Правда.

      Каждый новый день я встречаю с тобой. Ты желаешь мне доброго утра, говоришь тёплые слова любви, и я вновь чувствую аромат кофе, который ты для себя приготовила. Я готовлю нам завтрак, от которого ты так любезно отказываешься, потому что замечаешь в омлете помидоры. Потом ты целуешь меня перед уходом, и всё что я могу сделать, это почувствовать холод, в твоих всегда серых глазах.       Ты уходишь, и я могу со спокойствием снять свои очки. По щекам текут слёзы, горькие слёзы, которые я скрываю от тебя всю неделю. В последнее время я стал верить в то, что скажи я правду, всё наконец станет хорошо. Но ведь это не так.       Я тихими шагами иду в нашу спальню, и пристально вглядываюсь в своё отражение. Красный, кажущийся мне неестественным, цвет глаз тут же сменился на оранжевый. Всё тот же порядок, всё тот же спектр, который я вижу с 15 лет. Однако родился я вовсе не в том городе, в котором хотелось бы жить, с такой особенностью. Москва, город возможностей. Только если цвет твоих глаз всегда серый, иногда светлее — иногда темнее, но серый. Таких как я тут не принимают, и мама прекрасно успела вбить мне это в голову.       Я пытался стать нормальным, такие как все остальные. Купил себе солнцезащитные очки в магазине, и говорил что у меня очень чувствительные глаза. Стал встречаться с Лизой, после чего меня назвали «Настоящим мужчиной, не то что эти…». Но от своей «чересчур тесной» дружбы с Никитой, я не отказался.       Стоило только вспомнить о нём, как мне пришло уведомление. Он звал меня к себе на работу, составить компанию. Никита часто так делал, валяясь на какой-нибудь из кроватей, которые они продавали, а потом рассказывал какой же у них ужасный директор, и что ему снова понизили зарплату. — Понятия не имею, чем же я ему так досадил! — восклицал он, кидая дротики в доску дартс, с фотографией главного директора.       Я с радостью стал одеваться, надеясь что успею попасть к нему до появления пробок. Перед тем как выйти, ещё раз проверил тёмные ли очки, и не сломались ли они.       Спустя 20 минут я уже был у входа магазина «Ikea». Магазин закрылся 10 минут назад, но у чёрного входа меня встречает мой друг, радостно размахивая руками. — Саша, милый, я уж думал ты не приедешь! — говорит он, пропуская меня вперёд.       Обходя разные отделы и здороваясь с охранниками, мы успели обсудить очень много разных тем. Он стал рассказывать что сегодня одна скандальная персона не захотела платить за фрикадельки, а потом и вовсе разбила несколько тарелок. Порой он смеялся над какой-нибудь моей шуткой, и я старался уловить этот чудесный момент.       Я хотел бы чтобы этот голос будил меня по утрам, нежно проговаривая что я опаздываю на работу, но всё равно не заставлял бы меня вставать. Я хотел бы держать его за руку, прогуливаясь по улицам Москвы вечерами. Однако моим мечтам суждено было разбиться о преследующий меня серый оттенок его прекрасных, светящихся глаз.       Мы ещё немного побродили среди мебели, смеясь над странными названиями товаров, прежде чем Никита не привёл меня в отдел с обеденными столами. Моё внимание тут же привлёк небольшой стол, красиво украшенный свечами и белой розой, стоящей в тонкой вазе. Там же стояли тарелки, переполненные фрикадельками, и бокалы с вином. Я удивлённо посмотрел на Никиту, который с нетерпение подзывал меня к столу. Сев напротив друга, я вновь с удивлением уставился на всё это. Что это вообще должно значить? — Рад приветствовать вас, о милейший Александр, — медленно произнёс он, деловито разрезая фрикадельку. — Хорошо что вы решили составить мне компанию, в столь радостный вечер. — Никитос, по-моему ты сходишь с ума, — ответил я. — Эх, всю атмосферу испортил! А я ведь хотел отметить, как в старые добрые!       Он тут же поменялся в лице, словно случилось что-то настолько неожиданное и грустное, что заставило его горевать столь сильно. — На самом деле… — Никита сглотнул, — я хотел с тобой серьёзно поговорить.       В этот момент я испугался не на шутку. Друг выглядел каким-то напряженным, и всё это время с грустью поглядывал мне прямо в глаза, а точнее мне в очки. Неужели он догадался? Вдруг он заметил один из тех ярких цветов? — Мне очень тяжело об этом говорить, но я уезжаю в Америку.       Я поперхнулся, со страхом поняв что он только что сказал. Мой лучший друг, ложка мёда в бочке дёгтя, собирается уезжать. — Но почему? Как же Наташа? А родители? Работа? — Спросил я. — На самом деле, с Наташей я вовсе не встречаюсь, — выдал он, запинаясь. — Это моя старая подруга, которая согласилась мне помочь. Родители сами подтолкнули меня на эту идею, а дядя предложил работу в своей фирме.       В голове крутилось столько мыслей одновременно, и в то же время ни одной. Я просто не мог в это поверить. Всё хотелось спросить: «А как же я?». Но не решился… — Поэтому перед тем как уехать, я решил устроить прощальный ужин. А ещё хотел сказать правду. Заранее скажу, если ты возненавидишь меня после этого, я тебя пойму.       Я не понимал что он имеет ввиду, пока друг не снял линзы. Его взгляд тут же устремился вниз, и стал ещё печальнее, чем был до этого. А я не мог оторваться от того что видел. Его глаза, в которых я всегда видел серый, сейчас переливались почти всеми цветами радуги. — Не могу поверить… — Прости меня Саш… Я давно должен был сказать, но не решался. Годы дружбы с тобой были лучшими в моей жизни, и я буду вспоминать о тебе каждый день.       Он медленно встал, уходя всё дальше, пока я наконец не додумался побежать за ним. Догнав Никиту, я крепко обнял его, а вскоре почувствовал как трясётся его тело, услышал тихие всхлипы. — Никита, взгляни на меня пожалуйста.       Всё так же медленно, он поднял голову, выполнив мою просьбу. Я снял очки, откинув их в сторону. Он замер, мгновенно перестав плакать. — Я такой же как и ты, — тихо прошептал я.       Он продолжал смотреть мне в глаза, словно не веря тому что видит. Но потом на лице его появилась улыбка. — А вот и не правда, — ухмыляясь сказал он. — Ты не такой решительный.       За секунду наши лица стали слишком близки друг к другу, после чего он нежно меня поцеловал. — Поездка в Америку откладывается? — Нет, — ответил он, но не дав успеть мне расстроится, продолжил. — Ты поедешь со мной.

***

Стоит ли говорить, что с того дня моя жизнь полностью изменилась?