Let It Happen

Это плохая идея. Эта мысль появляется в голове Арса ещё до того, как он заходит внутрь: сразу после того, как на просьбу Оксаны, он отвечает: "Ладно", — сломавшись под пристальным, полным надежды и отчаянья взглядом; крутясь перед зеркалом, выбирая, что лучше всего надеть; неловко топчась вместе с Окс в очереди возле входа и разглядывая огромную неоновую вывеску гей-клуба «Искушение». Ну, а когда же он всё же заходит внутрь и первое, что его встречает — двое парней, судя по всему пытающихся сожрать языки друг друга прямо у входа, эта мысль загорается в голове ярче двух кислотно-красных вишень на вывеске клуба — это определённо, совершенно точно ужасная идея. Он так и застывает в дверях, терпя недовольный взгляд пытающихся пройти юношей и девушек, и дергает Окс за рукав, чтобы попросить её уйти. Но потом она поворачивается, и Арс видит в её глазах настоящий восторг. Ещё мгновение он пытается заставить себя заговорить, но тут же сдаётся и силено улыбается в ответ. Может, он и пожалеет об этом позже, но сейчас он не может разрушить для Оксаны этот счастливый момент. Он просто не вытерпит вида сползающей с её лица улыбки, — не после того, через что она прошла, чтобы сюда попасть. Арс всё ещё помнит, как Оксана плакала и дрожала у него на плече в ту ночь. Она долго говорила о том, каким чудесным другом был Арс, как он ей всегда помогал, как, не смотря на то, что случится, она всегда будет счастлива, что они были знакомы, пока Попов удивлённо на неё пялился. — Поэтому я решила, что ты заслуживаешь знать. Я доверяю тебе и я люблю тебя, несмотря ни на что, — перебарывая слёзы, продолжала она.- Так вот… Я лесбиянка, — наконец закончила она, и из голубых глаз брызнули слёзы. Они говорили всю ночь, Арс что-то спрашивал, Оксана отвечала и начинала плакать. Тогда Попов прижимал её к себе, неловко, но заботливо поглаживая девушку по волосам, она успокаивалась, после чего цикл продолжался. Арсу пришлось пройти через много непонимания и шока, Окс — неприятных воспоминаний и страха, но встречали рассвет они уже намного ближе и роднее друг другу, чем были раньше, хотя, казалось бы, куда уж больше. После того Арс просто не мог отказать девушке в том, чтобы пойти вместе с ней в гей-клуб за компанию, потому что ей одной идти страшно. Но стоя здесь и беспомощно оглядываясь по сторонам в попытках зацепиться взглядом хоть за что-то, что подарило бы ощущение спокойствия и комфорта, он понимает, что влип. Видимо, заметив растерянность парня, Оксана коротко сжимает его локоть и нежно смотрит ему в глаза. — Ты как? Арс туго сглатывает и пытается выжать из себя улыбку. — Ничего. Здесь вроде бы весело, — с наигранной радостью отвечает он. Ну, вообще-то, если присмотреться, здесь не так и плохо — бар как бар, полумрак, освещённый лишь светом разноцветных соффитов, кучка небольших столиков, барная стойка, которая при близком рассмотрении оказалась заполненной довольно хорошим алкоголем, большой танцпол, впрочем, под завязку заполненный людьми. Ничего необычного… …если не смотреть на целующихся по углам парочек парней или девушек. — Если хочешь, мы можем уйти, — предлагает Оксана, пытаясь улыбнуться как можно более понимающе. Получается немного криво. Арсений мотает головой так быстро, что в голове начинает кружиться, а Окс серьёзно переживает, что он свернёт себе шею. — Не нужно. Здесь неплохо, правда! — заверяет Арс и делает уверенный шаг вперёд. Мысли утопают в плотном запахе алкоголя и пота. Голову затуманивает количество мельтешащих перед глазами людей, одетых в самые безумные наряды, и Арсу его расстёгнутая на две верхних пуговицы рубашка с коротким рукавом и узкие рваные на коленях джинсы, которые раньше казались ему излишне вульгарными, начинают казаться одеяниями монахини. Тело едва ощутимо дрожит от вибрирующих басов в колонках, дрожь рождается в груди, у сердца, и струится по телу, вытекая сквозь кончики пальцев. Арс буквально ощущает на себе оценивающие взгляды незнакомцев вокруг, и от этого ощущения начинают полыхать уши. Полные похоти глаза как будто облизывают его бёдра и ягодицы, стянутые чёрной джинсовой тканью, обнаженные бицепсы, красивые черты лица. Хочется закрыться от них руками, уткнуться взглядом в пол, лишь бы не видеть довольных, совершенно бесстыдных ухмылок, но Попов заставляет себя не обращать на них внимание. Он понимает: здесь действуют другие законы — никакого стыда, никаких тайн, никакой застенчивости, и Арсений не решается их нарушить. Шагает нарочито вальяжно и с широко расправленными плечами, кусая губы и пытаясь усмирить громко бьющееся в груди сердце. Они останавливаются у одного из столиков в самом дальнем углу клуба, без слов соглашаясь между собой, что бросаться в самую гущу событий пока что рано. Арс облегченно плюхается на мягкий кожаный диванчик, рядом с ним опускается Окс, и они с минуту сидят в несколько неловкой тишине, разглядывая окружающих их людей. Арсений подмечает про себя, что у абсолютно всех на лицах сияет счастливая улыбка, и тихо хмыкает, представляя, как выбивается из общей атмосферы со своими настороженно нахмуренными бровями и поджатыми губами. Эта мысль почему-то веселит его, и когда к их столику подходит официант в невероятно узких (серьезно, ему там ничего не сдавливает?) коротких золотистых шортиках и такой же узкой и короткой сине-зелёной майке, Арс даже улыбается. Оксана внимательно рассматривает меню, состоящее целиком и полностью из алкогольных напитков, пока Арсений отрешённо разглядывает полоску оголившейся из-под майки смуглой кожи, скользя взглядом по коротким волоскам, ведущим от скрытого под тканью майки пупка куда-то вниз под шортики. И даже не то чтобы она его настолько уж притягивала, просто захотелось на секунду побыть таким, как все эти люди, — делать то, что хочется, и не стесняться. Поэтому, когда Оксана наконец выбирает себе какой-то коктейль и на пару с официантом переводит взгляд на Арсения, ожидая от того заказа, он осекается, понимая, что даже не взглянул в открытое перед носом меню. Он просит официанта взять ему что-то на свой вкус, и парень, неожиданно для Попова, с самым пошлым видом закусывает губу, покорно кивая: — Как скажешь, сладкий, — и, предварительно ещё и подмигнув, уходит прочь, повиливая бёдрами. От такого обращения уши Арса снова напоминают вишни с вывески — такие же красные и ярко горящие. Оксана решает тактично промолчать, всё же не сдержав улыбку. Между ними завязывается небольшой разговор. Они говорят о какой-то глупости: о предстоящей сессии, о племяннике Оксаны, о планах на следующие выходные, успешно обходя самые очевидные темы для разговора в подобном месте. Арсению по началу даже становится как-то неловко так просто обсуждать быт, пока за соседним столиком две девушки вот-вот займутся сексом прямо у всех на глазах (или они уже?..), а потом ему вдруг становится легче. Будто ничего необычного и не происходит. У Попова даже получается расслабиться и откинуться на спинку диванчика, потерявшись в простых переживаниях о том, что приготовить завтра на ужин. Они болтают, посмеиваются над шутками друг друга, слегка мотают головой в такт музыке и едва замечают, как летит время. Спустя пять минут возвращается официант, теперь уже с двумя бокалами. Широко улыбнувшись, так, что на щеках появляются ямочки (Арсений на мгновение задерживает взгляд на этих ямочках, невольно улыбаясь в ответ, и наконец признает что да, официант действительно очень привлекателен), парень опускает коктейли сначала перед Оксаной, а потом перед Арсением. — Ваша Белладонна*, — говорит он, подавая Фроловой бокал, наполненный какой-то желтой жидкостью, — и Топ Биллинг, — заканчивает он с довольной улыбкой, подавая стакан теперь Арсу. Оксана прыскает от смеха в кулак, а Попов лишь вскидывает брови, глядя на это то ли недоразумение, то ли великолепие. В бокале плещется ярко-лазурный алкоголь, а на самом дне, под слоем дробленого льда, лежит кораллового цвета вишенка. — Сочетается с цветом глаз, — уточняет официант, кивая на коктейль. Арс на секунду теряется просто потому, что не понимает, как официант смог различить цвет его глаз в полумраке за несколько мгновений. Попов обхватывает пальцами тоненькую ножку бокала и, прежде чем сделать глоток, невольно вскидывает взгляд на терпеливо ожидающего парня, но тут же отводит глаза, почему-то устыдившись зрительного контакта. Вздохнув, он делает небольшой глоток голубой жидкости. Горло приятно обжигает крепкий ликер, зубы чуть не сводит от сладости напитка, а цитрусовые нотки только добавляют к тропическому вкусу коктейля. Сглотнув и облизав губы, Арсений набирается смелости и одобрительно кивает официанту. Тот улыбается и, вновь подмигнув, уходит восвояси. Оксана, всё это время молча наблюдавшая за всем этим, сдержанно улыбается и пожимает плечами в ответ на чуть растерянный взгляд Арса, мол, ты знал, куда шёл. Они продолжают разговор, обсуждая всё на свете, а им тем временем приносят всё новые бокалы, с каждым разом всё более поражая широтой ассортимента. Арсению с недовольством всё же приходится признать, что здесь лучший бар из тех, в которых он бывал. Оксане приносят Красный сауэр, Маргариту, клубничный пунш, Лолиту и Баттерскотч, в то время как Арсению несут Истинную страсть, Секс на пляже (куда уж без этого), Эгейскую сангрию, Розовый гимлет (официант уже в открытую хохочет, опуская перед ним коктейль с лепестками розы, грациозно повисшими на поверхности алкоголя) и — внимание! — Глубинную секс-бомбу. Попов успевает уже десять раз пожалеть о том, что тогда не посмотрел в меню, но не жалуется, ведь коктейли действительно очень вкусные, а главное — крепкие. С каждым новым опрокинутым стаканом ситуация с хорошеньким официантом, впрочем, как и всё остальное, кажется всё смешнее, гремящая из колонок музыка кажется зажигательней, а обжимающиеся повсюду мужчины становятся не такими уж и непривычными. Разговор тоже уходит в другое русло — они начинают разговаривать о своих прошлых отношениях, сексуальной ориентации, сексе. Неожиданно для самого себя, Арс рассказывает тот случай из старшей школы, когда он вроде как влюбился в одноклассника, но ничего дальше украдкой ворованных на уроках взглядов и пары совместных походов в кино не зашло. Им не требуется и десятка коктейлей, чтобы решить, что пришла пора идти танцевать. Они поднимаются с уже ставшего по-странному родным диванчика и нетвёрдой походкой направляются в самую гущу толпы, переплетя пальцы, чтобы не потерять друг друга. Окруженные людьми, они на секунду останавливаются, а потом Арс бросает своё тело на произвол. Вскинуть руки над головой, прогнуть спину, запрокинуть голову. Повести бедрами, расправить плечи, пробегая ладонями по своему телу, на беглое мгновение коснувшись члена сквозь ткань джинсов. Закрыть глаза и позволить телу подчиниться волнам вибраций. У него, честно, идут просто сумасшедшие мурашки по коже. Не важно, алкоголь это, музыка или ощущение, что здесь ему самое место, но хочется никогда не останавливаться. Песня меняется, и Попов быстро подстраивается под новый темп, старательно прогибая спину. Он снова чувствует на себе эти полные желания взгляды, но теперь они не смущают его — наоборот, подстёгивают, заставляя двигаться более чувственно и томно закусывать губу. Эта смесь алкоголя, усиленных басов и чужой, невидимой за закрытыми веками похоти буквально плавит Арсения. «Гори, детка, здесь так темно, так темно…» — говорит из колонок низкий, хрипловатый голос, который кажется Арсению смутно знакомым, но он не может вспомнить откуда. Одна за другой сменяются незнакомые песни, музыка течёт по венам, пульсирует в висках и тяжело бу́хает в груди. Становится невыносимо жарко. По позвоночнику стекает тоненькая дорожка пота, ко лбу прилипают волосы, дышать сложно, и Арсений наконец снова открывает глаза, чуть притормаживая. Только сейчас вспомнив, что он пришёл не один, Попов растерянно смотрит по сторонам в поисках знакомой темно-русой макушки. Он находит Оксану всего за несколько секунд, фокусирует на ней чуть плавающее зрение и уже было хочет двинуться ей навстречу, но вдруг замечает на её плечах маленькие женские ладошки. Арсений так и замирает на месте переваривая открывшееся перед ним зрелище — счастливо улыбаясь и раскрасневшись то ли от крепкого алкоголя, то ли от духоты, то ли от близости со стоящей перед ней девушкой, Оксана танцует с какой-то незнакомкой. Попов скользит по блондинистым волосам девушки, по тёмным глазам и такой же широкой, как и у Фроловой, улыбке на полных губах. Взгляд цепляется за лежащие на бёдрах девушки ладони Оксаны и слишком тесные как для дружеских объятья, и Арс рывком разворачивается на сто восемьдесят градусов. Ему стыдно. Как будто он за ними подсмотрел и увидел то, что не должен был. Не долго думая, Попов уходит прочь с танцпола, шатаясь на нетвёрдых ногах, аккуратно протискиваясь между танцующих людей, стараясь не встречаться с ними взглядом, и не оглядываясь назад. Он с трудом находит столик, за которым они с Оксаной сидели до того, как пойти танцевать, потому что они все выглядят абсолютно одинаково, а в голове у Арсения настоящая каша. Как ни смешно, он замечает его именно благодаря уже новому, заполненному до краёв бокалу с ярко-красной жидкостью и аккуратно восседающей на ободке клубнике. Арс улыбается диковинному коктейлю, грузно падает на мягкий диванчик и делает глоток. Ликёр мягко обжигает горло, а лёгкий вкус клубники остаётся на языке. Интересно, как называется этот коктейль? «Скрытое желание»? «Первый раз»? «Клубничная похоть»? Мужчина тихо хмыкает своим дурацким догадкам, делает ещё пару глотков и наконец откидывается на спинку диванчика. Тело приятно ноет, в груди всё ещё бешено бьётся сердце, а голова уже начинает побаливать. Попов запрокидывает голову, чтобы дышать было легче, и по привычке широко расставляет ноги, радуясь тому, что они выбрали столик подальше — здесь и музыка тише, и людей меньше. Уставшее после безумных танцев тело благодарно расслабляется. И всё-таки пойти сюда было не такой уж и ужасной идеей. Он лежит, раскинув конечности в разные стороны, какое-то время, не совсем понимая, что ему теперь делать — ждать, пока Оксана вернётся, или идти домой без неё и оставить её с той девушкой. Попов открывает вдруг потяжелевшие веки и смотрит в толпу чуть вдалеке, пытаясь разобрать в ней фигуру Фроловой, но, конечно же, все его попытки тщетны. Мало ярких, беспорядочных огней и пьяного тумана перед глазами, так ещё он и видел её в последний раз в самом центре танцпола. Но в тот же момент из толпы отделяется человек, парень лет двадцати пяти, и направляется в сторону Арсения, и Попова будто прошибает током. Завороженно замерев и почти не мигая, он пялится на это длинноногое, худощавое чудо, изучает призрачный отблеск софитов на коротких пшеничных прядях и крупных блестках на высоких скулах, и вглядывается в ярко-зелёные глаза, всего на беглое мгновение пробежавшие по Попову. Тут же ужасно, до навязчивого зуда в ладошках, хочется, чтобы эти волшебные глаза снова обратили свой томный взор на Арса. Хочется посмотреть прямо в них, разглядеть то сияние, что хранится далеко-далеко за зрачками. Но незнакомец, одетый только в такие же фирменные золотистые шортики из униформы клуба, как у того хорошенького официанта, не обращает на Арсения излишнего внимания и лишь, зазывающе покачивая бёдрами, проходит мимо его столика. Попов едва ли дышит, ощущая лёгкое покачивание воздуха, когда незнакомец исчезает из виду. Он почти не думает. В голове пульсирует одна-единственная мысль — он не может позволить ему уйти. Во вдруг пересохшем горле неприятно режет, когда Арсений сглатывает, а пальцы взволнованно цепляются в кожаную оббивку диванчика. Где-то внутри мигает красная лампочка тревоги и ревёт сирена: нужно сделать хоть что-то. Арс порывисто разворачивается, замирает всего на мгновение, глядя незнакомцу вслед, а потом наконец вскрикивает: — Эй! М-да. Довольно красноречиво. Молодец, Арсений. Попову хочется влепить ладонью на лбу, да посильнее, но он не делает этого, потому что даже его нелепая попытка срабатывает — два лесных колодца обращаются прямо на него, сталкиваясь со голубыми льдами Исландии. Грузный стук сердца в ушах перекрикивает даже музыку из колонок. Но незнакомец, похоже, не замечает в полумраке смятения Арса или решает не обращать на него внимания. Парень нацепляет на лицо дежурную улыбку и делает несколько шагов к Попову. — Чего тебе, сладкий? — хитро спрашивает он, чуть наклоняя голову набок. А Арс лишь глупо пялится на него в ответ, хватая ртом воздух, как выкинутая на берег рыба. Это, впрочем, не его вина. Он отчаянно пытается заставить себя сказать хоть что-нибудь, господи боже мой, и, терпя неудачу, едва сдерживается, чтобы сокрушённо не застонать. Но сделать с собой он ничего не может: слишком притягательны черты лица незнакомца, слишком возбуждающе блестят на обнажённом торсе крошечные капельки пота, слишком ярко горят глаза-пропасти. Да, во всём виноват он, а не Арсений. Только вот ситуацию это ни хрена, блин, не исправляет. Незнакомец тихо хмыкает. — Если хочешь танец, придётся заплатить, — чуть насмешливо выгнув бровь, напоминает он. Арсений слабо понимает, о чём идёт речь, но ему предельно ясно — если он не скажет или не сделает что-то, этот парень снова развернётся и уйдёт, и в этот раз навсегда. Поэтому он засовывает руку в карман, вытягивает бумажник и без разбору достаёт оттуда несколько купюр. Улыбка на лице парня на секунду становится чуть шире и довольней, чем раньше. Он подходит к Арсению вплотную и, игнорируя его захлёбывающийся вдох, подцепляет резинку золотистых шортиков, ожидая пока Попов вложит купюры внутрь. Тот медленно поднимает ладонь с зажатыми в ней деньгами, подносит её к парню и аккуратно оставляет их внутри. Проталкивая купюры чуть глубже, его пальцы случайно бегло касаются бледной кожи живота незнакомца, и от кончиков пальцев тут же идёт мощнейший разряд тока — проходит через кости руки и грудную клетку и останавливается в паху, завязываясь внизу живота плотным комком. Это ощущение пугает Арсения. Это ощущение его заинтересовывает. Это ощущение притягивает его. Наверное, поэтому он разрешает себе маленькую шалость: мягко прикоснуться в бедру парня, ощущая под пальцами тонкие белесые волоски, скользнуть вверх по скользкой ткани и остановиться на боку, поглаживая бархатную кожу и обводя слегка выпирающую тазовую косточку большим пальцем, упиваясь тихим, почти не слышным вздохом, слетевшим с губ незнакомца. Попову и самому невдомёк, что он творит и зачем он позволяет себе такие глупости. Он честно хочет одёрнуть руку, закричать на самого себя, запретить этому вставшему поперёк горла кому дрожать, а паху — приятно теплеть, но получается только закусить губу и с усилием оторвать пальцы от чужой кожи. А потом случается что-то, из-за чего Арсений забывает, как нужно дышать — парень залезает на него сверху и садится ему на колени. Враз потемневшие зелёные глаза оказываются в опасной близости; в них плещется что-то странное и совершенно безумное, смесь веселья, самодовольства и лёгкого возбуждения. Эти же эмоции эхом отбиваются на его губах, которые сейчас так чертовски близко, что голову сдавливает тяжелым свинцовым обручем. Ну и что же ему, Арсу, со всем этим делать? Не успевает Попов усмирить беснующееся в груди сердце, как незнакомец, мягко хмыкнув, начинает раскачивать бёдрами, пошло и совершенно бесстыдно выгибая спину, кусая губы и не отрывая стремительно пьянеющего взгляда от глаз Арсения. В этих глазах так много, и всё это читается так легко, что практически не приходится присматриваться. Его читаешь, как открытую книгу. В голубых глазах штормовым морем плещется восхищение вперемешку с сумасшедшим возбуждением и капелькой потерянности. Воздух, до этого содрогаемый лишь громкими битами, начинает дрожать от напряжения. Оно почти ощутимо, плавится чем-то кисло-сладким на языке и время от времени вспыхивает в воздухе между ними крохотными молниями, когда незнакомец приближается особенно сильно. Арсений невольно во второй раз радуется тому, что выбрал столик подальше, и они с этим парнем остались совершенно одни. А потом ловит себя за этой мыслью и до боли закусывает губу, ругая самого себя за такое бесстыдство. — Итак, как прошёл твой день, сладкий? — вдруг выдыхает незнакомец ему в самое ухо, опаляя раковину горячим дыханием, и по позвоночнику бегут мурашки. Этого одного вопроса хватает, чтобы Попов забыл обо всём — о столике, людях и том, что это всё абсолютно неправильно и безрассудно. — Н-нормально… — выдыхает Арс, не имея ни сил, ни желания оторвать взгляда от нескольких блёсточек, прилипшим к нижней губе парня и при каждом его движении переливающимся в свете софитов. — Тебе здесь нравится? — хитро сверкнув зелёными глазами, спрашивает. Рваный вдох. — Очень. — Я рад. Начинается новая песня, и парень быстро подстраивается под новый темп, мягко и мерно раскачивая бедрами в опасной близости от паха Арса. И Попову приходится признать — двигается он отлично. По-кошачьи бесстыдно прогибает спину, почти прижимаясь грудью к мужчине; то вскидывает руки над головой, то скользит ладонями по собственному телу, зацепляя пальцами соски, то легко пробегает пальцами по плечам дрожащего Арсения. Самими губами шепчет слова песни, иногда запрокидывает голову, тем самым открывая отличный вид на длинную, опасно-манящую шею. Арсу невыносимо жарко. Он практически задыхается, наблюдая за чёткими, выверенными движениями парня, но не может отвернуться. Слишком близко, слишком красиво, слишком горячо. Так что он смотрит. Упивается каждым мгновением, каждым взглядом и прикосновением, моргая как можно реже, чтобы ничего не пропустить. И ему всё ещё мало. В последнем работающем уголке мозга пролетает совершенно глупая мысль о том, что танцем это назвать сложно, но он не жалуется — не успевает, потому что в тот же момент парень, возможно, случайно подаётся бедрами вперёд слишком далеко и трётся промежностью об обтянутый джинсами и уже наполовину возбужденный член Арсения. Из легких разом выбивает весь воздух. Перед глазами пляшут черные пятна, а внизу живота что-то завязывается в тугой болезненный узел. Попов судорожно цепляется в обивку диванчика, зажмуривает глаза и со свистом втягивает воздух через зубы. Парень на коленях останавливается, и Арс заставляет себя открыть глаза и посмотреть на него. Встречается взглядом с двумя крохотными лесами, и понимает — не случайно. А потом поддаётся внезапному порыву: укладывает свои широкие ладони на бёдра незнакомца. Ласково поглаживает мягкую кожу, а потом — раз уж ему и так сожалеть обо всём этом позже — грубо сжимает обтянутые скользкой искусственной тканью ягодицы. И, возможно, именно этот сумасшедший контраст нежности и грубости так пьянит их обоих. Потому что незнакомец вдруг протяжно стонет и цепляется за плечи Попова, который с упоением ловит каждый звук, вырывающийся из его горла. А Арсений вдруг заторможено понимает, что это наверняка запрещено — касаться танцоров руками, — но вот его никто не останавливает, ни сам парень, ни охрана, которой в этом углу клуба не наблюдается, ни слабое, едва живое чувство стыда и здорового рассудка, скребущееся где-то в закромах сознания. Арс не сдерживается, дергает чужие бёдра на себя и снова сталкивает их члены, пуская по обоим телам дрожь. Он поднимает глаза и внимательно осматривает лицо парня в своих руках. Почерневшие от возбуждения глаза, брови, по-детски сложенные домиком, а на губах — ни следа улыбки. Они зазывающе чуть приоткрыты, из них вырывается тяжелое, горячее дыхание, которое Попов чувствует на своей щеке. И Арс не может оторвать от этих губ взгляда, пока в голове бьется одна-единственная идея, что с этими губами можно сделать. «Позволь этому случится, позволь этому случится, это будет так приятно, просто позволь этому случится» — гремят слова незнакомой песни, вибрируют в голове, вгрызаются в мозги, прочно поселяются в мыслях, так, что не выгнать никак. Просто дай этому случиться. И Арсений позволяет: просто развязывает самому себе руки и запрещает оглядываться назад. Он тянется вперёд, ещё ближе, не отводя взгляда от блёсток на бледной коже. Парень напротив буквально дрожит в его руках, дышит часто, резко, загнанно, не подаётся навстречу, но и отстраняться не спешит, лишь крепче сжимает пальцы на плечах Попова. Арс медлит всего несколько мгновений, прежде чем соединить их уста в поцелуе. Он не церемонится — напирает и нетерпеливо пробирается языком внутрь, неосознанно прижимая бёдра незнакомца поближе к себе. Он смакует губы с лёгким вкусом алкоголя, проводит языком по ровному ряду чужих зубов и легонько, неожиданно для самого себя дразняще прикусывает нижнюю губу парня. Арсений чувствует, как утопает. В прикосновениях, в слабых, почти скулящих стонах парня напротив, в аромате чужих духов. Его мутит от ярких огней, пробирающихся даже сквозь закрытые веки, а эти дикие мурашки, похоже, решили поселиться на его коже. Крышу сносит от осознания того, чем они сейчас занимаются, того, насколько это дико для Арса, того, что эти длинные пальцы, зелёные глаза, криминально возбуждающие, совершенно бесстыдные бёдра — всё это сейчас принадлежит только ему, Арсению. Рваный вздох тонет в губах незнакомца, когда в голове появляются мысли о том, что с этим всем можно сделать. Парень отстраняется резко, делает глубокий судорожный вдох, как будто до этого долго сидел под водой. Попов инстинктивно тянется вперёд за новым поцелуем, но незнакомец убегает от прикосновения губ, и Арсению хочется отчаянно зарычать от уже болезненного жара в джинсах, но прикосновение тёплой ладони к шее почему-то быстро его усмиряет. Незнакомец проводит пальцами мягко, почти ласково, ощущает кожей бешеное биение чужого сердца и на мгновение довольно приподнимает уголки губ. Парень подцепляет большим пальцем подбородок, чуть вскидывает его, открывая себе вид на чуть выпирающее адамово яблоко и ямку меж ключиц. Он чуть поднимает ладонь и бережно, самими кончиками пальцев касается чуть приоткрытых и покрасневших от поцелуев и укусов чужих губ. Арсений не двигается и, кажется, даже не дышит, слушая стучащее в висках сердце. Почему-то от этих осторожных прикосновений член ещё сильнее сводит судорогой, так, что аж глаза слезятся. Из горла вырывается отчаянный скулёж, бёдра, не сдержавшись, взлетают в воздух, чуть подкидывая сидящего на коленях парня, и тот, снова прижавшись к губам Арса всего на секунду, вдруг хрипло шепчет: — Пойдём. Этот тон посылает дрожь по телу, он не терпит возражений или промедления. Ему безоговорочно подчиняешься. Поэтому, когда незнакомец поднимается на нетвёрдые ноги и, зацепив пальцами ладонь Арсения, утягивает его за собой в сторону бара, Попов не смеет не пойти следом. Вокруг мелькают незнакомые лица, но парень ускоряет шаг, не давая шанса сфокусировать взгляд ни на одном из них. Арсу мерещится кофточка Оксаны в толпе танцующих, но когда он оборачивается, чтобы разглядеть получше, то теряет её в разнообразии цветов, огней и тел. Он смотрит вниз, на их с незнакомцем переплетённые пальцы, и совершенно не следит за тем, куда его тащат. Попов успевает только заметить в стороне барную стойку, а потом его буквально толкают за дверь с табличкой «для персонала». Они оказываются в маленькой комнатке, напоминающей кладовую. Серые стены от пола до потолка заставлены металлическими стеллажами с ящиками самого различного алкоголя, коробками трубочек, пластиковых шпажек и другой ерунды, нужной для коктейлей. Впрочем, Арсений едва успевает окинуть это всё взглядом, потому что в то же мгновение, как он оказывается внутри, незнакомец заходит следом, захлопывает дверь, закрывает её на задвижку и толкает Попова на стеллажи. Мужчина больно прикладывается затылком о край полки, в глазах на секунду темнеет, а изо рта вырывается недовольное шипение, которое, однако, тут же тонет в губах незнакомца. Он целует быстро, остервенело сминая чужие губы и протискивая язык внутрь, не даёт ни единого шанса отстраниться, чтобы вдохнуть, и Арсений на секунду удивляется тому, сколько силы находится в этом худом теле. В голове полнейшая каша. Все мысли фокусируются на том, чтобы дышать как можно ровнее, на чужих губах и пальцах, и волосах, в которые так приятно зарываться пальцами, и бархатной коже под ладонями. Всё вокруг смешивается в одну тягуче-сладкую массу, сквозь которую ничего не слышно и не видно. Попов онемело чувствует, как незнакомец, застонав, трётся членом о его бедро, и вдруг, как по щелчку пальцев, наваждение исчезает. Туман рассеивается, голова светлеет. Что он творит?! Вдруг чужие губы кажутся слишком нетерпеливыми, чужие ладони начинают сжимать воротник рубашки слишком сильно, а чужие стоны и бесстыдные толчки вперёд вызывают отвращение. Арсений отстраняется, ещё сильнее вжимаясь спиной в стеллажи, хотя, казалось бы, куда уж сильнее? Он загнанно дышит, испуганно пялится в зелёные глаза напротив, с отвращением понимая, что даже сейчас они всё так же притягивают. Сглатывает вязкую слюну, почти шёпотом говорит: — Я не гей. Незнакомец смотрит на него, секунду, две, а потом вдруг, к огромному удивлению Попова, мягко улыбается. В изгибе губ сквозит снисходительностью, но она почему-то не оскорбляет Арсения, а заставляет его пристыжено отвести глаза. — Сладкий, мне… — начинает парень, но ему не дают закончить. Это обращение, и раньше доставляющее некоторый дискомфорт, сейчас бесит особенно сильно: скрипит на зубах, приторно-сладко отдаётся на языке, так что хочется сплюнуть, и Арс не сдерживается. — Меня зовут Арсений, — порывисто прерывает парня он. Незнакомец снова замолкает, всего на секунду, будто колеблясь, стоит ли, и вдруг протягивает вперёд ладонь: — Я — Антон, — и смотрит с капелькой испуга, поджав губы. Попов замирает. Губы эхом беззвучно повторяют имя парня, как бы примеряя его на длинные конечности и зелёные глаза. Он протягивает ладонь в ответ и уверенно пожимает руку Антона. Тот, чему-то хмыкнув, продолжает: — Мне нет дела до того, какой ты ориентации, Арс, — успокаивающе заверяет он. — Мы просто вместе хорошо проводим время. Вот и всё, — и в подтверждение своих слов пожимает плечами, мол, подумаешь. Арсений колеблется несколько секунд, мысленно взвешивая все «за» и «против» и начиная с последнего. Это всё однозначно не то, к чему Попов привык, и завтра он точно будет обо всём этом жалеть. Но в то же время он не может отрицать того, насколько его тянет к Антону. Даже сейчас, уже не прибывая в состоянии аффекта, ему до зуда в ладошках хочется податься вперёд, пробежать пальцами по долговязому телу, коснуться губ, сжать округлые ягодицы. И вот это глупое, детское хочется перекрывает все сомнения. Он шлёт всё к чертям и разом ныряет в омут зелёных глаз с головой — резко, чтобы не передумать, подаётся вперёд и целует. Арс крепко зажмуривает глаза, цепляется за Антона, нетерпеливо прижимая к себе за плечи и бёдра, запуская ладонь в мягкие волосы на затылке, чуть надавливает на него, чтобы углубить поцелуй. Арсений целует хаотично, без разбору попадая губами в уголки губ, щеки, подбородок и шею. Ему критически мало: прикосновений, близости, удовольствия. Антон отвечает с завидным энтузиазмом. Поначалу он пытается подстроиться под несуществующий ритм поцелуев и толчков Попова, а потом сдаётся — подставляет кожу, запрокидывает голову, целиком и полностью отдаётся чужим рукам. Длинные пальцы скользят по обтянутым рубашкой плечам, ощущая, как под нею сокращаются мышцы. Антон не думает — просто в какой-то момент ноги сами себе подкашиваются, и он падает на колени прямо перед Арсением, больно стукнувшись о кафельный пол. Он видит, как мужчина рвано вдыхает от понимания, что сейчас произойдёт; как по телу идёт дрожь, как бёдра нетерпеливо дёргаются, как пальцы цепляются за край ящика Финляндии; он слышит вылетевший из горла томный полустон, полурычание. Видит, слышит и не может сдержать пошловатой ухмылки. Ему всегда нравилось видеть, как его хотят. Парень кладёт ладонь на возбужденный член и даже сквозь ткань джинсов чувствует пульсацию. Игнорирует свистящее шипение сверху, поудобнее устраивается, берётся пальцами за язычок молнии и медленно тянет её вниз — дразнится. С помощью Попова стаскивает его чёрные штаны до колен. Антон мягкими движениями поглаживает покрытые тонкими тёмными волосками бёдра и не отказывает себе в удовольствии аккуратно поцеловать головку стоящего колом члена Арсения сквозь ткань влажных от естественной смазки серых боксёров, краем глаза замечая, как сокращаются мышцы пресса мужчины при этом простом прикосновении. Хочется расхохотаться от того, настолько Попов чувствителен, потому что это однозначно сулит хорошим весельем. Боксёры идут следом за штанами, и Арсений задыхается от одного только вида сидящего перед ним на коленях Антона, готовящегося ему отсосать. А потом парень придвигается чуть ближе и, обхватив член ладонью, коротко облизывает головку, будто на пробу. Причмокивает губами, как будто привыкая ко вкусу, и засовывает член в рот. Арсений вынужден признаться — это лучший минет в его жизни. Антон просто мастерски двигает горячим, влажным языком, оборачивает губы вокруг ствола, ловко избегая прикосновений зубами, чуть посасывает, втягивая щёки, и глубоко заглатывает, отлично контролируя рвотный рефлекс. Арс теряется во всём этом: смотрит на ритмичные движения пшеничной макушки и ладони на своём члене, бормочет несвязное «О, Господи» и «Да, вот так», но окончательно ему сносит башню тогда, когда Антон, уже засунув руку в свои шорты, поднимает глаза и сталкивается с ним взглядом. И от того выражения, которое застыло в них — совершенной, сука, чистоты и невинности, которые выглядят донельзя пошло, — низ живота мучительно тянет от удовольствия. Арсению приходится отвести взгляд и запрокинуть голову, сосредоточить всё своё существо на том, чтобы не кончить прямо тогда. Он зажмуривает глаза и до боли закусывает губу, и всё-таки справляется, но от образа зелёных глаз, смотрящих так, будто они и впрямь не понимают, что творят, отделаться не получается. Воздух наполняется рваным дыханием, шуршанием искусственной ткани шортов Антона и звонким хлюпаньем. Арсений мечется со стороны в сторону, сжимает края полок, прогибает спину, несколько раз не сдерживаясь и дергая бедрами вперёд. Попов переживает, что сделает Антону больно или неприятно, и после каждого неаккуратного толчка переводит на него взволнованный взгляд. Парень спешит убедить его в том, что всё в порядке, старательно заглатывая поглубже, а один раз даже нахально подмигивает. И тогда Арс в который раз за вечер шлёт всё к чёрту — запускает руку в пшеничные пряди на макушке Антона и цепко сжимает их меж пальцев. Подталкивает ближе к себе, и из горла вырывается до боли искренний гортанный стон, когда парень подчиняется и заглатывает до упора. От этой непонятно откуда взявшейся невинности и покорности, которые Антон сейчас так искусно изображает, честно говоря, даже дышать сложно становится. Попов тянет за короткие волосы назад — медленно, глядя в зелёные глаза, растягивая удовольствие. А потом, когда показывается ярко-красная головка, блестящая от слюны, резко толкает вперёд, упирая парня почти вплотную к себе. Антон вдруг протяжно стонет, и по члену Арса бегут вибрации. Он не сдерживает себя, больше нет. Попов толкается в глотку парня, слышит захлебывающиеся стоны снизу, но не думает останавливаться. На бедро ложатся длинные, тонкие пальцы, в бледную кожу впиваются короткие ногти, а Антон вдруг содрогается всем телом и стонет особенно громко. И вдруг всё вокруг становится просто слишком. Несколько рваных, размашистых толчков, сдавленное «Антон» из горла — и пустота. Космический вакуум. В голове, в костях, внизу живота. Перед глазами темнеет, а в следующий миг уже сотни сверхновых взрываются, ослепляя своим светом. Всё вокруг заливается этим свечением, этим одновременно тягучим, как мёд, и молниеносный, как тот разряд тока, что прошибает всё тело, просто невыносимым удовольствием. Арсений правда сомневается, чувствовал ли он хоть что-нибудь подобное раньше, а потом решает — определённо нет. Он слабо замечает, как Антон с последним хлюпаньем выпускает его член изо рта, как, обратно надев на него черные джинсы, он поднимается с колен, пошатываясь на ватных ногах, и прислоняется спиной к двери прямо напротив Арсения. Попов приходит в себя, когда парень уже вымотано прикрывает веки и прислушивается к своему же тяжелому дыханию. Арс смотрит — на покрасневшие губы, на слабый румянец, на загнано вздымающуюся грудь, на капельку спермы у резинки шортов, на длинные ноги со свежими синяками на коленках. Он пытается вобрать в себя каждую деталь лица и тела, врезать её в свою память, запомнить эту картину на всю жизнь и возвращаться к ней снова и снова. Пытается и тут же ругает себя за эти глупости. Ему бы впору забыть всё это. Списать случившееся на крепкий алкоголь, на одиночество и возбуждение — да на что угодно. Ему бы оставить Антона позади и никогда о нём не вспоминать. Арсений прекрасно это понимает — но взгляд не отводит. Смотрит, смотрит, смотрит. — Ты… ты такой красивый, — тихо, будто даже не осознавая, что говорит это вслух. Взгляд прямо в глаза. «Ничто так не прочищает мозги, как пуля», говорите? Что же, у пули только что появился серьёзный конкурент. — Спасибо, — просто, даже как-то глупо, но всё же искренне. Антон сипло смеётся, негодующе качает головой, и в глазах такой свет, что ослепнуть можно. — Ты просто чудо, — говорит. — Нет, я серьёзно. Ты знаешь, как краснеешь во время секса? Как школьница, ей-богу. Арс тоже смеётся, и получается это так легко, что даже странно. Но потом смотрит на Антона и замолкает. Кусает губы, мнётся и наконец спрашивает: — Сколько… Ну… Я тебе что-то должен? Антон не обижается на этот вопрос, хотя Арсений с радостью предпочёл бы это этим внезапно опустевшим глазам и искусственной улыбке на губах. — Я делал это не из-за денег, — мотает головой и усмехается чуть шире: — Может я и шлюшка, но не проститутка. Внутри что-то обрывается. — Прости, я просто… — Да нет, я понимаю, всё в порядке, — отмахивается Антон, но Арсений видит — не в порядке. Парень резко вдыхает, хлопает в ладоши и отклеивается от двери, пошатнувшись на нетвёрдых ногах. Арс знает, что он чувствует, потому что сам ощущает эти крошечные послеоргазменные разряды тока вниз по бёдрам. — Что ж, мне пора возвращаться, и тебе, наверное, тоже, — преувеличенно радостно говорит Антон и, не позволяя Попову вставить ни слова, разворачивается и щёлкает замком. Арс не знает, что его на это толкнуло, — наверное, это грызущее чувство внутри, что всё не должно закончится вот так — он просто хватает парня за локоть, возможно, сильнее, чем было нужно, и рывком разворачивает его к себе. Мгновение смотрит в изумлённые зелёные глаза, разглядывает оттенок и крошечные вкрапления коричневого и жёлтого, а потом подаётся вперёд и целует. Быстро, страстно, чувственно. На щёки ложатся ладони Антона. Он притягивает ещё ближе, всего на мгновение, а потом отстраняется и улыбается. По-настоящему. Быстро подмигивает, разворачивается и выскальзывает наружу, оставляя Арса в почти звенящей тишине, если бы не добирающиеся даже сюда басы. Мужчина стоит так ещё несколько минут, мысленно обдумывая всё произошедшее, позволяя себе ощущать почти-счастье. Как только он выйдет из этой комнаты, он начнёт думать о том, как это было неправильно, начнёт жалеть и пытаться выкинуть из головы, так что пока что он разрешает себе остаться ещё на чуть-чуть. Танцпол встречает его привычным гулом и оживлённостью. Всё так же бу́хает громкая музыка, всё так же танцуют, притираясь друг к другу, незнакомые Арсу пьяные люди, но что-то незримо изменилось. Попов чуть хмурится в попытках определить, что же не так, но вдруг кто-то резко подхватывает его под локоть. — Где ты был? — взволнованно спрашивают. На мужчину обращается пара голубых глаз с длинными подкрашенными ресницами, он с трудом фокусирует зрение на женском лице и с облегчением вздыхает — Оксана. — Я тебя везде искала! Думала, ты потерялся или тебя пьяного кто-то утащил, — скривившись и заламывая руки, продолжает девушка. — Я даже в туалет рвалась — думала, ты там с унитазом обнимаешься и встать не можешь, — но меня не пустили. — Прости, — бормочет Арсений. — Я не хотел. Я вышел на улицу… Ну, подышать… Девушка окидывает его настороженным взглядом, но медленно кивает. Ей хочется сказать, что на улице она-то была, даже пару раз, чтобы точно убедиться, что не проглядела лежащего каким-нибудь домом Попова, но она вовремя себя одёргивает, замечая умоляющее выражение в голубых глазах. Не стоит. Не сейчас. — Ладно, пойдём отсюда, — говорит, цепляется за ладонь Арса, но тот неожиданно резко тормозит пятками. — Ты взяла её номер? Почему-то Оксана сразу понимает, о ком идёт речь, и по рукам бегут мурашки. — Откуда ты.? — Видел, как вы танцуете. Прости. Оксана поджимает губы, сдерживая глупую улыбку, и кивает: — Взяла, не парься. — Хорошо, — сам себе говорит Попов, берёт девушку под руку и уверенно идёт ко входу. Он не останавливается по пути. Не разрешает себе искать Антона взглядом в толпе, запрещает кусать губы и думать, что было бы спроси он его номер телефона. И даже стоя в дверном проёме и лопатками ощущая цепкий взгляд зелёных глаз он не позволяет себе дать слабину и оглянуться, пусть и чертовски сильно хочется.

***

За эту неделю Арсений проходит все пять стадий принятия. Первые несколько дней он пытается забыть обо всём, что произошло, пытается оправдать себя алкоголем и возбуждением. На третий день, вечером, на него на несколько часов нахлынивает вспышка гнева: на Оксану, на Антона, на самого себя, да даже на того официанта-юмориста — просто потому, что тот оказался рядом. Потом пришлось смириться — ну было и было, подумаешь, но это только единожды, и он совершенно точно, непрекословно, определённо, безоговорочно и однозначно не пойдёт в тот клуб опять и не станет искать Антона, чтобы встретиться с ним вновь. Последние два дня он сидит, обняв колени и бутылку кем-то когда-то подаренного виски, и с тоской брошенного щенка глядит в окно над крышами домов, туда, где по его представлениям должен был находиться клуб «Искушение». И вот он здесь. Топчется у заднего входа, как бы двузначно это не звучало, кусает губы и сам светится ярче неоновой вывески с двумя ярко-красными вишнями. Ладонь мужчины приятно холодит купленная скорее для успокоения нервов — ну, или чтобы на крайняк было, чем швырнуть — бутылка пива. Где-то в мозгу копошится неприятная мысль, что слишком уж часто в последнее время он бухает, но Арс пытается убедить себя, что всё окей и это ещё не признак алкоголизма.** Он, если честно, чувствует себя полнейшим идиотом. Когда чересчур тщательно выбирает наряд, когда нарочно медленно бредёт по улице, когда ловит на себе заинтересованные взгляды посетителей и работающих здесь мужчин. Но, парадоксально, не сдаётся. Всё же приходит и ждёт непонятно чего. Наверное, чуда. И чудо случается. Точнее, вываливается, с грохотом пнув дверь ботинком. Длинноногое, зеленоглазое, двухметровое такое чудо. Закуривает, облокачивается спиной о голую кирпичную стену клуба, оглядывается и наконец замечает застывшего чуть поодаль Арсения. Антон медлит всего секунду, медленно выдыхая клубок дыма, зелёные глаза знакомо хитро блестят, и губы наконец расползаются в улыбке. — Арсений, — то ли окликает, то ли спрашивает, то ли утверждает парень. Попов наконец возвращается в реальность: шаркает вдруг потяжелевшими стопами по асфальту и аккуратно приближается, остановившись в нескольких метрах. — Антон. Имя сладкое, тягучее, как и напряжение внутри. Это имя крутится в голове Арса чуть ли не каждую минуту на протяжении недели, но произносить его вслух неожиданно дико. Сразу вспоминаются другие обстоятельства, в которых Попов произносил это имя: маленькая кладовая, шумное дыхание и неудержимое удовольствие, подкашивающее колени. Арсений смотрит на Антона и понимает — не у одного него такие мысли. Парень затягивается, чуть прищуривает глаза и нехорошо вскидывает подбородок. — Как для не-гея, ты слишком часто ходишь по гей-клубам, — и наглая ухмылка на губах. — Всего второй раз в жизни, — мужчина зачем-то пытается защитить свою несуществующую гетеросексуальность. — На два раза больше нужного тебе показателя. Арс хмыкает, недовольно признавая поражение, и привычно скользит взглядом по телу Антона. Чёрные джинсы, огромная чёрная футболка с надписью «я хочу рассчитывать на помощь государства в тот момент. когда столкнусь с наркотиками», старенькие и наверняка дырявые «найки». Этот прикид совершенно не вяжется с образом томного обольстителя, который в буквальном смысле опускается перед другими мужчинами на колени и женственно прогибает спину, но — Арсению приходится это признать — он чертовски идёт Антону. Пусть и Попову хотелось бы видеть на парне значительно меньше одежды. Вопрос срывается сам по себе, и Арс чувствует лёгкое дежавю — рядом с Антоном ему с самой первой секунды было намного сложнее себя контролировать. — Как тебе греческая кухня? Антон чуть вскидывает брови, а Арсений, будто не заметив его смятения, продолжает. — Или тебе больше по вкусу итальянская? Я знаю неплохой ресторанчик, вкусно и недорого. — Чего? М-да, многословно. — Если не хочешь в ресторан, можем сходить в театр, — быстро находится Попов. — Там сейчас отличная постановка, про… — Погоди, — прерывает его монотонное трещание Антон. — Ты зовешь меня… на свидание? Лишь сейчас Арсений замечает, что что-то не так. Загробный тон вместо радостного звона в голосе, вместо счастливой улыбки — губы, сжатые в тонкую линию. В зелёных глазах непонимание и настороженность, даже враждебность. Антон, похоже, всё ещё ждёт ответа на свой вопрос, и Арсений слабо кивает. — Послушай, то, что произошло, ничего не значит, — как ножом по сердцу, и Попов замирает, едва дыша. — Мы просто выпили и повеселились, мы не обязаны что-нибудь с этим делать. Ты… ничего мне не должен. Минеты в кладовой почти никогда не ведут к «долго и счастливо», понимаешь?.. — Но иногда же ведут, — вдруг вмешивается Арсений и, отвечая на недоумевающий взгляд парня, продолжает: — Ты сказал, «почти никогда». Значит, бывает, что ведут. Антон устало выдыхает, тушит сигарету о стену и щелчком ловко закидывает её в стоящий рядом мусорный бак. — Арс, это был просто секс. — А что, если нет? Стал бы ты запоминать моё имя, если бы я был одним из многих? — спрашивает Попов, и Антон едва может сделать вдох. — Давай встретимся, поговорим и узнаем, был это просто минет в кладовой или что-то большее. Антон смотрит и молчит. Он вжимается спиной в стену позади, ищет в ней опоры, чтобы не грохнуться на асфальт, но унять дрожь внутри всё равно не может. Парень медлит несколько мучительно долгих секунд, а потом спрашивает: — И откуда ты такой взялся? — Из Питера, — зачем-то отвечает Арс, и Антон улыбается самими уголками губ. — Оно и видно. Вздыхает, отклеивается от стены, мигом становясь выше Попова, чуть приосанивается и наконец кивает. Парень протягивает раскрытую ладонь и, когда Арсений послушно вкладывает в неё свой телефон, на миг случайно коснувшись кожи Антона, забивает в него свой номер телефона. Арсений прячет телефон обратно в карман и неловко, но радостно смотрит на Антона. — Ты уже закончил смену? Тебя провести до дома? Парень весело хмыкает и мягко улыбается. — А завтра ЗАГС и свадебное платье? Ну уж нет. Сам дойду или такси вызову. Антон закусывает губу, смотрит пристально, изучающе, и от этого взгляда хочется то ли ссутулиться, то ли наоборот расправить плечи. — А ты иди, ночь уже на дворе, — кивает напоследок. — Хорошо, — говорит Арс, несколько раз кивнув следом, как китайский болванчик, но двигаться не спешит. Он разрешает себе ещё несколько секунд полюбоваться Антоном. Потом улыбается на прощание и, после того, как парень забавно «отдаёт» ему честь, коснувшись виска двумя пальцами, разворачивается и не спеша бредёт в направлении своего дома. Голову кружит от мыслей: они вертятся в голове шумным, хаотичным роем, только и успевай ловить. Так что Арс даже не пытается их разобрать, позволяет себе медленно сходить с ума и метаться от одного решения к другому. Он едва разбирает дорогу, пялится себе под ноги на оранжеватый в тусклом свете уличных фонарей асфальт и чувствует, будто ещё чуть-чуть и его унесёт. Но его жмёт к земле сильнейшим магнитом из всех — приятно-покалывающим, тёплым ощущением спокойно покоящейся в кармане мобилки с номером Антона и по-детски искренней наивной надеждой на лучшее.