В нашей истории порвано начало, но не сожжен конец.

      -Дамы и Господа! Добро Пожаловать на Семисотые Игры!       Голос ведущего разносится над полем, сужается в точку в пространстве и взрывается сверхновой, лишь достигая сознаний людей. На трибунах, размахивая руками, встав и галдя, сидят люди, болеющие, переживающие, ждущие шоу, требующие хлеба и зрелищ.       В центре стадиона-колизея, расположилась огромная площадка, на которой можно было увидеть несколько невысоких зданий, какие-то машины, небольшие сооружения, призванные для того, чтобы можно было за ними прятаться. И множество роботов сновали туда-сюда, записывая все вокруг и транслируя на гигантские экраны каждое движение команд, что выстроились с двух разных сторон с оружием наизготове.       -Кратко напоминаю правила игры!- радостно оповестил ведущий.- Две команды по пять человек выходят на поле. У каждой команды есть оружие, в котором одинаковое количество зарядов, чтобы все было честно. Мы же этого хотим? Да?!       Толпа взревела, и ведущий расхохотался громко и мерзко.       -На каждом игроке есть счетчик жизни, чтобы можно было подсчитывать попадания в них,- продолжил мужчина.- Основная цель- перебить врагов. Та команда, в которой останется хотя бы один игрок- победит.       Ведущий помолчал, выждал, пока толпа перестанет бесновать, а затем продолжил:       -В прошлом году эта команда не участвовала, потому как выбыла на целых три года из-за ранения своего командира. Но, вот они! Вышли в полуфинал! Остался один бой до финала! Один бой, и они будут на шаг ближе к свободе! На шаг ближе к Олимпу!       -Ну вот как будто бы за семьсот лет ежегодной игры никто не успел выучить правила,- Хайн Вольф закатил глаза и удобнее устроился в своем кресле, внимательным взглядом осматривая место проведения игры и, по старой привычке, выискивая лучше места для хорошего обзора. Рядом с ним сидящий Клаус Ягер, капитан победившей три года назад команды, лишь закатил на это разноцветные глаза и улыбнулся, ощущая с неприязнью, как натягиваются шрамы на лице.       -Это чтобы разрядить атмосферу, ты же знаешь,- покачал он головой, а находящийся неподалеку Тилике лишь вздохнул и кивнул, соглашаясь с командиром. К сожалению, как победителям этой игры, они обязаны были присутствовать на каждом бое, в том числе и как судьи, хотя бы потому, что знали все изнанки и обязаны были о них молчать.       -Плюс ко всему, мы просто посидим, посмотрим, скажем свое мнение и уйдем,- продолжил он.- А на финал уже вы можете не идти, они только меня требуют.       -Ну вот и прекрасно,- вздохнул Вольф и откинул голову на сидушку, прикрывая глаза.- Скажи, когда это все кончится, я даже смотреть на все это не хочу.       Клаус улыбнулся и хотел было что-то ответить, но замер, во все глаза смотря на экран, на котором во весь рост был большим планом изображен молодой мужчина. И все бы хорошо, но его лицо было немцу хорошо знакомо. Столь хорошо, что этот образ, этот волевой взгляд, эти сине-серые гетерохромные глаза отпечатались в сознании и не отпускали до сего дня.       -Ты…- сорвалось с губ.       -Капитан нашей прекрасной команды- Николай Ивушкин!       -Не может быть,- перед глазами пролетели все те минуты отчаяния и ужаса, слова ведущего в голове, пламя вокруг, разрушения, отчаянный взгляд разноцветных глаз, таких же, родных, уже любимых, крики своей команды на фоне, гул зрителей вокруг. И боль в сердце, взрывающуюся бомбами где-то за ребрами одновременно с выстрелом.       «Прости! Я должен был!»       Капитан русской команды держится спокойно, немного раздраженно, зло. Как разъяренный хищник, готовый порвать за победу, за выживание своих людей, за возможность мирной и спокойной жизни для себя и команды. И Клаус ни секунды не сомневается, кто будет держать оливковую ветвь сегодня. А потому он прикрывает глаза, уже свои: серый, прозрачный, синий, лазурный- и тихо надеется, что этот живучий русский просто не будет бросаться под пули очертя голову. Что, возможно, они встретятся. И Николай найдет в себе силы простить его за тот случай. Лишь бы все получилось. ***       -Значит так, инструктаж такой,- начал говорить Николай, как только приветствие закончилось, и командам дали несколько минут на подготовку.- У каждого в шлеме есть карта? Отлично. Аня,- он повернулся к девушке, поправляющей шлем.- Ты занимаешь позицию максимально высоко и отстреливаешь этих гадов. Волчок, ты- вперед всех, разведываешь, докладываешь. Серафим, отвлекаешь их на себя. Степан, ты вместе со мной- основной убивающий момент. Все все поняли?       Команда закивала, а затем быстро проверила экипировку, оружие, и приготовилась занимать позиции.       -Командир, уверены, что все получится?- тихо спросил Волчок, когда команда разбежалась в разные стороны, как только услышала сигнальным крик сирены.       -А то,- засмеялся Николай, стараясь всем своим видом показать, что все под контролем. По его мальчишеской улыбке, хитрому и весёлому прищуру глаз было совершенно не понятно, что в данный момент он кричать хочет от страха и неопределённости, что он нисколько не уверен в том, что все получится, что он готов выть от того, как сильно боится подвести команду, что, что бы ни произошло, это будет лишь его, и только его виной.       Волчок кивает и убегает вперёд, как и было велено, а Николай смотрит ему вслед, пытаясь продолжать держать на губах улыбку, краем глаза наблюдая за Дроном, что кружит вокруг него, но пытается не отвлекать. Все-таки на этом чертовом поле невозможно скрыть ничего. Ни эмоций, ни переживаний, ни страха. Перед лицом снова проносится сражение трехлетней давности, и сердце сдавливает от боли и разочарования.       Три года он ждал. Ждал и ненавидел себя за свои ошибки. Ненавидел себя, судьбу, и свою чёртову душу, которая, со слезами на таких же глазах спустила курок. Спустила курок и выиграла. В этой чёртовой лотереи жизни и смерти.       И этот дьявольский взгляд все ещё жжёт, все ещё болит где-то в душе, все ещё душно и мокро от чужих слез где-то за грудиной, все ещё хочется кричать, орать, выть от боли и несправедливости. Желание порвать грудную клетку, выпотрошить душу и швырнуть в ноги тому, другому, сумевшему-таки спустить курок, оказавшемуся сильнее, злее, целеустремленнее, выворачивает наизнанку и выжигает.       И вот снова звенит над площадкой сигнал, и Николай срывается с места, летит вперёд, готовый вырывать победу зубами, рвать на части врагов, лишь бы выиграть. А там, возможно, можно будет снова посмотреть в эти бесстыжие глаза. Синий и серый. Чертовы небеса собрались в радужках. Синие-синие, летние, такие светлые и яркие. И серые, почти прозрачные, белые, осенние, холодные, мрачные. ***       Серо-синие глаза с ужасом наблюдали за происходящим, следили за тем, как летают лазерные заряды над площадкой, не способные убить, но решающие чужие судьбы. Клаус вцепился в подлокотники, пытаясь не вскочить с места от напряжения. По спине пауками ползали мурашки от страха и нервов. На загривке шевелились волосы, а спина была неестественно прямой, выправленной, такой, как учили ее держать.       Он уже смирился, уже принял то, что повинен в смерти своей чёртовой родственной души, что ему жить с этим грузом до конца собственной жизни, что победа далась слишком высокой ценой, что оно того не стоило совершено. А сейчас...       Судьба не умеет давать таких шансов. Судьба обычно насмехается и уничтожает. Судьба измывается и изгаляется как может.       Так почему же она дала такой шанс? Где же скрывается подвох? Что ещё должно произойти, чтобы судьба, наконец, успокоилась?       А на поле разворачивался бой. Пламя объяло одно из зданий. Лазерные заряды летали во все стороны, броня игроков пищала на каждое попадание, а полоски жизни на табло для многих стремились к нулю.       Аня, залёгшая на одной из крыш, была отброшена разорвавшимся снарядом в центр крыши, и теперь лежала без сознания, но ее здоровье ещё было на половине, что не могло не радовать. Волчок оказался окружён, укрылся за одной из полуразрушенных стен и пытался отстреливаться. На его счету уже висел один «убитый», и он явно мечтал о том, что сумеет унести вместе с собой ещё хотя бы одного врага. Серафим выбыл из игры и теперь наблюдал за игрой так же, как и все, сидя вне поля и молясь, чтобы у остальных все получилось. Степан в этот момент пытался одновременно перезарядить автомат и добежать до места дислокации Волчка, чтобы помочь товарищу, но стены пламени и рушащиеся здания не позволяли ему так просто осуществить задуманное, а потому время просто утекало сквозь пальцы.       Николай в этот момент пытался вычислить вражеского снайпера, которого сумела ранить, но не убить Анна, и добраться до крыши с бессознательной девушкой. Намётанным, выученным взглядом цветных глаз, от следил за всеми зданиями на немаленькой территории, всеми силами стараясь не упустить ни малейшего движения, что могло бы выдать врага.       Дом, на крыше которого и лежала Аня, уже начал тоже рушиться, но игра бы не позволила игрокам просто так умереть, а потому сам каркас здания и крыша были все ещё целыми. Но вот зато изнутри все было в руинах. Железные штыри торчали тут и там, арматуры тянулись свои искореженными руками ввысь, а рассыпавшиеся, рухнувшие, покалеченные тела полов и частей стен скалами возвышались, загораживая мир и свет.       Ивушкин выругался сквозь зубы и нашарил глазами лестницу, от которой тоже остался лишь металлический каркас, да и у того некоторые ступеньки тоже отсутствовали. Тяжело вздохнув, Коля закинул винтовку себе за спину и полез через камни к лестнице, ощущая, как начинает болеть повреждённая три года назад нога, что вечным напоминанием связала его с его же судьбой.       Первые два этажа удалось преодолеть довольно быстро, лестница натужно скрипела, но держалась, а вот третий, финальный этаж, с самого начала казался немного не преодолимым: первые несколько ступенек просто отсутствовали, а остальные не внушались доверия, потому как были сильно погнуты и держались только с одной стороны. Того и гляди эти железки просто выйдут из стен и ухнут вниз, унося вслед за собой и игрока.       Разбежавшись, Николай перепрыгнул пропасть, и с силой приложился повреждённым коленом о следующую ступеньку. Перед глазами потемнело от боли, и заплясали цветные круги. Мир сузился до крошечной точки, наполненной лишь болью. Изо рта вырвался задушенный хрип, а пальцы сжались на железных штырях, протыкающих кожу.       «Нужно быть осторожнее!»       Полоска жизни дрогнула, но осталась полной, не сдвинувшись ни на процент.       Клаус чуть было не подскочил с места, но его буквально удержал с силой на месте Вольф. Хайн бросил взгляд на друга, затем на капитана русской команды, а затем его, на удивление не разные глаза, расширились от удивления и понимания.       -Не смей задавать вопросы,- бросил ему Ягер и вновь уставился на экран, пытаясь не показывать того, как сильно он нервничает и переживает. Эта игра стала неожиданно слишком личной, слишком близкой, слишком важной. И Вольф это видел.       Николай тем временем сжал зубы и поднялся, подтягиваясь вперёд и преодолевая ещё один пролёт. Момент, и вот уже выход на крышу. Секунда, и он уже рядом с лежащей Аней. Винтовка так и осталась лежать рядом с девушкой, по счастью, не упав во время взрыва с крыши, видимо, Ярцева до последнего не отпускала ее.       Подхватив оружие, Ивушкин внимательным взглядом осмотрел площадку и упал рядом с краем крыши, направляя дуло на одного из врагов, что уже почти прицелился, чтобы «пристрелить» Волчка. Миг, два выстрела звучат одновременно. На табло одновременно до нуля доходят две полоски жизни. Вражеский игрок удивлённо стягивает шлем, линзы которого замигали красным светом, и поражено смотрит на своих. Он тоже проиграл. Волчок кидает на него недовольный, злой, но до краев саркастичный взгляд и тоже уходит с поля.       «Какая ирония!»       Николай выругался и прицельным выстрелом снял ещё одного противника, ощущая, как в груди тлеет пламя ненависти к врагам. Двое его друзей выбыли, а осталось ещё трое врагов. На поле, по хорошему, один на один с ними остался Степан, а Анна, пускай и не проиграла, но была не в состоянии помочь.        Двое на двое. Честно, но очень мерзко.       -Давай,- прошептал Клаус, ощущая, как беспокойство затапливает сознание.- Ты сможешь. Только попробуй проиграть.       Завидев одного из врагов неподалёку, Степан спрятался за укрытием, замечая, что его не успели увидеть, и быстро стал подкрадываться, надеясь, что, если вдруг что, Николай сможет помочь.       Коля же, максимально пригнувшись к земле, разглядывал окна и крыши соседних домов, пытаясь сделать все, чтобы снять чужого снайпера как можно скорее. Мимо уха просвистел лазерный залп. Напрягшись, Николай повернулся в сторону выстрела и, наконец, увидел.       -Теперь-то ты от меня никуда не денешься,- с ухмылкой прошипел он и залёг ниже. Это было так просто. Соседнее здание, окно почти напротив. У него с собой две гранаты, которыми можно обезвредить противника. И лишь один шанс. Либо он сумеет докинуть, либо не сумеет.       Подняв голову на сантиметр, чтобы посмотреть, Николай снова быстро пригнулся, чтобы в него не попал следующий залп. Снайпер явно не собирался давать ему ни шанса.       Благо, край крыши был с небольшим порогом, за которым не было видно мужчины. И Николай воспользовался этим, зная, что шансов больше не будет. Откатившись немного в сторону, Коля резко встал, размахнулся и кинул гранату.       В окне соседнего дома на миг можно было увидеть вытянутую нижнюю часть лица противника, а потом граната залетела в окно. Секунда, и прогремел взрыв.       «Вот это меткость!»       Закричав от восторга и радости, Николай вскочил на ноги, и бросил взгляд на табло с жизнью, подмечая, что у врага полоска жизни уменьшилась почти до нуля. Оставив винтовку Ане, командир направился добивать противника , думая, что все получилось лишь благодаря удаче. Потому что так ещё должно было повести.       Толпа болельщиков взревела одновременно с Николаем, а потому радостный крик Клауса потонул в общем гаме. Даже Тилике улыбнулся и в его разноцветных глазах блеснуло что-то похожее на сентиментальную волну воспоминаний.       Степан в этот момент зашёл за спину врага, медленно подкрался, и, не особо задумываясь, выстрелил в голову.       -Хэдшот, тварь,- выплюнул он, наблюдая, как соперник стянул мигающий красным шлем и с ненавистью уставился на Василенка разноцветными глазами. Степан фыркнул и махнул ему рукой, мол, прости.       Обратная дорога для Николая оказалась намного легче. Окрылённый победой, он почти что долетел до соседнего здания и поднялся на нужный этаж. Поднялся, и застыл. Комната, в которой он оказался, была полуразрушенной, но пустой. Ощущая, как по позвоночнику ползут мурашки от напряжения, Николай медленно подошёл ближе к окну и заглянул за одну из стен в соседнюю комнату. За спиной щелкнул затвор.       Медленно обернувшись, Коля столкнулся нос к носу с вражеским игроком. Избитым, покрытым пылью и каменной крошкой, с рассеченной губой и, это уж точно, с множеством синяков по всему телу, благо, под броней этого видно не было.       -Твою мать,- выдохнул Николай.       -Твою мать,- прошептал Клаус и вцепился в подлокотники, ощущая, как от напряжения сводит скулы. Вольф прикусил костяшки пальцев и во все глаза смотрел на экран, на который одновременно два Дрона транслировали происходящее.       «Неужели конец?!»- надрывается ведущий.       -Прощай, тварь,- шипит враг, а затем его шлем загорается красным. Николай испуганно отступает на шаг назад и смотрит на развернувшееся перед глазами действо. Вражеский игрок удивлённо стягивает шлем с головы и смотрит на него с таким шоком и непонимание, будто бы впервые видит. А затем оба мужчины одновременно смотрят в окна на здание напротив, где на крыше, держась одной рукой за голову, а второй все ещё придерживая винтовку, сидит Аня и морщится.       На миг повисает тишина над полем, трибунами, стадионом. А затем толпа взрывается криками, воплями, визгами. Все вскакивают со своих мест, радуются за команду, кто-то наоборот возмущается. Гвалт нарастает и множится, и только Николай молчит, наблюдая за тем, как на табло высвечивается победа его команды и подведение итогов.       Молчит и Клаус. Вольф, вскочивший с места с радостным криком, смотрит на него обескураженно, но ничего не говорит. А впереди всех ждёт самое сложное. Финал.       -Вот это игра!- кричит ведущий, и толпа вновь взрывается шумом.- Поздравляем команду наших русских с победой!       -Я белорус,- закатил на это глаза Василенок, но никто не обратил на это должного внимания.       -Как сражались наши игроки! А как держался командир! Поразительная слаженность! Три года простоя не прошло даром для них, и пускай Команда несколько поменялась с того времени, кажется, сейчас у них есть все шансы на победу! Ну а мы с вами пока прощаемся! Встретимся на финальной игре, на которой и станет ясна судьба двух вышедших в финал команд! Ну а с вами был Айзек Маккартни, надеюсь увидеть вас всех снова!       Игроки уходят с поля, Николай на ватных ногах доходит до выхода и сразу попадает в объятия команды, Аня вопит от восторга, но не так громко, как на предыдущих играх, видимо, травма сказывается, а Степан почти ничего ему не говорит, только укоризненно смотрит, намекая на то, что Коля в очередной раз поступил безрассудно.       Клаус поднимается с места и даёт отмашку друзьям, чтобы они уходили без него. Ему жизненно важно попасть в блок к игрокам. Ему жизненно важно проверить, все ли с Николаем нормально. Ему жизненно важно удостовериться, что это именно он. Что это тот самый Ивушкин. С теми самыми глазами, с тем самым взглядом, столь потухшим из-за осознания всех тех ужасов и безысходности, что по рукам и ногам их связали. ***       Почти бегом добравшись до уровня, на котором располагался медпункт для игроков, Клаус сунул под нос охраннику пропуск, пояснив, что как бывший игрок имеет право на посещение этих комнат. Охранник вздохнул, но пропустил его. Договориться о встрече с Николаем не составило особых проблем, потому как общение победителей и играющих только приветствовалось, считалось, что так они смогут поделиться тактикой и опытом.       Когда Клаус вошёл в одну из палат в медпункте, где на одной из кушеток сидел Николай, окружённый разными голограммами и роботами, он замер, рассматривая мужчину. За три года Ивушкин почти нисколько не изменился, только взгляд разномастных глаз стал жёстче, что особенно ярко ощутилось, когда русский перевёл на него взгляд.       -Включить переводчик,- тихо приказал Ягер, и оба мужчины поморщились от тихого шипения в ушах от включившийся гарнитуры.- Привет.       -Ну привет,- прищурившись, ответил Николай и скрестил руки на груди.- Что тебе надо?       -Я пришёл поговорить и сказать, что это было невероятно,- улыбнулся Клаус, ощущая, как все сильнее и сильнее густеет напряжение между ними.       -Ты сказал, мы, считай, поговорили,- Николай хмыкнул.- А теперь можешь идти, если это все.       -Это не все,- оборвал его Ягер, ощущая, как в груди зарождается раздражение.- Я хотел ещё поговорить об этом всем,- он неясно махнул рукой на Николая, на его глаза, но Коля уловил мысль и помрачнел ещё больше.       -Нечего обсуждать,- выплюнул он.- Ты выстрелил. Я больше не вижу смысла об этом говорить.       -Ты прекрасно знаешь, что я должен был!- не удержался Клаус, а Коля вскочил с кушетки и подошёл ближе, останавливаясь напротив. Абсолютно одинаковые глаза столкнулись взглядами, и воздух загустел между ними, заряды замелькали тут и там. И разве что молнии не засверкали.       -И ты сделал то, что посчитал нужным,- тихо, но с какой-то застаревшей злостью ответил ему Ивушкин.- Так если ты так правильно поступил, то чего ты сейчас хочешь?       -Я не хотел стрелять в свою родственную душу,- так же тихо проговорил Клаус, ощущая, как на сердце становится тяжело от этого взгляда.- Я был уверен, что ты мертв. Я три года думал, что из-за меня ты умер. Ты знаешь, что вообще такое чувство вины за смерть соулмейта?!       -Нет!- крикнул Коля и шагнул ещё ближе, оказываясь в нескольких десятках сантиметров от мужчины.- Потому что я прошёл через ад из-за тебя! Ты не знаешь, что я пережил и не узнаешь! Да лучше бы у меня вообще не было родственной души, чем такая вот!       Клаус отшатнулся как от удара. Шрамы на лице чуть сильнее натянулись из-за поджатых губ, а брови сами собой сошлись на переносице.       Коля с грустью, болью и тонной злости мазнул взглядом по его лицу, по глазам, на которые смотрел столько лет своей жизни в зеркале, и направился к выходу из отсека. Уже у дверей его нагнал голос Клауса, не пытавшегося его остановить.       -Если бы пистолет был у тебя в тот момент, ты бы выстрелил?       Коля обернулся, с секунды смотрел ему в глаза нечитаемым взглядом, а затем ответил максимально равнодушно:       -Сейчас я бы убил тебя без особых раздумий.       -А тогда?       Ивушкин возвёл глаза к небу, чему-то своему мягко улыбнулся, вновь посмотрел на немца непонятным взглядом, а затем, не говоря ни слова, вышел, оставив того, кто сумел победить три года назад, одного, разбитого и проигравшего, с абсолютно пустым взглядом серо-синих глаз.