Поздно

~°•°~

      На электронном табло горело 23:21. Полночь приближалась, столь рьяно и быстротечно, в их часовой пояс. Следующие сутки уже почти отправились в долгожданный и увлекательный путь, заранее готовились вступить в свои законные владения.       Гриша сидел на кухне, периодически вглядываясь в окно, отчаянно пытаясь разглядеть то, что за ним происходило: редкие прохожие брели домой, на остановку или прямиком в близлежащие развлекательные заведения; податливые ветки невысоких деревьев изгибались под мощным напором ветра; металлический уличный фонарь неподвижно наблюдал, словно дневальный на посту или храбрый таинственный воин, который боролся с темными силами. Измайлов старался уловить каждую деталь, чтобы обрести полное представление, хотя понимал, что это не особо имело значение, поскольку все мысли занимал лишь один человек. Именно его и искал.       Без особого ритма, стучал пальцами по белому столу, точнее по широкой столешнице, на которой серые разводы создавали весьма впечатляющую иллюзию — неоднородный рисунок, невероятно похожий на мрамор. Также стоит упомянуть, что по стеклу — сверху вниз — скользили небольшие капельки. Они непроизвольно образовали чудный, впрочем, по-своему незатейливый узор. Казалось, что на улице плакала осень.       Парень ждал младшую сестру. Девчушке было всего 15 лет. Естественно, посчитал, что не следует бродить одной так поздно, тем более даже не предупредила, не поделилась заранее хотя бы мизерной частью информации: где и с кем собиралась провести этот вечер. А трубку не брала категорически, сколько бы ни звонил. Специально, чрезвычайно упрямо избегала, видимо.       Вдруг послышался приглушенный топот в подъезде. Сразу же безошибочно определил — по звуку и скорости — её манеру подниматься по лестнице. Соседи иначе ходят — тише, медлительнее. Затем последовал скрежет от вставленного ключа в замочную скважину. Несколько поворотов — и дверь радушно отворилась, не стала противиться.       Девочка прошла в коридор, повернулась, заперла за собой на засов. Тотчас разулась, сняла чёрную куртку и легкий алый шарф. Волосы чуть-чуть потемнели, намокли и блестели от дождя.       — Ника, подойди сюда, пожалуйста, — Гриша старался звучать спокойно, однако это не особо получалось, учитывая непростую ситуацию.       Она поняла, что голос исходил из кухни. Последовала в указанный отдел помещения, хоть и явно волновалась. Опустила голову, теребя нижний край водолазки, приготовилась получить нагоняй.       — Ты знаешь, что уже поздно. Помнишь, что я тебе говорил о времени?       — Да, ты очень много раз твердил, что опасно ходить в такой период. Но я уже не маленькая! Я могу за себя постоять, если что.       — Не маленькая... — фыркнув, брат с недовольством повторил её фразу, затем добавил: — Видимо, думаешь, что всесильная, что одна со всем сможешь без труда справиться...       — Я представляла то, как буду жить без тебя. И не раз!..       — А я нет! Ника, я не смогу без тебя. Как ты не можешь понять, что несу за тебя ответственность, что чрезвычайно беспокоюсь! Пытаюсь оградить тебя ото всего, что вижу каждый день на службе.       — Ты мне не отец!       — Это не значит, что я не смогу тебя выпороть за непослушание... — промолвив это, Гриша удивился сказанному, однако попытался разобраться в своих ощущениях. Внутри что-то изменилось. Впрочем, это отразилось и на физическом уровне.       Собеседница стояла напротив, своевременно уловила, как его взгляд незамедлительно стал резче, загорелся демонический огонёк. Даже само лицо произвело грандиозную метаморфозу, показалось каким-то чужим. Искаженным.       — Я же уже не ребёнок, — она стушевалась, представив, что он увидит её без нижнего белья.       — Я — твой законный опекун, тем более самый старший в семье. Мои слова ты много раз пропускала мимо ушей. Возможно, через пятую точку полегче и чётче воспринимается информация.       — Ты не посмеешь! — сестра испуганно округлила глаза и отрицательно покачала головой из стороны в сторону.       — Боюсь, не осталось иного выхода. Раз вежливые и ласковые предупреждения никак не подействовали прежде, то пора приступить к активным действиям, — сделав логичный вывод, брат приподнял воротник своей светлой хлопчатобумажной рубашки и развязал темно-синий галстук.       В воздухе повисло незримое напряжение, настолько мощно и отчётливо ощущалось, словно осталось всего несколько секунд перед ослепляющим разрядом молнии. Этот временной отрезок исчез слишком быстро. И настигло ослепление, только не глаз, а разума. Казалось, морок овладел окончательно.       Молодой мужчина приблизился, словно плотоядный хищник к добыче, и резко схватил за кисть. Не могла поверить, что всё-таки решился на такое действие, и вовсе не желала воображать, что может последовать дальше. Её это пугало неимоверно.       Невольная добыча брыкалась, не собиралась выражать покорность. Поскольку одна верхняя конечность оставалась свободной поначалу, то удалось дать пощёчину. Однако это не особо помогло. Нападающий оказался сильнее. Впоследствии изворотился так, что заломал обе руки ей за спину. Сдернув со своей шеи узкую полоску ткани, сумеречного оттенка, повязал её на запястья, туго стянул.       Затем повёл поближе к столу и наклонил вперёд. Угловатые плечи и небольшая грудь касались имитации мрамора, непроизвольно вбирая в себя его прохладу.       Парень резво стянул девичьи голубые джинсы и белые трусики. Достал коричневый кожаный ремень, средней ширины, из петель своих классических брюк. Пряжка высвободилась из плена с характерным звуком, словно звонко и одобрительно ликовала. Словно знала о том, что Гриша задумал.       Казалось, что его всё это заводило в эмоциональном плане, нехило возбуждало плоть. Практически ведь произошло воплощение извращенной интимной прелюдии, которая в любой миг могла обернуться чем-то гораздо более откровенным и эротическим, могла пересечь допустимую грань.       Он замахнулся, поначалу рассекая ремнём прозрачный воздух, а затем и обнажённую округлую попку. Девочка не сдержалась, вскрикнула. По телу пронеслась неугомонная дрожь, вточь током ударило из-за неосторожности. На бледной коже почти сразу же выступили розовато-красные полосы, что являлись ознаменованием проведенного наказания. Возможно, попозже обратятся в синяки.       Одной рукой наказывал, а другой — придерживал за талию, не позволял соскользнуть со столешницы. Она и не просила отпустить. Просто всхлипывала, однако это почему-то не вызвало сочувствия с его стороны. Совершил ещё пару раз садистский акт, только потом смог остановиться. Внезапно исчезла пелена ярости, прежде столь рьяно охватившая его сознание. Наступило прояснение. Демонический взгляд сменился растерянным. Лицо постепенно восстановило изначальные черты, больше не казалось чужим. В общем, вроде бы стал собой снова. Наконец-то. Ремень выпал из цепкой хватки, обречённо брякнул, ударившись о деревянный лакированный паркет.       — Ника, прости меня, пожалуйста...       Глава семейства приподнял её, отодвинул ото стола, тотчас развязал галстук, чтобы освободить, чтобы она не чувствовала себя пленницей. Попытался выпрямить девичью фигуру во весь рост, хотя понимал, что до сих пор ею овладевает скованность из-за произошедшего. Развернул, чтобы находились непосредственно лицом к лицу. Из покрасневших глаз лились слёзы. Он как-то нелепо, но нежно обхватил её щеку своей ладонью, попытался вытереть солёную воду.       — Прости меня! Я очень виноват перед тобой. Я не должен был так поступать. Прости, Ника, — он повторял это многократно, прерываясь на поцелуи.       Кажется, почти удалось унять её дрожь и исходящий из очей поток естественной жидкости. Опомнилась, осмотрелась. И чётче осознала то, что была полуобнажена, поэтому поспешила исправить сей постыдный факт — натянула трусики и джинсы, прикрыла нижнюю часть тела собственной одеждой.       — Это ты меня прости, — вдруг вырвалось из её уст. — Я же знаю, что веду себя иногда слишком необдуманно, сама нарываюсь. Но и ты должен что-то поменять в методе воспитания, наверное. Должен дать мне определенную свободу действия в некоторых ситуациях, не так ли?       — Верно, — старший согласился. — Но я не перестану заботиться о тебе. И постарайся предупреждать, если в следующий раз куда-то надолго отправишься. Я не стану приезжать и забирать тебя оттуда, если ты этого не хочешь. Просто мне будет спокойнее.       — Я знаю, что всё равно будешь заботиться. И в некоторые моменты это даже необходимо, — младшая ничего не стала отрицать, лишь неловко и смиренно улыбнулась.       Гриша почувствовал эмоциональное облегчение, хотя понимал, что не разобрались ещё до конца. Предстоит перекроить и довести до ума целый ворох схем. Потом, конечно. Ведь за одну ночь нельзя — и почти невозможно — сразу же все аспекты.       — Ты голодна? — столь внезапно он сменил тему.       — Да, — кратко ответила собеседница.       — Я тоже.       — Почему тогда не съел что-нибудь? — удивлённо вопросила Ника.       — Не мог без тебя, — честно признался собеседник.       — Я здесь. Теперь сможешь? — никак не могла уняться она.       — Конечно.       — Пойдём тогда... — девочка осеклась, вспомнив о том, что, вероятно, выглядит не совсем опрятно.       — Сначала умойся, причешись или прими душ. Не торопись, — Гриша предложил это, поскольку без труда смог догадаться, что ей некомфортно. Вполне закономерная «химическая» реакция. И он являлся главной причиной, главным катализатором, проявил инициативу при проведении «лабораторной работы» в домашних условиях, поэтому постарался проявить учтивость: — Буду ждать столько, сколько нужно. Ещё раз прости меня!       Вероника промолчала, лишь придвинулась поближе и заключила его в свои объятия, аккуратно положила голову на плечо. Он аж заморгал от неожиданности. Естественно, не оттолкнул, а проявил нежность, лояльность, которую и сам желал. Однако остались невыполненные дела, которые устали от отлагательств.       — Ладно, я на кухню... — оповестил брат о своём намерении, когда неловко высвободился из её обхвата.       Пока она приводила себя в порядок в ванной комнате, разогрел макароны с котлетами на сковороде и разложил по тарелками, сопроводив фарфоровыми чашками с ароматным чаем и ложками, вилками, выполненными из нержавеющих материалов.       Во время трапезы мало беседовали, просто хотелось побыть в тишине. В головах по-прежнему колесили мысли, однако предпочли сдержать их. Не всегда же надо выпускать наружу. Иногда просто надо насладиться моментом покоя и единения.       На часах уже вальяжно наступили новые сутки. И стало не слишком поздно, а слишком рано. ___