Определись, Тибальт!

Тибальт морально убит. Растоптан, уничтожен. Его малышка Джульетта… и этот мерзавец Ромео! Он просто хочет воспользоваться ей! А она, глупышка, готова бежать за ним хоть на край света, наплевав на семью. Как так можно?! Горькая усмешка. Как можно? Легко. Достаточно не бояться. Да и ей легче. Всё-таки Ромео парень, а она девушка. Может родители смиряться. А Тибальт? А Тибальта наверняка посадят в психушку в лучшем случае, потому что… Резкий заливистый хохот неприятно прерывает поток мыслей, заставляя вздернуть голову и наконец обратить внимание на происходящее вокруг. Мясницкая, полно народу, рядом верный товарищи, а впереди сверкает золотыми буквами надпись «Высшая Школа Экономики». Ну и конечно на ступеньках сидит кучка веселых студентов со своим предводителем. Такими веселыми, что запах алкоголя чувствуется даже через дорогу. Меркуцио как всегда прекрасен — такой свободный, веселый… Эти мягкие пухлые губы, растянутые в улыбке, большие темные глаза как у олененка, взъерошенные шелковистые волосы и небрежно застегнутая рубашка, которую так и хочется расстегнуть в каком-то укромном месте, чтобы потом- Мысли вновь прерываются взрывом смеха, вот только теперь смеются уже над ним, над Тибальтом. Бежать некуда — Меркуцио нашел свою жертву и отпускать её не собирается. — О Тиба~альт! ХЕЙ, КРЫСОЛОВ, Я ТУТ! — громко кричит юноша, не смотря по сторонам перебегая дорогу, пока его подружки продолжают хихикать и распивать какую-то муть. — К сожалению, тебя трудно не заметить Меркуцио. — трудно не заметить, ведь ты так красив… зачем они тебе? Пошли со мной, пошли, пошли уйдем отсюда, прошу. Но нет, нельзя. Родители послали сюда за конкретной целью — найти Джульетту. И подвести их нельзя. Чести семьи нету важнее — так всегда учил отец. Поэтому в голосе только сталь. И, возможно, немного усталости. Совсем чуть-чуть, ведь слабость — непозволительная роскошь. -Но раз щенок тут, то и хозяин должен быть недалеко… Я ищу Ромео! Студенты Вышки взрываются смехом, нестройным пьяным хором зовя юношу. Все, кроме Меркуцио. Меркуцио смеётся, но не зовет. Тот, кто ему нужен, уже тут. — Опа! И ты его ищешь? Дамы и господа, он тоже ищет Ромео!!! Тибальт, ты столько всего постоянно ищешь! Храбрость, удачу, работу, тему для диссертации! Но чтоб Ромео? Это что-то новенькое! Зачем он тебе? — темные глаза смотрят прямо в душу, желая узнать всю правду. Приходится ответить первое, что приходит на ум. — Я видел, что Джульетта зашла сюда вместе с ним! Меркуцио удивленно вскидывает брови и даже делает шаг назад. А потом хищно улыбается. Неужели ревнует? — О, Тибальт, мой дорогой Тибальт, ты окончательно рехнулся. Безумный, безумный котик… Нет! Нет, нет, нет, нет, нет, ты думаешь, что обезумел! Обезумел от ревности? От горя? От гнева?! Но скажи мне, Тибальт, скажи как… другу. — его компашка ехидно смеётся над тонким намеком, пока товарищи непонимающе косятся на лидера и презрительно кривят губы. Меркуцио, что ты затеял? — Ну вот что ты сделал безумного в своей жизни? М? Ничего? Ничего. Ни-че-го-шень-ки. Ах да, точно, любить человека, которого никогда не одобрит твоя семья! — прямо в сердце. Точное попадание. Зачем, ты это делаешь, Меркуцио? Знаешь же, что делаешь больно. А импровизированная публика смеётся, плюя на чувства и наслаждаясь шоу. — Дааа, это можно считать безумием… Да, это однозначно безумие! Но танцевал ли ты со смертью? Занимался ли ты любовью с мужчиной старше тебя? Думал ли ты отчислиться?! Нет… Нет, нет, нет, ничего из этого. Кажется, ты всё-таки не безумен. Но я могу научить тебя… А нет, боюсь, что нет. Моё расписание уже занято другими, да и нельзя стать безумным — им надо родиться! Или заразиться! Вот мое безумие, заразись им! Вокруг Меркуцио вьются какие-то девки, а он трогает их, трогает везде, ведь они всегда готовы ему отдаться, всегда готовы исполнить любой каприз и он этим пользуется этим. Пользуется, наслаждается и трогает, трогает, трогает так, как трогает ночью Тибальта и это выводит мужчину из себя. Но он привык к этому, привык терпеть, а потом ночью отыгрываться, оставляя собственнические везде, где только мог, где только он увидит. Но Меркуцио надоело ждать. Надоело ждать ночи, надоело, что в тени его топят в обжигающей любви, граничащей с обожанием, а днем окатывают ледяным презрением и равнодушием. Хватит. Ему пора определиться наконец! Джульетта и то смелее. Поэтому, когда Тибальт отворачивается, Меркуцио не выдерживает: — ОПРЕДЕЛИСЬ УЖЕ, ТИБАЛЬТ! ОНИ ИЛИ Я? Это было первой ошибкой. Второй ошибкой было занести кулак. Потому что Тибальт всегда был сильнее, а когда был зол, то мог убить и не моргнуть. И Меркуцио прекрасно знал, как глубоко задел Тибальта. Знал, но всё равно смеялся. А потом нос сильно заболел, а на губах почувствовался вкус крови. И стало не до смеха. Они никогда не дрались по-настоящему. Всегда всё ограничивалось словесными перепалками. Толи потому что Меркуцио всегда боялся оставить уродливый синяк на мраморной коже Тибальта, толи потому что последний был рассудительнее и мог сдержать порыв. Но сейчас острый язык выпустил слишком метку стрелу. Этакая последняя капля. Тибальт сорвался. Меркуцио знал, что Тибальт силен, хотя в постели он был чертовски нежным, но сила всегда чувствовалась. Она была не обучена, неконтролируемая порой. И сейчас она отзывалась каждым ударом волной боли по телу. И если сначала юноша пытался бить в ответ, то после… после становится слишком больно. Так больно, что даже сил улыбаться нет. Ни на что сил нет. Остается только смотреть в изумрудные глаза напротив и пытаться отползти. Но Тибальт резко хватает, поднимает на ноги и с силой бросает об асфальт да так, что воздух вылетает из легких, а вздохнуть никак не получается. Всё резко прекращается с криком отца, который из окна ректорского кабинета заметил огромную драку под стенами своего ВУЗа, в центре которой был его сын. А вслед за ним поспевает и отец Тибальта. Два ректора что-то вещают, но слушать сил нет — кровь слишком громко стучит в ушах. А потом звучат слова, от которых душа уходит в пятки у всех: -…Знаешь, Тибальт, очень жалко, что такого умного парня придётся отчислить. Тибальт становится ещё бледнее и пытается оправдаться: — Но отец… — слова умирают где-то в горле, когда щеку обжигает пощечина. Все замолкают, не смея прервать гневный монолог ректора МГУ. — Ты не оставил мне выбора! Сын ректора и такое… Ты позор для семьи! Чтоб ноги твоей больше в МГУ не было! Меркуцио нервно смеётся. Господи, как это иронично. Ну что ж, Тибальт, проблемой меньше — теперь тебе не придётся учиться там, где ты не хочешь. Хотя за месяц до выпуска с аспирантуры всё-таки обидно вылететь, но так смешно. — Зря смеёшься, Меркуцио! Тот факт, что ты мой сын, тебя не спасёт на этот раз. Ты тоже отчислен! — слова отца звучат как гром в небе. Ему всегда спускали всё с рук, а тут… Меркуцио смотрит на Тибальта и оба думают об одном — если Тибальт ещё выкрутиться, то Меркуцио ждет армия и чтобы её избежать надо уехать… уехать из страны, уехать надолго. Ректор ВШЭ ещё что-то говорит, кажется, отправляя Ромео в Пермь, но Меркуцио и Тибальт ничего не слышат. Вот и определились… — Нет! От этих слов Джульетта начинает плакать лишь сильнее, сжимая руку брата в своей. — Почему? Ты что, тоже считаешь меня дурой, Тибальт? Мужчина всегда питал слабость к младшей сестре, вот и сейчас, увидев огромные влажные от слез глаза не может не смягчить тон. — Ох, Джули, нет-нет, я тебя не считаю дурой, ну не плачь, тушь же потечёт, а ты от этого всегда ещё сильнее плачешь. Просто пойми, что брак, это такая вещь, на которую даже многие взрослые не решаются. Некоторые вообще находят это пустой формальностью. Зачем оно тебе? Однако Джульетта слышать ничего не хочет, повторяя как заведенная: — Но я не хочу в МГУ! Хочу в Вышку! Хочу с Ромео! — Джульетта, прекрати себя вести как капризный ребёнок! — последняя попытка убедить девочку, но она лишь взмахивает яркими волосами и топает ножкой в аккуратной туфельке. — А что ты мне сделаешь?! Хочу, хочу, хочу, хочу! Я Ромео люблю, а вас всех ненавижу! — слова делают больно. Также больно, как и Меркуцио. Как можно так говорить про семью? — Не говори так, Джульетта! Ты хоть подумай на секунду, что говоришь — нельзя так про семью говорить, семья важнее всего… — Не нужна мне семья такая, что меня свободы лишает! — Ты драматизируешь… Ну вот посмотри на меня, например… — но Тибальту вновь не дают договорить. — Вот именно, что смотрю! Ты жалок, Тибальт! Ты предал свои идеалы, лишь чтобы угодить родителям! Ты трус! — ХВАТИТ! — опять, опять все его считают трусом. Он просто пытался сделать как правильно, чтобы никто не пострадал! Почему этого никто не понимает?! — Не смей судить о том, чего не знаешь! Я поступил так, как было правильно и не жалею о своём выборе. Захочешь, пойдёшь получать второе высшее хоть на Южном Полюсе, а сейчас утихомирься! Либо по-хорошему отказываешься от брака, либо мне придётся рассказать родителям. — Тибальт, нет… — Джульетта вновь в слезах, ведь брат впервые поднял на неё голос, впервые разозлился, хотя раньше всегда поддерживал и защищал, а сейчас… — Я уже не могу тебе помочь, пойми это! Но может это и к лучшему. Лучше сейчас научиться горькому опыту, когда есть поддержка, чем потом в одиночестве… Меркуцио благодарно принимает сигарету из рук Тибальта и закуривает, блаженно затягиваясь дымом. Он непривычно тих и понур. Завтра уже улетать в Оксфорд, но сил что-то сказать нет. Юноша смотрит то на звезды, которые прекрасно видны с крыши заброшенной психбольницы, то на сигарету — куда угодно, только не на Тибальта, разве что очень скользящим и быстрым взглядом лишь на секунду. И лишь когда сигарета оказывается докуренной, слова тихо срываются с языка. -…Так ей и сказал? Тибальт, который уже давно окончил свой рассказ, кивает, смотря прямо перед собой. — Так и сказал. Вновь виснет неловкая тишина, которая почему-то на удивление уютная. Если бы не мысли о разлуке. — И что теперь будет? — вновь пытается завязать разговор юноша. — Она смирится, куда денется… — пожимает плечами зеленоглазый мужчина, крутя между тонких длинных пальцев идиотскую зажигалку с котиками — подарок сестры. Меркуцио вздыхает, отрывая взгляд от мужчины и смотря на звезды: — Я спрашивал не про Джульетту. Тибальт прекращает играться с зажигалкой и пытается сформулировать ответ, но слова никак не идут, а храбрости посмотреть на Мерка нет — Я… Я не знаю. Я просто… Просто устал. Меркуцио в ответ ничего не говорит, лишь смотрит вверх, часто-часто моргая. Из груди вырывается тяжелый вздох и впервые за неделю он смотрит в глаза Тибальту: — Мне жаль. — Мне тоже… — мужчина слабо улыбается, накидывая на вздрагивающие плечи парня свой пиджак — уже больше не красный, а простой, серый, который и носится больше по привычке уже, чем по долгу. Меркуцио устало опускает голову на плечо Тибальта и прикрывает глаза, стараясь не думать о завтрашнем дне. Меркуцио думает, что Ромео был прав, говоря о своих опасениях, был прав, когда просил ценить то, что есть. И был прав, когда отпустил Джульетту, чтобы она не страдала. А он не смог. Тибальт думает, что Джульетта была права, говоря о своей любви, была права, когда говорила, что он трус, и была права, когда боролась за свою любовь до последнего. А он не смог. Но когда под рассвет Меркуцио засыпает, доверчиво положив голову на колени, Тибальт знает, что давно определился. Ещё тогда, когда это безумное чудо попросило «помочь подготовиться к ЕГЭ». И пусть завтрашний день в тумане, но Тибальт знает лишь одно, когда целует спящего Меркуцио в чуть приоткрытые губы — ему нужен билет на ближайший билет на самолет в Оксфорд.