сгоревшие на новые, уже запаленные. Вырвав один из руки благодетеля, крестоносец молча ринулся к быстрому врагу, уже заполонившему собой окраины Гамлета; при всей выносливости Артура вес и баланс его меча не предполагал одноручного хвата. Возможно, они вдвоём и значительно расходились в характерах, но в одном они сошлись в первом же смертельном бою против нечисти. Не в их привычках отступать даже перед настоящими демонами — машинами смерти, испепеляющими всё на своём пути. Рейнальд не позволил живой тьме напрочь отрезать их с прокажённым от остального мира. Он очень радовался, что не успел скинуть сапоги и стянуть латы, пока находился дома: ему вовсе не хотелось разделить участь бедного старика. Визгливый ком плоти и в самом деле остерегался огня, танцующий отблеск которого отражался в тысяче налитых злобой глаз. Камни мостовой кровавой сеткой опутали мелкие щупальца, а через несколько секунд мощный тентакль хлёстко попытался ударить рыцаря по руке с факелом — и тотчас познакомилась с разящим клинком воина. В ответ выбросилось сразу три щупа, ловких и изворотливых; все они разом нашли свою кончину под медленным, но верным обломком широченного клеймора. Очень быстро сообразив, что чёртова мразь обожает атаковать сзади, они встали спина к спине, мощно заработав мечами. Пошатываясь и тяжело дыша, крестоносец сквозь свист лезвия и стук сердца неожиданно понял, как начинает невыносимо болеть голова и мутиться в глазах. Кажется, не имея возможности сломить их физически, тварь начала пробираться в чужой разум. Он не замечал, как отрубленные конечности втягивались обратно в общую массу, формировались — и опять пускались в ход. Ползучий ужас преображался, зверел, перетекал в более невообразимую форму; под щёлками глаз разверзлись оскаленные пасти. Одна впилась мелкими частыми зубами Артуру в шипастый наплечник. — Она ядовитая! — крикнул Рейнальд, чтобы предупредить соратника — и слишком быстрое щупальце рассекло кирасу наискось, будто тонкую ореховую скорлупку. Такова цена мимолётной невнимательности; удар пресёк дыхание, сбил с ног и отшвырнул бы в самую гущу свирепой плоти, если бы Болейн не загородил друга всем телом, тяжёло скашивая сонмы тентаклий. К счастью, броня с честью выполнила своё дело и не дала щупу нанести отравленную рану. Перекатившись, рыцарь едва поднялся: нарастающий гул в черепной коробке трансформировался в невнятный шёпот, во вкрадчивые слова, в голоса давно ушедших дней... Закостенелые руки слабели, колени подгибались, сознание поглощала темнота, и клинок уже вываливался из пальцев, не в силах отбить нарастающее сопротивление… — Г'НАТХ ЭЛДРАТЧАНАР Ф'ХГИЛЛ ГРИ'НДОТ! Масса взревела и резко отпрянула назад. Рты искривились от ненависти, бессильно щёлкая клыками. До сих пор неясно, откуда взялся этот оккультист в пёстром халате и восточном тюрбане, поднимая над собой неугасимую свечу в черепе, но явился он очень и очень кстати. Слова на неизвестном языке, столь неприятные монстру, отчего-то ободрили дух и вернули ясность рассудку; не смущаясь больше отсутствием защиты, воин снова бросился в бой, искупляя своё позорное падение. Сейчас ревностного рыцаря не смущало, что вместо священных текстов на ползучую гадость обрушились богохульные изречения. Главное — они работали. И ещё как. — МНАХ ГЛ'AK ОБООШУУ ФТАГУХ ХОМ НГЛУИ! Заклинания не давали существу регенерировать, и скоро раздавленная плоть влажно зачавкала под подошвами. Вдохновлённые уязвимостью врага, они одержимо рубили податливое мясо, кусок за куском, ярд за ярдом, но судьба приготовила им ещё одно испытание, которое, увы, не оказалось пройденным. На последнем издыхании, распространяя вокруг ауру невыносимого зловония и вязкой чёрной крови, тварь выбросила вперёд обнажённый от мышц костяной шип-позвоночник. Наверняка именно о таких рассказывали ныне покойные авантюристы. Своеобразное орудие вылетело настолько молниеносно и неожиданно, что ни Рейнальд, ни южанин не успели должным образом отреагировать. Метившись прямо в широкую грудь Болейна, заточенное копьё пробило усиленный толстый нагрудник как фанеру и победно вышло с другой стороны... насадив на себя чужое, судорожно бьющееся сердце. Не впервой крестоносцу было терять соратников — ох, как не впервой — но от шока и резкого чувства тотальной опустошённости он едва ли мог пошевелиться. Такое его рассудок выдержать оказался не в состоянии. Ровно как и не поддающееся никакой логики или законам природы явление, произошедшее дальше. Артур… нет, он не захрипел в предсмертной агонии, не упал и не замер навсегда, прекратив дышать и оставив бренную землю далеко позади. Он закашлялся, выронив меч, и прошёл несколько шагов вперёд чисто по инерции, едва кость покинула его тело, всосавшись внутрь вместе с пульсирующим, ещё тёплым органом. Затем масса обмякла и больше признаков жизни не подавала. Темнота рассеялась, на небе снова заиграл угасающий закат, но Рейнальд этого не заметил. Обмерев, будто высеченная из мрамора статуя, он неотрывно смотрел на то, как прокажённый трясущимися руками ощупывает сквозное бескровное отверстие и как в немом изумлении распахивается потрескавшийся рот. Разумеется, воин был уверен, что рехнулся и теперь видит сплошные обнадёживающие галлюцинации, и вопрос, поневоле сорвавшийся с пересохшего языка, вполне доказывал наличие у него полноценного невменяемого делириума. — Ты в порядке? — Нет, — так же инфернально дёрнул головой Артур. — Совсем нет. Как бы тебе объяснить… Рейнальд бы с удовольствием расхохотался — с тонким визгом, соплями, похрюкиванием и молотьбой кулаком по любой подходящей поверхности — но судорожный вздох оккультиста вовремя прервал начинающуюся истерику. — Великий Азатот, никогда не видел ничего подобного! — со смесью ужаса и неуместного восторга (ещё неизвестно, чего в низком голосе было больше) воскликнул колдун. — Ты проклят, навеки проклят, несчастная, мятежная душа! — А я и не догадался, — всё ещё отстранённо, но уже с налётом скепсиса ответил прокажённый, и вот теперь крестоносец, растеряв самые последние остатки вменяемости, действительно заревел от смеха. Правда, без молотьбы кулаком по по любой подходящей поверхности. «Ну, и кто теперь грёбаный шутник?!» Остаток ночи прошёл тяжело. Очень тяжело. Для всех жителей Гамлета без исключения. Но пасмурное утро началось ещё тяжелее. Не переставала плескаться вода, которую лили на мостовую, чтобы очистить камни от засохшей липкой крови. Не стихал визг пил и стук молотков, забивающих гвозди в гробы из сырой древесины. Не стихали лопаты, вгрызающиеся в мёрзлую землю и копающие могилы. Те, кто не успел спрятаться от вселенского ужаса, погибли практически моментально. Среди них было и несколько наёмников Потомка — честных, отважных, проверенных в деле ребят. На похороны пришёл фактически весь Гамлет, включая безумного Смотрителя. Многие плакали, провожая своих родственников, друзей и близких. Им не дали увидеть безликие останки покойных, больше похожие на кровавую мешанину. В этом море слёз никто не увидел одинокого чернокнижника, задумчиво глядевшего на закрытые, опускаемые вниз ящики. В этом океане скорби никто не вспомнил и не поинтересовался, куда запропастились те два героя, что остановили чудовище и спасли жалкий городишко. Очнувшись, Рейнальд целую минуту соображал, где находится и почему так ломит всё тело, начиная от впечатавшейся в камень щеки и заканчивая протёртыми коленями. Только потом он с горечью сообразил, что отключился прямо во время ночной молитвы. Вчерашний день он не хотел, не желал, не стремился помнить, но кошмарные картины снова заполонили проснувшееся сознание — и рыцарь застонал, благо зал давным-давно опустел: настоятель читал отходные на кладбище. Вчера они втроём ввалились в лечебницу, напугав остальных пациентов и самого главного врача. На их счастье южанин догадался стянуть с головы тюрбан, размотать его и закрыть чужую дырку от посторонних глаз на манер перевязи. На тот момент крестоносец был абсолютно невменяем и просто механически шёл, куда его вели, не замечая ничего вокруг, кроме внушительной фигуры прокажённого. Единственный проблеск в сознании он ощутил лишь тогда, когда медсестра стянула шлем и запихала флакончик нашатыря чуть ли не в ноздрю. Тем временем Болейн и Ахмед Аль-Хазред — так еретик себя назвал — совещались с доктором в отдельном кабинете, запертым на ключ. Не потому что хотели отгородиться от товарища — чтобы никто не узрел, как женщина с поистине стальной выдержкой неспешно смазывает рану изнутри целительной мазью. Мало было медленной смерти — теперь ещё и это, тёмное, невыразимое, непонятное… Отпихнув добрую девушку с аммиаком, Рейнальд вышел и, неразборчиво мыча, добрался до священной обители, чтобы в молитве спасти перекошенный, перепутанный разум. Не чувствуя голода, жажды и усталости, он припал к алтарю, как младенец к материнской груди — и забылся, разом отгородившись от всего мирского и потустороннего. Сбиваясь и проглатывая целые предложения, он благодарил Деву Марию за то, что остался жив этой ночью. Он взывал к Господу, чтобы тот восстал всеми своими легионами против адской армии, обратив свой небесный взор на всеми забытый, презренный Гамлет. Или хотя бы немного поучаствовал в столь священном, праведном деле. И, конечно, он просил за Артура, со всей горячностью, со всем огнём веры, как не просил даже за свою жену и своего давно выросшего сына. Устыдившись своей безалаберности, крестоносец вновь встал на молитву, ощущая, что до полного душевного равновесия ещё далеко. Желудок крутило от голода, но рыцарь и не думал идти завтракать. Свечи, оставленные гореть, превратились в оплывшие твёрдые лужицы воска. Утренний холод проникал через цветные витражи вместе с серым безразличным светом. Почти такое же выражение лица хранили и выцветшие иконы, и небольшие скульптуры, пялясь в открытое пространство чистыми немигающими белками. Где бы сейчас не находился Бог, он точно не собирался отвечать своему преданному рабу. — Всё молишься… Знакомый голос глухо прокатился по каменным сводам. Перекрестившись в который раз, Рейнальд напряг всю свою волю, чтобы не оборачиваться: он знал, что увидит там, у входа, где натужно скрипят неподъёмные старые двери. Но тихий плеск, крайне нехарактерный для дома Господня, всё-таки заставил воина посмотреть через плечо. Нечто куда крепче эля прозрачной струйкой периодически проливалась на гладкие плиты, оттого что бутылку наклоняли слишком низко для трезвого человека. Надо же. Болейн всё же нашёл, чем напиться до состояния собачьего дерьма. Впрочем, сейчас его как никогда раньше можно было понять и простить. — Всё надрываешься, — спокойно продолжил Артур, двигаясь между скамьями; мускулистые ноги непривычно спотыкались друг об друга. — Возносишь хвалы тому, кого не существует… — Замолчи, прошу тебя, — мечнику пришлось встать, собирая всю оставшуюся выдержку. Непривычно было видеть соратника в обыкновенной деревенской рубахе, надёжно прятавшей страшное увечье. Ещё непривычнее смотрелись перевязанные свежими бинтами руки и ноги на фоне грязного, окровавленного, обветшалого по краям савана. Никакой зловещей ауры, как у порченных омерзительных чудовищ вокруг Болейна не чувствовалось, только непрошибаемый запах перегара от местного пойла. Мёртвые не страдают хроническим алкоголизмом. Мёртвые не шевелятся. Не дерутся. Не говорят. Во всём остальном мире. Но только не в Гамлете. — Бесплодные усилия, — осуждающе покачал головой проклятый. — Где был твой возлюбленный Господь, когда дворцовые прихвостни заразили меня лепрой? Что он делал, когда ты грабил и убивал невинных под видом священного долга? На облачке отдыхал? — Не смей оскорблять Свет и мою веру! — сквозь стиснутые челюсти процедил рыцарь. — Ты не имеешь права! Руки сжались в кулаки от неконтролируемого желания взять и врезать по этой беспристрастной маске, прячущей истинные эмоции. Но ещё больнее, в самое уязвимое место с размаху треснула неприятная, но уже неисправимая правда. Рейнальд действительно грабил. Действительно убивал. И ему казалось, что, очищая Землю от неверных, он только возносится в глазах Бога, тысячекратно страдавшего за все людские грехи. — Нет, имею, — всё так же беспристрастно отрезал Артур. — Твой Свет и веру пока не за что хвалить. Скажешь, Свет помог нам одолеть эту тварь? Благодаря Свету я до сих пор блуждаю среди живых в буквальном смысле без сердца? Они бросили нас обоих в самый нужный момент — и так будет продолжаться раз за разом, пока ты не избавишься от иллюзий. — Я не заставляю тебя склонить голову вместе со мной, — чуть ли не прорычал Рейнальд, со страхом обнаружив в себе зерно самого настоящего сомнения. — Прекрати порочить то единственное, что не даёт мне кануть во мрак слабоумия среди этого вонючего ада! Уже за одно это я благодарю Создателя, даровавшего мне ясную голову! — Чем мозолить колени понапрасну, лучше поблагодари Аль-Хазреда. Без него тот монстр уничтожил бы весь Гамлет. — Да? А откуда ты знаешь, что он не пособник тьмы?! Откуда ты знаешь, что он не призовёт её для своих корыстных целей?! — Этот «пособник тьмы» будет получше многих людей, которых я когда-либо встречал. — Надо же, как хорошо ты узнал его за один день! А он вытаскивал тебя из-под завалов? Отдавал тебе последний сухарь из пайка? Отдавал встречным и поперечным твои непомерные долги, когда у тебя не осталось ни гроша? И после всего этого ты как всегда пьяный заявляешься в храм Господень, чтобы насмехаться над тем, что мне дорого? Над тем, из-за чего я лёг костьми, изменился до неузнаваемости, бросил жену и сына? Хочешь сказать, всё это было зря?! Последняя фраза упругой волной ударила в высоченный потолок — и рассыпалось на осколки долгого, гнетущего эха. Затем наступила тишина. И будучи по уши в ней, крестоносец запоздало понял, что кое-кому сейчас в миллион раз хуже, чем ему самому. — Нет, — очень тихо ответил Болейн после того, как осушил бутылку до дна в пару глотков. — Не зря, если ты сам так считаешь. Ты превосходный боец и отличный друг, но порой меня воротит с твоего откровенного лицемерия. Я безмерно благодарен за то, что тебе небезразлична судьба человека, чья плоть гниёт заживо и которого гонят отовсюду, но и я ведь делал для тебя то же самое. Мне не хотелось бы напоминать, но я дважды спас тебе жизнь — и спасу ещё, столько, сколько будет нужно. А ты при первой же возможности сбегаешь сюда и падаешь в экстазе перед каким-то бессмысленным камнем. Запомни: я не Господь и не верю в него ни на йоту. Я — ходячий мертвец, а ныне ещё и проклятый. Там, куда мы пойдём, под толщей земли, в кромешной тьме, Господь о тебе не вспомнит. Пустая стекляшка с лёгким стуком опускается на скамью. Одним скупым жестом Артур стягивает маску, как будто и вовсе никогда её не носил. Глазницы у него такие же пустые, как у ледяных статуй крылатых белоснежных ангелов. Только глубже. Только чёрные. — У меня ещё остались уши, способные услышать твой зов. Или благодарность. На твоё усмотрение. Стыд горел на щеках ярким факельным пламенем, грозясь испепелить самую сущность бравого ревностного воина. — Ну, что, к следующей неделе сделаешь? Кузнец степенно кивнул, попыхивая моряцкой, видавшей виды трубкой. Он только что закончил неторопливо пересчитывать золотые и серебряные монеты, полагавшиеся ему за хорошую работу. Все мало-мальски умные и дальновидные люди не раз заказывали здесь наплечники, шлемы, поножи, латы, кирасы, цвайхендеры, кинжалы и прочие металлические вещи, позволяющие прожить немного дольше положенного срока. Ковка спорилась в огрубевших, но, без всякого сомнения, умелых руках опытного мастера. Разгорячённая печь, гигантские меха и молот с наковальней не прекращали своей деятельности даже ночью; неизвестно, когда оружейник спал — и спал ли вообще — да только все многочисленные запросы выполнялись точно в срок. Разумеется, он прекрасно знал, что и каких именно размеров необходимо самому высокому и плечистому жителю Гамлета. Выйдя из жаркого помещения на свежий воздух, рыцарь ещё некоторое время нерешительно топтался на входе, недоверчиво поглядывая на цыганский квартал, выглядевший куда зловеще и опаснее самого городка. Обыкновенному человеку днём и ночью было опасно даже просто приближаться к этому рассаднику воров, убийц, извращенцев и насильников. Освободившись от всякой власти и закона, выходцы с юга ощутили полную свободу и пользовались ею по максимуму, потакая всем своим низменным желаниям. Тёмные улочки, источавшие слезоточивое зловоние, забились грязными попрошайками, больше похожими на отъявленных головорезов. В открытых окнах хибар, мазанок и обыкновенных домов не смолкала отменная громкая брань вперемешку с богомерзкой восточной музыкой и дурманящего гашишного дыма. Иногда между застройками ютились чайханы, откуда доносился до странности приятный и манящий запах жирного бараньего плова, липких сластей и чечевичной похлёбки. На маленьком базаре бородатые торгаши в засаленных тюбетейках предлагали хотя бы взглянуть на их товар, зычно расписывая всю прелесть вещей на широких прилавках. Беспризорные дети, тощие и смуглые, с глазами волчат сновали туда-сюда, ища очередного простака, к которому легко можно забраться в карман или кошелёк. К их досаде, крестоносец выглядел слишком грозно и неприступно для того, от кого можно уйти безнаказанно. Геройски продираясь через пёстрые халаты и чёрные бурки, Рейнальд высматривал единственный двухэтажный дом в этом районе. На удивление он оказался самым приличным зданием, когда-либо здесь возводившимся стараниями восточных гостей… или каких-то других людей, недурно смыслящих в архитектуре. Вокруг двойных мощных дверей беседовали шамкающие старухи и молодые женщины, качавшие на руках орущих младенцев. Все они разом скрылись, негодующе тараторя, едва Рейнальд приблизился и с некой опаской зашёл внутрь обшарпанного холла. Лестница доверия не внушала, грозясь немедля проломиться под весом мужчины и его доспеха, но подняться всё равно пришлось, щупая ногами каждую оббитую ступеньку. Он мысленно молился, чтобы экстравагантный хозяин, с какого-то перепугу решивший поселиться в такой дыре, оказался на месте. Ещё одного блуждания в этом свином хлеву крестоносец явно не вытерпит. Он и так сломил собственную непомерную гордость ради искреннего искупления. Отыскать нужную квартиру на втором этаже не составило труда. Исцарапанный многочисленными рунами и печатями вход был не заперт; толкнув его ногой (прикасаться здесь к чему-либо руками воин откровенно брезговал), мечник услышал тусклый звонок колокольчика. Видимо, принимать нежданных посетителей у Ахмеда уже вошло в привычку. Огромная комната скорее напоминала часть Александрийской библиотеки, нежели обыкновенное жилое помещение. Стопки, пирамиды и целые башни книг заполонили всё выделенное пространство, хлынув лавиной из уже забитых по самое никуда шкафов и стеллажей. Между древних фолиантов и редких инкунабул затесалось порядочно всякой гадости: формалиновые банки, криво сшитые маленькие куколки, смердящие благовония, хрустальные шары на треногах, связки крысиных хвостов, пыльные бутылки с выцветшими этикетками и ещё множество вещей, вызывающих стойкое отвращение одним своим видом. Наверняка где-то среди хитрого лабиринта томов располагались и кровать, и письменный стол, но попробовать до них добраться смысла не имелось. Поморщившись и на всякий случай перекрестившись — места нечестивее рыцарь ещё не видел — он негромко осведомился: — Ахмед Аль-Хазред? Вы здесь? — Салам, почтенный Рейнальд. Да, я здесь. Чернокнижник вынырнул буквально из воздуха, бесшумно и моментально. Он выглядел точно так же, как в день их короткой встречи: собранным, опрятным и очень серьёзным. Усы и бородка безупречно подстрижены, на тюрбане красуется экзотическое зелёное перо, а на халате — ни единого пятнышка грязи или крови. Будучи небольшого роста и довольно астенического телосложения, южанин не внушал должного опасения как соперник. Ну, до тех пор, пока не начать вспоминать заклинания, от которых волосы встают дыбом и по всему телу стадами пробегают колючие мурашки. — Я ждал тебя, — продолжил Ахмед, слегка поклонившись в знак уважения. — Да простят мне небеса, что не могу должно принять гостя под своей крышей, усадить на почётное место и напоить горячим чаем. — Ничего, — отмахнулся Рейнальд от ненужного радушия. — Как вы перевезли в это захолустье столько вещей? Держу пари, не в один дилижанс вы всё запихнули… — О, сущие пустяки, — белоснежно, без намека на кариес или цингу улыбнулся Аль-Хазред. — Для познавшего бездну нет ничего невозможного… Однако, если ты не возражаешь, почтенный, то перейдём сразу к делу. Ведь неспроста ты усмирил кобылицу гордыни и надел на неё уздечку смирения? Но прежде скажите, как поживает Артур-эфенди? Я оставил его в весьма удручённом настроении. — Жив-здоров, — буркнул рыцарь, вспоминая сногсшибательный аромат самогона и пустую четырёхпинтовую бутылку. — Хотя, «здоров» к нему давно не относится, да и «жив» теперь тоже вряд ли его касается… — К моему прискорбию, что верно, то верно, — сокрушённо кивнул еретик. — Ползучий Ужас наложил на него весьма неприятное проклятье. Сердце — источник человеческой жизни, самый важный орган наравне с мозгом и печенью. Я предполагаю, что дьявольское отродье предприняло финальную попытку спасти себя, забрав у Артура-эфенди наиболее… питательную и обогащённую его часть. Теперь он неразрывно связан с эфирным и вездесущим божеством, так называемым Сердцем Тьмы: умрёт оно — умрёт и Артур-эфенди. — Как — умрёт?! — крестоносец категорично помотал головой, словно в корне отрицая всякую возможность такого исхода; не хватало ещё Болейну после всех мучений и тягот просто-напросто взять и погибнуть, пропасть за так, да ещё и без сердца! — Не может быть! Разве нет способа как-то избавиться, разрушить эту связь, будь она неладна?.. — Возможно, что и есть, — чернокнижник многозначительно склонил голову набок, и чёрта с два следующая реплика оказалось случайной. — Видишь ли, почтенный, совсем недавно, выбираясь в спешке из одной передряги, я выронил очень ценную добычу, что я выкрал у шайки безумных сектантов. Опровергни меня, если я ошибаюсь, но, кажется, у тебя с собой имеется некий документ, составляющий часть содержимого моей находки. Намёка жирнее и прямолинейнее быть не могло. Рейнальд незамедлительно сунул руку в карман и отдал свиток хозяину, выхватившему пергамент со стремительностью дикого коршуна. Карие глаза быстро пробежались от начала и до конца по незнакомым, чужеродным буквам. — Замечательно! — пробормотал Ахмед. — Великолепно! Р'Льехианский, как я и думал! Перевод займёт меньше трёх дней… Но позвольте, почтенный, в свёртке должны были находиться ещё два предмета, если только они не выскользнули оттуда сами по себе. — Кольцо и карта? Они у меня. Если вам требуется… — Нет, но приятно знать, что они уцелели. Что касается печати самого Предка — а это именно она — то её свойства не настолько полезны, как мне показалось изначально. — Того самого Предка?! А что за свойства? — Перстень даёт… некую защиту, — еретик неопределённо провёл рукой по воздуху. — Своего рода шанс приблизительно один к тысяче выдержать удар неизмеримой мощи. Но не советую носить его постоянно, если тебе дорог покой разума. Как ты, наверное, увидел, он отмечен проклятым знаком. — Приму к сведению, — кивнул рыцарь, испытывая толику гордости за свою интуицию. Как ни странно, вся беседа с неверным, нечистым оккультистом, погрязшим в исследовании тьмы, не вызвала должного отторжения, а даже наоборот, несла в себе кучу новых полезных сведений. Должно быть, всему виной чужая учтивость и вежливость, так нехарактерная для всех «сарацинов», коих Рейнальд встречал раньше. — Обязательно зайдите ко мне через три дня, — твёрдым и непреклонным тоном сказал Аль-Хазред, тем самым давая понять, что визит мечника подходит к концу. — Если Артур-эфенди сможет найти время, то буду ждать вас обоих. Будьте уверены, я найду способ снять эту тягостную порчу. — Благодарю вас за уделённое мне время, — странно, но непривычная галантность далась без особого напряжения. — А всё-таки, как вы живёте в таком… опасном, беззаконном месте? Не боитесь, что вас ночью зарежут в собственной постели? — Меня здесь хорошо знают, — очень недобро улыбнулся колдун, сощурив искрящиеся хитростью глаза. — И пусть мои внутренности вывернутся наизнанку, если не боятся так же сильно, как тварей из ночной чащи. Днём трактир по обыкновению почти пустовал. Днём у всех жителей Гамлета находилась работа или дела поинтереснее, чем просаживать здоровье и деньги за кружкой креплёного пойла. Зато вечером и глубоко ночью кабак ходил ходуном от потасовок, звона посуды, треска разломанных скамей и развязного фальшивого пения. Впрочем, шут, терзающий податливую лютню с лёгкостью настоящего мастера, драл горло от души, но таким замогильным голосом, что Рейнальда крупно передёрнуло, как от волосатого жирного паука, ползающего за шиворотом.

…смежились у сына очи, А у матери нет мочи, Тихо плачет и рыдает, Грудь платочком прижимает, Сквозь который кровь сочится, Кровью должен сын кормиться, Но ловушки на людей Ловят только рев зверей. Спи сынок, баю-бай, Засыпай, засыпай, Я тебе, милок, спою Колыбельную свою! Ничего не остается, Рано ль, поздно — нить порвется, Кол осиновый она Слишком долго берегла... Спит сынок, как ангелок, Занесла над ним брусок, И рывком одним хотела Враз пронзить вампиру тело!

— А ну прекратил, сучий потрох! — рявкнул крестоносец, замахиваясь на барда могучей ручищей; если учесть последние печальные события в городе, его замечание было более чем уместно. — Что за мерзость ты тут голосишь?! — За что уплачено, то и голосю, — с достоинством ответил весельчак, на всякий случай убравшись от рыцаря куда подальше. — Не нравится — иди сам разбирайся. Это он сочинил. Великий поэт и гигант мысли ожидаемо не обратил на окружение никакого внимания. Уложивший голову на скрещённые руки, Артур сошёл бы за спящего, если бы не целая орда бутылок и пара бочонков, окружившая его, будто новобранцы — прославленного командира. Но стоило мечнику приблизиться, прокаженный моментально поднял голову, всем помятым и угнетённым видом давая понять, что подкрасться к нему незамеченным совершенно невозможно. Те, кто пытались по-настоящему, долго потом не жили. — Ну и зачем? — с укором просипел проклятый. — Хорошо же поёт. С чувством. Талантище. — Ты, я гляжу, последние мозги готов заспиртовать! — громыхнул на весь трактир крестоносец, будто жена, отчитывающая алкаша-мужа, когда тот едва дотащился домой уже в глубокой ночи. — Вот ни за что не догадаешься, где я побывал. — А где ты побывал? — послушно спросил Артур с некой долей заинтересованности, ибо знал, что иначе не услышит ответа. — У «пособника тьмы», чтоб его за ногу. Не мог найти места поближе да получше… — Даже так? — с настоящим удивлением (что случалось редко) протянул проклятый, чем заставил рыцаря испытать не то смущение от внезапной похвалы, не то удовлетворение от исполненного долга. — Надеюсь, Господь простит тебе этот грех. Ох, ну, конечно. Сладкая пилюля обязательно должна содержать внутри горькую, колючую подковырку. — Господь точно не простит мне, если я оставлю друга в беде, — с честью, подавив не менее язвительную реплику, сказал крестоносец; абсолютно излишне сейчас затевать очередную мелочную ссору. — И если существует действенный метод вернуть тебе сердце, то всё остальное неважно. Аль-Хазред очень интересовался твоим самочувствием и просил зайти нас обоих через три дня; возможно, он отыщет способ снять проклятье. И если Болейн хотел произнести ещё что-либо едкое, то сейчас его язык явно намертво прирос к нёбу. Так что молчал он настолько долго, что рыцарь уже начал беспокоиться. — Извини меня. Вот это да. Неужели мечнику окончательно изменил слух, или этот грубиян только что извинился? — За монастырь — извини, — пояснил Артур, и все сомнения окончательно отпали. — Знаешь, не так-то просто привыкнуть… быть нежитью. — Забыли, — с радостью отмахнулся крестоносец. — Я повёл себя как конченный ублюдок. — Забыли, — согласился Болейн — и улыбнулся. Совсем чуть-чуть, одними уголками обветренных губ. — Разделишь со мной трапезу? Ты не ел со вчерашнего дня. Не слишком-то полезно для расхитителя древних руин, не находишь? Зычное урчание пустого желудка прозвучало вместо полного согласия. Раннее утро оказалось до неприличия свежим и солнечным. Крайне редко, почти никогда над Гамлетом не раскидывало свой ослепительный полог кристально голубое небо. Вместе с громоздкими тучами и болотной сыростью с лиц горожан исчезла серая паутина обречённости; дети смеялись, гоняясь друг за другом по мостовым, улыбались женщины, занимаясь мелкими делами по хозяйству, громко трепались краснощёкие мужики, хлопая друг друга по упитанным плечам. Свежий воздух и белое высокое солнце вернули сюда краски — а вместе с ними и редкое предчувствие радости. В такое утро казалось, что грязная порча отступает очень, очень далеко. В такое утро можно уйти и на войну, и на смерть, ни о чём не жалея. Собственно, и туда, и туда они как раз таки собирались. Набивали снедью рюкзаки, изучали грядущий маршрут и делили архиважное снаряжение. Вокруг постепенно нарастала толпа любопытных, организовывая своеобразные проводы. Идущие мимо остальные наёмники желали удачи и вызывались помочь, но крестоносец с прокажённым отказывались. Они не хотели втягивать в свои проблемы ещё больше народу, чем уже втянули. — Мир вам, почтенные! Вот и я, готов следовать за вами до врат Ада и дальше. — Опаздываете, уважаемый, — в тон ответил Рейнальд, несколько растеряно глядя на оккультиста, активно расталкивающего зевак: весь обвешанный амулетами, кольцами и цепочками, как дерево на ярмарке, он тащил сумку, до отказа набитую свитками и пергаментами. Возможно, там находилось что-то ещё, вроде сушёных жаб и рыбьих глаз, но рыцарь предпочёл бы этого не знать. Чернокнижник и так смотрелся на общем фоне весьма колоритно, чем уже дал повод для шушуканий и настороженных взглядов… — Я задержался, потому что собирал всё необходимое для ритуала, — шёпотом пояснил Аль-Хазред, крепко здороваясь за руку с Артуром. — Нам предстоит крайне тяжёлая дорога до нашей цели. Так глубоко под землёй с нечистью никто не остаётся в здравом рассудке. Вот, возьмите. На раскрытой смуглой ладони лежали фигурки в виде факелов, вырезанные из какого-то чёрного драгоценного камня. Болейн взял одну без колебаний, чем подал пример для менее доверчивого товарища. — А это у тебя откуда? — хмыкнул Рейнальд, но сам же ответил на свой вопрос. — Взял там же, где и свёрток? — Верно, — кивнул Ахмед. — Мёртвым такое всё равно без надобности. — Что именно нам предстоит сделать? — осведомился прокаженный, взваливая на плечи набитый до отказа рюкзак. — Ничего сверхъестественного. Прорваться сквозь ряды омерзительных проклятых существ, спуститься едва ли не к центру Земли, отыскать Сердце Тьмы, что призвал сюда нерадивый и самоуверенный Предок, совершить… некие манипуляции и потом просто его убить, тем самым избавив город от проклятья. Неужели не справимся? — Справимся, — беспечно кивнул Артур; они уже удалялись прочь из Гамлета, по знакомой старой дороге, по уходящим вглубь чащи тропинкам, заросшими диким папоротником и перевитыми узловатыми корнями; этим путём уходили все отверженные и нелюбимые, мужчины и женщины, гении и безумцы, уходили за богатством, славой, смертью — или же за чем-то большим. Все они ступили на тернистый путь порока и отчуждения, но, несмотря на гонения и всеобщую ненависть, сохранили внутри маленькую, но яркую частичку света. Все они могли поступить подло и омерзительно — а могли с лёгкостью совершить самый благородный подвиг. Все они могли действовать исключительно в своих интересах — но зачастую не чурались светлого альтруизма. А ещё они все хотели жить. Все они хотели вернуться домой в целости и сохранности. И предавший семью крестоносец, изгнанный из собственного дома прокажённый и всеми презираемый оккультист — тоже. Желательно не проклятыми, не обезумевшими, со всеми органами на своих местах. — А как насчёт деталей нашей прогулки? Есть что-то такое, о чём мы должны непременно знать? — Конечно, почтенные, конечно. Но давайте отойдём подальше, в тихое место, где нас не подслушают. Это очень серьёзное дело и очень серьёзная магия. — Как мне вас отблагодарить за ваши старания ради моего спасения? — Не стоит, Артур-эфенди, не стоит. Для меня это очень познавательно. Держитесь тени: чем позже нас заметят — тем лучше. И они отправились дальше, в самую глубь поместья Предка, запомнившего этот дом величественным и процветающим.