«Герочка, приходи ко мне. Мне нужна небольшая помощь. Польша»
— Мне сейчас идти надо, давай я тебя провожу до дома, а завтра к тебе в гости приду… — Конечно. Не буду мешать имениннику, — ответила Франс с доброй улыбкой на лице. Улица, лишь два из пяти рабочих фонаря освещали пути к подъезду. Но и этого было достаточно, чтобы разглядеть сам дом. Всю ночь заполняли сознание Германии мысли о прошлом и голые бетонные стены.Братец, всё нормально?
Француженка уже собиралась уходить, чуть не забыв попрощаться. За неё это сделал немец, приостановив её и поцеловав в щёку. На её лице заиграл ярко-красный цвет от такого поцелуя. Губы Германа оставили на щеке столь приятные ощущения.Я… Я не знаю… Я неприятно себя чувствую…
После он отпустил Фра, а та, напоследок, ответила: — Ещё раз, с днём рождения, Герман. — С-спасибо… — слегка взволнованным голосом ответил тот. Гера медленно начал идти в другую сторону улицы, а француженка, немного постояв на пороге, провожая немца взглядом, зашла в дом. Мысли Геры сменялись с каждой секундой. Он старался не думать о работе, которая однозначно ждала после такого праздника, и, в то же время, думать о ней, о Франции. Её образ активистки, борющейся за мир во всём мире и любовь, остался в подсознании. Он был столь благодарен, что та спасла его от отца, который лишь причинял боль другим в своё удовольствие… садист в своей красе.Простите меня, за то, что мой отец натворил…
Тебе нечего извиняться, ты не виноват в его деяниях.
Образ француженки приманивал его в мыслях, Герман считал её надеждой на их светлое будущее, спасением от всех надругательств над ним, а самое главное — тот, кого он будет любить до конца своих дней. Пустые улицы темнеющего года придавали ему настрой тем, что Германия идёт куда-то, где его будет окружать что-то интересное. Но он даже не обращал внимание на другие незнакомые горящие огни из окон, а ведь тот часто ими любовался по дороге. Их же и не было в доме, где жил Польша. Девять часов вечера, довольно долго Герман шлялся. Зайдя в дом, он прошёлся по тёмной лестнице вверх. Ремонтом, как было видно, забыли заняться ещё с прошлой недели, хоть бы не месяца: некоторые деревянные крепления вылазили из стен, словно руки из преисподней; сломанные перила лестницы также остались незамеченными, не то что входные двери этого дома, к которым будто никто не притрагивался.Отец… Мне сказали, что… Весь этот геноцид… Устроил ты… З-зачем? Почему?
Выбрав правильную дверь на последнем этаже, тот зашёл в квартиру Польши. По непонятным причинам, её дверь была открыта первоначально. — Кхм, Поль? — решил немец спросить. На входе никого не было, только открытая дверь квартиры, — Польша, ты здесь? Это я — Герман! Ты меня звала? Ответа не было. Далее оказался чердак. Из него начали доноситься непонятные звуки, которые немецкая душа решилась проверить. Зашёл немец на чердак, ибо в самой квартире, как оказалось в ходе рыскания, пусто.А ты как думаешь кто? Кто-то другой мог поднять с колен нашу германскую семью?! Ибо я был единственным, кто мог это сделать, а не ты, жалкий трусливый демократ!
Чердак оказался не таким и пустым: полячка сидела над чем-то… Или кем-то… И от неё доносились звуки пережёвывания зубами с достаточно громким и неприличным чавканьем. Герман боялся помешать Польше, и тот, стоя за косяком двери, только решил идти обратно. Однако звук разлома доски решил иначе. Полячка обернулась и застыла на секунду. На её лице улыбка, которая пугала до жути, вместе с кровью на губах, на зубах, на лице и на руках. Прошла ещё секунда, и полячка мгновенно растворилась в воздухе. Сам немец моргнул, мотнул головой, словно хотел отогнать это видение, но так и не увидел её. На полу он смог увидеть то, чего за самой Польшей не мог разглядеть: труп его брата, ГДР.Слушайте, я, правда, не хочу навредить брату, но… Что мне тогда делать?
Тот был обглодан, череп пробит до мозга, куски плоти и лужи крови оставались на полу, от органов оставались только несъедобные части. Рядом с остатками тела лежала немецкая винтовка и пустые гильзы от неё. «О… Господи… Какого…» — подумал с шоком на лице Герман. Каждую секунду, смотря на подобную картину, ему становилось хуже. Не мог тот терпеть и даже слегка схватился за шею. — Ужин ещё не окончился, а ты уже уходишь.? — сказал из пустоты женский голос с маниакальной насмешкой в конце. Герман сразу побежал к винтовке, подобрал его, ведь думал, что оно было заряжено, но… — Я всё помню, Гера… Теперь моя очередь делить… С дрожащими руками тот обернулся и попытался узнать, откуда идёт устрашающий голос. Направлял ствол в разные стороны, надеясь найти её.Он сам всё поймёт, Гера, дай ему время и перестанет быть коммунистом
После немец обернулся, когда прямо на него с разбегом летела Фалангистская Польша. Тот хотел сделать выстрел, но от щелчка пустого ружья и от безысходности закричал.***
На последней секунде проснулся. В своей кровати, повседневной одежде, в которой был вчера. А самое главное — проснулся у себя дома. Винтовка брата висела на трофейной доске, что находилась над кроватью. — Просто… Кошмар… Наихудший… — говорил под нос себе, медленно делая вдох и выдох. Сразу после, зашла в комнату Польша в обычном бежевом свитере и прилежно чистым личиком. — Доброе утро, Гера… — та с малым испугом сказала, ибо его ненормальное дыхание сильно беспокоило полячку. — Ч-что-то, случилось, Германия.? — П-Поль?! Я… — тот на секунду взглянул на неё, после, покачал слегка головой, со вздохом ответил: — Не знаю… Кошмар приснился… А что ты делаешь здесь? Точнее… Как я тут оказался? — Ты заснул на прямо улице, на тротуаре передо мной с Францией… Мы тебя решили домой… — рассказала Польша, положив одну рукой на запястье немца. — Оу… Спасибо большое… — с раздумьем сказал немец. Сон был достаточно правдоподобным, чтобы не верить в её слова, но тот не стал так делать… — А тебе какой сон снился? Что-то очень страшное? — любопытно спросила Польша и присела на бок кровати, рядом с Германом. — Да так… Про прошлое… — то, что видел, не хотел рассказывать ей, мало ли не так подумает… — Ух… Не самая приятная вещь, что нам вспомнить, — и она помнила прошлое, но старалась не вспоминать. Ей приходилось смотреть, как мучился ГДР, дабы выплатить репарации, и помнить, как сама работала не покладая рук на СССР в качестве члена Варшавского договора, но после добавила: — Не переживай ты сильно об этом… Нам стоит жить настоящим и не сильно забивать голову такими моментами из жизни… Так и крыша поедет… — Да, пожалуй… Не стоит… — Что же… Ты явно поднял себе стресс с такой работой… Не стоит так утруждаться. Сейчас тебе лучше отдохнуть и посидеть дома, — заботливо успокаивала его полячка, словно матушка. — И не стоит переживать о ресторане, за тебя там прибирать пришли Франция, Испания и Италия. Этот день тебе стоит провести дома, никакой работы тебе не надо. — Но… — Герман хотел возразить, аргументировав, что ему нужно до сих пор получать деньги. Но он помнил, что у него были деньги прозапас, да и такой очаровательной мордашке Поли кто бы мог отказать. — Никаких «но»! — наказала та ему, после замерла на секунду, вышла и тут же зашла в комнату с подарочной коробкой. — Забыла тебя поздравить вчера, сильно занималась твоим подарком. Польша протянула юноше подарок. Немец снял ленту с праздничной коробки. Из неё достал… — Плюшевый мишка? — был тот шокирован и приятно удивлён, что такой аккуратный подарок был создан нежными и ловкими руками Польши. Наверное, это была достойная причина не успеть на праздник. Юноша улыбнулся, промурлыкав: — Спасибо… Я польщён, что ты не забыла обо мне… — Я очень рада, что тебе понравился мой подарок! Она обняла его со всей силы и вместе с ним повалилась на кровать. Как тот посмотрел поближе, её очаровательные зелёные глазки закрывались усталыми веками. — Что-то я тоже устала… Целую ночь доделывала подарок твой… М-можно у тебя прилечь? — спросила та с небольшим румянцем на лице. — Д-да… Конечно… — и он был не против, хотя также застеснялся отвечать, как она спрашивать его об этом… Прошло где-то 15 минут, а глаза обоих стали слипаться… — С днём рождения, Герман… — сказал Польша с улыбкой на лице и с сонным голосом. — Спасибо большое… — ответил Гера, — спасибо, за то что ты меня не оставишь в беде… — Никогда не оставлю… Никогда не брошу… Вскоре оба уснули… В голове Германа зачитывался его юным голосом текст из его старого дневника, который он где-то потерял на улице, перед стеной, которая разделяла его с братом.«Дорогой дневник, уже как второй день после нашего воссоединения с братом. США, Франция и Британия были рады тому, что мой брат освободился от трудового рабства СССР. Согласен с ними, ведь мы теперь стали единым целым. Нас теперь не окружает высокая толстая стена, которая всё это время строилась и прикрывала путь между нами. Я не знаю, считать ли мне себя ныне одиноким или нет, но мне не по себе. Всё изменилось, когда Рейх пал, я начал думать, как стать другом всех вокруг, а не как стать их врагом, даже боялся, что моё дружелюбие кто-то воспримет неправильно. В этот раз, я решил создавать что-то своё не ради войны, а ради мира. Мне до сих пор неприятно, что такое мог совершить мой отец… Но никто не идеален, и я надеюсь, что этого никогда не повторится… Свою репутацию на глазах некоторых я и так потерял по причине, что я сын того, кто совершил самые ужасные поступки человечества… Я искренне надеюсь вернуть её себе путём помощи другим странам и также надеюсь, что меня поддержат в этих начинаниях… Я не хочу, чтобы меня считали продолжателем жестокого кровопролитного режима, но мне страшно, что во мне кто-нибудь может его продолжить, даже не по моей воле… Следующие записи я собираюсь посвятить своим успехам в различных областях экономики и науки, которыми я буду занимать намного усерднее, чем прежде. Пусть всё изменится, и меня не будут мучать кошмары и другие события прошлого. Федеративная Республика Германия. Или просто Герман».