слабо?

Слэш
NC-17
Завершён
512
Размер:
17 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
512 Нравится 32 Отзывы 164 В сборник Скачать

сеньоритта.

Настройки текста
      В воздухе витают клубы сизого дыма от дорогих сигар, которые курит чуть ли не каждый сидящий за старыми деревянными столами с широкими столешницами, на которых где-то даже сохранилась облупленная лакировка, углы некоторых сколоты, но затерты рукавами и мозолистыми ладонями до такой степени, что шероховатостей почти и не чувствуется.       Звон стекла, уже привычно доносящийся до ушей с противоположных сторон залы, звук очередной откупоренной пузатой бутыли с янтарным алкоголем, от запаха которого вперемешку с табаком уже почти не воротит. У стены стоит проигрыватель — даже древнее, чем здешние столы, из которого глухо доносится какой-то неизвестный джаз, прерывающийся на хрипоту до тех пор, как бармен лениво не выйдет из-за своей стойки и не ударит тяжёлым кулаком по крышке, возвращая ненавязчивой мелодии ясность.       Некоторые даже танцуют — именно танцуют, изредка попадая-таки в заданный ритм, а не притопывают в такт, стоя у стен. Женщины льнут к их мужьям (а, может, и к просто случайно подцепленным пассиям на этот размеренный вечер), плавно покачивая бедрами и приторно улыбаясь, когда подернутый алкогольной пеленой взгляд партнёра скользит по их телам и груди в глубоком вырезе платья, которое видело свет исключительно в местах подобного досуга. Мужчины пьяно ухмыляются, ведя широкими ладонями ниже по тонкой талии и прижимая манящие и податливые женские тела ближе к себе, проявляя какую-никакую инициативу в затеянном «танце». Раздающийся при этом переливчатый смех — даже почти не наигранный, но настолько же приторный, как и улыбки пухлых губ, на которых смазана помада, — тонет в сменяющихся композициях все того же потрепанного проигрывателя.       Ряды танцующих редеют на глазах, когда мужчины преувеличенно-галантно целуют изящную ладошку, вызывая у дам неловкий смешок, и, опрокинув в себя остатки жгучего пойла из мутного бокала, оставленного на время танца на самом краю барной стойки, уходят садиться обратно за игорные столы. Дилер — помятый высокий мужчина с поджарым телом и маленькими глазками-бусинами, которыми он сканирует каждого сидящего, готовится к очередной раздаче и привычно тасует засаленные карты мозолистыми руками.       Его взгляд наконец цепляется за знакомую фигуру, только что вальяжно усевшуюся за стол, и на губах мужчины появилась ухмылка, отчего его лицо, увенчанное неровной полосой шрама, стало выглядеть еще более угрожающе.       — Ви? И ты с нами в этот прекрасный вечер, — мужчина подмигивает молодому человеку, привлекая его внимание. Парень отвлекается от ленивого перебирания фишек и смотрит на дилера с легкой улыбкой, делая согласный кивок.       Мужчина понимающе хмыкает, а Ви из привычки прокручивает массивные кольца на своих длинных пальцах, незаинтересованно оглядывая их пропахшую алкоголем и табаком дыру. Кто-то продолжает аритмично танцевать у проигрывателя, бармен — Стив, его хороший друг, — протирает бокалы для очередных порций и улыбается, когда встречается с Ви глазами. Тот улыбается в ответ и легко подмигивает, говоряще толкаясь в щеку языком.       Стив его очень хороший друг, который еще и хорошо стонет, когда Ви зажимает ему рот рукой с все теми же кольцами и вдалбливается глубже в податливое тело. И целуется тоже вполне неплохо, вообще-то — с напором и скользким языком меж алых губ, но Ви предпочитает наблюдать, как эти губы охуенно смотрятся на его члене, когда он голыми лопатками упирается в обшарпанную стенку туалета и призывно приспускает легкие шелковые брюки перед парнишкой, который уже в готовности стоит на коленях.       Стив все еще очень хороший друг, который после их маленького жаркого преступления на негнущихся ногах выползает обратно за барную стойку, а Ви, с самодовольной — совсем немного! — ухмылкой шлепает его по аппетитной заднице, будто благодаря, черт возьми, и безнаказанно утаскивает с собой несколько крученых сигар и бутылку самого лучшего виски.       Ви, который, вообще-то, Ким Тэхен, бывает в этой дыре достаточно часто, чтобы позволять себе многое, потому что он здесь не просто сторонний наблюдатель или искатель легких денег и веселья. Всего за несколько месяцев он — парень, сбежавший из родной страны из-за гнета обстоятельств и нежелания подчиняться тамошним правилам, — благодаря своей неизмеримой харизме и лукавству, которое он источает чуть ли не от кончиков темных вьющихся волос до носков дорогих туфель, дал ясно понять, что шутки с ним до добра не доведут. Что «Ви» его зовут не только за красивые глаза, а за древнее, как мир «Виктори», которое неотступным спутником следует рядом с Ким Тэхеном.       И никто, черт возьми, не сможет их разлучить.       Никто не сможет противостоять искрящимся темно-карим глазам и грудному бархатистому голосу, которым Ви раз за разом объявлял свой стрит флэш, каре или фулл-хауз, вскрывая карты в конце партии и не без удовольствия наблюдая за удрученными лицами других игроков. Никому не укротить его пыл и нескрываемую страсть к азартным играм, которую превышает только одно — пьянящее удовольствие от выигрышей, и даже не полученные деньги делают его таким сладким.       Это — удовольствие от своего превосходства над другими, ублажающее похлеще самого лучшего секса. Тэхену почти не стыдно признавать, что его единственной и оттого самой сильной зависимостью являются фишки, карты, да все, что способно привести его к победе в союзе с природной хитростью и все той же харизмой.       Или же его зависимость сводится к потребности в том едком чувстве, разъедающем его загнивающую душу все больше от партии к партии?..       Наверное, поэтому Ви теперь все чаще скрывается за непривычным для американцев «Ким Тэхеном». Он предпочитает красивых мальчиков — помани пальцем и посмотри обезоруживающе из-под опущенных ресниц, и будут твоими, Тэхену бы не быть уверенным в этом; крученые кубинские сигары, которые он скуривает и пускает дым смазливые лица с затуманенными глазами; и виски, к которому по настроению иногда вливается кола.       Он по-прежнему любит побеждать, ублажая бесов внутри себя и чувство собственной важности, но теперь старается сдерживать себя в узде, ища альтернативы, чтобы однажды не сгореть в своей порочной страсти дотла.       Но сегодня, когда душный вечер плавно перетекает в ночь с чистым темно-синим небом, а их бар потихоньку наполняется душами, которые хотят заблудиться в грехе этой ночью или утяжелить кошелек хрустящими купюрами, Тэхен «выпускает» Ви за игорный стол, сажает на то самое место, которое помнит своего неизменного победителя.       Потому что его тонкое чутье, его хитрая лиса, заключенная где-то в очерненной душе, вдруг подняла голову и лукаво сверкнула большими глазами, как по мановению позвав к цветным разномастным фишкам и породнившимся картам. Ви предчувствует что-то такое, что готовит ему прохладная калифорнийская ночь и ее потаенный блудливый азарт, когда расстегивает пару верхних пуговиц своей широкой рубашки из-за духоты в баре и неспешно поправляет цепочки и бусины бесконечных браслетов на запястьях.       Когда цепляется взглядом за незнакомую фигуру в темном углу, которая смотрит на него в ответ.       И криво ухмыляется, проводя языком по нижней губе. Тэхен не может не считать неприкрытую провокацию в этом жесте.       Он мельком мажет по незнакомцу глазами — темная рубашка, практически полупрозрачная из-за струящегося шелка, узкие брюки, очерчивающие крепкие бедра и подпоясанные ремнем на талии, волосы, эти небрежные черные вихры, ниспадающие на лоб. Вкусно. Тэхен сглатывает, прикусив губу и медленно поднимаясь взглядом к самому лицу, чтобы встретиться с тяжелым взглядом карих глаз, в которых он вдруг видит свое отражение.       Бесовская одержимость, приправленная жаждой азарта сверх меры, которую до боли необходимо утолить.       Нехороший блеск, пропускающий самые темные пороки еще сокрытой для Тэхена чужой души, в которую вдруг отчаянно захотелось заглянуть.       А еще там — совершенно неприкрытое желание обладать. Всем.       Незнакомец опрокидывает в себя остатки алкоголя из своего бокала, а Тэхен с упоением смотрит на широкую шею и дергающийся кадык, когда тот глотает. У Кима в штанах вполне недвусмысленно дергается, а внизу живота теплеет и тяжелеет, стоит только шальной картинке промелькнуть в воспаленном сознании.       Этот мальчик. Полностью обнаженный. Широкая кровать Тэхена в комнате над баром. Разметанные по подушке кудри мальчишки. Его бедра, сжимающие тэхеновы бока. И несдержанный полустон-полувсхлип, нежно коснувшийся слуха даже в воображении, когда Тэхен войдет в его узкую задницу по самое основание. А Тэхен знает, уверен в том, что под покровом его калифорнийской ночи так и произойдет. Он не видит иного исхода из-за застлавшей глаза похоти и жажды показать свое превосходство этому чуду с чертями в темных омутах, которые на фоне тэхеновых — сладкое ничто.       Внизу живота завязывается тугой узел, а в душе, поддавшейся распаляющему азарту, зреет самая мучительная жажда: искусить этот запретный плод, который пришел по его пылкую душу. Опорочить.       Тэхен почти пропускает момент раздачи.       — Ви? Где ты вообще витаешь? — названный быстро прокашливается, возвращаясь к начинающейся игре, пытается сконцентрироваться на ней, отбрасывая в сторону картинки, где мальчишка стонет еще слаще и млеет от тэхеновых прикосновений. — Начинаем. Ваши ставки?..       … — Пойдешь? — Катрина улыбается одним уголком накрашенных губ, уже заранее зная ответ.       Чонгук выпивает еще один бокал коньяка и цыкает, недовольно глядя на светловолосую девушку сбоку от себя.       — Я знаю, что пойдешь, — подначивает она и улыбается еще шире, когда молодой человек закатывает глаза.       — Он слишком самодоволен, — игнорируя, изрекает парень и мановением руки подзывает бармена к себе, заказывая еще одну порцию.       — И горяч, — Катрина закусывает губу, развернувшись лицом к тому самому столу и смотря прямо на Ви, который увлечен игрой.       Чонгук фыркает, но возражать и не думает. Зачем пытаться, если у него явное согласие налицо?       Потому что и вправду: Чонгуку много что известно про этого Ви, который прославлен в их грешном калифорнийском подполье. С чонгуковым умением налаживать связи быстро узнаешь, что за этим пафосным и слащавым «Ви» скрывается Ким Тэхен, любящий потрепать себе и оппонентам нервы в покере или блэкджеке, где ему, как говорят, «нет равных», и где очень и очень немногим удалось его одолеть и хоть немного сместить корону с его макушки.       Чонгук же не верит ни единому слову по этому поводу. Не бывает абсолютных вещей в этом мире, он точно это знает. Нельзя вечно занимать вершину этого порочного Олимпа, к которой стремятся слишком многие и лишь немногие добираются — те, души которых уже давно рассыпались пеплом в ядовитом пламени зависимости.       Чонгук знает, что он точно один из таких безумцев.       Но еще Чонгук знает о том, что у его безумия есть больная мечта, к которой хочется прикоснуться до жжения в кончиках пальцев. И от этого он еще более одержим.       Чонгук хочет смолоть корону Ким Тэхена в пыль.       Спустить этого блядского Ви на оскверненную землю и очернить его душу до точки невозврата.       Но еще больше Чонгуку хочется узнать, так же ли хорошо трахается Ким Тэхен, как управляется с фортуной за игорным столом.       Потому что больше карточных игр Ким Тэхен любит только стонущих под ним мальчиков. Об этом Чонгуку известно тоже.       Поэтому Чон Чонгук в последний раз обжигает горло коньяком из мутного бокала и под одобрительный смешок Катрины идет жечься о самодовольство Ким Тэхена, который выцепил очередную победу и теперь смакует ее вместе с дорогим виски и худеньким мальчиком на своих коленях.       — Эй, сеньоритта, не желаешь присоединиться? — прилетает Чонгуку в спину бархатным басом и отдается эхом в чоновых мыслях, которые даже замедлили свое копошение от такого. Он оборачивается и видит, как Ви сжимает мягкое место севшего ему на колени мальчишки, который улыбается неестественно широко — видимо, под чем-то, — и путается пальцами в чужих темно-каштановых прядях.       — Прости? — несколько опешившим голосом переспрашивает Чонгук. Он, конечно, был наслышан о том, что Ким Тэхен избирателен только в сортах виски и красивых парнях, но, видимо, никак не в выражениях.       И особенно не в способах достижения своих целей или исполнения возникающих прихотей, но об этом Чонгуку еще предстоит узнать.       — Не видел тебя раньше. Кто ты, милашка? — спрашивает Ви, продолжая крепко сжимать чужой зад. Чонгук мельком смотрит на это и ловит себя на мысли, что хочет смахнуть этого щуплого паренька с его колен и усесться сверху, больно впутать в чужие волосы свои пальцы и заглянуть в самую бездну его расширенных зрачков.       А еще больше — стереть гадкую усмешку превосходства с его губ своими.       — Чон Чонгук, — отвечает он холодным тоном, незаметно тряхнув головой от шальных мыслей. — И я не принимаю сомнительных предложений.       — Какие мы грозные, — фыркает Тэхен, мокро и смазано поцеловав мальчонку в накрашенные губы, ничуть не стесняясь людей вокруг, и шлепком сгоняет его со своих колен. Тот со смешком послушно упорхнул прочь. — А теперь не хочешь передумать? — Ким призывно хлопает по своим разведенным бедрам. — Чон Чонгук, соглашайся.       Последнее проговаривает вкрадчивым шепотом, будто снимая пробу на кончике языка, склонив голову вбок, и Чонгук никогда не думал, что собственное имя может звучать настолько горячо из чьих-либо уст. Тэхен выгибает бровь, вновь изучая с ног до головы парня перед собой и стараясь отпечатать этого чертового Аполлона в памяти навсегда. Широкие крепкие плечи в черном шелке, воротник, небрежно распахнутый и чуть оголяющий ключицы, а ноги, Боже, эти ноги будоражат Тэхену сознание картинками еще более высокого градуса. Личико Чонгука нельзя назвать смазливым, но он определенно красив и знает об этом, умело пользуясь.       Вблизи этот парнишка оказался еще более горячим: отметка теперь колышется где-то на уровне адского пекла. А бесы в чужих карих радужках, кажется, разводят костры ярче, чем прежде.       Тэхена это заводит чуть ли не с пол-оборота и одного взмаха чонгуковых ресниц.       Чонгук проводит большим пальцем по нижней губе, не без потаенной радости отмечая, как тяжело сглотнул Ви, сложив руки на груди. Он смотрит на него, все еще склоняя голову набок, и Чон видит, что на мочке его уха из-за темных волос мерцает камень серьги.       — Хочу предложить тебе кое-что, — Чонгук, уперев руки в ручки чужого кресла, склоняется над ним и чуть ли не касается горячим дыханием кончика носа Ви.       Тот тяжело сглатывает, отчаянно пытаясь не засматриваться на его красиво очерченные губы, а вслушиваться в приглушенный голос.       — Надеюсь, себя? — словно боясь потерять контроль над ситуацией, Тэхен возвращает на лицо чуть нахальства и позволяет себе маленькую слабость — бесстыдно кладет широкие ладони на чужую поджарую задницу и мысленно охуевает с того, как хорошо и правильно она чувствуется в его руках.       — Отвратительный, — хмыкает Чонгук, чуть морщась, и беспардонно сбрасывает с себя чужие руки, хоть и вздрогнул секундно от их жара и требовательности. Он кладет его ладони на кресло и фиксирует, держа за запястья. — Я хочу предложить тебе спор, Ким Тэхен, — шепчет прямо на ухо, мимолетом вдыхая запах чужих мягких волос. Он заранее знает, что Ви не откажется.       Это не в его духе.       А у названного мурашки пошли вдоль хребта, и в штанах стало внезапно еще теснее, потому что у этого мальчишки желваки играют, и взгляд мечется между глазами и губами, которые Тэхен облизывает в легком волнении от такой напористости, потому что ее не приходилось встречать уже давно.       В душе опасный огонь распаляется еще пуще, ранее разожженный выцарапанным триумфом, а теперь подпитывающийся от искр в чужих радужках. А Тэхен только рад поддаться ему.       — К сути, — говорит он, сомкнув губы в следующее мгновение.       Чонгук празднует свою первую маленькую победу и ослабляет хватку на запястьях парня.       — Мы сыграем партию. Я хочу спустить тебя с небес на землю, а еще… — замолкает, выдерживая легкую драматичную паузу и смотря прямо в чужие подернутые пеленой глаза. — Выебать тебя до искр из глаз, — шепчет на ухо и мягко прихватывает мочку губами.       Тэхен же… хмыкает, поворачиваясь к Чонгуку в профиль и красноречиво оттягивая языком щеку. А тот аккуратно берет его за подбородок и вновь поворачивает к себе, чтобы видеть чужую борьбу на дне теперь еще более расширенных зрачков.       — Так значит, — говорит Ким на выдохе и прикусывает губу в задумчивости. — Но ты же не забыл, что я тоже должен выставить условия в нашем маленьком споре, верно? — и, наконец почувствовав свободу рук, резко притягивает Чонгука к себе за затылок, чтобы не позволить отстраниться, и шепчет прямо ему в ухо: — а слабо поставить свою сладкую задницу, Чонгукки? Я хочу ее в случае своей победы.       С этого «Чонгукки» у Чона в голове забились двоякие чувства, сводящие с ума своей полярностью — вроде и злость вспыхнула с пущенной искры, а вроде и внезапная похоть стелется по распаленному воображению, где Ким Тэхен, щекой уткнувшийся в подушку, надрывно выстанывает это своим бархатным голосом и просит глубже в следующий момент.       Чонгук отстраняется, когда Тэхен опускает руку с его затылка, и заглядывает в чужие блестящие глаза. Ким заискивающе смотрит в ответ и, не выдержав, хитро подмигивает, а у Чонгука сгорают последние мосты к здравомыслию, и он гулко сглатывает стоящий поперек горла ком.       И жмет протянутую ладонь, усыпанную драгоценными перстнями, уже представляя, как будет стягивать их один за одним своими губами и обильно смачивать собственной слюной чужие длинные пальцы.       Чтобы потом растянуть Ким Тэхена под себя его же рукой.       Чонгук не привык проигрывать. Тем более в спорах, где на одной чаше весов — его невинная задница.       А на другой — названный принц порочного Олимпа, которого как никогда хочется опустить и обесчестить до самого дна искушенной души.       … Их партия, которая кажется уже бесконечно долгой, наконец пришла к своему волнующему завершению. Дилер отточенным движением кладет последнюю карту на стол. Это оказывается червовый туз, ставший прекрасным завершением… флэш, черт возьми, рояля.       Ви благодарит свою вечную верную спутницу и вновь оправдывает свое прозвище.       Он и поверить не может, что ради этого строптивого мальчишки судьба так ласково поцеловала его в лоб и одарила желанной победой. А в этом сомневаться уже точно не приходится.       Тэхен не сводит взгляда с Чонгука, который сохраняет напряженную невозмутимость и не поднимает на него глаз, чтобы не выдать себя с потрохами, хоть лицо и держит достойно — видно, что в покере далеко не профан. Тэхен допивает свой виски и чувствует, как с горечью по горлу растекается привкус скорого триумфа.       Когда на стол лег заветный туз нужной масти, Чонгук, у которого наконец сложился флэш, может надеяться на свой успех. Тяжелые фишки стоят подле них скорее из-за дани правилам, а не стимула к победе: сегодня ставки так высоки, как никогда еще не были.       Потому что на кону — честь в их бесчестном мирке бесконечной гонки страстей.       — Что же, Чон Чонгук, — Тэхен откидывается в своем кресле и запускает руку в волнистые волосы, убирая ниспадающие пряди в сторону. — Пришло время выяснить победителя, верно?       — Ты слишком долог и пафосен, Ким Тэхен, — отрезает Чонгук и отпивает уже теплый коньяк из своего бокала. — Вскрываемся, — говорит негромко, смотря глаза в глаза. Подводит себе же черту.       И перешагивает ее. Он с должным уважением принимает тэхенов флэш рояль, ни капли не дрогнув в красивом лице и не позволив себе стона разочарования, но и не думает жать ему руки, поздравляя. Игнорирует насмешливое фырканье на его флэш и видит, как дилер сожалеюще пожимает плечами, собирая карты.       — На моей памяти никому не удавалось сделать его, — хрипло говорит он, принимаясь тасовать собранное. — Повезет в любви, парень. Не расстраивайся.       — А мне везет просто так, — в незамысловатый монолог вклинивается вкрадчивый бас Ким Тэхена, который, уже встав со своего места, медленно огибает стол и приближается к Чонгуку, грациозно покачивая бедрами.       — Не думаю, босс, — все же отвечает Чонгук мужчине, неотрывно глядя на Ви, нарочито медленно наливающего себе еще виски и не сводящего хищного взгляда с его лица. — Этому паршивцу и там повезет больше.       Тэхен чуть заметно округляет глаза на этих словах, делая первый глоток, и наклоняется к уху Чонгука, опаляя мочку горячим выдохом в следующую секунду:       — Рискнешь доказать обратное?       И отстраняется, мазнув кончиком носа по его виску, собираясь уходить.       Зная, что Чон Чонгук последует за ним тенью. Что положит широкие ладони на талию и мстительно сожмет бока, уперевшись твердой ширинкой в задницу.       Чтобы доказать, естественно.       — Э, нет, детка, — они стоят на крошечном лестничном проеме, который ведет к заветному коридору с комнатками наверху. Тэхен разворачивается в кольце чужих рук и стопорит горячие ладони, которые совершенно бесстыдно залезли ему в брюки и с претензией сжали ягодицы. — Ага, сеньоритте уже не терпится?       Чонгук рычит в миллиметре от его губ, не решаясь заткнуть чужой рот, стереть едкие насмешки с кончика острого языка. Это будет значить лишь смирение, принятие собственной слабости, которую Чонгук еще ревностно хранит в глубине души и не дает ей отмашки.       Он не будет поддаваться манящему искушению на дне темно-карих глаз, которые смотрят из-под опущенных пушистых ресниц совершенно по-блядски, а алый язык скользит меж припухших губ.       Он готов ждать, когда его принц падет первым, капитулирует, нетерпеливо припав к его губам в дурманящем поцелуе. А Чонгук ответит сполна, оставив метки и сплетясь с чужим грязным языком, но не ступит к краю первым.       Никогда.       Поэтому продолжает мять чужие мягкие бока, кляня еще надетую рубашку, и призывно тереться пахом о его бедро.       — Ты же помнишь, что приз — ты? — Тэхен проводит пальцем по его полной нижней губе, с болью оттягивая в сторону и с упоением отпечатывая в памяти прикрытые в ярости глаза. — Ты, милашка, и твоя вкусная задница, а не я.       И кладет на его ягодицы разгоряченные ладони, с чувством сжимая и даря свой стон удовлетворения в чужой приоткрытый рот. Играется, легко щипая и подцепляя шлевки брюк, скользит к ширинке, пока Чонгук, сжав темные волосы на чужом затылке, упирается лоб в лоб и испепеляюще смотрит в нахальные глаза.       — Ах, сеньоритта, — стонет Тэхен и тянет Чонгука за собой. Они, пошатываясь, наконец поднимаются по узкой лестнице наверх. Там Чонгука прижимают к холодной стене, зафиксировав руки над головой и внаглую отобрав возможность прикасаться к разгоряченному телу. — Какие изгибы, — Тэхен одним широким движением свободной руки проводит от шеи Чона до его бедер, в конце вновь сжав задницу и игриво шлепнув ее со смешком.       — Какая нахуй «сеньоритта»? — шипит Чонгук, выгибаясь дугой навстречу и тихо постанывая, прикрыв глаза, когда Тэхен грубо выдергивает его рубашку из брюк и скользит ладонью под, ощупывая кубики пресса.       — Потому что ты будешь скулить, как девчонка, когда я сначала вылижу, а потом войду в твою задницу, — шипит в ответ Тэхен в опасной близости с покрасневшими губами и сжимает чужие запястья сильнее. — Ты по-прежнему мой выигрыш, Чонгукки. Мой. И ты будешь тем, кем я пожелаю.       Его слова ожогом остаются где-то на подкорке, а строптивый волк внутри, всегда щетинящийся на малейшие расхождения с волей или прихотями Чон Чонгука, скулит сейчас жалким псом, чувствуя власть. Подчиняясь, прижав уши к голове, но отчаянно вцепляясь зубами в остатки собственного достоинства.       — Хотя, честно говоря, я слабо представляю, как скулят девчонки, — где-то на периферии звучит все тот чужой бархатный бас, словно мурчание, обманчивое в своей мягкости. — Но, уверен — ты делаешь это в стократ прекраснее.       Последнее, что смутно опечатывается перед взором Чонгука — блестящие в полумраке глаза Ким Тэхена и его ухмылка, в которой так и сквозят неуемное желание и грязная похоть. Чонгук гортанно стонет, когда чужая ладонь давит на пульсирующий пах, и чувствует, как крошится. Прямо у подножья блядской горы, на которую Ким Тэхен взобрался по чужим головам, топчась на душах и отрывая от них по ошметку для своей ненасытной сучки-судьбы.       У Тэхена в паху уже болезненно тянет, а тихие стоны, которые он выбивает из своего мальчишки, никак не способствуют ситуации. Он опускает его руки вниз, не расцепляя запястий, и ведет за собой, как одурманенного, по узкому коридору.       У него чуть ли не кончики пальцев покалывает, а на губах сама по себе расцветает улыбка, которая больше напоминает улыбку обезумевшего — Тэхен в своей стихии. Властвует, не думая о том, что будет гореть за свои «заслуги». Он хочет — он получает.       Сегодня же он хочет любви от этого мальчишки, который думал так просто подрезать ему очерненные грехом крылья фортуны.        «Не на того нарвался», — не без самодовольства думает Тэхен, втискивая Чонгука в свою небольшую комнату и захлопывая дверь одним резким движением.       Он хочет если и не сыгранной любви, то хотя бы желанной оболочки и капли чего-нибудь настоящего на дне черных зрачков. Даже жгучей ярости раненного самолюбия.       Тэхен смотрит в его злые глаза и понимает, что не может больше. Что оба они больше не. А потому берет свое, припадая к чужим искусанным губам своими, целуя остервенело, клеймя.       Чонгук дождался, а потому выдергивает свои руки из тэхеновых и сжимает его лопатки, вдавливая себя и не позволяя отстраниться. Губы уже жжет нещадно, но он все никак не может остановиться, кусаясь, сплетаясь с чужим языком, распахивая собственный рот шире. Целует яростно, больно оттягивая за мягкие волосы на его затылке, а этот чертов Ким Тэхен только стонет бархатисто и держит Чонгука неподвижно в своих горячих ладонях, как самую ценную драгоценность.       Так, как не держал того мальчонку на своих коленях за игорным столом.       Так, как вряд ли будет держать кого-то еще.       Тэхен роняет Чонгука лопатками на мягко скрипнувшую кровать и усаживается на его крепкие бедра, нарочно ерзая на твердой ширинке и выбивая еще один несдержанный стон из парня. Он наклоняется к его лицу, одной рукой грубо хватая за подбородок и целуя в раскрытые губы, а другой — шаря по груди в провальных попытках расстегнуть мелкие пуговицы.       — Черт, — и вынужден оторваться от чужого рта, чтобы вцепиться в некогда соблазняющую, — а ныне уже исполнившую свою роль, — струящуюся ткань обеими руками и разодрать несчастную рубашку одним рывком. Пуговицы с тихим звоном катятся куда-то под кровать.       Чонгук стонет обрывочно, стоит только грязному языку Ким Тэхена обвести ореолы его бордовых сосков, прихватить губами и посмотреть снизу вверх вызывающе. Мол, видишь, да? И ты же прекрасно знаешь, что не сможешь сопротивляться. И Чонгук, только поняв этот едкий контекст, резко оттягивает его голову от своей вздымающейся груди и яростно целует, вкладывая все свое несогласие. Свой внутренний протест, под натиском которого он падает ниц.       Прямо к ногам Ким Тэхена, который продолжает сидеть сверху и крепко сдавливать ребра коленями по обе стороны.       Чонгук блуждает подрагивающими руками по чужой широкой груди, очерчивает плечи в шелковой ткани, гладит почти нежно. Добирается до пуговиц, в противовес нетерпению Тэхена расстегивая их постепенно, одну за другой. Открывшаяся песочная кожа чужой груди будоражит сознание, а покладистость Тэхена — он смиренно сидел и никак не влиял на неспешное раздевание, выглядит как целомудренное одолжение. Чонгук цепляет кончиками пальцев многочисленные подвески на его шее и позволяет себе усмешку.       Тэхен сдергивает с плеч расстегнутую рубашку, потому что этого не удосужился сделать Чон, отбрасывает ее в сторону и льнет к чужой нагой груди, чтобы кожа к коже. Дышит жарко в его рот, будто неверяще оглядывает лицо и целует, положив ладони на щеки.       Напор спадает, уступая место тлеющей страсти, которая сжигает их постепенно. Хочется ощутить, запомнить каждый изгиб, вкус, прежде чем сгореть без остатка. Они безвозмездно дарят друг другу сладкие стоны, сплетают дыхание, пока вновь и вновь целуются до боли в алых губах, безуспешно пытаясь насытиться. Желание захлестывает с головой, топит обоих, не позволяя вернуться на поверхность и сделать вдох.       Тэхен съезжает телом ниже, теперь умещая руки на поясе чужих брюк, видимо, намереваясь продолжить процесс обнажения. Чонгук стонет, действительно скулит, уже изнывая от тянущего возбуждения, пока Тэхен ловко расстегивает его ширинку и мажет кончиками пальцев по твердому члену, закусив губу в предвкушении. Брюки беспардонно сдергиваются, и Тэхен с силой сжимает оголившиеся крепкие бедра, вонзая аккуратные ногти. Чонгук шипит, одергивая его ладони и сплетая пальцы со своими, разводит руки в стороны, вынуждая Тэхена снова наклониться прямо над своим лицом.       — Такой же, как я представлял, — шепотом остается на чужих губах. Тэхен сцеловывает невысказанный протест, не вырывая рук, но теперь устраивая их над головой Чонгука. — Хочу целиком.       — Так возьми, — Чон не верит, что говорит это сам, списывая все на чертов дурман, которым Ким Тэхен заволок ему сознание. А тот улыбается хитро, кусает губы в нетерпении и отчего-то принимается осыпать чужое красивое лицо легкими поцелуями. Без открытого проявления власти, без превосходства и подчинения себе.       Чонгука же от этого сжигает еще больнее, а волк внутри скулит еще жалостливей, чем от вероломного укрощения.       Его как-то слишком резво оставляют без одежды, хотя на самом Тэхене еще надеты штаны, и Чонгук только представить может, как ему сейчас. Чон только простонал несдержанно, куснув за губу Тэ в спешном поцелуе, когда тот одним слитным движением до конца стянул с него ненужные брюки и боксеры, которые уже увлажнились у головки.       — А, Чонгукки, проигрывать неприятно, да? — шепчет он у его носа, держа за подбородок в немом приказе смотреть в глаза, а другой рукой лениво ему надрачивая и пресекая попытки толкнуться себе в руку. — Знать бы только, каково это.       Чонгук бы плюнул ядом в ответ, если бы не поволока в мыслях от хлесткого возбуждения, на которое наконец обратили внимание. Тэхен ласкает его на грани с грубостью все теми же руками, усыпанными кольцами, и это еще одно напоминание о том, что Чонгук — проигравший. Он смотрит в его нахальные глаза, старательно не отводя взгляда и закусив губу чуть ли не до крови, чтобы не простонать протяжно, еще раз приняв свое поражение и обласкав тэхеново самолюбие.       — Пришло время брать, — говорит Тэхен глухо, и следующее, что видит Чонгук — темно-каштановая макушка меж его разведенных колен и чужой взгляд, совершенно пошлый, и кажется, что искрящийся из-под полуопущенных ресниц.       А потом разгоряченный язык касается его члена, лижет широким мазком, пуская во влажную глубь рта. Тэхен держит его за бедра, вдавливая кольца в чувствительную кожу, лишает возможности толкнуться навстречу ласкающему языку, и оттого эта пытка становится еще невыносимей. Тэхен не собирается брать его грубо и спешно, поддаваясь инстинктам и доказывая превосходство путем животного. Взамен этому он изводит их обоих своими изощренными пытками, испытывая и собственные пределы.       Играется вдоволь, вкушая.       А еще Ким Тэхен никогда не бросает слов на ветер. Это Чонгук понимает, — если еще способен к этому, — когда горячий язык скользит ниже, к его сжатому кольцу мышц, и на пробу толкается внутрь. Чонгук от этого подается тазом вверх, а Ким, все еще ласкающий его плоть рукой, черт возьми, продолжает его вылизывать, не пропуская ни миллиметра горячей влажной от собственной слюны кожи и с чувством сжимая одну из половинок, открывая себе больше пространства. Он слушает стоны сверху, перебиваемые сдавленным скулежом, и не решается отстраниться, когда рука Чона требовательно давит на затылок.       На очередном грудном стоне Тэхен меняет юркий язык на длинный палец, и несдержанный вскрик Чон Чонгука для него — как самое упоительное вознаграждение.       — Расслабься, Чонгукки, — со смешком раздается над ухом, и он осторожно вводит палец глубже, чувствуя, как тугие стенки сжимают его.       — Что, даже растянешь меня сам? — выдавливает из себя Чонгук, все же прислушиваясь к чужим словам и пытаясь выровнять дыхание. Тэхен согласно мычит в его рот и медленно добавляет второй палец, собирая на свои распахнутые губы вскрик и жаркое дыхание.       — И себя — тоже, — остается без ответа выдохом на чужое ушко, глазами в глаза, где у обоих черти пляшут, охваченные жгучим огнем. Чонгук сглатывает тяжело и тянется к чужому затылку, путаясь во влажных прядях, чтобы приблизить к себе этого спущенного на землю грешника и поделиться с ним и своим грехом, отпечатываясь на чужом сердце уродливым шрамом и не оставляя ни единого шанса вернуться обратно. Он заглядывает в его глаза, секундно сморгнув пелену, и понимает, что сгорает в своем безумии, не оставляя шанса уже себе.       И мы молимся, лишь бы тут не было Бога, который бы нас покарал и обратил в хаос.       Тэхен отстраняется от него, и Чонгук, вдруг внезапно ощутивший себя «пустым», непонимающе устремляет взгляд на молодого человека. А тот, неотрывно глядя в помутневшие темно-карие омуты, стягивает с себя брюки вместе с бельем, со стоном выпуская налившийся кровью член.       — Что, сеньоритте нравится? — хмыкает Тэхен, когда ловит чужой изучающий взгляд из-под полуопущенных ресниц уже на своем обнаженном теле. Он гладит себя по груди, собирая бисерины пота и задевая чувствительные соски, массируя их меж пальцев, тихо постанывает, соскальзывая рукой по впалому животу к изнывающему члену. Смыкает длинные пальцы вокруг, оттягивая крайнюю плоть, медленно дрочит себе, распределяя предъэякулят и неотрывно глядя в глаза Чон Чонгука, который смотрит на него, кажется, не мигая. Его самого уже ведет от этой «картинки», открывшейся перед взором, и хочется-хочется-хочется, до спазма внизу живота.       — Прекрати, — шипит Чонгук, хмурясь. Тэхен улыбается одним уголком губ, все еще не позволяя себе приблизиться к желанному телу напротив, и наклоняет голову вбок, провоцируя последние капли его истерзанной выдержки.       — Что, Чонгукки? — прекрасно зная ответ, но упиваясь чужим бессилием перед уязвленным самолюбием, которое тэхенова душа испивает до последней горчащей капли. — Проси меня.       И Чонгука срывает вниз головой с обрыва одним порывом, который Ким Тэхен буквально вызвал щелчком изящных пальцев или пущенным взглядом из-под ресниц. Чонгук пал еще тогда, когда открыл свои карты и молчаливо понял свое поражение. Но теперь он принимает его, пуская по венам чужую власть, которая заглушает жалобный скулеж волка внутри.       Чонгук одним слитным движением оказывается прямо перед Тэхеном и укладывает его на лопатки, нетерпеливо подминая под себя. Он склоняется над ним, фиксируя его запястья своими руками и глядя в бесстыжие глаза, и только хочет стереть насмешку с его губ, как Тэхен плавным рывком меняет их местами и снова оказывается сверху.       — Еще рано, Чон Чонгук, — шепчет над лицом, с каким-то чертовым благоговением оглаживая его скулы и собирая испарину со лба, а другой рукой снова скользит вниз. Чонгук крупно вздрагивает, когда кольца мышц снова касаются, и сдавленно шипит, реагируя на медленное проникновение двух пальцев.        «Баловства» Ким Тэхена явно недостаточно для того, чтобы подготовить Чонгука, поэтому тот тянется к ящику тумбочки и торопливо выискивает там бутылек смазки.       Тэхен сдерживается, чтобы не быть резким, когда видит заломленные брови Чона и чувствует руки, сжимающие его плечи. Он продолжает плавно растягивать его, добавляя прохладного геля на пальцы, и целует в губы, когда Чонгук подается бедрами навстречу, наконец привыкнув, и перемещает руки с плеч на влажную спину, легко царапая ее ногтями.       Тэхену это — поплывший взгляд из-за ресниц и приоткрытые влажные губы, его руки, теперь обнимающие за шею, — хуже любого прошения сорванным от крика голосом. Поэтому он делит стон на двоих, когда меняет пальцы на свой член, и сжимает Чонгука за ребра, удерживая. А тот, свыкнувшись с новым ощущением, несмело подается вперед, со стоном позволяя Киму первый глубокий толчок, который всполохом отдается на нервных окончаниях.       — Нежен со мной? — сбивчиво бормочет Чонгук, прерываясь на тихий всхлип, потому что Тэхен усмехается ему куда-то в изгиб плеча и позволяет себе несдержанный рывок в податливое тело.       — Тебе показалось, — отвечает он, беря его руки в свои и заводя их над головой Чона, сцепив пальцы в замок. Ведет кончиком носа по линии его челюсти, мягко кусает за подбородок, обманывая ощущения, чтобы позже сыграть на контрасте и нетерпеливо вдолбиться в разгоряченное нутро.       Чонгук под ним всхлипывает, обвивая стройными ногами за талию, и пытается совладать с собой, чтобы не заскулить совсем позорно и не шепнуть грязное «сильнее» сорвано на чужое ухо. Потому что Ким Тэхен смотрит ему в глаза, закусив губу, и продолжает ритмичные толчки, постепенно наращивая темп и сплетя их пальцы до побеления костяшек.       Он немного меняет угол, теперь раз за разом задевая чужую простату и выбивая из Чонгука еще более будоражащие вскрики и исступленные стоны, эхом остающиеся в ушах.       Под Тэхеном, на самом деле, стонали многие, сжимая его плечи и просяще смотря в глаза, оглушая звонкими стонами, которые тешили самолюбие и доводили до пределов. Тэхен и сам стонал на многих, позволяя порочить свое тело — хотя, куда уж боле, — но оттого становясь только искушеннее и чувственнее. Тэхен всегда знал, на какие кнопки давить, чтобы получать то, чего требует очередная прихоть черной души, и ничего не давать взамен.       Тэхен конченый эгоист с манией величия, ради которой готов идти по головам и перешагивать принципы, руша все правила и не задумываясь о крае, на котором опасно балансирует. Тэхен просто конченный, потому что погряз в разврате и азартных играх, каждый раз как впервые упиваясь чужой обессиленностью перед сукой-судьбой, с которой он на короткой ноге.       Тэхен конченный, он всегда это знал. Но никогда не думал, что мальчишка, стонущий под ним сейчас так сладко и насаживающийся на его член с такой отдачей, но смотрящий из-под ресниц все еще с нехорошими искрами неразбавленной ярости, будет настолько крошить его и рвать на лоскуты от диссонанса.       Чонгук гнется дугой и вырывает свои руки из тэхеновых, чтобы зарыться в его растрепанные темные волосы и оттянуть за корни, уткнув лбом во взмокшую грудь. Тэхен не противится, собирает пот губами, широко лижет, собирая соленые дорожки, и целует внезапно нежно, чтобы потом поднять голову и накрыть истерзанные губы своими в порыве такой же контрастной нежности. Он накрывает уже пульсирующий член Чонгука ладонью, легко массируя и распределяя капли смазки, а тот выдыхает рвано, разрывая мокрый поцелуй, и снова выгибается навстречу.       — Ты кончишь только в меня, Чон Чонгук, — горячим выдохом на ухо вместе с особо глубоким толчком напоследок. Тэхен выходит из вытраханного Чонгука, которого безвольно мажет по шелковым простыням от неги. Все, как Ким и хотел: растрепанные по подушке влажные кудри, абсолютно нагое желанное тело и тяжело вздымающаяся грудь, руки, сжимающие ткань простыни, и капли пота, плавно стекающие со лба. Тэхен ведет кончиком языка по нижней губе, откровенно наслаждаясь своим творением, черт возьми.       Все так, как и должно быть. И этот мальчик — лучшее, что есть в этой картине, полной неразбавленной похоти, которую он сам и воплощает.       Тэхен снова тянется к бутыльку смазки, небрежно отброшенного в сторону ранее. Выдавливает все тот же гель, распределяя по пальцам, и заводит руку назад.       У Чонгука глаза распахиваются в непонимании, потому что смысл его слов коснулся осознания только сейчас. Внутри растет жажда, распаляемая ожиданием и неверием в то, что Ким Тэхен делает прямо сейчас, смотря ему в глаза.       А тот тихо стонет и шумно выдыхает, когда вводит в себя первый смазанный палец и на пробу толкается внутрь. Чонгук видит только его лицо, подернутое пеленой не спавшего возбуждения, и тянется к нему, беря за локоть свободной руки. Тэхен усаживается ему на бедра, держась за его бок, а Чон только делает рваный вдох, когда их члены соприкасаются.       Тэхен утыкается лицом в его плечо, всхлипывая, когда Чон своей рукой давит на его кисть, вводя палец глубже, и через мгновение добавляет свой, следя за реакцией парня. А тот стонет глухо и несдержанно кусает его за плечо, тем не менее начиная подаваться навстречу пальцам внутри себя.       — Позволь мне, — просит Чонгук шепотом, и Тэхен вынимает свой палец, позволяя Чону вести и управлять собой. — Послушный.       Тэхену это, сказанное на выдохе с ноткой усмешки, уколом задевает уже и без того подкошенное самолюбие, потому что Чон Чонгук держит его у своей груди, неспешно растягивает, потому что Ким сам позволил, и смазано целует во влажный висок.       Тэхену это — оголившимися нервными окончаниями и стыдливой покладистостью, потому что Чон Чонгук не пытается доказать.       Чонгук разводит уже два своих пальца в стороны и тихо шепчет о том, что у Тэхена невероятно узкая задница, продолжая растягивать его с не меньшим удовольствием. А Ким ерзает на его липких бедрах, скользит выше и берет в подрагивающую ладонь их члены, начиная тягуче массировать, надавливая большим пальцем на головки, и стонет в чужие распахнутые губы.       Чонгук чувствует вязкое возбуждение, узлом оттянувшее все тело и требующее разрядки, и потому мягко толкает Тэхена спиной на смятые простыни, устраиваясь меж его разведенных острых колен. Тэхен смотрит на него из-под ресниц, закусив губу в предвкушении, и не пытается сдержать вскрик, когда Чон входит в него.       Чонгука не хватает на нерасторопные пробные толчки, потому что Тэхен шепчет одними губами «давай», спускающее все с цепи, и притягивает к себе, положив руки на плечи. Он топит собственные стоны в чужие губы, когда тот, будто наконец дорвавшись, вдалбливается в податливое тело под собой, которое так отзывчиво и чувственно перед скорым оргазмом.       Тэхен кончает себе на живот, заломив брови, но не отведя глаз от чонгуковых, и сводит щиколотки на его пояснице, не позволяя отстраниться, когда через мгновение чувствует горячую струю внутри себя.       Как и хотел.       Тэхен млеет еще больше, когда Чонгук выходит из него и, склонившись близко-близко, лениво целует в губы сквозь улыбку, навалившись и зарывшись пальцами в растрепанные волосы. Ким чувствует, что они оба грязные и измотанные просто до ужаса, но льнет в ответ и укладывает ладони на его взмокшую шею.       Чонгук не знает, зачем распаляется на эти никчемные нежности, но будто действительно попросту не может насытиться чужими истерзанными губами, целуя, помечая вновь и вновь. Уродливым шрамом на опороченном сердце, да? Без шансов.       — Останься, — Чонгук не может не услышать просящие нотки в хрипловатом голосе Тэхена, когда тот говорит это в короткий перерыв между неспешными поцелуями. У него внутри что-то затрепетало еле уловимо, но с языка слетает колкое:       — Не наигрался? — А Тэхен тихо хмыкает, вновь притягивая его к себе для глубокого поцелуя, будто ставя печать под лаконичным и уже понятным «знаю, что не уйдешь». С чего бы такая уверенность? А с того, что Чонгук жмется к нему, липнет кожей к коже, и сейчас уже обнимает поперек груди, скользнув с тела к боку.       — А ты? — остается без ответа в молчаливом поцелуе ямки между острыми крыльями ключиц.       … — На, Чонгукки, — Тэхен уже лениво курит в потолок, расслабленно разлегшись на все той же расправленной постели. Он протягивает лежащему сбоку от него Чону украшение, только что снятое со своей шеи.       Чонгук непонимающе хмурится, но принимает его, вешая на свой палец и рассматривая со всех сторон.       Тэхен усмехается, наблюдая за ним с зажатой в зубах недокуренной сигарой, и наклоняется вперед, чтобы ловко повесить кожаный ремешок с изящным белым клыком на чонгукову шею.       — Утешительный приз? — бросает Чонгук, отнимая у парня сигару и затягиваясь, и плюхается рядом.       Тэхен тихо фыркает, прежде чем снова выпустить струю дыма к потолку.       — Да нет, вообще-то, — тихо говорит он и, склонившись над лицом Чонгука, быстро затягивается и выпускает дым в чужой приоткрытый рот. Тот кладет ему пальцы на скулы и мажет кончиком носа по щеке.       — Ты всех, проебавших тебе, побрякушками обвешиваешь? — хмыкнув, интересуется Чон, смотря на то, как Тэхен тушит бычок об уголок потрепанной тумбочки.       — Обвешивают обычно меня, — Тэхен манит его к себе пальцем и быстро целует, делясь остаточным горьким привкусом от сигары.       — В смысле?       — Ты первый, кто проиграл мне не деньги, Чонгукки, — лукаво говорит Тэхен, отстранившись и мягко оглаживая его щеку подушечкой большого пальца. Чонгук закатывает глаза и, кажется, розовеет щеками под тихий смешок Кима.       — Тогда тебе не повезло, Ким Тэхен, — глухо шепчет он у него над носом, смотря в глаза. Тэхену уже кажется настолько знакомой промелькнувшая там искра.       Он только мычит вопросительно, добиваясь того, чтобы Чонгук сам озвучил свои потаенные надежды желания.       — Слабо проиграть мне? — вкрадчиво говорит он, рассматривая подаренный клык на своей ладони и поглядывая на Тэхена исподлобья.       А тот только смеется бархатисто и подминает его под себя, принимаясь осыпать его лицо мягкими мазками поцелуев.       Слабо, Чон Чонгук.       Ким Тэхену слабо, потому что он знает, что заранее обречен на провал перед чужими бесами на дне карих радужек и безумием азарта, в них же горящем неугасимо.       Как и у него самого.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.