Элохим не плачут

      В углах квартиры-студии клубилась темнота. Изредка эту темноту прорывали лучи света от фар проезжавших автомобилей, попадавшие в комнату сквозь неплотно закрытые жалюзи на окнах, которые, к слову, уже давно требовали помывки. На журнальном столике стояла чашка уже почти ледяного кофе, а рядом с ней возвышался ужас любого чистюли - пепельница, утыканная окурками, словно еж.       Она сидела в единственном кресле, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками, и наблюдала за игрой света и темноты. Впрочем, взгляд ее был направлен скорее внутрь, и зайди в квартиру кто-то посторонний - она бы попросту этого не заметила. Светлые волосы разметались по плечам и были слегка взъерошены, очки съехали на кончик носа и грозились свалиться на пол, а в тонких слегка подрагивающих пальцах дотлевала сигарета. На полу перед креслом в беспорядке лежали папки и какие-то бумаги, но она уже давно не обращала на них внимания, все глубже и глубже падая в клубящуююся внутри нее смуту.       Тамиэль вздрогнула, когда уже начавший тлеть фильтр обжег ей пальцы, и с удивлением посмотрела на окурок, после чего с силой вдавила его в пепельницу. Затем она повела головой вправо, словно слепая, и осторожно спустила одну ногу на пол. Нащупав бумаги, она снова вздрогнула и замерла.       Ей казалось, что нечто, напоминавшее мазут – такое же вязкое и мерзкое – вцепилось в ее стопу и потянуло вниз. Она резко дернула ногой, снова забираясь на кресло полностью. Это был призрак какой-то эмоции, который в ее голове получил чуть ли не полноценное физическое воплощение. Никогда раньше она не испытывала ничего подобного и перебирала возможные названия для своего текущего состояния. Отчаяние? Страх? Неуверенность?       "Может быть", - думала она, и эти мысли давали ей небольшую передышку, - "это все мне только кажется. Но разве я поступаю правильно? А что значит правильно в этом извращенном мире?"       Тамиэль обхватила себя руками за плечи и запрокинула голову, закрывая глаза. Ей казалось, что здесь, среди людей, ей не место. Равно как и среди других элохим. Она не сделала ровным счетом ничего, чтобы воплотить свою главную цель, даже чтобы приблизится к ней хоть на шаг. Наверное, это было бы слишком самонадеянно, думать, что она сразу же поймет, что ей делать. В конце концов, она никогда не отличалась особой сообразительностью и отдавала себе в этом отчет.       "Что это? Я никогда не была настолько неуверенной в себе. Может, это отголоски несчастной Алиши? Она ведь была довольно эмоциональной девочкой…" – Тамиэль поежилась.       - Алиша, зачем же ты так много чувствовала? – Вопрос был риторическим, а голос звучал сипло и надтреснуто. Тамиэль сжала пальцы так, что будь в ней чуточку больше силы, она бы сломала плечевые кости. – Из-за тебя я чувствую себя здесь неуместно.       И после этой фразы будто щелкнул выключатель. Она выпрямилась и словно бы превратилась в статую. В ее голове замелькали события прошедших дней, а затем – и того времени, которое не мог сосчитать человеческий мозг мисс Кэндалл. Время проведенное в бездне было словно подернуто дымкой; то, что было до бездны – и вовсе исчислялось маленькими обрывками чего-то невнятного. И среди этого хаоса, словно путеводная звезда, мелькал образ Светоносного.       Сердце Тамиэль сжалось. Она осознала, что было не так, чего ей не хватало. Она коснулась скулы, проводя по ней вверх, а затем с удивлением открыла глаза и посмотрела на влагу на пальцах.       Тамиэль опустила ноги на пол и встала в полный рост. Тыльной стороной ладони вытирая продолжавшие набегать слезы, она посмотрела на темноту в углу и тихо, но отчетливо произнесла:       – Элохим не плачут. Намару не опускают руки.       "Тамиэль!"       Она вздрогнула: голос Зариила слишком отличался от того, каким она привыкла его слышать. Впрочем, его не смутило ее легкое замешательство и полуминутная заминка с ответом.       "Да?"       К моменту своего ответа, она уже собирала волосы в хвост и надеялась, что никто и никогда не узнает об этом ее вечере слабости, когда впервые где-то на задворках сознания мелькало сожаление о сделанном выборе.       Потому что элохим не плачут.