Спасибо за помощь

Вот опять. — Учти, что делаю это из вежливости, — Сонхва аккуратно обматывает израненную руку. Внимательно следит, чтобы бинт прилегал плотно, старается не делать резких движений — лишь бы не навредить. Парень сидел сильно согнувшись на неудобном стуле — маленьком, больше декоративном, который здесь был просто по определению, а не для выполнения своего функционала. Интерьер квартиры Хонджуна был весьма специфичным, сразу видно — человек искусства. Но, ввалив это тело в квартиру, Сонхва хоть на полу бы разложился — всё равно бы делал то же самое, что и сейчас. Хотя никак не мог представить, что свой пятничный вечер он проведёт именно так. Такими были обстоятельства. Хонджун усмехнулся, услышав это. Он всегда пытался оправдаться. Было свободное время, отсутствие дел, долг или по старой дружбе, которой да фактически и не было. Или была? Так случилось, что они учились в соседних классах старшей школы, а теперь были одногруппниками. Их общение складывалось вокруг учёбы и в рамках небольшой компании хороших университетских знакомых. Да, вроде, и ладят между собой, а в другой раз наткнёшься на них спорящих, что аж уши вянут, или вообще находящихся в кратковременной, но всё-таки ссоре. Может, это был специфичный вид дружбы. Дружбы, которой в глубине души никто не хотел иметь. И как ни пытался, Хонджун не понимал, почему помощь от Сонхва была скрытной. Под предлогами, с отговорками и показушным нежеланием, хотя было проще умереть, чем попробовать отказаться от того, что предлагает Пак — тот прожигает взглядом, если только попробуешь заикнуться. Какая-то агрессивная забота выходит. И Ким никогда не позволял себе этого. Довольствовался тем, что на долю секунды на лице парня появлялась улыбка, а после снова исчезала — не хотел выдавать себя. Да вот только это не получалось. И сейчас обеспокоенный взгляд и нахмуренные брови выдают Сонхва с потрохами. «Уязвимый». — Я так и понял, — Хонджун резко поморщился от боли. В этот же раз Сонхва выпала участь обрабатывать раны после драки. Помахать кулаками — не совсем типичное, но неудивительно дело для Кима. Район неблагополучный, плохая репутация со школы, которую он пытался старательно (или почти) исправить в университете; дешёвый бар недалеко от дома, откуда стабильно буквально вываливаются пьяные люди, а через выходные приезжает полиция на шум, на который жалуются жители из близ находящихся домов. Столько было различных обстоятельств. И сегодня ему просто не повезло нарваться на здорово выпившую компанию, которая начала его донимать. А контролировать свой гнев Ким ещё не научился. Спасибо хотя бы на том, что кто-то успел окрикнуть тех парней, а сам он смог благополучно дойти до дома (хоть и еле как), рядом с которым уже находился Сонхва, чтобы передать задания для семинара. Парень хотел просто на пять минут встретиться, а теперь сидит и корячится здесь. Но Пака это не волновало. Если бы он смог самому себе признаться, то мог бы сказать, что его волновало только то, что кровь ещё сочилась — немного, не смертельно, но всё ещё в этом было мало хорошего. Волновало, что парень вымученно улыбается, пытаясь скрыть, что ему больно, а ему действительно было больно. Волновало, что это было не в первый и, скорее всего, не в последний раз. Ким всегда нарывался на неприятности. Сонхва несколько раз пересекался с ним в школьных коридорах, зато его имя чаще слышал, чем своё. Ким Хонджуна выгнали из класса. Ким Хонджун с кем-то подрался. Ким Хонджун сломал автомат с напитками. Чертовски влипчивый парень. А Ким пытался всеми силами не давать новых поводов для волнения. Заглушает болезненные стоны не из-за стыда, а из-за боязни, что тревога старшего будет повышаться с каждым звуком. Если не может улыбаться, то пытается сидеть хотя бы со спокойным выражением лица, когда от боли хочется сжать зубы, если не скрипеть ими. Сонхва плохо скрывает желание помочь, Ким плохо справляется с ролью не быть поводом для волнения. — В принципе, всё. Пак немного отодвинулся, оценивая результат своей работы. Тело парня чуть ли не на треть было измотано бинтами, где-то виднелись пластыри. Взгляд Сонхва цепляется за проявляющиеся синяки, за ссадины, которые были слишком незначительными, поэтому он просто прошёлся по ним ватным диском с перекисью. Он догадывался, что это больше была работа асфальта, на который тот упал. Потянувшись, чтобы размять спину, которая жутко затекла от такого положения, он подумал, что осталась единственная часть тела, которая нуждалась в его тщательном уходе. То, на что больнее всего было смотреть. — А это зачем? — Хонджун кивнул на руки парня. Он думал, что миссия Сонхва по его лечению окончена. — Ты себя в зеркало видел? Эти слова он выплюнул с такой горечью и сожалением, будто это он был виновником того, что творилось на лице Кима. — И так пойдёт. Сонхва не потрудился скрыть, что закатил глаза. «Какой он невыносимый». Чего он ожидал от этого придурка? Пак бы не удивился, если бы Хонджун доковылял бы до дома, максимум принял душ и сразу бы лёг спать — просто видит, как того ломает от усталости. Если он не морщился от боли, которая резко возникала от щипания из-за дезинфицирующего средства или «неправильного» положения его конечностей, то он почти клевал носом и растекался по дивану из-за желания наконец-таки лечь. Не только Сонхва было неудобно сидеть на этом треклятом стуле, но и Хонджуну — диван был жестковатым. — Сиди ровно, — он смочил ватный диск. Его до этого твёрдые руки начали немного подрагивать, когда сам стал осознавать, что ему надо сделать. Ким резко замер, когда парень оказался слишком близко перед его лицом, буквально в десяти сантиметрах. Пальцами вцепился в диван, может, оставит неровности на коже мебели, но сейчас об этом он не думал. Попытался сначала смотреть в стену за спиной парня, рассмотреть картину его любимого художника, а потом и вовсе закрыл глаза, потому что взгляд всё время переводил не туда, куда надо. Смущался. Почти ощущал дыхание парня. А Сонхва, еле скрывая дрожь в руках, проводил ватным диском по лицу, где-то наклеил маленькие пластыри. Набрав побольше мази на указательный палец, сначала коснулся рассечённой брови, думая, как бы не осталось там шрама — ему сильно этого не хотелось, а потом дотронулся и до нижней губы. Того как ошпарило. Ким инстинктивно дёрнулся назад, почти вжимаясь в спинку коричневого дивана, а на лице то ли непонимание, то ли страх. Пак смотрел на того, поднимая брови в немом вопросе, якобы, что было не так? Он так и застыл с протянутым пальцем, на котором было ещё приличное количество мази. — Хонджун, дай мне обработать, и я закончу, — говорил настойчиво. Сонхва плохо скрывал волнение за другого человека, но волнение из-за смущающих его ситуаций — почти идеально. Его почти ломало, участившийся пульс почти выдавал, как и грудь, которая начала вздыматься чуть чаще. Хонджун бы это заметил, если бы сам не пытался себя контролировать. «Спорить действительно бесполезно». В их университетской группе все знали, что Ким был довольно-таки упрямым и своенравным парнем, который старался стоять на своём до самого конца. Не выполнял бесполезных необязательных поручений, всегда отстаивал свою позицию, из-за чего часто перепирался с другими студентами на парах, если их мнение было отличным от его. Часто оппонентом выступал именно Пак, который, на самом деле, был таким же упёртым. Но в этот раз Хонджун отступил. Отодвинулся от спинки, но теперь уже не пытался не смотреть на Сонхва, наоборот, наблюдал за ним. Тот закусил нижнюю губу от напряжения, пепельные волосы прилипли ко лбу из-за пота, брови нахмурены. Хонджун был готов признать про себя, что его одногруппник был привлекательным. Сонхва же излишне быстро пытался размазать мазь, нанести её на все участки, ничего не пропустить. Он не замечал или пытался не замечать, что на него смотрят в упор. — Ладно, теперь точно всё. Пойду всё отнесу и подышу воздухом на балконе. У тебя слишком жарко, — парень поднялся с этого поистине неудобного стула, скинул кардиган на него же. Резким движением он сгрёб всё, что до этого находилось в кухонной аптечке: неиспользованные бинты, тюбик с мазью, бутылёк с перекисью и ватные диски. Им обоим повезло, что хотя бы это оказалось в скудной аптечке Кима. Сонхва не раз замечал, что тот приходил больной на занятия, или у того что-то болело, но как таковых таблеток почти не заметил. Антигистаминное, леденцы от кашля и аскорбинки. Сонхва подумал, что в следующий раз Ким за это точно огребёт. Выйдя на балкон, Сонхва попытался вдохнуть наконец-таки полной грудью, насколько это было возможно. Прохладный воздух почти с болью проникал внутрь, неприятно отдавало в груди, но это было наименьшей проблемой из всех, с которыми ему пришлось столкнуться за эту злосчастную неделю. Она казалась бесконечной, и Паку действительно было досадно, что завтра только суббота, а не понедельник, который бы он начал с чистого листа. Прошедшие пять дней прошли в окружении этого шумного Кима, парня, который везде сеял хаос. Обязательный проект застопорился в самом начале из-за несовпадения идей и мнений. Чуть ли не попали в аварию, когда Хонджун подбросил Сонхва на своём скутере до университета, успев проскочить на последних секундах на зелёный, чуть ли не влетев в легковушку. Вчерашняя гулянка, после которой ему пришлось тащить Кима до дома почти на себе из-за того, что тот пить не умеет. А теперь это. «С ним свихнуться можно». Это сумасшествие в полной мере вошло в его жизнь в марте того года, когда они оба узнали, что буду учиться вместе. И это сумасшествие только развивается, вовлекая Сонхва во весь этот хаос. Хаос из глупых разговоров, сомнительных тусовок, спорах на занятиях, участием в конкурсах и всего прочего. Ким Хонджун — источник всего этого. И Пак не мог сказать, что ему это всё не нравилось. Это было необычно. Дверь со скрипом открылась, оповещая о присутствии ещё одного человека. Одним движением на плечи парня небрежно был кинут флисовый синий плед. — Простудишься, — Хонджун встал рядом, пытаясь заглянуть вниз через перила. Темно, хоть глаза выколи. Эта улица действительно никогда не подсвечивалась. — Мне ещё нужен напарник. Как же. — Да ты хоть один, хоть с напарником — всё равно всё делаешь по-своему, — он едва улыбнулся и всё-таки сжал плед посильнее. Неожиданный порыв ветра пронизывал до самых костей. — Ты прав, — Ким ухмыльнулся, а потом поморщился от холода перил, на которые положил руки. Действительно холодно. А этот придурок Сонхва в лёгкой футболке. — Слушай, — Пак повернулся в сторону парня, чтобы посмотреть в лицо. На долю секунды сердце Кима пропустило пару сильных ударов, когда его взгляд столкнулся с почти чёрными глазами Сонхва. Чёлка немного скрывала их, и ему очень хотелось отодвинуть её. «Красивый». — Могу я у тебя остаться? — смотрел вопросительно, дожидаясь ответа. Ким с секунду подумал. — Не хочешь по этому району в одиночку идти? — Хонджун улыбнулся, как умел — чисто и искренне. На радость Киму — тот всё-таки поправил свои волосы, да вот только повернулся теперь боком. Парень всматривался в здания, которые подсвечивались, но были так далеко, что они казались просто маленькими жёлтыми и оранжевыми точками. — Ну, можно и так сказать. — Постелю тебе в своей комнате, — Хонджун слегка сжал плечо Пака и направился в комнату.

***

После неожиданно долгой подготовки ко сну, они всё-таки смогли разойтись по комнатам, даже пожелали друг другу доброй ночи. Сонхва наконец-таки в полной мере и в одиночестве мог осмотреть комнату парня. Если же его собственная была в идеальном состоянии: всё лежало на своих местах, а сам интерьер мягко намекал на минимализм, то комната Кима была совсем другой. Где-то были разбросаны вещи, на рабочем столе пара грязных кружек и пустые банки с энергетиками, куча заметок на большом мониторе. Стены в плакатах с группами, которые Сонхва хоть и не особо знал, но увлечённо о них слушал от самого Хонджуна — если заикнуться про музыку, то того не заткнёшь. И Пак действительно слушал и задавал вопросы — ему хотелось побольше слушать его увлечённого. Рядом с вырезками из журналов также висели и фотографии. Конечно, это были его собственные снимки. Он всегда отличал их на выставках в университете, не подходя близко к подписям под ними, видел, что это именно Хонджун. Именно его видение мира, именно его философия. Не сказать, конечно, что Ким был в этом лучшим, но его часто выделяли и профессора, и другие студенты. Домашняя футболка и штаны Кима удивительно были практически впору Сонхва. Он предположил, что парень скорее прогадал с размером, а вещи так и не вернул, просто решил оставить — главное, чтобы не было мало. Проведя медлительно руками по коленям, тот встал и приоткрыл дверь на несколько сантиметров. Подумал, вдруг может понадобиться парню, а сам не услышит. Да в целом, на всякий случай. Когда он наконец-таки лёг в постель, казалось, что он сразу же уснёт, так как усталость на него обрушилась слишком стремительно. Голова тяжелела, мысли становились спутанными, и он фактически уже засыпал. Всё было хорошо. Было, пока не перевернулся на правый бок, ближе к краю кровати. Рукой слегка коснулся чего-то, ткани. В носу еле ощутимый знакомый запах. Приоткрыв глаза, увидел знакомую и любимую чёрную джинсовую куртку Хонджуна. У него было стойкое ощущение, будто младший всё время проводил в ней. Когда уже становилось холодно, тот не стремился надеть что-то зимнее и тёплое, а ходил в этой куртке. Когда уже становилось тепло, тот не менял её на что-то более лёгкое, словно проще было её снять, чем изначально одеться по погоде. Странный Ким Хонджун. Сонхва слегка сжимает ткань, отстраняется и вновь убирает руку под одеяло. По-хорошему, ему надо было бы спать. Но как только закрывает глаза, так в голове образ Кима. Как тот стоит еле-еле у своего же подъезда, как страдальчески сидит на диване и терпит боль, как тот улыбается, стоя на балконе, сжимая плечо Пака. Безусловно, мысли мешали. Но шевеление, которое слышал из-за открытой двери, не меньше. Ким ещё не спал. Судя по звукам тот не мог улечься, всё время ворочался, искал нужное положение. И Пак улавливал еле слышные тяжёлые вздохи и ругательства, когда, по-видимому, терпение Хонджуна кончалось. Сонхва так и пролежал ещё пятнадцать минут, слушая, как в гостиной возится, почти кряхтит парень, и скрипит диван. Чёрт, Ким был таким маленьким, а создавал столько шума. И в итоге сорвался. Шумно, тяжёлым шагом пришел в комнату, устало протирая глаза. Ему действительно очень хотелось спать, но он не был уверен, что причиной недовольства было только это. Хонджун пошевелиться боится, чтобы жёсткость дивана не отдавала в рёбрах и спине. Видимо, вставал, чтобы положить пару покрывал для придания мягкости — он стерпит, всего лишь одна ночь. Да вот только эти покрывала не делали хоть какой-нибудь пользы. И сейчас тот тихо вздыхает, когда слышит приближение старшего. — Что? — Ты уснёшь вообще или нет? — в его голосе ни ноты злости или раздражения, слишком мягко, чем должно было быть. Кима на секунду прошибает, слова болезненным уколом совести отдаются где-то внутри. Ему помогли, а он не может сделать минимум — дать поспать. — Извини, я буду тише. Не было сил спорить, сил оправдываться. Он действительно сожалел. — Пойдём в комнату, ты не уснёшь на этом, — Сонхва неопределённо махнул рукой. — Места хватит, что-что, а кровать у тебя хорошая. Он дожидается, когда Хонджун медленно начинает вставать. Если бы ушёл, он был уверен, Ким бы не шелохнулся и понадеялся на то, что Сонхва ляжет в кровать и уснёт. Но этого не случается, потому что сам стоит над душой и ждёт, когда его послушаются. И он это делает. Плетётся в свою же комнату будто чужой, ложится у самой стены — чуть ли не вжимаясь в неё спиной, оставляет слишком много пространства для Пака, больше половины так точно. — Ложись нормально, — Сонхва тянет за здоровое плечо к себе. — Я не кусаюсь. — Я бы поспорил, — пытается отшутиться, но всё-таки подвигается ближе, укладываясь так, как ему было удобно: вытягивает левую руку, что почти касалась старшего. Тот и не был против. Он наблюдает, как лицо Кима расслабляется, исчезает та болезненность, он больше не хмурился. Внутри Сонхва растекается некое тепло от облегчения, перекрывая всю тревогу, что была до этого. Хонджун был рядом и не мучился в той комнате один. Пак сначала одёргивает себя, чтобы не прикоснуться. Но потом решается, думая, что этот вечер и так был сполна на события. Сонхва касается растрепанных черных волос, проводит рукой невесомо и бережно, постепенно уже зарываясь пальцами. Пытается погладить, почти приласкать. Беззвучно даёт понять о своих чувствах и своём волнении, о том, что беспокоится. Действительно беспокоится. Не сказать, что у Пака не было близких людей: была семья, близкие друзья в других колледжах и университетах. Но Ким был абсолютно другим. К нему необъяснимо тянуло. К заносчивому, упрямому и своенравному. Они сходились полностью в отстаивании своего мнении, в другом — почти кардинально отличались. Хонджун был хаотичным, иногда безрассудным и вспыльчивым. Сонхва сдержанным, рациональным. А может, общего было гораздо больше, чем они хотели сами видеть. — Сонхва, — он почти сипит. Его состояние находилось где-то между реальностью и сном, и он не был уверен, спит ли он сейчас или ещё нет. Пытается пошевелить пальцами, чтобы это проверить — выходит. — Да? — Пак убирает руку, кладя её перед своим лицом. — Спасибо тебе за помощь, — промолвил Хонджун. Ким будто на пробу аккуратно опускает свою руку на плечо старшего, не убирает и ждет реакции. А Пак только лишь ближе подвигается, сокращая расстояние на кровати, глаза закрывает. Ничего не говорит, лишь бы Хонджун не тушевался, не отстранялся и не давал заднюю. Ким немного смелеет, сам подвигается на пару сантиметров, уже касается лицом груди Сонхва, замирает, когда ложится, не дышит от слова совсем. Это все напоминало минное поле, каждый шаг мог обернуться катастрофой, оба делали все аккуратно, без лишних движений и слов. Одна неловкость — все разрушится. — Хон, — Сонхва почти шепчет куда-то на ухо, не открывая глаз. Он лишь наощупь касается спины, затем талии парня. Чувствует подушечками пальцев шероховатость бинта и пластырей. Пытается не усердствовать, чтобы случайно не попасть по ссадине. — В следующий раз не ходи рядом с тем местом. Пожалуйста. Ким кивает, понимает, что тот не видит. Отвечает краткое: «Хорошо». Он не будет больше там ходить, особенно по вечерам. Его существование — повод для волнения парня, может, хотя бы так снизит риски и не будет доставлять проблем. — Сонхва, — Хонджун льнёт ближе, слегка сжимает под собой свою же домашнюю футболку, которая сейчас была на парне. — Пожалуйста, не скрывай свою заботу, — слегка улыбается. Пак открывает глаза, смотря на парня, который был сейчас в непозволительной близости от него. — Я и не скр… — Выражай открыто свои намерения и… чувства, — выдыхает Ким, снова замирая. Он слегка отодвигается, чтобы можно было посмотреть в глаза Пака, тот оставался неподвижным. Полнейшая тишина, аж простыни не шуршат под ними, кровать не поскрипывает. Сердцебиение Сонхва отдается где-то в висках, а в голове тысяча и одна мысль. Немигающим взглядом пытается считать Хонджуна, понять скрытые смыслы его слов, найти подвохи и попытаться на это грамотно ответить. Чувства? Чувство волнения за друга? Чувство волнения за Ким Хонджуна, которого не хочет видеть своим другом? Хочет видеть его кем-то большим. — Можешь остановить, — он это так вбрасывает без контекста. Сонхва тянется медленно, давая время подумать. Но Ким не отстраняется. Он прикрывает глаза, сам не шевелится, но спустя пару секунд ощущает чужие губы на своих приоткрытых. Невесомо. Еле влажного следа не хватает — Ким наугад жмётся, ищет губы и попадает, уже чуть настойчивее, слегка грубо. Если пересекать эту черту, то полностью. Ким утыкается носом в грудь, вдыхает запах. Ладонь Сонхва на боковой стороне шеи, большим пальцем аккуратно поглаживает щёку, минуя царапины, не сдерживается и целует в лоб. — Скрепили обещания поцелуем? — ему не надо было видеть выражение лица младшего, чтобы знать, как тот улыбается, больше ухмыляется. — Я ничего не обещал, — пригладил взлохмаченные волосы. — Ты уже начал выполнять мою просьбу. Сонхва тоже улыбается. До чего же этот парень невыносимый.