Цикл лжи

Стоящие перед верховным капелланом мальчишки едва разменяли терранские тринадцать лет. В некоторых мирах они бы ещё считались несмышлёными детьми. Но в своих мирах каждый из них уже был взрослым воином и попробовал первую кровь. Сапфон попытался вспомнить братьев, набранных с более развитых миров, но не преуспел. Он помнил, что несколько раз рекруты набирались на урбанизированном мире Агинор Сигма, но не сумел вспомнить имена братьев из этих наборов. Возможно, они не прошли испытания. И всё же перед ним стояли дети. Неокрепшие души и неокрепшие разумы. Аура силы и страха, исходившая от десантника и его череполикой маски смыла с них всю напускную браваду. Они были просто детьми, выдернутыми из привычного мира и привезённые под мрачные своды Скалы. Они боялись показать свой страх и что их сочтут негодными. Едва осознав, кто именно перед ними, они пытались произвести на него впечатление и показаться ему сильными и достойными. Но он по-прежнему видел всего лишь перепуганных мальчишек. … Асмодей бы счёл их недостойными. Он же нашел новых претендентов забавными. С вытянутыми шеями, тощие по сравнению с уже прошедшими первые улучшения скаутами, в простых холщовых рубашках, они были похожи на стайку мелких птиц или выкинутых из гнезда птенцов, которым ещё только предстояло стать настоящими орлами. Сапфону это сравнение показалось это забавным. Он медленно опустился на одно колено, чтобы взгляд его глаз за маской оказался на одном уровне со взглядом мальчишки. — Однако вам предстоит ещё многое осознать. Кроме братьев будут ещё, другие, кто защищает дело Императора. И они будут разными. Змеями, — он понизил голос. — Однажды, давным давно, на Калибане, жил царь зверей, лев. Он был красив, честен и благороден, ничуть не меньше, чем наш возлюбленный примарх. Он был мудрым правителем и умелым лидером, и защищал свои леса от чужих посягательств. Себе в помощники он взял ядовитую змею. Она была слабее льва, но её яд и хитрость делали её равной по славе льву. Однако, коварство и хитрость никогда не могут быть равны смелости и чести. Слава царя всех зверей затмевала змею, и её поразила зависть. Однажды змея решила, что если не будет льва, то она станет царствовать, и змея укусила льва, пока он спал. Сапфон внимательно посмотрел в сосредоточенные лица мальчиков. — И благородный лев умер. Но и змея не смогла пожать плоды своего предательства, ибо ложь и коварство не могут править. Царство пришло в упадок, а змея бесславно погибла. Капеллан умолк. — Помните, что вокруг нас много змей, в настоящем и будущем. Змей ведёт алчность и личная гордыня. Они не думают о деле Императора и благе человечества. Они преследуют свои шкурные интересы, порождённые слабостью, амбициями и страхом справедливого возмездия за их грехи и весь тот вред, что они принесли делу Императора. Помните об этом и учитесь видеть змей и противостоять им, — Сапфон улыбнулся и выпрямился. Когда мальчики ушли, Асмодей, стоящий в тени, наконец-то пошевелился. — Ты обращаешься с ними, как с младенцами. — Ты так думаешь? — Ты слишком мягок, — тихо прохрипел Асмодей. Как всегда, Магистр Раскаяния нашел лишь предлог, чтобы его обвинить. Сапфон не удивился этим словам, но всё же спросил: — Почему ты так считаешь? — Ты видишь в них детей и относишься, как к несмышлёнышам. Они воины Императора, а не слепые щенки. Сапфон удивлёно приподнял брови: — Стоило сразу посвятить их во все тайны и взять в первую роту? — Ты знаешь, о чём я говорю, — немедленно пришел в ярость Асмодей. — Ты считаешь их детьми и скармливаешь им детские сказки. — Довольно. Насколько я помню, ты должен быть на тюремной палубе. Что же привело тебя сюда, брат? — Я хотел взглянуть на пополнение. — И ради этого ты оставил свои дела? Неужели Внутренний Круг, когда счёл моё отношение к дознанию малоэффективным, ошибся и в тебе? — Сапфон почувствовал раздражение. — В час, когда ордену как никогда нужны ответы от капелланов-дознавателей? Асмодей открыл рот, чтобы возразить, но Сапфон не дал ему возразить. Асмодей мог найти любое оправдание своим действиям и не знал себе равных в демагогии. Иронично, что именно это он всегда ставил в вину Магистру Святости. — Надеюсь, ты сейчас же вернёшься на своё место, — холодно сказал Сапфон, глядя прямо в запавшие глаза брата. Возможно, в иное время он бы и нашел более мягкие выражения, но не теперь, когда галактика пылает, а Империум рушится. — Или ты уже добыл все необходимые Верховному Великому Магистру ответы? Асмодей сжал зубы. Ответов у него не было, в этом Сапфон никогда не сомневался. Асмодей не имел себе равных, когда требовалось сломать пленника. Но добывать информацию Асмодей не умел. Во многом потому, чтобы были вопросы, задать которые никогда бы не пришло в его голову. — Возвращайся к своему узнику, брат, — велел Сапфон. — Лорд Азраил ждёт ответы и ждёт их сегодня. — А чем же займёшься ты? — Тебя это не касается, брат. И ты вряд ли с ними справишься, мысленно добавил Сапфон ему в спину. Потери Ордена были колоссальными. Две трети боевых братьев были выведены из строя либо погибли. В разорванной варпом галактике они располагали от силы пятью рекрутскими мирами. Старые схемы подготовки пополнения пришлось либо отбросить, либо переработать для ускорения процесса. Из древних записей Сапфон знал, что в последние годы на Старом Калибане цикл подготовки занимал всего два года. О такой скорости они могли только мечтать. Принятые на борт юноши лишь через десять лет смогут встать в строй. И было их меньше двух десятков. Даже если с других рекрутских баз удастся получить вдвое больше, их не хватит, чтобы заменить всех павших братьев. Самфон провёл долгие часы, пытаясь придумать, как ускорить процесс обучения, но не преуспел. За тысячеления этот процесс был продуман до мелочей, и ни один из этапов нельзя было изъять из цепочки без потерь. Единственное, что удалось сделать — это перенести подготовку на Скалу. На совете магистров всерьёз обсуждалась возможность воспользоваться рекрутскими мирами младших орденов, но её отвергли. Потери первых двух рот так же требовалось восполнить. Крыло Смерти и Крыло Ворона всегда были на острие атаки, и их силы были практически исчерпаны. По распоряжению магистра Азраила, Велиал и Саммаэль получили право пополнить свои роты заслуженными братьями из тактических рот. Оба немедленно воспользовались этим предложением. Списки магистра Саммаэля Сапфон уже видел. Капеллан Мальцифер проделал огромную работу, отобрав из братьев тех, кто подходил по духу Второй роте. Сапфону оставалось лишь одобрить этот выбора. С Крылом Смерти вышло не так просто. Сапфон лично отобрал полтора десятка достойных кандидатов из числа братьев Второй роты, но Белиал отказался принять их возвышение. — Крыло Ворона обескровлено не меньше, чем моя рота. Мы не имеем права ослаблять его в такое время, — пояснил свой отказ Белиал. — Или он просто боится не удержать их под контролем, — сказал Саммаэль, когда Сапфон объявил ему решение магистра Крыла Смерти. — Не думаю, что следует искать в решении брата Белиала какой-то подвох. Крыло Ворона крайне важно для всего Ордена, и мы действительно не можем ослаблять его в такое тревожное время. Саммаэль молча скомкал бумагу со списком своих офицеров и рыцарей. — Я знаю мотивы брата Белиала. Он неоднократно высказывался о том, что мои офицеры не подходят его роте и его тактике. — Боюсь, ты преувеличиваешь. — И теперь, увидев этот список, он, похоже, решил, что его рота выйдет из-под контроля, — Саммаэль поднялся на ноги. Магистр Крыла Ворона яростно сжимал и разжимал кулаки. Сапфон знал, что брат был сконен к импульсивным поступкам и высказываниям, но неожиданная вспышка удивила его. — Ты сомневаешься, что твои рыцари достаточно дисциплинированны, чтобы перейти в Крыло Смерти? — Я не сомневаюсь ни в одном из них, — прорычал Саммаэль. — С каждым из них я иду навстречу смерти. Но у них есть изъян, они слишком много думают. — Брат, прошу тебя, успокойся. — Я спокоен! — Саммаэль взмахнул рукой и опустился обратно на стул. — Я знаю брата Белиала куда дольше, чем ты. И знаю, как он управляет своей ротой. — Брат, прошу тебя, не продолжай. Ты потом сам пожалеешь о том, что хочешь сказать. — О чём? Я уже жалею. Я… что я скажу своим рыцарям? Как сказать им, что их служба в Первой Роте не нужна? Кто из них поверит мне? Они не слепые и не глухие и видят то же, что и я. — Брат, прошу тебя… — Белиалу они не нужны, потому что он терпит рядом с собой братьев без своего мнения! — Довольно! — Сапфон тоже поднялся на ноги. Ему хотелось выгнать магистра прочь. С Саммаэлем всегда было так трудно. Бешенный нрав и прямолинейность капитана Второй с годами становились всё более утомительными. — Ты не в себе! — Я? Я полностью себя контролирую, — Саммаэль упрямо сжал губы. — Нет. В словах брата Белиала не было никакого оскорбления или пренебрежения. Я сообщу об этом твоим братьям лично, чтобы… — Не стоит. Я сделаю это сам. Извини за мои эмоции. Я… я несколько расстроен происходящим, и новыми людьми в роте… — Пополнение тебя не устроило? — Нет, брат. Все они достойные воины. Но на моей памяти мы лишь два раза были вынуждены так резко восстанавливать численость роты. Потери были катастрофическими. — Знаю. В повисшей тишине Саммаэль вздохнул, восстанавливая спокойствие и коротко, без веселья в глазах улыбнулся. — Прости мою вспышку. Я сам сообщу братьям о решении магистра Белиала. Он прав. Мы не можем изымать из моей роты столько опытных воинов в такое тяжелое время. Саммаэль кивнул и молча покинул реклюзиам, оставив Сапфона сидеть за простым столом из чёрного дерева. Капеллан молча поправил стопку бумаг и разложил стилосы вряд около чернильницы. Разговор с Саммаэлем мог пройти и лучше. Впрочем, так можно было сказать о любом его разговоре. Брат Саммаэль был неправ, это очевидно. И всё же... Давний червячок сомнений шевельнулся в душе Сапфона. Он не мог сомневаться в брате Белиале. Он был не просто живой легендой, он был лучшим из их братства. И всё же... Сапфон уже достаточно долго возглавлял реклюзиам ордена и провёл достаточно времени с Первой Ротой. Братья никогда не сомневались в магистре Белиале. Было ли это вызвано его авторитетом или авторитарностью? Против воли он вспомнил своё послушничество. Он задавал много вопросов, что позволило стать духовным лидером сынов Льва. Но ещё до своего возвышения до полного боевого брата юный скаут Сапфон понял, что задавать можно далеко не все вопросы. Грань между ересью и похвальным любопытством была тонка, и некоторые вопросы были непозволительны. Его возвысила не способность задавать вопросы. Это делали многие братья, но не многие из них поднимались выше сержанта. Его возвысила способность задавать нужные вопросы в нужное время и говорить то, что от него хотят услышать. Сапфон молча разложил стилусы веером. Везде была ложь и стены. Были вопросы, которые нельзя задавать. Были стороны, куда нельзя смотреть. Братство, в котором они сражались плечом к плечу всегда было разделено этими невидимыми стенами. Любопытство — это похвально. Любопытство — это ересь. Он лавировал, делал то, что от него ожидали, и хотел узнать правду. Долгие годы он поднимался, и на каждой старая правда рушилась, и ему открывалась новая. Когда он стал магистром Святости, он был рад, что стены рухнули и он добрался до вершины пирамиды, где сокрыта правда — та самая, последняя. Правда оказалась разочаровывающей. Кроме старых лжи и стен появились новые — и внимательные глаза братьев, которые следили, чтобы он к этим стенам даже не приближался. Скауту Сапфону могли простить его неправильные слова и поступки. Магистру Святости Сапфону — нет. Иногда Сапфон приходил в отчаяние, осознавая, что лишь он видит возможности за стенами. Он смотрел в глаза скаутов десятой и пытался разглядеть в их глазах такое же любопытство, как в себе. Потом он вспоминал своё ученичество и понимал, что появись кто-то, подобный ему, он его не узнает. Стены тайн и круги лжи надёжно прятали все не очерствевшие умы. Останутся одни асмодеи: пламенные, неистовые, способные сломать, но не способные слушать и задавать нужные вопросы, громогласные, и однажды они приведут к тому, что вопросы начнут задавать уже Тёмным Ангелам. Сапфон поспешно отчитал сам себя. Пусть у них с братом постоянные конфликты и они редко находят общий язык, Асмодей оставался верным делу Тёмных ангелов. Но всё же брат всегда всё портил. И Сапфон ничего не мог с этим поделать. Асмодей всё испортил. Сапфон понял это по первому взгляду в камеру через решетчатое окошко в двери. Лежащее на каменном столе тело астартес было покрыто ожогами и ранами. Истощённая плоть уже не могла заживлять нанесённые капелланом увечья. Падший Адарил был найден случайно. Он был юн, из тех юных десантников, которых архипредатель Лютер подготовил для легиона на Калибане, но которые из-за его козней не успели воссоединиться со Львом. Адарил даже не знал, что участвовал в восстании против примарха. Его грех был мал, и Сапфон даже сочувствовал этому десантнику, самую малость. Адарил мог рассказать немногое, но Сапфон узнал у него, что несколько месяцев назад Падший услышал зов легиона — и последовал за ним. Он был не первым падшим Тёмным Ангелом, кто рассказал об этом зове. Но Адарил был достаточно наивен и мягок, чтобы Сапфон мог вызнать у него подробности. Сапфон почти убедил юного десантника рассказать ему, куда именно вёл зов и помочь тоже достигнуть этого места, как Внутренний Круг с подачи Асмодея счёл, что Сапфон продвигается слишком медленно. Ему припомнили провал на Тарсисе, где из-за его просчёта падшему Астеляну удалось сбежать. Вспомнили и побег со Скалы Сайфера, и хотя никто не посмел прямо обвинить Сапфона, он чувствовал осуждение братьев. Последний грех бы не его, а лорда Азраила, но Сапфон принял его на себя. Дознание Адарила передали Асмодею, и Асмодей всё испортил. Сапфон смотрел, как магистр Раскаяния достаёт из жаровни простое клеймо и использует его на остатках разъема чёрного панциря падшего. Раздался запах горелой плоти. Тело на столе вздрогнуло, но в нём уже не осталось сил для сопротивления. Падший лишь тихо застонал и снова произнёс “я раскаиваюсь”. Лежащий на каменном столе десантник был сломлен и готов раскаяться. Сапфон слушал вопросы, что задавал Асмодей, и с трудом боролся с желанием вмешаться. Адарил был приведён к раскаянию, и Асмодей торжествовал. — Он нам больше ничего не скажет, — тихо сказал Сапфон, оборачиваясь к только что подошедшему к нему человеку. У Адарила уже не осталось ни сил, ни разума, чтобы ответить на вопросы Сапфона, даже если бы он хотел. Асмодей сломал его. Верховный Великий Магистр Азраил не стал подходить к двери. — Он раскаялся? — Да. — Он ответил на вопросы? — Нет. Асмодей задал их слишком поздно. — Ты хочешь сказать, что он провалил дознание? Сапфон покачал головой и снова посмотрел на дверь. — Он заслужил третью жемчужину. Падший приведён к раскаянию. — Он сказал что-нибудь новое? — Нет. — Он знал это? — Я убеждён, что он мог бы привести нас к тем, кто знал. — Это слишком ненадёжно, — отрезал магистр. — Продолжим в моих покоях. Избавлением этого… создания я займусь позже. Сапфон бросил короткий взгляд на камеру и последовал за своим господином. — Он направлялся туда же, — тихо сказал Сапфон, глядя на проекцию карты сектора над столом Верховного Великого Магистра. Верховный библиарий Иезекииль, присоединившийся к ним в покоях владыки Скалы, стоял за спиной капеллана в тени, и Сапфон не мог видеть его лица и реакции на новости. — Как и трое предыдущих. Они получили сигнал легиона о сборе. — Уже четверо. А где четверо, там и все остальные, — так же тихо ответил Азраил. Он покачал головой и обратился к Верховному Библиарию. — А что ты видишь, брат? — Всё то же. Тьма сгущается, и вороны слетаются на пир мертвецов. Демон с мордой твари из леса насмехается над нами и бросает нам вызов. — Они собираются? — у Сапфона ёкнули сердца. Ангелам Императора неведом страх, так говорил великий Робаут Жиллиман, но иногда Сапфон сомневался в верности этого утверждения. Это была ересь, от которой всего один шаг до отрицания слов самого Императора. Сапфон сам знал, что не боится ни смерти, ни тех тварей, что ещё ждут его в будущем. И всё же иногда он ловил себя на чувстве, которое слишком хорошо укладывалось в понятие “страх”. — Мы не знаем даже, где это. — Ты всё ещё веришь, что этот предатель мог нас привести к остальным? — Я бы сумел добиться большего, — тихо сказал Сапфон. — Голосование Внутреннего Круга передало дознание брату Асмодею. Братья сочли, что его способы надёжнее. — И теперь у нас не осталось ни одной ниточки, что могла бы привести нас к тому, что задумали Падшие. — Однако некоторая информация у нас есть, — возразил Иезекииль. Его живой глаз мерцал лёгкими золотистыми огоньками, от которых Сапфону стало неуютно. — Мои братья проанализируют полученные знания и сопоставляют их с теми, что есть в наших архивах. Возможно, мы имеет ответы, но пока не видим их. Азраил кивнул, и Иезекиль покинул комнату. Сапфон остался наедине со своим повелителем. Азраил молча смотрел на него, ожидая, что скажет его капеллан. — Голосование Внутреннего Круга было ошибкой. — Не нам об этом судить. — Меня пугает, как иногда орден сам причиняет себе вред. — Однако иначе мы скатимся в тиранию, — возразил Азраил. — Возможно, ты потерпел неудачу. “Возможно”. Сапфон против воли сжал кулаки. Азраил был тем человеком, кто выдвинул рядового капеллана-дознавателя Сапфона на должность магистра Святости. Его голос стал решающим — и предотвратил избрание Асмодея. Сапфон долго недоумевал, чем было вызвано это решение. Он счёл, что Азраил пытался предотвратить захват Реклюзиама старым капелланом. Потом понял, что Асмодей был не первопричиной. В первую очередь Верховному Великому Магистру был нужен человек, способный смотреть за стеклянные стены лжи — и выбираться за них, отыскивая правду, какой бы неприглядной или опасной она ни была. Человек, способный задавать нужные вопросы, нашелся. Сапфон искал его среди скаутов, не подумав, что тот тоже мог выбрать его путь молчания и правильных ответов. Даже иронично, что некогда юный боевой брат Азраил собирался вступить в реклюзиам. В день, когда он осознал это, Сапфон понял и то, что он находится не на самой вершине пирамиды лжи Тёмных Ангелов. Есть люди, знающие больше. Например, Верховный Великий Магистр. У каждого иерарха ордена были свои тайные библиотеки и записки, доставшиеся от предшественников, сокрытые от других братьев. Сапфон вспомнил шкаф со старыми рукописями в реклюзиаме Первой Роты. После поимки Сайфера Азраил дал ему взглянуть одним глазом на библиотеку Верховных владык Непрощённых. Но не ознакомиться с её тайнами. — Иногда я думаю, что бы было, если бы мы открыли все наши тайные библиотеки и присоединили знания, что хранятся в них, к тем, что накопились в либрарии, — внезапно сказал Сапфон. — Сколько бы открытий мы сделали? Азраил посмотрел ему прямо в глаза. — Это глупые мысли, брат мой. — Почему? — Есть некоторые тайны, которым следует пребывать во мраке. Если вытащить их на свет, ничего хорошего они не принесут. Тебе есть что ещё добавить, брат? — Нет. — Тогда возвращайся к своим делам, брат. Я дам тебе знать, когда ты понадобишься. Сапфон поднялся на ноги, коротко поклонился и вышел, оставив магистра Азраила в тишине. Сапфон закрыл старую дверь и немного постоял перед покоями своего повелителя. Иногда на него находила, как ее называл Асмодей, леность. Сапфон называл это необходимостью отложить всё и подумать перед принятием решения. Или просто необходимостью подумать. Рассортировать новую информацию, оценить пришедшие в голову идеи и решить, что сделать дальше. Собственная голова в этот момент напоминала ему благословленный машинным духом когинатор. Братья-технодесантники говорили про такие машины, что их лучше не трогать, пока они работают. Сапфон чуть улыбнулся. Сравнение показалось ему невероятно дерзким, почти богохульным. Он должен все обдумать. Сапфон всегда знал, что посвящен не во все тайны ордена, но сейчас это осознание казалось ему свежим и волнующим. Он внезапно почти физически увидел ложь в её физическом обличии. Он стоял в её тени. Его тоже обманывают. Возможно, Азраил. Возможно, Верховный библиарий стоит ещё выше. Брат Иезекииль пережил уже трех верховных великих магистров. Сколько тайн он успел узнать? Возможно... Верховный Великий Магистр и Верховный библиарий тоже знают не все. Возможно, над ними тоже кто-то стоит... Краем глаза он заметил движение внизу. Капеллан медленно повернул голову. Смотрящий во Тьму одиноко стоял около каменной стены и не двигался. Сапфон почувствовал беспокойство, и не сразу понял, что это чувство принадлежит не ему. Смотрящий не двигался, только мерцали два огонька глаз. Одну долгую минуту они стояли в тишине. Сапфон ждал, что будет дальше. Он минул. Напротив него, прислонившись к стене, лежал мертвый десантник. Тело было облачено в черную броню, на груди висел погасший розариум. Кризис арканум выпал из безжизненной ладони. В нагруднике десантника зияла дыра от плазменного заряда. Легкий пар поднимался из обгорелой груди. Сапфон отстраненно отметил, что благодаря орудию убийства, сервам не придется много убирать. Крови практически не будет. Потом он перевел взгляд на лицо десантника под капюшоном из светлой ткани. Он не удивился, узнав себя. — Я умру не так. Рядом появился Азраил. Верховный Великий Магистр стоял, опустив покрасневший ствол "Ярости Льва" в пол. Лицо владыки Скалы не отображало никаких эмоций, лишь брови были нахмурены, как бывало, когда он был огорчен или взволнован. — Нет, разумеется, я умру не так! Лицо Азраила изменилось. Он стал похож на Белиала. Потом на Асмодея. — Нет, не так же. Он очутился в камере для пыток и увидел мёртвое тело на каменном скале. Асмодей убирал окровавленные ножи и клейма. Тело на столе было изувечено, глаза выжжены, а конечности лишены ногтей на пальцах. Из безвольно распахнутого рта свисал проткнутый язык. Живот трупа был вспорот и покрыт ожогами. Смерть лежащего на столе Сапфона была ужасна. — Нет, будет по-другому. Сапфон попытался представить свою смерть. Чтобы не случилось, он умрет в бою. Героически. Чтобы он не натворил, это скроют, а его имя будет внесено в почетные списки павших за дело Льва и Императора. Никто не узнает тайн внутреннего Круга. Цикл лжи продолжится, его наследие будет выхолощено и переписано. Он станет еще одним почетным призраком прошлого, до которого нет дела живым, потому что все они после смерти были выправлены по одним лекалам. Видение пропало. Он снова стоял посреди пустого коридора старого Альдурука перед входом в покои командующего орденом. Смотрящий задержался на несколько секунд, пока капеллан не моргнул. Сапфон остался в одиночестве наедине с чувством тревоги. Смотрящие не угрожали ему, а предупреждали. — Я знаю, как умру и в чём мой долг перед орденом, — тихо ответил он. Он умрёт героем, став жертвой интриг, ошибки своей или Азраила. Но его смерть ничего не решит. Кто-то продолжит его дело. Впрочем, как и всегда.