Потерянная надежда

Орочимару смотрит на милую девочку Наруто. На наивную малышку, верящую, что все проблемы можно решить одной доброй улыбкой… Он смотрит на джинчурики, которой за ее короткую жизнь выпало боли, едва ли не больше, чем ему самому… Смотрит… Пожалуй, единственный, видя. Видя ее усталость. Ее тоску. Грусть и боль, спрятанные за небесно-голубой радужкой. Он видит за широкой улыбкой и показательно патетичными выкриками, страх быть в очередной раз отвергнутой, и какое-то глубинное понимание — так все и будет. А еще у нее внутри море надежды… Свет, негасимый, яркий… Поддерживаемый чистой и ничем незамутненной верой в своего напыщенного сокомандника. Узумаки Наруто просто до сих пор верит, что Саске — хороший. Что Саске — ее друг, ее брат и самый дорогой человек — рано или поздно вернется домой… В ней нет и капли сомнений… Орочимару завидует. Горько. Открыто. От всего давно покрывшегося трещинами сердца, завидует самодовольному и незнающему жизни Учихе. Завидует до цветных пятен перед зажмуренными веками. До фантомной боли в груди. До сдерживаемого хрипа в горле. Орочимару помнит. Помнит, что даже пытаясь удержать Джирайя смотрел на него уже без былого тепла. С недоверием. Поджимал губы, отводил глаза… Пытался… Просто пытался, тогда как малышка Узумаки — действует. И сдался. Это Джирайя-то? Тот который ухаживал за Тсу-чан больше двадцати лет? Джирайя просто перестал верить. В него и ему. И именно это, сильнее всего прочего подтолкнуло Орочимару к уходу. Подтолкнуло его к вечному одиночеству и холоду подземелий. К ненависти, изредка поднимающей голову. Орочимару хотел бы эту светлую девочку себе. Ее голубые честные глаза за пушистыми ресницами. Ее мягко-солнечную, сладко-горькую, печальную улыбку, изредка растягивающую губы. Он хотел бы себе ее кошмары, ее страхи, совсем не детские, совсем не глупые… Абсолютно понятные и очень человечные. Он хотел бы иметь возможность заплетать тяжелые рассыпчато-густые волосы, вдыхая сладкий запах весны, исходящий от них. Хотел бы разгладить морщинку между бровей, и заставить ее весело, непринужденно смеяться. Или расплакаться уж наконец. До крика. До сжатых кулаков и расцарапанных в кровь ладоней. До хрипа в сорванном горле и до опустошенно-облегченной пустоты в груди. Хотел, чтобы она отпустила себя. Девочка Узумаки улыбается светло и бережно-нежно. Девочка Узумаки без страха смотрит ему в глаза, не видя созданный людьми образ, не видя жестокого, беспринципного монстра, от скуки вскрывающего еще живых людей, не видя всесильного шиноби, не нуждающегося в тепле. Девочка Узумаки касается тонкими пальцами его щеки, когда он чуть наклоняется к ней, занавешиваясь волосами. И улыбается искренней, болезненно яркой улыбкой, обнажающей душу, режущей по сердцу… В первую очередь ей самой. Девочка Узумаки — всеми брошенная, всегда одинокая, и такая же сильная, как и он сам. Девочка Узумаки гонится за другом, веря в то, что сумеет его вернуть. Без всяких «если». Без всяких «может быть». Просто верит. И она его вернет. Обязательно. Просто она не умеет сдаваться. Просто она не умеет отворачиваться от тех, кому протянула руку помощи… Просто она верит — каждому нужно дать второй шанс. Орочимару этого не понимает. Орочимару живет совершенно другой жизнью. Но почему-то без всяких сомнений хватается за ее руку. Эту руку он ждал много лет назад. Эту руку он получил сейчас. И ему плевать, сколько еще нужно ждать солнечной и живой улыбки этой девочки, которую он видел лишь однажды в жизни. Ему плевать, сколько еще она будет гоняться за глупым мальчишкой Учиха. Плевать, сколько лет потребуется ей на то, чтобы залечить израненную душу… Он подождет. Теперь, получив эту теплую улыбку, получив верящего в него человека, ради которого можно попытаться… Он подождет, пока она сможет окончательно поверить его словам. А если все же, на это уйдет слишком много времени… Что ж… Не одна девчонка может выслеживать сбегающего вечно Учиху по всему миру. Если она потеряется… Или забудет… Он пойдет следом за ней, чтобы вернуть. Подарить надежду. Как это сделала она, через много лет после того, как он свою потерял.