Breaking soul

— Катись к черту, Олег. Ты напился. — Пытается звучать уверенно, но сам же понимает, что получается отстойно. Во всем этом душном клубе, с его неоновым светом и парами алкоголя, что витают в воздухе, всё, что чувствует Савва — цепкие чужие, но такие родные руки на плечах и неприятно горячее дыхание, скользящее по оголённой коже шеи. Гончаров дрожит, но не отстраняется.  — Ох уж нет, малыш. — Куда-то в шею шепчет Бынзарь, прикусывая тонкую бледную кожу намеренно до крови. И чуть ли не шипит на ухо, убрав прядь волос. — Мы уйдем вместе или не уйдем вообще.       Его голос звучит твёрдо, и Савва цепенеет. Полное отсутствие хоть какой-нибудь защищенности. Атмосфера клуба лишь нагнетает. Все вокруг или не видят их, или предпочитают не замечать. Странно. Настойчивые руки соскальзывают на его талию, и Гончаров не может сопротивляться — из-за этой гребаной любви Савва позволяет ему все. Да, он любит этого мерзкого абьюзивного Бынзаря и не может ничего с этим поделать. Бросить его, как говорит Сеня, пытаясь вбить в одурманенную любовью голову, что подобные отношения недопустимы, невозможны. А Савва и слышать не желает. Он любит его.       Гитарист теряется во времени и пространстве, и даже не понимает, когда они уходят из клуба и уж тем более, как именно. Как мантру он повторяет про себя, что любит этого человека, когда за Олегом захлопывается дверь их квартиры. Барабанщик улыбается недобро, и в темноте его привычно светло-карие глаза почему-то кажутся чёрными. Впивается в губы настойчиво, резко. Савва чувствует неприятный привкус алкоголя, и его подташнивает, но на поцелуй он отвечает. Их ритмы разные, и ни один не желает подстраиваться под другого. Когда Олег прижимает парня к стене, тот даже не пытается отстраниться. Всё равно бесполезно        Олег пьян в стельку — иначе никак, это ведь вечеринка в честь выхода их второго альбома. Они все должны быть пьяны, но Савва опять не смог заставить себя напиться, хотя, возможно, сейчас бы ему было легче. Бынзарь прижимает юношу к стене сильнее, оставляя синяки на плечах. Гончаров лишь отворачивается, стараясь не смотреть барабанщику в глаза. Воплощение святой невинности, выглядящий в лучшем случае лет на семнадцать, Савва Гончаров. Безнадежно поддавшийся чарам такого милого на первый взгляд парня, с лучезарной улыбкой и тихим голосом. Олег. Это имя заставляет сердце сжиматься от страха и любви. В том, что Савва к нему неравнодушен, сомневаться не приходится. Он любит его, самонадеянной и по-детски наивной любовью. Но нужен ли он Бынзарю? Вопрос риторический.       Спальня слишком неуютная. Идеальные белые простыни, абсолютный порядок — такое бывает лишь в отелях — и в квартирах, хозяева которых редко возвращаются домой. Но, впрочем-то, они здесь как раз для того, чтобы ураганом ворваться и разметать все. Что они и делают.       Когда Савва падает на кровать, Олег быстрыми движениями избавляется от его рубашки, стягивает с себя футболку и оставляет на теле своей игрушки далеко не поцелуи. Грубые, местами кровоточащие засосы тонкой дорожкой покрывают его торс. Эти кровоподтёки заживут нескоро.       Одежда сейчас мешает слишком сильно, непозволительно, поэтому от брюк оба избавляются как можно скорее. Обстановка накаляется, дыхание перехватывает. Барабанщик нашаривает где-то под кроватью лубрикант, выдавливает на пальцы немного смазки, растирает и резко входит. Гончаров дергается, прикусывая губу и стараясь не издавать лишних звуков. Если издаст, будет больнее. А как бы он хотел, чтобы человек, которого он любит, был нежен с ним, не причинял столько боли.  Их секс опять слишком грубый. Савва чувствует, как с каждым толчком бёдр Олега, внутри него самого что-то разбивается. Он хочет нежности и любви, а не чтобы его ебали, как игрушку из дешёвого сексшопа. В Бынзаре нет страсти, лишь желание унизить, сделать больно и подчинить своей воли, полностью уничтожив.          Но всё, рано или поздно заканчивается. Получив желаемую разрядку, Олег откатился в сторону, тяжело дыша. Чувствуя внутри звенящую, очень болзненную пустоту, Гончаров отвернулся, сжимаясь в комок и закрывая глаза. Страшно, больно и стыдно. В прочем, как всегда. Кровать тихо скрипнула, и гитарист сквозь полузакрытые веки увидел лишь размытый силуэт барабанщика. Он уходит. Не то чтобы это было чем-то неожиданным. Гончаров пытается уснуть, но не может. Он много чего не может, если так посмотреть. Не может понять, не может забыть, не может не любить. Он ворошит рукой одеяло, накрывает себя им и шепчет, перед тем как провалиться в сон.       — Я люблю тебя.       Но ответом ему служит хлопок двери, удаляющиеся шаги и тишина, наступившая следом. В кровати холодно. В спальню проникают первые, янтарем поблескивающие, лучи солнца. На часах 7:08.