Судьба у него такая

— Риккардо... Он редко произносит его имя столь тихим, вкрадчивым голосом. Он редко произносит его имя едва ли не на выдохе, смотря куда-то в пол и уж точно не ему в глаза. Он редко произносит его имя в целом, что уж тут говорить. — Риккардо... — повторяет Чарли чуть громче, словно боясь, что его не услышали. Он нервно мнёт альбомную бумагу, будто забыв, что она ему, вообще-то, ещё нужна, так же нервно озирается по сторонам, казалось, в поисках чего-то. В поисках чего? Он и сам не знает. Наверное, Риккардо и ищет. В этой темноте ничерта не видно, этого в упор никто не замечает кроме самого Чарли. Но не похоже, чтобы это его как-либо волновало. — Риккардо, — вновь повторяет он, и это как-то до невозможности раздражает. Скажи уже то, что ты хочешь сказать, не оттягивай неизбежное и не приближай себя к смерти, пока ещё можешь. Просто скажи. — Как думаешь... — медленно, словно задумавшись, начинает Чарли, и от отсутствия осточертевшего имени на душе полегчало по-странному, словно именно оно было причиной всех страданий. — Как думаешь, что будет, если я умру?.. Риккардо глухо смеётся, запускает длинные пальцы в чёрно-белую шевелюру, которую, так или иначе, в темноте всё равно не видно, смотрит по-звериному боязливо на самого Чарли, и отчего-то с губ так и рвётся вопрос: "Хочешь узнать сам?" Но ему нельзя, он не убивает маленьких мальчиков, которые плачут ему по ночам в рубашку от накатившегося внезапно отчаяния. Ему нельзя, он не может, и эта фраза отчего-то болью отзывается в сердце, давая понять, что он ещё как может, просто не хочет. — Рикки?.. — испуганно шепчет Чарли, боясь, что его бросили, кинули посреди безжалостной темноты, сейчас тянущей свои загребущие лапы к нему, желая забрать подальше от всех старых проблем и при этом создавая новые, более серьёзные. Темнота для него далеко не друг, он просто не научился доверять ей, а сейчас менять что-то уже поздно. — Хочешь знать, что станет с тобой, если ты умрёшь? — хрипло проговаривает Риккардо, и голос его эхом разносится по пустому помещению, отскакивая от голых стен и разнося фразу по всей комнате для тех, кто не запомнил, кто невнимательно слушал. — Ты будешь чувствовать боль. Боль ни с чем не сравнимую, какой ты ранее не чувствовал, и знаешь почему? Потому что ты не умер ещё, твоё тело лежит где-то и кровью истекает, пока никому до тебя нет дела. Им оно не надо, у них дела более важные, важнее какого-то там перепачканного акрилом мальчишки, которого они не видели ни разу, - он шепчет ему на ухо, вызывает всё новые и новые мурашки по всему телу и даже не беспокоится о том, что Чарли совсем необязательно знать всё в подробностях. Лишним не будет, пригодится, повторяют они где-то у себя в голове, понимая, что ничего подобного, что ему это к чёрту не сдалось и что он забудет это уже через пару часов после их разговора. — Потом будет пустота. Знаешь, почему именно пустота? Ты умер, мертвецы не чувствуют, как бы ни пытались. Знаешь, почему не чувствуют? О них все забыли, они никому не нужны, а их сердца полны боли и одиночества, осознания собственной никчёмности. А ещё мертвецы психи. Они поддались отчаянию и, даже не имея чувств, всё равно искренне желают уничтожить всё то, что помешало их счастью. Глупые, не понимают, что в мир живых им путь навсегда закрыт и гнить им в одиночной камере где-нибудь в Преисподней. Почему в Преисподней? Сам знаешь, безгрешных не существует, не достойны люди такого удовольствия, как "отдых". Они обязаны страдать вечность, и я не преувеличиваю, понимаешь? Мёртвые умереть не могут, мёртвым одна лишь дорога открыта, и та ведёт напрямик к вечной жизни в мучениях. И тебя то же ждёт, не дёргайся так, не место тебе на пустых Небесах, на которых даже Создатель уже сгнил давно от одиночества. Не пугайся, вряд ли бессмертные могут баловаться смертью, это я так, образно. А Чарли слушал. Слушал, как завороженный, такой мягкий, вкрадчивый шепот, и запоминал. Запоминал всё, что ему говорили, даже если это очередной бред про никому не нужных грешников, которым никогда не поможет никто; даже если это просто дежурные фразы вроде "как ты себя чувствуешь после того, как я назвал тебя ничтожеством?", пусть ничтожеством его никто и не называл; даже если это вновь слова о том, что о нём просто забудут сразу после его смерти. Даже если всё это вызывало непрошеные слёзы, которые он даже стереть не хотел, всё равно уже на то, как он выглядит в глазах Риккардо. — Тебе пора, Чарли, — завершающая фраза прозвучала совсем уже тихо, но он расслышал, понял, что пора. И до этого понимал, но из головы совсем уже вылетел счёт времени, проведённого во тьме. — А ты... А ты будешь скучать по мне, если я умру, Риккардо? — внезапно шепчет Чарли, смотря прямо ему в глаза, не обращая внимания на какие-то там текущие по его же щекам отчего-то холодные слёзы. Ему всё равно, ему нужен лишь ответ, а слёзы подождут. Не до них совсем. — Безусловно, малыш, — добрая улыбка на какое-то время появляется на его лице, когда он видит точно такую же на чужом, находящемся прямо напротив. Чарли благодарно смотрит, стерев, наконец, слёзы хотя бы с глаз и выдыхает, опустив взгляд вниз. — Тогда я благодарен... — тихо шепчет он, и шепот этот подхватывает сама тьма, разносит по всем уголкам комнаты, давая понять, что Чарли сейчас действительно счастлив. Его не забудут, он кому-то нужен, и даже если сердце всё ещё недоверчиво стучит где-то в груди, его не волнует. Он просто счастлив, большего и не надо. — Тебе пора, — чуть тише повторяет Риккардо, медленно растягивая слова, не желая так скоро прощаться с таким уже родным мальчишкой, что сделал из самого себя холст с лучшей картиной, которая у него когда-либо была. Тогда он запоздало понимает, что ему дорога в Рай, и даже не знает, при чём здесь загробные миры. А чёрт его, на самом деле, знает. Чего только в голову не придёт в такие моменты. — Спокойной ночи, Чарли. Пусть тебе снятся хорошие сны, — шепчет Риккардо, когда тот закрывает глаза и проваливается в глубокий сон. Риккардо изо всех сил держится, пытается вбить себе в голову, что это лишь его работа, но ничего не может с этим поделать. Непрошеные слёзы всё равно накатываются на глаза, и ему даже не противно думать о своей слабости. Забыл, наверное. — Давным-давно... — он открывает первую попавшуюся под руку книгу со сказками, что так любил читать Чарли ещё в глубоком детстве. Риккардо читает одну из них ему же, пока тот поглощён вечным сном. Риккардо просто не хочет окончательно сойти с ума, даже не понимая, что давно уже стал безумцем. У него судьба такая, сходить с ума раз за разом. Работа у него такая, привязываться к человеку раз в вечность и терять его, как он сегодня потерял Чарли. Судьба у него такая.